Розовый фламинго на шесть часов

Я стояла на солнцепеке напротив крыльца общаги, кожей ощущая, как не по сентябрьски раскаленный воздух движется вокруг меня пластами, и пыталась найти в себе хотя бы крупицы счастья. Первокурсница юридического факультета лучшего-на-три-области-государственного-университета. Другая бы померла от восторга. А я туплю. Вот сейчас настроюсь и буду ощущать наконец чистый бессознательный восторг. Тем более, что буквально через несколько минут для меня начнется такая желанная, взрослая, самостоятельная жизнь. С пьянками, гулянками и оргиями. Ну или чем там еще студенты занимаются. Вот сейчас… — Саша! Я обо всем договорилась, — знакомый до боли голос сбил меня на полпути к счастью и вернул в реальность. Мама торопилась ко мне раскрасневшаяся и растрепанная. Отец как обычно следовал за ней на полшага позади, словно выискивал удобную возможность слинять. — Будете жить с Милой в одном блоке. Здесь такая система в общежитии. Две комнаты в блоке: одна на два человека, другая на три. Вы будете жить в трешке с еще одной девочкой постарше. В двушке другие две девочки, они калмычки, но, кажется, очень спокойные. Уверена, все будет просто замечательно. — А что, калмыки обычно буйные? — проворчала я, машинально косясь по сторонам и боясь, как бы звонкий мамин голос не привлек внимания. Народу вокруг было немерено: начало учебного года и заселение иногородних студентов. Стоянка перед общежитием была забита просевшими от всевозможного скраба автомобилями родителей. Кто-то воровато заворачивал в одеяло нелегальную электрическую плитку. Кто-то тащил торшер. Ярко-рыжая, коротко стриженная девушка, со смутно знакомым лицом гордо прошествовала мимо, неся в руке огромную щетку. Она поднялась на крыльцо и случайно приложила деревянным черенком по заднице высокого кудрявого парня, который увлеченно что-то рассказывал двум своим друзьям. Чувствовал он себя при этом абсолютно раскованно. Видимо, окружающая суета и хлопоты с заселением его абсолютно не трогали. «Пятикурсник», — завистливо подумала я. — Коновалова, ты на тренировку по квидичу? — окликнул рыжеволосую ведьму кудрявый парень, оторвавшись от беседы и беззлобно потирая ушибленную задницу в рваных, косо обрезанных джинсах. Девушка, не поворачивая головы, показала пострадавшему средний палец и скрылась в недрах общежития. Парень громко заржал и вернулся к прерванной беседе. Я так и не увидела его лица. — Волнуешься? Не переживай, здесь много наших, — потрепала меня мама по щеке. Наши — это приехавшие из нашего города. На экзаменах я видела, наверное, с половину нашего выпуска. А вот поступили единицы. Нам с Милкой, моей бывшей одноклассницей, которая поступал на филологический, повезло больше других и мы были зачислены. Не сказать, чтобы я раньше дружила с Милкой, хотя я вообще мало с кем дружила. Но она вроде была нормальной, и да и иметь под боком кого-нибудь из прежней привычной среды было все же приятно. Тем более родительница подсуетилась и теперь мы будем соседями по комнате. Теперь только третья неизвестная сожительница «постарше» беспокоила. Но если что, нас с Милкой двое: забуцкаем! — Чего ты такая хмурая? Настраивайся на хорошее, — проводила тем временем традиционный промыв мозгов моя драгоценная мама. — Ты же теперь… — Я помню: первокурсница-юридического-факультета-лучшего-на-три-области вуза, — забубнила я послушно, но все же не удержалась и ядовито огрызнулась. — Может потому, что я хотела быть художником-модельером? Чистой воды правда, кстати. Кем именно я хочу стать, я убедилась достаточно рано, а если точнее, то в возрасте девяти лет. Именно тогда моя мама купила мне и моей двоюродной сестре, приехавшей погостить у нас на каникулах, набор из двух бумажных кукол. Тех самых, которых следовало аккуратно вырезать и одевать в различного вида бумажную же одежду. Мою дальнюю родственницу Олеську подарок абсолютно не заинтересовал. Сначала она подрисовала куколкам шрамы и синяки, потом оторвала бумажные головы и запулила под кровать. А вот я аккуратно приклеила бумажных принцесс на картонку, вырезала мамиными маникюрными ножницами и пропала. Набор прилагающейся к куклам никакущей одежды я оставила без внимания, потому что одевать их предлагалось в сущий ужас. Вместо этого я нарисовала куклам другие платья, а потом еще и еще много одежды — целый гардероб. Потом довольная результатом притащила свою работу на показ взрослым, что-то отмечавшим на кухне. Меня рассеянно потрепали по волосам и отмахнулись. А для меня началась другая жизнь. Вернувшись после школы домой и быстренько расправившись с уроками, я доставала заветную, пахнущую шоколадок коробку, куда припрятала своих принцесс и рисовала им новую одежду. Блондинке невероятно шли серо-голубые, мшисто-блеклые, приглушенные тона. Брюнетке, напротив, яркие и сочные. И все это я не знала. Все это я чувствовала. Со временем моя тайная страсть переросла в настоящую манию. Мне было плевать на новенький плеер, который папа привез из командировки, но я просто выходила в астрал в магазине тканей и часами могла перекатывать в руках грубоватое букле, тяжелый струящийся атлас, невесомую, но жесткую органзу. А отыскавшаяся в кладовке стопка журналов кройки и шитья с базовыми выкройками стала для меня настоящим открытием. Я доходила до всего сама, делая наброски, коллекционируя идеи и подбирая цвета, и придумывая наряды уже не бумажным куклам, а себе. Потом плюнула и перекроила весь мамин гардероб, что-то подогнав ей по фигуре, что-то дошила. Мама пришла в восторг и даже пару раз «сдавала» меня в аренду своим подружкам, когда нужно было что-нибудь «эдакое». И все же когда пришла пора делать выбор профессии и я робко заикнулась о своих предпочтениях, заявила, что «швея — это не профессия». А на мое невнятное мычание, что можно поступать в первопрестольную в Институт искусств Косыгина на искусство костюма и текстиля или в Политех на конструирование швейных изделий припечатала, что Москву они с батей «не потянут». Так что теперь я… да-да: первокурсница юридического факультета лучшего-на-три-области-государственного-университета. Что поделать если у меня абсолютно нет характера? Была бы я пацаном, фиг бы я дала запихнуть себя на юридический. Хотя зная мою маман, вообще не факт. — Сашунь, — позвала мама, возвращая меня в реальность. — Мы с тобой на эту тему говорили. Вот получишь диплом юриста и становись кем хочешь. В конце концов если тебе так хочется шить одежду в рядовом ателье, я тебе, конечно, не могу запретить. Но давай ты сначала получишь высшее образование и профессию, которая тебя будет кормить. — Не вижу логики, мам, — окрысилась я. — Зачем получать профессию юриста, если я хочу абсолютно другого? Может я хочу следовать за своей мечтой. — За тем, что тетя Оля достала тебе направления из прокуратуры, — беззлобно ответила мама, на которую мое недовольное ворчание не производило никакого впечатления. Тетя Оля была маминой лучшей подругой с детства и по совместительству судьей. Она в своей черной судейской мантии была воплощением самого возмездия. Скульптор, изобразивший Немезиду с виде изящной хрупкой женщины, был в корне неправ. Богиню правосудия нужно было лепить с тети Оли — квадратной суровой тетки с усами. Тогда глядишь и процент преступности был бы поменьше. Именно она, махнув по гусарски стопку коньяка у нас на кухне, и выдвинула идею поступить меня на юридический, благо направления от местной прокуратуры сделать не вопрос. Мамино представление о юристах сводилось к тете Оле и старине Харви из Форс-мажоров, так что идея ей понравилась. А папу как обычно спрашивать не стали. Меня тем более. Ведь было же направление, которое практически гарантировало место в университете в местном административном центре при условии положительных оценок на экзамене. Хоть на это у меня ума хватило, выражаясь маминым языком.  — Доча, пройдет время и ты поймешь, что я была права. Это очень хороший шанс. А за своей мечтой ты бы сейчас следовала в районном ПТУ. — В коллеже, — буркнула я. — Какая разница, как это называют? — не дала себя сбить с толку мама. — В мою бытность, это называли ПТУ и учились там только дети алкоголиков. Саша, ты же из приличной семьи. — Мам, откуда такие предрассудки? — поморщилась я. — Саша, у тебя совесть есть? — мама наконец потеряла терпение. Парень на крыльце машинально обернулся и мазнул по нашей троице заинтересованный взглядом. Голубые. Глаза у него были голубые. Я поклялась, что в следующий раз буду добираться до вуза как угодно: хоть автостопом, хоть пешкарусом, хоть на собаках и оленях — но только не с родителям. — Вам не кажется, что вы слегка опоздали с этим разговором, — отмер наконец мой второй биологический предок. — Саш, ты зачислена и даже в общагу заселена. Папа был прав. Отстаивать свою позицию нужно было раньше. Но против мамы очень трудно переть — в компенсацию за изящное телосложение природа одарила ее абсолютно сучьим зарядом энергии. Мы с батей понимающе переглянулись. Мать засекла наши гляделки и насупилась. Отец тут же поспешил перевести тему и посмотрел на солнце, словно часов у него на запястье не было и ему предстояло определить время по положению светила на небосводе. — Мать, ехать пора. Скоро темнеть начнет, а нам еще домой три с половиной часа пилить. Пусть Сашка сама тут дальше обустраивается. Давайте прощаться. У мамы дрогнула нижняя губа. А даже я ощутила неприятный ком в горле. Все-таки дома в нашем маленьком городке все было тихо и привычно. Здесь и сейчас начиналась абсолютно новая жизнь и абсолютно неизвестно, что она мне уготовила. Я ведь не из тех, кто умеет одним взглядом показывать всем, кто здесь главный. Первокурсник — самое бесправное существо на свете. — Ну, давай, доченька, — мама поцеловала меня в щеку и тут же привычно стерла след своей губной помады. Я машинально потерла щеку рукой, потому что ее помада никогда не стиралась полностью. — Удачи тебе здесь. Ага. Удача мне здесь не помешает. Я еще пять минут вяло помахала рукой вслед удаляющейся машине родителей и побрела к крыльцу общаги, ощущая неприятный холодок от того, что мне придется пройти мимо гогочущей компании пятикурсников. На к моему облегчению крыльцо было пусто. ***