Пополам

Всё это так неловко и странно. Братишкин топчется на месте, не зная, что делать, на него давит это всё, охуенно давит. А Хесус улыбается, сразу видно, что считает его дурачком. Вова, встрепенувшись, всё же решается притянуть его в объятия, и, ох, он настоящий и тёплый, всё такой же угловатый и тощий. — Давно не виделись. — хмыкает Хес, хлопая его одной рукой по спине. — Да пиздец, Хес, почти год. Уехал, сука, бросил меня. — ворчит Братишкин, отстраняется и лукаво заглядывает в глаза. — Не любишь больше? — Ну охуеть! Всего лишь переехал и сразу не люблю? — Кто тебя знает, ты же считаешь друзьями лишь тех, с кем видишься постоянно. — Как будто я не прав. — фыркает Хесус, хватает снова свой чемодан покрепче и дёргает бровями в ожидании. — А! — Вова оборачивается, словно ищет что-то и вспоминает куда там им идти. — Машину я на парковке оставил. Нам туда вроде. — Вроде? А поточнее? Я заёбанный не горю желанием таскаться по аэропорту, потому что ты потерялся. — Ой! Да не души, я знаю куда. Хес ухмыляется и ускоряет шаг, чтобы нагнать его. — Почему ты один меня встречаешь? — А тебе меня мало? Тебе подавай фанфары и хлопающую толпу? — Ты забыл о ковровой дорожке! — Пизданёшься. — смеётся Братишкин. — Неля нашла какую-то скучную экскурсию, и все попёрлись с ней. — Что-то я не уверен, что есть нескучные экскурсии. — хмыкает Хесус, оглядывает знакомый аэропорт и вдруг понимает, что они идут вообще не туда, он хватает Вову за руку. — Нам не сюда, придурок, блять. — Что? Почему? Я точно помню, как шёл здесь. — Это зал для бизнес-класса, а не выход, пошли. Братишкин хмурится, с сомнением оборачиваясь на коридор, почему-то он был уверен, что всё правильно, но сейчас и сам видит надпись над дверьми. Он поднимает взгляд на лицо Хеса, сканирует его чертовски ровный смазливый профиль, чувствует лёгкую хватку его пальцев на запястье и улыбается, невольно, не отдавая себе отчёт, просто переполняет радостный трепет и всё тут. Хесус с сомнением изучает указатели, останавливаясь, отпускает Вовину руку, про которую совсем забыл, и нервно запихивает свою в карман. — Так, ты помнишь номер парковки? — А какие есть? — уточняет Братишкин и тоже читает указатель. — Туда! Точно, я помню. — Блять, и вот мы ходим кругами. — Ну прости, тут всё одинаково выглядит. — Лучше бы я на такси поехал или Антошу попросил. — Да пошёл ты нахуй! Вот и звони своему Антоше! Чё-то я его тут нихуя не вижу. — Ты почему так расстроился? — удивляется Хесус, сразу обращая внимание на красные щёки и надутые губы. — Потому что мы только встретились, прям буквально две минуты назад, а ты уже меня охуеть как бесишь. Мы же не виделись почти год! Ты даже встрече не рад совсем! — Эй, Вов, я рад встрече, я немного устал, но… — Хес секунду мешкается, а потом хватает его за плечо, заставляя повернуться. — Я скучал по тебе, по ребятам тоже. Просто я не прыгаю от радости. Братишкин бросает на него хмурый взгляд исподлобья, выпячивает нижнюю губу, а потом просто фыркает. — Мне похуй. — По твоему лицу так и видно, что тебе похуй. — А ты на моё лицо не смотри. — Вова выбирает выход рандомно и идёт прямиком туда. Хес идёт за ним, не споря, им везёт, арендованную тачку они находят на парковке без проблем. Братишкин нервно сжимает руль, дёргается на светофорах, бурчит что-то под нос и сильно жмёт на педаль тормоза, отчего машину жёстко трясёт. — Расслабься, Вов, твой похуй слишком бросается в глаза. — сообщает Хесус, сам нервничает почему-то, трёт коленки друг об друга и бесцельно обновляет ленту инстаграма. — Нормально я. — ворчливо отвечает Вова и встаёт в пробку. — Твою мать! Хули вы встали? Уже день, вы охуели не на работе быть? Я в отпуске! — Вова. — Я не выспался. — Я мог доехать до дома сам, зачем ты приехал? — Забудь, я так захотел и сделал. — уже спокойнее говорит Братишкин и тяжело вздыхает, бросая руль. — Встряли, безнадёжно, будем час стоять теперь. — Тогда, может поговорим? Расскажи, что у тебя нового. — предлагает Хесус, съезжает по креслу ниже и сильнее откидывается на спинку. — Новый виток жизни начался, ищу себя, переосмысливаю бытие. Это ты хочешь услышать? — Не хочешь получается разговаривать? Ладно, не буду лезть. — Блять, что-то я реально так завёлся, что теперь не могу успокоиться. И чего ты такой бесячий? — спрашивает Братишкин, повернувшись, и замечает, как Хес отодвигается от него ближе к двери. — А ты чего отсаживаешься? — Не хочу быть близко к заведённому мужику. — Ты ёбнутый? Я не в том смысле. — Меня любой смысл не устраивает. — качает головой Хесус, но потом улыбается и смеётся. — Долбаёб, блять. — хмыкает Братишкин и смотрит на него теперь тепло. Теплеет и всё вокруг, пробка больше так сильно не раздражает, неприятно, но терпимо, между ними сейчас понимание и тишина. У Братишкина в глазах что-то такое есть, но Хесус не спешит это разглядывать, отворачивается первый. — Хес, многое изменилось, да? — вдруг тихо спрашивает Вова. — Разве что-то изменилось? — непонимающе хмурится Хес, когда он поворачивается, тот уже разглядывает машину впереди. — Что-то точно осталось прежним. — Что например? — Ты… И я. Всё такие же долбаёбы. Братишкин хмыкает и смотрит уже в боковое окно, затылок его ответов дать не может, а лицо он старательно прячет. Они оба вздрагивают, когда где-то за спинами сигналит машина, и Вова доезжает два метра до следующей. — Сука какая, всё равно же стоим, хули бибикает? — бормочет он, оглядываясь назад, но даже не старается разглядеть водителя соседней машины. — Еблобус. — соглашается Хесус. Почему-то повисает неловкость, давят невысказанные слова, и летом становится холодно. Душно. Хес открывает окно, вдыхает уличного воздуха и давится от количества выхлопов в них, но это хотя бы занятие какое-то. Вова включает музыку, говорить больше нет необходимости, а пробка рассасывается.