cry baby

— —

если субин и кай, по их негласному определению, жвачки, то этот младший — настоящая заноза. нет, он банановая этикетка, которую невозможно содрать с поверхности — прилип к ёнджуну и всё; без разницы ему и на предостережения, и на двусмысленные шуточки, какие старший разрешает себе отпускать без задней мысли, и на удушающую возможность на что-то большее, что тайком возникает между ними, если остаются один на один. — ненавижу тебя! — бомгю заливается таким смехом, что почти сотрясаются стены, когда в очередной раз слышит в свою сторону ругательства и угрозы сделать из него новый коврик для ванной комнаты. весело, потому что знает наверняка: ёнджун-хён его обожает. ругается, конечно, долго, щёки свои дует пару дней, точно не меньше. и даже не разрешает прийти поздно ночью, притаиться за его спиной и согреть своё лицо в этих тёплых изгибах тела. а сейчас бомгю прячется в другой комнате и крепко держит дверь, но руки подводят — смешно так, что теряется контроль. и если чхве ёнджун до него доберётся, то, наверное, будет уже совсем нехорошо — бомгю и сам его обожает, но их силы явно неравны. — эй, я ведь пошутил! — гю отвечает тому, кто стучит настойчиво в дверь. будь в общежитии сейчас кто-нибудь ещё, то они бы обязательно одержали победу над разъярённым ёнджуном — чистая солидарность макнэ, но тот чувствует, что вот-вот сдастся. — я чуть не поседел от испуга. а всё потому, что чхве бомгю изучил его наизусть: знает, чего боится до потери пульса, и что, в общем-то, любит старший. тем самым проще найти слабое место и вызывать у него фейерверк эмоций — пусть и не самых жизнерадостных в данный момент, зато это беспроигрышный вариант. — знаю, хён. видел бы ты своё лицо в этот момент, — бомгю отпускает ручку двери и на всех парах летит вглубь комнаты, которая к тому ещё была и не его собственная. сражаться на чужой территории — кощунство. гю продолжает: — не волнуйся, ты и тогда выглядел хорошо! настоящий профессионал, слышишь? но на ёнджуна его слова действуют мало — план с лестью проваливается с треском. он до жути боится змей и насекомых, а бомгю — частый гость в магазине с забавными страшными штучками, что буквально созданы для его гениальных идей в сторону изощрённых дониманий старшего. когда-нибудь ему за всё воздастся, хотя это ведь чхве ёнджун — он просто чертовски его любит, пусть и скрывает это от всех. но когда напивается так, будто его печень этим вечером готовится в последний путь, треплет всякое несуразное, от чего у бомгю уши наливаются красным, как дурацкие помидоры, но благо отросшие волосы закрывают все улики его смущения — ёнджун, вроде бы, не понимает, как много значат для бомгю эти случайно брошенные слова и сколько трепета живёт под грудной клеткой от одного взгляда, от ленивого касания или просто от присутствия рядом. и кажется, что это самый подходящий шанс — украсть себе эти пьяные улыбки ёнджуна и заставить его кричать не только от магазинных страшилок. и каждый раз отбрасывает эту мысль, как прокаженную, лишь мило улыбаясь на чужие смешные признания. от трезвого ёнджуна можно разве что подзатыльник отхватить, а его приятная и раскрепощённая версия говорит много и не по делу — и бомгю это ужасно нравится. и хён его ему тоже до жути, запредельно и, кажется, всё ещё необъяснимо. а на утро, с больной головой и абсолютной пустотой в ней, ёнджун возвращается на круги своя: такой весь недовольный и уставший от выходок гю. и догадывается ведь, что в следующий раз под клошем для блюд младший подсунет ему какие-нибудь резиновые кишки за пять баксов, но с натуральной на вид кровью — ёнджуна мутит от одного её вида, а аппетит на несколько часов улетучится, оставив в голове звонкий и шумный смех его занозы, что в этот раз будет прятаться, наверное, в ванной или за спиной понимающе-доброго субина, в число лидерских обязанностей которого входит не допустить нового трупа в лице чхве-я-любил-тупые-приколы-бомгю в их общежитии — поклонники не поймут, а руководство огреет чем-нибудь тяжёлым всех остальных прямо на месте. так и живётся им: ёнджун, кажется, состоит на семьдесят процентов не из воды, а из этих придурковатых подколов; бомгю показывает ему свою счастливую улыбку изо дня в день, чтобы старший не догадался, как гю засыпает с заплаканными глазами только под утро.

— —

когда ён добирается до своей цели, бомгю ловко кутается в тёплых одеялах, добавляя ко всему прочему ещё и бардак на минутой ранее застеленной постели. это как подушка безопасности, но не сильно надёжная, да ещё и сковывает все движения. — я же из тебя сейчас британский флаг сделаю, гю-я, — это буквально самая пугающая интонация, которой владел ёнджун: спокойная и угрожающая, свидетельствующая о том, что старший не врёт о своих намерениях. — а потом подниму его в качестве трофея. — ёнджун-хён — лучший хён на свете, — истошно кричит бомгю где-то посреди летящих в него подушек и каких-то плюшевых мишек. сначала его убьёт старший, а потом придет кай и уничтожит их двоих за свои игрушки. но сейчас не об этом, — хочешь сказать, что это не так? — хочу сказать, что тебе придётся несладко, — он совсем-совсем близко, от чего у чхве-младшего через раз работает сердце и кожа горит в жажде чужих прикосновений. не останавливайся только, хён. вылетает из него незамедлительно, пока мозг не успевает переварить сказанное, а адреналин в крови берёт власть над всем безрассудным, что можно сотворить в состоянии приближающейся истомы от любого взаимодействия с ёнджуном. бомгю вроде не пятнадцать и весна в голове не играет, но совладать со своими чувствами и горящим желанием из раза в раз всё труднее — проще скинуть всё на банальные шутки, будто бы скрыться под маской клоуна и ничего междустрочно не подразумевать, а сердечный ритм не норовит выбить своим стуком барабанные перепонки. они никогда не объяснялись друг перед другом: ёнджуна вроде бы всё и достало, но он не пытался пресечь или прекратить их странное общение, потому что вроде бы «друзья»; у бомгю не хватало смелости объявить о своих чувствах, потому что ни в одном из предложенных подсознанием сценариев не было положительного исхода, а им ведь с этим пришлось бы и дальше жить. он вообще, казалось, беспрецедентно принял свою участь — пусть и своими методами, но таким образом ёнджун всегда уделял ему много внимания, играть с ним в кошки-мышки было так хорошо и необходимо для существования. потому что пытался когда-то пересилить себя и заткнуть навсегда эти идиотские чувства, что поселились в каждом сантиметре тела, было до невозможности трудно — бомгю пытается свести к минимуму общение с ёнджуном, запрещает себе издеваться над ним и подолгу задерживать на нём свой влюблённый взгляд, чтобы запомнить каждую деталь, каждую трещинку и родинку старшего, чтобы потом перед сном было о чем думать до самого позднего времени, — всё остаётся по-прежнему тщетным. потому что после этого продолжает ловить вопросительные знаки в глаза остальных, мол, «что с ними такое?», потому что ёнджун приходит снова к нему и мурлычет своим сладким голосом: «я тебя обидел?» «ты плохо себя чувствуешь?» или что-то в этом духе, будто ему больше всех знать надо и вообще небезразлично, почему же чхве бомгю вдруг перестал портить ему жизнь. и в такие моменты бомгю снова разрушается, разрешает себе думать, что ёнджун-хёну с ним классно и у него тоже сводит зубы от растекающейся внизу живота теплоты, когда младший находится где-то рядом. а ведь бомгю для него — хаотичный мальчишка, с которым он множество раз засыпал и просыпался, который живёт в его сердце столько, сколько он себя знает; чхве бомгю — настоящая катастрофа, но его единственным недостатком было только то, что ёнджун не мог отыскать ни одной причины не залюбить младшего в полной мере. у ёнджуна и других проблем валом: он же самый старший и голова на плечах есть, но в ней танцуют черти, когда бомгю мельком пробирается вглубь неосторожных мыслей — он такой красивый и непослушный, что хочется его собой испачкать, дотронуться и ни в коем случае не останавливаться, но нельзя — ведь чхве ёнджун должен думать трезвым разумом, а не раскалённым сердцем. или чем-то там ещё пониже. и смех как-то резко обрывается, и намерения чернее ночи становятся, будто воздух стал гуще и гораздо острее, чем был когда-либо. потому что сейчас есть только бомгю, чей взгляд мутно скользит по приближающейся фигуре ёнджуна, потому что для того, чтобы сделать бомгю своим ёнджуну не нужен алкогольный градус в крови — достаточно понимания, одной просьбы, которая сорвёт все его тормоза, что до этого времени ему удавалось как-то удерживать в здравом ключе. бомгю накрывается одеялом с головой, чтобы скрыть свою аффективную смелость и румянец на щеках, украденное из лёгких дыхание и слегка подрагивающие колени от возможной близости. это совсем не то, что должны делать «друзья». и это не часть его коварного плана по уничтожении ёнджуновой психики, поэтому приходится нервно сглатывать давящий на горло ком. вдруг ёнджуну захотелось отомстить, а он, как полный дурачок, сейчас распластается под ним в предвкушении чего-то большего, что он так долго представлял перед сном? может ли его хён быть настолько жестоким? — лучше вылезай сам. он звучит так предательски строго и колется, словно только что вернулся с родительского собрания и узнал, что у бомгю ничтожная успеваемость и счёт за выбитое им окно в кабинете директора. ничего не остаётся, кроме как сдаться с концами, вывесив белый флаг, чтобы не прилетело слишком сильно, — у чхве ёнджуна так много власти над ним, сколько не дано было никому ещё прежде. и бомгю — скидывает одеяло и садится в позе лотоса, такой растрёпанный и уставший от догонялок, с притаившимся испугом в широко открытых глазах и порозовевшими щёчками — так и хочется ущипнуть за них и напомнить младшему, что он определённо милейшее создание природы. но только в теории. и это никак не укладывается с проплывающими в сознании картинками, где чхве бомгю таким же умоляющим взглядом просит преподнести ему несколько уроков за своё поведение. то ли фантазия разыгралась не на шутку, то ли этот сценарий ему вполне кажется достижимым. может быть, даже в этот момент. потому что они всё ещё здесь одни, а вечерние сеансы в кинотеатрах, чем и усердно увлечены остальные соседи по общежитию, оказывается умеют выручать. и у чхве ёнджуна всё меньше шансов оставаться благоразумным и уверенным в том, что он на стороне холодного разума, когда перед ним такой младший. — почему ты так злишься? — тихо спрашивает гю, пока ёнджун располагается рядом с ним на критически опасном расстоянии; он надвигается так, как это делают снежные лавины, накрывая с головой, медленно и смертельно. — по-моему, нам было весело. — ты переходишь границы, гю-я, — ёнджун останавливается в нескольких сантиметрах от лица уже не скрывавшегося своего смущения бомгю, и становится непонятно, что именно ён имеет ввиду: то есть он лопнул после очередных таракашек, подкинутых в домашние тапочки, или он зол на что-то иное? — с таким не шутят, ты знаешь? я ведь не железный, могу и ответить. — и что же ты ответишь, хён? бомгю выдыхает слова в чужое лицо, обжигая дыханием и без того напряжённого парня, потому что если затеял — доводи до конца. младший, кажись, устал искать нужный момент и оправдания всему, что между ними «по-дружески» разгоралось. ёнджун давит большим пальцем руки на подбородок, вырывая из младшего очередной сумбурный вздох: — ты меня сейчас соблазняешь? он хотел бы спросить что-то вроде: «ты что, издеваешься?», но всё и так было очевидно — гю не просто издевался, он намеренно ходил по льду, ожидая, пока тот треснет. — отвечаю тебе тем же, хён. — то есть он чувствует то же самое? этот мальчик, что все усилия бросил на то, чтобы довести ёнджуна до белой горячки, на самом деле просил совершенно другого. сердце пропускает несколько ударов. все проблемы плавно стекаются в одну: ёнджун до одури любит бомгю. и тот, по всей видимости, с этим согласен, раз беспрекословно доверяет и тянется к нему вперёд, словно пытаясь подтвердить сказанное действиями, но цепкие пальцы, что продолжают держать гю на искушённом расстоянии, испытывают его терпение в отместку. никто же не объявлял перемирие? мир рухнет сегодня ночью и завтра от него останется один тлеющий пепел. хочется запрыгнуть под ледяной душ, чтобы прекратить ощущать себя таким грязным — его младший такой ангел, что свалился не в те круга, на его ласковой коже можно рисовать алым картины именитых мастеров, а из губ ловить хриплые октавы, идя на возвышение. и всё то, что между ними вскользь было начато: редкие прижимания бомгю к стенке, чтобы лишний раз напомнить, чего стоят его извечные ловушки; сонное дыхание младшего в спину и его руки, впивающиеся в ткань ёнджуновой пижамы, будто он пытался удержаться за него, как за спасательную верёвку; и выращенная в себе огромная выдержка, раз уж чхве бомгю привык так проявлять свой интерес к старшему, — их положенное начало пробивается через тернии «правильного», чтобы загореться среди заслуженных звёзд. бомгю облизывает свои губы рефлекторно — и очень зря, что он это делает прямо сейчас; ёнджун не медля кусает его за нижнюю губу до ощутимой боли, впечатываясь в них своими — это меньше всего похоже на поцелуй, скорее, на порывистое и влажное соприкосновение друг с другом. от младшего исходит уловимая вибрация, которая передаётся сквозь его немой стон. ёнджуну шестое чувство подсказывает, что как только спина гю коснётся полностью постели, то у него не останется ни одного варианта — кроме того, чтобы поддаться желанию и припечатать его с особым пристрастием. но это — как-то неправильно? он зарывается носом в темно-шоколадные волосы за ухом, прикусывая мочку уха; все вокруг словно замедляется и движется расплывчато, как в состоянии эйфории. учащенный пульс бомгю бьётся под пухлыми губами ёнджуна, когда он оставляет слабые укусы на шее младшего, массируя пальцами рук покрасневшие места и задумываясь на несколько секунд, что утренний свет завтрашнего дня поставит всех в известность — между ними было что-то очень дружеское. старший спускается вниз, пробуя на вкус острые ключицы, что виднелись из-под футболки; свои отметины он заглаживает рваными поцелуями — вся шея и красивая линия челюсти поблескивает от слюны и смешивается с притягательным бархатом кожи бомгю, который, кажется, сейчас сойдёт с ума от этого импровизированного наказания. нет, ёнджун был неправ, ему приходится очень сладко — это впервые, когда старший заходит за черту. бомгю не обманывает его и уже не пытается обмануть себя — он просит этого расфокусированным взглядом, робкими жестами, вроде ладони на плече ёнджуна, просит о большем. кровь пульсирует по венам слишком быстро, она ощущается такой тёплой и шумной. это так похоже на то, что в данный момент бьёт в сердце ёна тяжелым осознанием своей вины — это не должно случиться именно так. без слов, без обязательства, без видимой определенности. это только усложнит, испортит, он может оступиться гораздо сильнее, чем думает. ёнджун напоследок прикасается к уголку губ, будто вкладывая в этот жест непривычную для них нежность и такую неясную для всего произошедшего точку. он хотел бы оставить их зацелованными — в каком-то смысле думается, что и сам бомгю был не против этого. но так нельзя. это уже мало смахивает на шутки или способ проучить — они зашли так далеко, что игнорировать это и далее будет просто глупо. — не- не уходи, — едва слышно шепчет гю, когда ёнджун отстраняется, — почему ты сбегаешь? он смотрит так, как смотрят цветы на солнце, будто вокруг ничего не существует, — бомгю и был похож на цветок, о котором следует позаботиться, а не срывать ради своих эгоистичных прихотей. — прости, прости меня. — ёнджун быстро поднимается на ноги и с грустью ловит на себе потерянный взгляд бомгю. — мы просто не должны действовать сгоряча, ладно? я сейчас разогрею нам ужин. — ты же знаешь, что нравишься мне. в чем тогда проблема, хён? он похож на котёнка, которого оставляют за дверью. а ёнджун выглядит последним идиотом — сбегает за холодную стену, думая, что только так может дать свободный выбор бомгю, чтобы младший взвесил все «за» и «против» прежде, чем от их дружбы останется одно лишь название и они свяжут друг друга чем-то более близким, но менее платоническим. «какие проблемы, спрашивается? у меня встал, как и у тебя, должны ли мы это как-то объяснять?» — едкий голос подсознания отвечает в голове, не позволяя этому вырваться наружу. во рту становится порядком сухо и подходящие слова вытекают из головы, как из разбитой посуды, поэтому ёнджун застывает ступором на несколько секунд, слабо отвечая: — ты всегда играешь так нечестно, чхве бомгю, — он сглатывает ком, подходящий к горлу, вскоре осознаёт: это впервые, когда гю решается озвучить это вслух. он ему нравится, хотя даже ребёнку было бы понятно, что это очевидно и без признания. — я бы никогда не полез к тебе, если не испытывал того же. бомгю отворачивается к нему спиной, не в силах удержать стройные дорожки слез, что скатывались по щекам вниз, но ещё в состоянии не показывать это ёнджуну. он, в конце-концов, не обязан брать на себя ответственность за то, что сейчас не случилось и почему у бомгю так сильно болит в сердце. а болит потому, что дверь за спиной закрывается, свидетельствуя, что он остался наедине с собой — знакомый сценарий; снова слезы давят на глотку, парень полностью ложится на кровать, сворачивается в клубок и позволяет им течь обжигающими линиями по лицу, которое всё ещё нуждалось в ёнджуновых касаниях и отчаянно требовало его мягкие губы на себе.

— —

— ты дисквалифицирован, хён. — что? — в голову приходят пугающий подтекст этой фразы. исключён из жизни? выброшен из сердца? что, черт возьми, он задумал на этот раз? — техническое поражение! — глаза младшего выглядят покрасневшими и не трудно догадаться, что он делал последние полчаса в комнате. на его шее видны едва покрасневшие отметины, от вида которых скручивается узелок под внутренними органами. переодевшись в свою пижаму, гю стал выглядеть таким домашним, сокрушительное желание обнять его или защекотать плотным слоем оседало на замученных мыслях. это всё заметно даже при тусклом свете, при редких светлых вспышках экрана телевизора или потому, что ёнджун привык замечать за ним каждое изменение. — команда чхве ёнджун-и потерпела сокрушительное фиаско, потому что нарушила ряд правил и провалила миссию. «сказать ли мне в голос, что ты, например, забыл поцеловать меня?» бомгю вовсе не злится — эта мысль приходит первой и тепло от этого начинает расходиться по грудной клетке. бомгю способен на шутки — значит, он даёт ему ещё один шанс. и ещё говорит ребусами, но это отходит на второй план после минутного облегчения ёнджуна. он ожидал всякого: от бойкота до настоящей ссоры, которая сегодня бы точно разрушила их прежние отношения, но не так, как он себе представлял. чхве бомгю гораздо более зрелый в своих планах, чем может показаться. — это ложь и провокация, — возмущается ён, попутно донося на стол наспех приготовленные закуски и разогретую со вчерашнего дня пиццу, — мы ещё не закончили, я возьму матч-реванш. тебе придётся признать, что команда чхве ёнджун-и разнесёт в щепки команду чхве бомгю. — кто ещё кого! кажется, у них уже один ноль — уверенность ёнджуна пошатнулась, делая его более напуганным и озадаченным, как бы не пытался это скрыть. гю же просто отдавался своим эмоциям: он плакал, зажимая ладонью рот, чтобы громкие всхлипы со стороны комнаты не были слышны — лишний повод для вопросов, лишние объяснения, как для человека, который всегда привык показывать свою улыбку. после быстрого ужина, с которым они расправились без всякого желания, повисает незначительная тишина. — посмотрим грустный фильм? — спрашивает бомгю, потому что слезы начинают проситься наружу каждый раз, когда он позволяет себе задуматься о том, что бушевало внутри. но это потребует новых оправданий, пока они всё ещё вдвоём. — ты плачешь даже на мультиках, — ёнджун уже автоматически подкалывает в ответ, — хочешь затопить меня? — хочу, — отвечает снова так, что ёнджун на долю секунды теряется и забывает первоначальный вопрос, но всё чаще кажется, что младший отвечает совсем не на него. — спорим, ты заплачешь раньше, чем я? — спорим, — его взгляд приобретает в себе навязчивый намёк. — на желание. бомгю готов разрыдаться хоть в эту же минуту. а ёнджун не умеет проигрывать. они пожимают руки бегло, словно любой контакт незащищённой кожи с теплом ёнджуна был подобен касанию с открытым огнём. минувший разговор посеял между ними неловкость, которую и следовало ожидать, но они пытались контактировать мало-мальски непринуждённо. будь они актёрами, то за это им светила бы «золотая малина».

— —

на удобном диване в общей гостиной много места, но они сидят близко друг к другу — впрочем, как обычно, но этим вечером всё их привычное казалось уже не таким правильным и точным. они сделали выбор в пользу одного старенького классического фильма, где пару раз можно приуныть, а в конце утереть скупую слезу от воссоединяющего всех персонажей финала — ёнджун видел его уже пару раз точно, он вообще долго не думал над тем, что они будут смотреть и как долго это будет продолжаться, — ему нравился сам повод побыть рядом с младшим. он буквально ради этого и смотрел целое множество дурацких кинолент с плохими эмоциями и провальными скримерами, только потому, что не мог и не хотел отказывать бомгю. возмущался, конечно, часто вздыхал и бросал свои неудовлетворительные отзывы периодически. другое дело — младший, который часто засыпал под конец, пока рьяно жестикулировал и выражался насчёт сюжетных поворотов. ради него можно перетерпеть что угодно. и сейчас, слабо скрывая свои порывы нарушить спор, бомгю нервно скручивает пальцы, когда солёная влажность подступает к уголкам глаз — он не выдержит даже половины фильма, ведь его хён рядом настолько, что не составит труда опустить голову на плечо ёна или коснуться кончиком носа его щеки — если чуть привстать. — эй, ты чего? — ёнджун замечает одиноко слетающую по горячей щеке младшего слезу. он делает это точно сразу, потому что всё это время имел возможность смотреть не на фильм, а на задумчивый профиль бомгю, который был слишком напряжён и молчалив. в гостиной было уже темно, за исключением освещения телевизора, поэтому в такой обстановке бомгю меньше всего ожидал быть замеченным так быстро. — что случилось? — я же говорил, да- фильм просто такой драматичный. — бомгю протирает щёчку краем рукава пижамной кофты. — бомгю-я, они же сейчас только поздоровались, — старший по памяти ориентируется по сюжету, но там с вероятностью в сто процентов не было ничего тревожного или грустного. — ну же, что с тобой такое? — я тебе проиграл. — отвечает. нет, о споре и своих желаниях ёнджун думал в последнюю очередь. да и то, что бомгю мог так легко проколоться и упустить возможность посоревноваться с ним, не внушало никакого доверия. — ты мне проиграл, — ёнджун тихо повторяет. — должен я потратить своё желание на то, чтобы вытащить все подробности? или, ам- загадать мытьё посуды после ужина? — чёрта с два ён загадает это, но ему хотелось просто разбавить напряжение и показать, что он не настроен категорично. — ты бы мог подумать над чем-то другим, — в переводе с языка бомгю: «чхве ёнджун, прекрати прикалываться надо мной или я тебя сейчас ударю», — твоя фантазия оставляет желать лучшего, хён. он всхлипывает, лицо ёнджуна перед ним сильнее расплывается, после чего младший добавляет: — отвернись, — бомгю знает, что тот не оторвёт свой взгляд, если его тон станет принципиально недовольным. — не смотри на меня, пожалуйста. я выгляжу ужасно. — ты так красив, гю-я. — слезинки одна за другой обжигают нежную кожу. — ты выглядишь очаровательно, даже когда плачешь. расскажи мне, что случилось. — пауза. — это из-за меня? — нет! то есть да, но нет. не говори так, — всхлипы становятся всё громче. — пожалуйста, сделай что-нибудь. сердце сокращается до такой степени, что готово остановиться прям тут. это больше не те слезы, какие лились после ощущения отверженности, когда бомгю остался один; скорее, сейчас его пронизывало понимание, что ёнджун считает его вообще красивым и не пытается избежать разговора. — тебе незачем стыдиться этого, малыш. — его рука неуверенно касается растрёпанных волос, поглаживая макушку. по крайней мере, что бы не думал себе бомгю, ёнджун должен оставаться рядом и позаботиться о нём. — это полезно, да? помогает освобождаться от негативных эмоций и ещё стресс снимает. чхве бомгю похож на плюшевого медвежонка, которого оставили под кроватью и забыли, оставив задыхаться от пыли. это выглядело бы весьма пугающе, если бы младший не прижимался к нему ещё сильнее, тяжело глотая воздух, сокращая между ними расстояние в считанные разы. — я думал, что мы.. что ты не воспринимаешь меня как-то иначе, — он мило икает, продолжая вытирать влажное лицо руками, но солёные ручейки продолжают течь. такая плакса. — но между нами что-то есть и я.. — ты мне нравишься, — прерывает его едва связную речь ёнджун, — если ты об этом. по-настоящему. это заставляет тебя плакать? — это заставляет меня чувствовать себя особенно. — ну же, посмотри на свой сопливый носик, — ладонь старшего скользит по пылающей коже, заставляя гю рефлекторно потереться об неё щечкой, — как простуженный котёнок. он думает о том, что никогда не знал такого бомгю. (справедливости ради — его фантазия не в счёт.) ёнджун не знал, что в какой-то момент они оба потеряли контроль над собой; не знал, что у младшего было такое ранимое сердце, тщательно скрытое под толщей льда незамысловатого поведения; не знал, что из его губ даже имя «ёнджун», которое он слышал тысячи раз до этого, вырывается по-особенному. всё это противоречит тому, что было ранее. первый голос в мыслях, кажется, это были остатки совести, говорит своим противным голоском: «это не то, чем нужно заниматься друзьям», на что вмиг отвечает голос здравого смысла: «да заткнись ты уже». и это приобретает новый смысл. заседание мысленного дебатного клуба чхве ёнджуна объявляется завершённым. ему слезы бомгю хочется поглотить полностью. маленькие ладони бомгю сжимают край футболки старшего, он тянет её на себя и выглядит совсем капризно — надувает губы и часто моргает, будто знает точно: это сработает. на фоне звучат два выстрела — в фильме драматичный момент, который больше не способен встревожить, но претендует стать одним из любимых фильмов ёнджуна. — я собираюсь поцеловать тебя, — это предупреждение звучит так ласково, будто ёнджун всё ещё боялся сделать что-то не так, — иди ко мне. — я почти что не дожил до этого, — с наигранным недовольством шепчет гю, карабкаясь поверх ёнджуновых бёдер, пока руки не находят своё место на талии младшего. липкий жар прокатывается по телу, заставляя ёнджуна тяжело выдохнуть. это, в общем-то, как-то сложно объяснить, мол: о, да, несколько часов назад ты подложил в домашние тапочки искусственных тараканов, а сейчас сидишь на мне и выглядишь как моя самая отчаянная любовь, чхве бомгю? жизнь способна меняться, определённо так. на кончике языка остаётся солёный привкус, скользя им по дорожкам от слез, выцеловывает, забирает себе дыхание младшего, который лишь цепко держится за плечи и тихо хнычет. он впервые кажется ёнджуну таким хрупким, потому что был так близок к тому, чтобы разбиться на сотни осколков; и это делает ёнджуна абсолютно слабым перед нерастраченной нежностью первого поцелуя. целоваться с бомгю на вкус, как его хрустальные слезы, падающие с блестящих глаз, как горький кофе, выпитый часом ранее, как дурманящая сладость, что может легко вскружить голову. мягкие переплетения губами превращаются в нечто желанное, мокрое и до ужаса жадное, будто это первая необходимость и спасение. между ними — что-то более личное и ни капли не дружеское. — если не перестанешь так ёрзать, то нам придётся очернить репутацию общего дивана, — ёнджун выдыхает слова в губы младшего, который с трудом переводил дыхание. мысль, что они с лёгкостью могут быть обнаружены другими заставляет немного отрезветь, потому что быть прерванными и словить кучку удивленных пар глаз как-то неловко даже для ёна. — я всё ещё не железный, помнишь? — звучишь как вызов, — в этом можно прочувствовать на грани возможного нахальные замашки, какие были всегда присущи гю. в ответ он оставляет на лице бомгю новые короткие поцелуи с шумным причмокивающим звуком, вызывая у него застенчивую улыбку, и трётся кончиком носа о носик младшего, как это делали в детстве, — если бы кто-то сказал хотя бы месяц назад, что чхве ёнджун поплывет здесь, как жженый сахар, то не поверил бы. потому что бомгю — маленький пожар. он продолжает сумбурно двигаться, заинтересовано наслаждаясь представшим видом: дополнительная стимуляция заставляет ёнджуна прикрыть веки и чаще дышать, лишая возможности съязвить, его руки плотным кольцом встречаются за спиной, чтобы притянуть поближе. — может быть, даже позволю тебе разок победить, — его голос немного хрипит. старшему достаточно краем глаза застать гю в игривом смятении, которое было нарисовано на его выражении при таком слабом освещении, чтобы под кожей начало неистово жечь. он всегда такой пленительный и запретный. бомгю довольно останавливается на самом приятном, вырывая разочарованный стон со стороны старшего, потому что в этот раз он и вправду сдаёт позиции, а внизу живота продолжает болезненно пульсировать. — ты такой нечестный, — повторяет свою же фразу ёнджун, но с совершенно другим подтекстом. — мог бы и довести до конца начатое. — один-один! — теперь уж привычно весело вскрикивает парень и тянется обратно за поцелуем, чтобы у чхве-старшего точно не осталось повода возмущаться. и в груди снова невыносимо горячо.

— —

переместиться в одну из комнат было лучшим решением по отношению к этому святому дивану и тем, на чьей совести могло бы остаться увиденное. ёнджун отправил короткое, но вполне содержательное, сообщение их лидеру, добавив к этому целый ряд сочувствующих стикеров, чтобы проявить эмпатию к их ситуации: «извините, но вы бы могли задержаться подольше, иначе кому-то из вас придётся пить успокоительные средства, чтобы оправиться от услышанного?» или «мы решили повздорить с бомгю, поэтому он с таким энтузиазмом шумит, но это ничего страшного, только не входите сюда, ладно?» в общем случае, ему завтра прилетит. скорее всего, будет немного стыдно, но это того стоит. чхве бомгю удивительным образом был замешан во всём спектре ощущений, который ёнджун открывает для себя на протяжении долгого времени: он был везде — в легких, в сердце, в голове, как будто неосознанно сделал его своим домом. волнистые волосы кофейного оттенка россыпью падают на постель, бомгю прижимает старшего двумя руками, оставляя ногтями невесомые красные полосы на его спине, пока тот жарко скользит по бронзовой коже, чтобы на ней расцвели фиолетовые пятнышки и еле заметные следы от укусов — по-прежнему в качестве возмездия. сумрачный вечерний свет, льющийся со стороны открытого окна, забирает стеснение и бывшие недомолвки, словно они всегда делили личное пространство на двоих, будто вчерашнего притворства, что они безразличны друг другу, больше не существовало. бомгю всегда можно было всё — даже больше, чем он разрешал себе забрать. и он чертовски громкий парень. эти невинные жалобные вздохи, что срывались с приоткрытых влажных губ младшего, заставляют плавиться, как это делает сливочное масло на раскалённой сковороде — ёнджуну приходится периодически щекотливо проводить по его обнажённым рёбрам, чтобы заставить бомгю мило хихикнуть и вздрогнуть. его тело мелко дрожит, ёнджун скользит губами по солнечному сплетению вниз, а его пальцы оглаживают внутреннюю сторону бёдер; накатывающее возбуждение отзывается уже слишком больно внутри, бомгю хнычет — в который раз за сегодня, выкручивая свою громкость на максимум, когда ёнджун вплотную прижимается, поддевает кромку нижнего белья и снова поднимается вверх, целуя каждый участок неприкрытой горячей кожи. гю ничего не остаётся, кроме как всё же довести начатое до конца. через тонкую ткань слишком приятно ощущались соприкосновения пахом, которым он поддавался, робко двигаясь навстречу и немного прогибаясь в спине — ёнджун исследовал каждый изгиб тела, будто знал их наизусть. это казалось гораздо интимнее и глубже, такой была первая близость — нуждающейся и чувствительной. — это вершина дружелюбия, хён. — слова вылетали как-то смазанно, медленно, но младший старался подольше удержать на своём лице ухмылку, если бы не приходилось отвлекаться на мелодичные стоны от ритмичных движений со стороны ёнджуна. — так- м-мило. забавный, немного вспотевший и бесконечно язвительный. — ты уже скучаешь по этому? — он остановился, выравниваясь в спине, на что услышал лишь недовольный выдох: их тела немного подрагивали, требуя достичь желаемого финала. ёнджун не дал младшему время для ответа, коснувшись рукой члена, который требовал к себе больше внимания. бомгю издаёт громкий протяжный всхлип, пока знакомые руки ласкали, сжимали и доводили его до самого предела, а его тело предельно сексуально елозило по простыням и вскидывалось вверх. он бы мог с лёгкостью разбудить кого-нибудь поблизости, но эти проблемы, пожалуй, не имеют никакого значения прямо сейчас. «и он смеет звать меня милым, пока я совершаю с ним такое?» — в груди тёплым приливом расходятся запутанные мысли, ёнджун вновь спускается ниже, чтобы втянуть младшего в глубокий поцелуй, задыхаясь, когда бомгю пытался промямлить его имя; ещё несколько минут интенсивного контакта бёдрами, мышцы становятся ватными, а живот скручивается в плотный узелок, хриплый скулёж младшему в губы и удовольствие, от которого сносит голову. и испачканная потом вместе с липкостью одежда. такая же второстепенная проблема, с которой придётся разобраться чуть позже.

— —

требуется какое-то время, чтобы прийти в себя и отдышаться, пока их силуэты причудливо сливаются воедино. было сложно сосчитать количество проведённого времени, потому что оно остановилось ровно с того момента, как они по счастливой случайности остались вдвоём. ещё немного уходит на то, что принять ванную и переодеться — тело ощущалось желейным и уставшим, хотелось поскорее лечь. ни думать, ни переваривать или искать причины для того, что усомниться в реальности происходящего, — на это не было сил. уже поздно: по отсутствию постороннего шума было понятно, что все остальные либо спят, либо уж боятся заходить в их дом. конечно, первый вариант был правдив и оставалось верить, что завтра с утра этих двоих не выставят на улицу за шум. а ёнджун продолжит без стеснения говорить, что это у них такой разбор полётов случился — не дети малые, разобраться смогли. бомгю чувствует себя вполне привычно, когда возвращается в постель ёнджуна после душа — они ведь делали так столько раз, что трудно будет пересчитать. сегодня парня не потревожат слезы, только безопасные и согревающие объятия его хёна. — мне нравилась и наша дружба, — голос гю почти что сонный, он зарывается носом в шею ёнджуна, прикрывая глаза. — но то, что между нами сейчас, мне нравится ещё больше. — засыпай, бесстыдник. — ёнджун усмехается, а спустя несколько минут совсем тихо добавляет, потому младший мог уже уснуть, — и я тоже люблю это больше всего.