Мёртвые цветы лучше, чем ничего

— Амнезия?       Доктор со всей ответственностью кивнул. — Ввиду травмы головы пациента наряду с сопутствующими ей событиями… Это вполне обычный случай для людей в его состоянии. Обычно амнезия может наступать вследствии особенно травматичной ситуации: насилия, панического страха... изнасилования, — перечислял он, как обычно перечисляют список покупок.       Сонбэ поморщился. — Сможет ли он когда-нибудь вспомнить хоть что-то? — Со временем, возможно. Но, боюсь, в таком состоянии он будет для вас бесполезным, детектив. Учитывая его прошлое, лучше, наверное, чтобы он никогда этого не вспомнил.       С последней фразой — хотя это и шло вразрез с его расследованием — Сонбэ мог согласиться. Юн Бум был полностью сломленной душой ещё задолго до О Сану, и за всю свою жизнь он совершил много ошибок. Каким бы он стал, если бы его переписали заново? — Спасибо, доктор. Я понимаю, — вздохнул Сонбэ, подавленный, что его ожидание оказалось напрасным. Тем не менее, он все ещё чувствовал странное облегчение от того, что пациент выжил. Он что волновался? — Детектив Сонбэ, — доктор останавливает его перед тем, как он успел бы развернуться. Мужчина, старше детектива, смотрит ему в глаза и что-то по-странному строгое проскальзывает в его взгляде, — если вы хотите навестить его, я настоятельно прошу вас не говорить о деле. Затрагивание этих воспоминаний сейчас может плохо сказаться на здоровье мистера Юна.       Сонбэ кивает. Доктор каким-то образом прочёл его мысли. Откуда ему было знать, что когда уйдёт — увидит Юна в последний раз? Дело было в том, как он шёл к двери… или в его взгляде на него? Он нервно сглотнул. — Я просто пытаюсь собрать информацию о его семейной жизни. Ничего такого, я хочу лишь продвинуть вперёд расследование, связанное с его утратой памяти. У меня есть работа, доктор.       Доктор кивает и отпускает его без лишних слов. — О, детектив, это снова вы? — парень на больничной койке не смотрел в глаза Сонбэ, когда он зашёл… он точно незаметно бросил на него взгляд позже.       Сонбэ заметил, как Бум нервно перебирает пальцами перевязанных бинтами рук. Не зная, что ему делать. — П-простите, что не смог больше ничем помочь. Я просто не могу, — Юн сглотнул, трясясь, как листок, — я вообще не могу ничего вспомнить.       Он всеми силами пытается избежать зрительного контакта. Его взгляд встречает лишь мертвенная бледность собственных перебинтованных ран. Он нервничает. Очень нервничает.       Сонбэ давно служил в полиции. И он мог легко определить, когда человек лжёт. Но сейчас, сейчас ситуация была другой. Юн Бум, память которого значительно стёрлась… остался таким же дёрганным, как и всегда. — Не переживай, это не важно, — врёт Сонбэ, пытаясь унять его волнение. — П-простите, — Бум стыдливо прикусывает губу, — кто такой О Сану? Что я с ним сделал?       Детектив вздёрнул брови. То есть он думал, что это он виноват? Могло ли его выработанное годами самообвинение сыграть в роль в этом печально известном преступлении? Даже когда Сонбэ уже сказал Юну, что его похитили? — Поэтому я и здесь, я хочу задать тебе тот же вопрос.       Лицо Юна приобрело ещё больший пепельный оттенок, он нахмурил брови. — Но я не могу вспом… — Я знаю.       Они оба нахмурились. Оба были разочарованы в себе. Они застряли между молотом и наковальней. Ситуация была безвыходной, они оба проиграли. — Пока ты не вспомнишь, я хочу, чтобы ты держался подальше от всего, что может тебе навредить. Возвращайся домой, найди хобби… только прошу, — Сонбэ чувствует, как хмурится, — прошу не заставляй меня тебя арестовывать. — Хобби? Домой? Но…       В этот раз их разговор прерывает открывшаяся дверь.       Медсестра входит в палату, её лицо выглядит холодным и немного раздражённым. Она молодая — моложе их обоих — с длинными каштановыми волосами. — Мистер Юн Бум, вы не заполнили список экстренных контактов. Мы не знаем, с кем нам связаться, чтобы вас забрали домой. — Домой… — Юн произнёс это слово, как-будто оно было ему незнакомо, — я не… я не помню, где…       Медсестра вздыхает. — Именно поэтому вы и должны были его заполнить до того, как получили травму. Если вы не вспомните до вечера, то нам придётся определить вас в социальное жильё. Больнице нужны свободные кровати, а вы уже пришли в себя, ваши раны уже достаточно зажили и не требуют госпитализации. — Социальное жильё? — неприязненно произнёс Сонбэ одними губами. Он не помнит, сколько раз он уже патрулировал эти участки. Они были опасными местами для многих людей: наркотики, алкоголь… если ты попал в плохую компанию, то жизнь там окажется ужасной. Особенно для таких как Бум: раненных, безвольных, трясущихся как осиновых лист на ветру. Сонбэ знал, что он мыслит стереотипами о людях, которые там живут. Но ему было сложнее этого не делать, так как он был копом. А может быть, просто может быть, он чувствовал потребность защитить человека, за которого он переживал месяцами. — Вам нужен постоянный досмотр и если у вас нет никого, кто мог бы взять вас к себе, то нам придётся направить вас туда.       Юн сжался, расстраиваясь ещё больше, чем Сонбэ. — Зачем нужен постоянный досмотр? — из любопытства спрашивает Сонбэ. Он, как детектив не подозревал его ни в чём. Так, зачем за ним нужно следить? — Для предупреждения суицида, детектив, — напрямую отвечает медсестра. Сонбэ чувствует себя идиотом. — Оу… — тихо произносит он, его щёки ярко горят от стыда. — Вам также надо будет посещать доктора Чхве каждый понедельник. Мы назначили его вашим психотерапевтом, — она не поднимает взгляда со своего списка. — Психотерапевтом? —Юн одними губами произнёс это слово, словно оно было ему чуждо. Его глаза округолились от удивления. Он никогда не ходил на терапию. Ему было слишком стыдно.       Но хоть убей, совершенно не мог ничего вспомнить. Его память представляла собой разразнённые фрагменты. Словно он делал вещи, которые делал раньше, но не мог вспомнить почему. Он помнил, что ненавидил толпу и когда на него смотрят. Он становился одержимым красивыми вещами и нервничал, когда сжигал еду.       Но почему? Он не знал. — Я могу за ним присмотреть, — Сонбэ самым странным способом выводит Юн Бума из оцепенения. Голова парня инстинктивно поднимается вверх, словно он не мог поверить в слова сказанные детективом. — Считайте это частью расследования. Я думаю, что ему потребуется дополнительная защита из-за дела и всё такое. Я возьму полную ответственность, — последняя фраза была ложью. — Детектив, вам придётся следить за ним… и с вашей работой, я не думаю, что вы сможете это делать всё время… — Я вам не домашнее животное! — Юн прерывает то, как они обсуждают его, словно он не сидит рядом с ними в одной палате. Такая настойчивость, он знал точно, была ему чужда. Смущение расцветает в его груди со вспышкой и покалывает в животе. — Эм… — я имею в виду, что могу тоже найти работу, лишь бы не жить в… этом жилье. Я сделаю всё, что потребуется. Просто, прошу…       У него не было приятных воспоминаний об этом месте. На самом деле, у него не было никаких воспоминаний об этом месте. Но его прошлое "я", должно быть, страстно ненавидело его.       Медсестра оценивающе осмотрела Юна с ног до головы… а потом перевела взгляд на детектива Сонбэ: — Ваш департамент это одобрит? — Я не думаю, что этот вопрос находится под вашей юрисдикцией, — Сонбэ плавно отклоняет вопрос, — считайте меня другом Юн Бума, который просто хочет ему помочь. Чёрт, я мог бы помочь найти ему работу… отвозить на терапию… Не вижу никаких проблем.       Что он делает?       Что. он. делает?       Почему он так настаивал на том, чтобы Юн Бум снова не ушёл? Почему он так переживает, что его опять ранят? Из-за вины? Из-за стемления заполнить пробелы в деле? Было ли это потому что Бум был последной известной живой жертвой по делу Сану?       Медсестра цокнула языком. — Как хотите. Мистер Юн, вы согласны? Если нет, то так и скажите.       Бум обдумывает её вопрос, глядя на детектива. Может быть, он всегда был слишком наивным, или, может, это было вызвано амнезией.       Но он не мог вернуться туда. И ему некуда было идти.       Юн взглянул на увядающие подсолнухи рядом со стороны своего прикроватного столика. — Я… я согласен. Я хочу пойти с ним.       Она вздыхает, записывая что-то на планшете. — Хорошо, вас выпишут в субботу, завтра утром, — она щелчком закрывает ручку, которой писала, и цепляет её обратно на карман своего халата, — детектив Сонбэ, я так понимаю, вы сопроводите мистера Юна к себе домой?       Ну, он, по правде говорят, планировал поехать за продуктами, но… — Да, конечно. — Перед уходом поговорите с женщиной в регистратуре. Она даст вам перечень рекомендаций.       Медсестра разворачивается и выходит из палаты, закрыв за собой дверь. Оставляя за собой тишину. — Я не знаю, зачем я это сделал, — Сонбэ напрямую признался Юну, не отрывая взгляда от пола, — тебя, наверное, немного сбило с толку моё предложение… прошу прощения, если я на тебя надавил.       Он уголком глаза замечает, что другой человек в палате попросту качает головой. — Это было очень мило в вашей стороны, детектив. — Оу, — Сонбэ совершенно не ожидал этого. Его взгляд блуждает по палате, избегая Юна. Глаза Сонбэ останавливаются на подсолнухах, которые он принёс неделю назад. Жёлтый цвет понемногу опадает с лепестков, переходя в коричневый.       Он вспоминает о маргаритках, которые оставил снаружи палаты.       Если бы Сонбэ знал, что произойдёт, он бы принёс чайных роз вместо них… — Погоди, — попросил он. Выбегая взять этот дурацкий букет. Агх, зачем он принёс ещё один букет? Он такой глупый.       Сонбэ врывается обратно в палату с пламенеющими щеками. Перед тем как Юн успел бы что-либо спросить, детектив впихнул ему в руки букет цветов. Маргаритки прижали Юну к груди, не глядя в глаза. — Вот, — хрипло произнёс он, — все заслуживают цветы, когда болеют.       Сердце Юна сжимается от удивления, когда он берёт букет в руки. — Увидимся завтра, Юн, — тихо говорит Сонбэ и быстро исчезает в дверях. У него было много над чем поразмыслить.       У Бума не осталось времени сказать что-нибудь ещё.       Он опускает взгляд на цветы в своих руках. А потом переводит его на умирающие подсолнухи слева от себя. У него проступает подозрение, что их мог подарить один человек.       Глаза Юна медленно заполняются слезами и с определённой ясностью, которой остальная часть его затуманенного разума не смогла противостоять.       Он кое-что вспомнил. Одну небольшую деталь. Никто никогда не дарил ему цветов.