Сны

Она сидела в каком-то старом, полуразрушенном сарае. Было ощутимо жарко. По-восточному яркие и палящие лучи солнца пробирались сквозь подобие двери. Юля осмотрелась. Здание казалось странным, непохожим на какие-либо другие строения. Это была небольшая комната, площадью примерно 5 на 5 метров. Стены были будто сделаны из глины и песочного цвета, чуть темнее, чем грязная военная форма на теле Соколовой. Пол был устелен чем-то на подобие слишком сухого, свалявшегося сена, очень плотно. С одной стороны, вдоль стены стояла ветхая деревянная лавка. Казалось, тронь ее кончиком пальца-развалится. По другую сторону от капитана стояло ведро из алюминия, измазанное песком и грязью. В нем была вода-это было понятно по еле заметным бликам по поверхности. Как только она заметила это ведро, ей пришлось обратить внимание на саднящее сухое горло и жуткую жажду, какой она наверное, не испытывала никогда прежде. Юля вдруг слишком явственно ощутила нужду в ней, хоть в небольшом глотке воды. Она уже хотела ринуться в сторону емкости, но была остановлена. Соколова обернулась и поняла, что ее руки прикованы железными цепями к металлическому штырю в стене. Хоть стены сарайчика и выглядели ветхими, но штырь явно держался надежно. Паника охватила ее. Юля начала с силой дергать руки к себе, но успехом это не увенчалось. Ее запястья пронзила резкая боль и она зашипела, мгновенно успокаиваясь и стараясь не делать лишних движений. Женщина просидела на сенном полу еще очень долгое время-сколько именно, она не знала. Было жарко как в аду и в этот момент она поблагодарила, сама не знала кого: может быть Бога, если таков вообще существовал, а может себя, потому что верхняя часть песочной, грязной формы была немного расстегнута. Пот катился градом по лицу, многочисленные незатянувшиеся шрамы и открытые, еще совсем свежие раны, сильно жгло. Она прокляла всех, но себя в первую очередь за то, что согласилась на эту адскую командировку. Какой дурой она была тогда, а ведь еще и мечтала об этом. На миг в ее воображении вспыхнули горячим неоном голубые глаза. Его голубые глаза. Он так долго ее добивался, а она дура. Она ведь тоже любит его, только вот непонятно, зачем динамила, зачем сбежала от него подальше, зачем игнорировала их чувства. Но теперь это не имеет абсолютно никакого значения. Она ведь вряд ли выберется отсюда живой. Что ж, она сама во всем виновата, во всем. А за свои поступки стоит отвечать. она пыталась казаться всем бесстрашной, не имеющей чувств, железной леди. Что ж. Тут ее по-настоящему сломали. Когда ты оказываешься в перестрелке или плену, ты не заботишься ни о своих страхах, ни о своих слезах, ни о своей гордости, ни о том, кто ты, мать его, есть в этой жизни. Но она упорно шла дальше, сглатывала слезы и терпела боль и страх, потому что должна, потому что сама на это подписалась, потому что она может спасти столько невинных жизней. Юля все думала и размышляла, но в конце концов поняла, что смысла во всем этом абсолютно никакого. Она в очередной раз в плену у боевиков. И точно не выберется отсюда живой. Если вообще выберется. Она поджала одну ногу под себя и почувствовала дикую боль. Простреленное, задетое пулей по касательной колено. Оно напомнило капитану, как она бежала по пустынной песчаной дороге, игнорируя кровь и слезы. Спешила. Только смысла в этом тоже не было. Она не успела и сейчас уже в который раз была в непонятно месте, скованная, очевидно, в плену. Когда на улице уже начинало смеркаться, Соколова услышала звук подъезжающего авто. Должно быть один из внедорожников боевиков. Так и было, потому что в следующую секунду в ветхое строение зашло несколько мужчин в форме, арабской наружности. Один из них держал веревку, которой были плотно связаны руки совсем молодой девушки. Очевидно, это была местная. И очевидно, что для них не было чужих и своих-они убивали всех, без разбора. Потому что они ничего не знали кроме идеалогии насилия, потому что им нравилось видеть мучения. Капитан притворилась спящей. Один из мужчин взял то самое ведро и окатил Юлю водой, а затем подошел, похлопал по щекам с силой, пробубнел что-то на родном языке и посмеялся, кидая взгляд на товарища. Соколова игнорировала боль и мерзкие, неприятные ощущения от одного вида этих людей. Она не должна была поддаваться им и своим страхам. Мужчина отошел от нее на сколько это позволяла сделать небольших размеров комната. Один из этих мерзких тварей с силой бросил девушку на пол. Женщина прочитала боль и страх в ее глазах и исподлобья посмотрела на людей, если их вообще можно было так называть, всем своим видом демонстрируя, что не боится их. А те в свою очередь о чем-то переговаривались, смеясь, а затем вышли из сарайчика и уехали. Мокрая плотная ткань липла к израненному телу, по коже проносилась резкая пульсирующая боль. Ей еле удалось подавить болезненное рычание. Она с жалостью смотрела на девушку, понимая, для чего именно она здесь. Обычно они не задерживались с кем-то, вроде нее. Боевики сначала либо долго пытали, либо долго насиловали-одно из двух, а затем быстро убивали, буквально одним ударом кинжала в сердце. Да, и Юлю пытали, но не насиловали, потому что она была полезна боевикам другим. Она, по сути была их врагом. Даже другие люди из ее отряда не сдавали им информацию под пытками, а она тем более не сдаст. Соколова долго думала-сил плакать уже не было. Сквозь небольшое отверстие в стене глиняной комнаты было видно звезды. Это успокаивало и убаюкивало. *** Соколова резко подскочила с дивана, едва не упав. Сердце так и норовило вырваться из грудной клетки. Она зарылась руками в собственные волосы, комкая и спутывая их, а затем резко поднялась с дивана. Признаться? да, она искренне надеялась, что больше восточные сны не повторятся. Но была не права. это случилось вновь. Слезы стекали ручьем, а она растирала их по лицу, не в силах остановиться. Через некоторое время страх и боль сменился ненавистью. Она кричала, словно раненный зверь, продолжая безудержно рыдать. Бокалы и несколько тарелок из кухонного гарнитура с силой полетели на пол и со звоном разбились, разлетаясь на множество мелких осколков. Она села на пол, опираясь спиной на ящики рабочей зоны кухни. Взлохматила волосы, а затем опустила ладони прямо на осколки, не особо заботясь о боли и последствиях. Одном Богу известно сколько Юля еще так сидела и беззвучно рыдала. Все закончилось и началось заново, когда новая волна паники охватила ее. Она рывком поднялась, выдыхая воздух сквозь крепко сжатые зубы. Выдернула куски стекла и ладони, жмурясь от пронизывающей руку боли. Быстро замотала ранение бинтом и буквально побежала в комнату. Рабочий телефон остался лежать на дне прикроватной тумбочки выключенным, а личный в то же мгновение, как Соколова ворвалась в спальню, полетел об стену, разбиваясь на темные пластмассовые детальки. Она натянула первые попавшиеся джинсы, свитер, взяла пистолет и вернулась в кухню. На дне ящика откопала бутылку красного вина, откупоривая и делая несколько больших глотков прямо из горлышка, взяла эту бутылку и ключи от машины и вылетела из квартиры. Она неслась по вечернему, на удивление пустому шоссе в то место, о котором никто, совсем никто кроме нее не знал. Это был небольшой домик на окраине леса. Она купила его, когда всего на неделю прилетала из командировки в Москву, а затем улетела обратно. Тогда она хотела, чтобы у нее было какое-то укромное местечко, которое поможет справиться со всем наедине с собой. И ей это удалось. Глушь, связи нет, природа. А она неслась все дальше от мегаполиса, одной рукой рулила, а другой придерживала стеклянную бутылку, из которой жадно хватала горькие капли крепкого вина.