Мёртвые цветы лучше, чем ничего

            Костыли кажутся Юн Буму по-странному знакомыми. С самого начала это ощущение деревянных ручек, упирающихся в подмышки задело какую-то болезненную струну внутри него.       За последние дни, для него прояснилось несколько вещей. Юн использовал эти знания как защитный механизм. То, что он с уверенностью мог вспомнить, он заносил в небольшой список и перечислял у себя в голове:

1. Его зовут Юн Бум. 2. Он на данный момент проживает в Сеуле в Южной Корее. 3. Ему 27 лет. 4. Он ненавидит социальное жильё. 5. Он никогда не был на терапии. 6. Ему никогда не дарили цветы. 7. Он каким-то способом был замешан в расследовании преступления. 8. Его семья: у него или не было семьи, или он с ни с кем из семьи не общался. Или, конечно, им было просто на него плевать. 9. Он сейчас под надзором с целью предотвращения суицида... но он не помнит, почему.

      Небольшие тонкие шрамы выглядывают из-под его мягкой хлопковой рубашки, которую ему выдали. Может быть, он думал, это жест доброй воли от больницы. Возможно, что в чём бы он туда не поступил, оно или было непригодно для ношения... или на нём в принципе не было одежды.       Последняя мысль среди всего потока была самым большим потрясением. Он, опираясь о стену, движется к зеркалу, чтобы рассмотреть себя.       Собственное отражение было ему незнакомо. Однако, в этом он находил небольшое утешение. Ведь, возможно, до того, как он оказался в таком состоянии, он выглядел лучше. Возможно, глубокие тёмные круги под глазами не были такими явными на мягкой бледной коже. Возможно, беспокойное выражение лица однажды было улыбкой.       Но помнил он лишь те девять вещей.       Шансы были совсем не в его пользу.       Ему хочется содрать бинты со своей шеи, хочется узнать, откуда они. Хочется узнать в первую очередь, почему его обмотали как мумию.       Всё, что он знал: это было как-то связано с неизвестным О Сану.       Кем он был? Что он сделал? Сану сделал с ним это? Или же Бум сам сделал с Сану что-то намного хуже этого?       Он вздрагивает. Прохладная плитка под босыми ногами ощущается как лёд.       Его единственная надежда — это расспросить детектива, когда он приедет. Бум знал, что у Сонбэ были ответы на все вопросы, которые Юн очень хотел получить. Но Ян боялся говорить правду. От этого волнение Бума усиливалось.       Он хмурится в зеркало. Пытаясь понять, как он выглядел, не понимая каким он был человеком. Было достаточно тяжело не узнавать своё лицо, глядя на своё отражение.       Но не узнавать себя вообще было ещё тяжелее.       Стук в дверь останавливает его руки, тянущиеся к бинтам совсем рядом к подбородку. Этот стук заставил Бума застыть. Собственная реакция его испугала. Неужели за ним следили? — Пациент Юн Бум, детектив Сонбэ здесь, чтобы забрать вас.       Женский голос звучал выше и теплее. Очевидно, это другая медсестра. Бум почувствовал облегчение по этому поводу. — А-а, спасибо, — он склоняет голову в знак признательности, насколько может. Стараясь не упасть из-за слабости в ногах. Восстановление будет долгим. — Доктор сказал, что они сами восстановятся через пару месяцев. Вы не хотите взять кресло-коляску, мистер Юн?       Он не совсем уверен почему, но он качает головой: — Нет... спасибо, — кротко произносит он. А ведь правда — с его ногами на костылях ходить было труднее — ноги немного болели.       Но он был необъяснимо ловок в их использовании.       Медсестра понимающе кивает — её короткие чёрные волосы от движения слегка приподымаются вверх и опускаются вниз. — Пожалуйста, подойдите к регистратуре, когда будете готовы.       Бум был готов, как никогда. У него не было ни единой вещи, которая бы ему принадлежала. Ведь всё, что он помнил у него было — это одежда и...       Он, шаркая, подходит к столу у своей больничной койки. Забирая два букета с цветами. Они уже успели поникнуть. Он держит оба букета в одной руке, медленно подходя к стойке регистратуры.       По необъяснимой причине эти цветы были важны для него.       Он щурится: солнечный свет странно ощущается на коже. Должно быть, прошло немало времени с тех пор, как он видел солнце. С тех пор как он мог почувствовать тепло ярких лучей на своих щеках.       Насколько давно это было?       Получил бы ли он другой ответ, если бы не оказался здесь?       Он вздрогнул опять. В этот раз не от холода.       На мгновение он думает о детективе. Рыцарь в сияющих доспехах из историй. Что он сделал ему до того, как он стал таким? Что Сонбэ видел?       Сонбэ сейчас прикладывает столько усилий, чтобы убедиться, что Бум вне опасности — так что же это может быть? Были ли они друзьями? Он скрывал это? Сонбэ ложью защищал его от закона?       Юн качает головой. Это маловероятно. Детектив Ян Сонбэ с гордостью носил полицейский значок — чтобы он отклонился от закона, у него должна быть более значимая причина.       Как это дело.       Ноги Юна касаются асфальта. Он хмурится. Его памяти все детали словно размыты. Но это расследование — хоть и было недавним событием — оставалось для Бума самым туманным воспоминанием. В нем участвовали некто О Сану, он сам и детектив Ян Сонбэ.       Почему он не может вспомнить?!       Кто-то неловко откашливается перед ним. Бум останавливает свой поток мыслей на ходу.       Он подавил удивлённый вздох — всё-таки, почему он должен удивляться, если детектив ожидал его? Сонбэ услышал его мысли? — Детектив, — он тихо здоровается, опуская голову, — с-спасибо за вашу доброту. — Не пойми меня неправильно. Обычно я не такой... сострадательный, — признаётся Сонбэ, недовольный собственным подбором слов, — просто если тебе придётся справлять с этим одному, я не смогу ужиться с мыслью, что ты можешь пострадать ещё больше. — Так... вам... и правда не всё равно? — Нет! Что... эм... — Сонбэ почесал шею, — ты очень важен для меня, как человек, который поможет мне закрыть дело и завоевать уважение начальства.       Взгляд детектива останавливается на букетах цветов, зажатых в руке Юна, и он вздыхает. — Тебе не стоило их брать с собой.       Глаза Юна округляются. Он смотрит на цветы — и как раз в тот момент один из лепестков подсолнуха падает на землю рядом с его ногами. — Н-но вы мне их подарили.       Сонбэ хмурится. — Да, но... они почти завяли. И кроме того, цветы — это довольно глупо, разве не так?       Бум энергично мотает головой, из-за чего его плечи немного трясёт.       Юн Бум знал всего лишь девять фактов о себе. И был уверен, что Сонбэ знал почти все.       Кроме одного, он был уверен, что детектив никогда о нём не слышал. Одного факта, который Сонбэ сам помог ему осознать. — Мне никогда не дарили цветов, — он останавливается, чтобы опереться на костыли. C нежностью любуясь темнеющими лепестками, готовыми упасть в любой момент, Юн приподнял губы в крошечной улыбке, — я думаю, они прекрасны.       Улыбка.       Сонбэ... не в силах понять, как отреагировать на что-то настолько... грустное. На что-то настолько искреннее. Он не помнил, когда в последнее время какой-либо человек проявил к нему такую искреннюю признательность за такие мелочи. Он всегда арестовывал людей, нарушающих законы; кричал на детей-придурков, которые раскрашивали стены баллончиком. У него совсем не оставалось времени помочь бабушке перейти дорогу.       Но это... это было приятно. — Ну, если ты так думаешь, то... — пробормотал Сонбэ, — какие твои любимые?       Бум немного замер, склонив голову набок. — Хм?       Детектив прокашлялся. — В я покупал тебе цветы... но так и не узнал, какие твои любимые... Ты был всё ещё без сознания, но, возможно, если ты не получал цветов, то наверное, не знаешь... Нет, это глупо. Ты до этого видел цветы! — Сонбэ прерывает свою болтовню, пока не успел полностью облажаться, — прошу, просто скажи мне.       Странно, что это прозвучало как мольба. Сонбэ списывает это на свою неловкость. — Вы правы, я правда не разбираюсь в цветах... — признаёт Бум, отводя взгляд от него, — но я помню, где-то слышал, что нарциссы означают “новое начало”. — Новое начало...       Юн хмурится. — Я уверен, моя амнезия была вызвана чем-то ужасным, правда ведь, детектив? Я вздрагиваю каждый раз, когда кто-то слишком сильно хлопает дверью, и я не могу нормально смотреть людям в глаза. У меня на запястьях шрамы от лезвий, у меня нет семьи, которая могла бы меня поддержать. Мне кажется... кажется, что мне нужно новое начало.       Это было самая длинная фраза, которую Сонбэ когда-либо слышал от него. Это поражало. Во рту у него внезапно пересохло, и он попытался избавиться от этого чувства, прокашлявшись. Он, должно быть, уже долго обдумывает ответ на слова Юна.       Сонбэ глядит на него, покрытого бинтами и пластырями, бледного и нездорово худого. В его руке охапка умирающих цветов — и вот он решил, что скажет. — Мне кажется, что новое начало тебе подходит.       Так и было.