"Они думали, мы упадем" (с) Алексеев
Наверное впервые в жизни Кир Самойлов нехотя мог признаться сам себе в том, что действительно испытывает что-то отдаленно похожее на счастье. Десять изнурительно-долгих дней и ночей он утопал в мягкости всего мира. Теплый океан принимал его в свои объятия, баюкая в волнах. Солнце ласково гладило кожу, питая светом. Адам... о, Адам. Адам сводил его с ума. После первого раза, когда все границы между ними были окончательно стерты, Коган больше не сдерживался. В постели он был несвойственно мягок, поразительно нежен, но по-прежнему привычно напорист. В основном они занимались любовью в своей спальне, а потом вместе шли купаться в океан. Но иногда Адам брал его в неожиданных местах. На столе кухни или при свете дня в океане. Один раз Коган отсосал ему ночью на пляже под ослепительно-яркими звездами. Кир пытался было съязвить по этому поводу, но его комментарий о том, что Адам пересмотрел сопливых мелодрам, застрял где-то в горле, сменяясь протяжными стонами. Между сексом они читали, иногда разговаривали. На третий день отдыха Кир, скучая, вырвал из рук мужчины ненавистного Маркса, отшвырнул его в сторону и неожиданно сам для себя уселся на бедра Адама. Тот скрестил руки на груди и посмотрел на него скептически. - Помнишь, когда ты подарил мне тачку, я сказал тебе, что лучше бы ты утилизировал свою шалаву, на что ты ответил короткое "уже"? Что ты сделал с парнем? Мужчина посмотрел на него выразительно, но ответил без скепсиса: - Ничего особенного. Вернул обратно в его деревню без права на выезд. Если его только поймают где-то дальше чем на три километра от его поселка, то тут же посадят. Он знает, что в тюрьме таких, как он не любят. Кир задумался, размышляя насколько жестоко это наказание, а потом спросил: - Ты не боишься, что он решит тебе отомстить? - Нет. - Почему? - Он не рискнет. На месть идут только те, кому нечего терять и люди исключительной храбрости. И тех и других в мире единицы. Шалава, как ты выразился, уже знает последствия поступков. В этом случае мне скорее стоило бы бояться тебя. Кир хмыкнул, повторяя жест Адама и скрещивая руки на груди. - Но ты не боишься? - Нет. - А чего ты вообще боишься? Самойлов ожидал, что Коган небрежно бросит типичное "ничего", но ошибся. Тот задумался, отводя взгляд в сторону, и только через пару минут ответил: - Я боюсь, что мой сын вырастет сволочью. Кир не ожидал подобного, а потому даже не нашелся, что ответить. Но этого и не требовалось - Адам спокойно продолжил. - Я держу в руках много сфер, где могу оказать влияние, но в собственной семье править не могу. Не сыном. Над ним довлеет мать. Она нашептывает ему свои истины, науськивает на нужные ей вещи. Я знаю это. Да, он подчиняется мне, но я вижу, как он меня боится. Скоро этот страх станет ненавистью. Как только он повзрослеет. И я боюсь, что из этой ненависти он начнет делать неправильные вещи, плохие вещи. И в итоге станет таким же, как и я. - Ты не сволочь, - горячо отрезал Самойлов. Коган перевел на него тяжелый взгляд и ответил: - Это ты так думаешь. - Я знаю. - Просто я никогда не поступал с тобой плохо. - И не поступишь. - Не будь в этом так уверен, - Адам протянул руку, коснулся лица парня и большим пальцем очертил линию его скулы. Требовательно. И почти нежно. - Ничего нельзя сделать? - Чуть помолчав, спросил Кир, возвращаясь к его сыну. Адам равнодушно пожал плечами. - Можно избавиться от нее и забрать сына под свою опеку. Только в этом случае он увидит и услышит много лишнего, а это вряд ли будет сильно отличаться от того, что говорит ему мать. Он не поймет. Между нами всегда будет стена. - Можно попытаться поговорить. - Можно. Тема исчерпала себя. Кир понял, что Адам больше не хочет об этом говорить, потому с усмешкой произнес: - Я удивлен твоей откровенностью, Кэп. - Это плата. - За что? - Не понял парень и поймал на губах мужчины редкую усмешку. - За первый секс. - Ой, да иди ты! - Отмахнулся Самойлов и попытался встать, но Адам удержал его и притянул к себе. Все закончилось как всегда.***
На пятый день отдыха Адам впал в мрачное молчание. Утром еще в постели он получил внезапный для этой тишины звонок. Кир спал, но сквозь чуткий сон слышал резкие и короткие ответы мужчины. Завершив вызов, Коган отшвырнул от себя телефон и пошел в душ. Самойлов проводил его сонным взглядом из-под прикрытых век, размышляя, стоит ли спрашивать. Но он никогда не лез в дела политика, редко задавал личные вопросы. Не потому что ему не было интересно. Он не хотел привязываться. По договору им осталось не так много времени вместе. Затем их дороги разойдутся. Чем меньше Кир знает о нем, тем легче ему будет уйти. Но видеть Адама таким, как сегодня парень тоже не привык. Весь день они почти не разговаривали. Коган находился рядом, но словно за тысячи километров от него. Он не пил, что было удивительно, не пошел купаться. Единственное, что он делал, так это бесконечно курил и читал своего Маркса. Однако его неподвижный взгляд, застывший между страниц, не мог обмануть Кира. К вечеру парень так издергался, что сдался. Задавать вопросы он не умел, да и не хотел, а вот проявить редкую для него инициативу уже был вполне способен. Что могло помочь Адаму? В голову быстро пришло решение. Выйдя из душа в одних хлопковых штанах, он неспешно налил в бокал любимый виски мужчины. Потом подошёл к креслу, где читал Коган, сел перед ним на колени, отставив алкоголь чуть в сторону. Привычным жестом вытащил книгу из рук, поймав недовольный взгляд мужчины. Нагло проигнорировав его, Самойлов перехватил руку Когана за запястье и потянул на себя. - Что ты..., - начал было Адам, но замолчал на полуслове. Кир облизывал его пальцы. Кротко, послушно, тихо стоя на коленях. Рука мужчины дрогнула. В жаркой тишине его участившееся дыхание было слышно особенно сильно. Парень знал, на что делал ставку. Он держал этот козырь в рукаве, но не думал, что его придется выложить так рано. Однако, Адама что-то беспокоило, а никак иначе отвлечь его он не мог - просто не умел. Поэтому Кир сделал то, что нравилось мужчине. - Что ты делаешь? - Справившись с собой, с лёгкой хрипотцой спросил Коган. - А на что это похоже? - С сарказмом ответил Самойлов и, засунув указательный палец в рот, пососал его. Адам шумно выдохнул и прикрыл глаза, словно борясь с собой. - Похоже на то, что на тебя это не похоже, - с трудом произнес он, сглатывая. Кир вытащил его палец с громким влажным звуком, сощурился и с наглой ухмылкой заявил: - Наслаждайся. Аттракцион невиданной щедрости. - Я так и понял, - пробормотал Коган, осматривая его потемневшим взглядом. Самойлов вовремя нашарил рядом с собой бокал с алкоголем и впихнул его в руку мужчины, продолжая облизывать другую. Адам осушил стакан в один глоток, выдохнул, а затем дернул Кира на себя. - Ты все еще умеешь удивлять, детка, - жадно целуя, пробормотал Адам в его губы. Он снова был самим собой, и Кир выдохнул с облегчением.***
Возвращаясь домой, Самойлов думал о том, как быстро все это закончилось. Истончись, как дым десять дней неземного рая. Будто все это ему приснилось. Они вернулись в большой дом, посреди промозглого ноября, и Адам снова растворился в работе. Чтобы не скучать, Кир начал выходить из дома. Собаки, к его облегчению, действительно запомнили его запах и лишь приветственно виляли обрубками своих доберманских хвостов, завидев парня. Самойлов садился в красную машину и гонял по городу, стараясь забыться. Тянущие душу мысли об Адаме не давали ему покоя. Их прожитый рай казался иллюзией. Только щемящие сердце эмоции мучали теперь постоянно. Он начал заезжать к Максу на работу. Иногда они разговаривали о чем-нибудь несущественном, иногда Кир просто пил кофе, наблюдая за работой блондина. Пару раз они забирали с работы Игната и ехали гулять в центре, подхватив где-нибудь по пути Глеба. Кир в основном молчал, пока остальные без конца болтали. Но Самойлову и без того было комфортно - просто так находиться в компании знакомых парней для него было уже большим облегчением, спасением от мыслей. Через две недели после того, как они вернулись с Мальдив, Адам разбудил его мягкими поцелуями. - Ты стал крепко спать, - шептал он, покусывая его шею. Шесть утра, а он уже полностью одет и чисто выбрит. Кир спросонья позволяет себе сжать его член через штаны и недовольно пробубнить: - Только вчера вытащил нож из-под подушки. Не заставляй класть его обратно из-за твоих ценных замечаний. Коган хмыкает, целует его в засос и тащит из постели к окну. За стеклом только начинает светать. Вокруг правит серость. Но на фоне однообразного горизонта четко вырисовывается изящный силуэт. - Блядь, Адам. Ты купил мне лошадь, - оторопело констатирует Кир, окончательно просыпаясь. - Ты просил. - Я думал, ты не всерьёз. - Пора привыкнуть, что я все воспринимаю всерьёз, - невозмутимо заметил мужчина. - Блядь, Адам... - повторяет парень, не находя слов. - Не нравится? - Очень нравится. Но что мне с ней делать? - Сегодня придет тренер. Будешь учиться ездить верхом. Кир приложил руку к холодному стеклу, стараясь сдержать рвущийся наружу восторг. С каким-то ужасом он подумал о том, что стал слишком мягким, слишком податливым. Куда подевалось его бесконечное противостояние всему миру? Куда делась его ярость? Он смотрел на мечту своего детства и не мог нащупать гнева в душе. Кто он? Кем стал? - Спасибо, - пробормотал он, чувствуя за спиной неподвижного Адама, который, как детектор считывал все его эмоции. - Оседлаешь меня и мы в расчёте. - Да пошел ты! Смех уходящего из комнаты мужчины, как музыка. Кир рассматривает чёрную лошадь и думает о том, что все это ему снится.***
Все резко изменилось в начале декабря. Сонная, спокойная жизнь, полная ровного тепла перевернулась с ног на голову в тот момент, когда Адам взял его с собой на званый вечер. Там не должно было быть ничего такого, с чем бы Кир не сталкивался. Знакомая тусовка нескольких влиятельных мужиков с их любовниками и любовницами. Общее застолье из десяти человек. Самойлов сидел рядом с Коганом. Мало пил, почти ничего не ел и все время молчал. Здесь он чувствовал себя не к месту, несмотря на то, что ощущал себя с Адамом на равных. Да, он был таким же купленным за деньги любовником, но все же было между ним и другими какое-то невидимое различие. После ужина политики в лучших традициях классических романов ушли в кабинет раскуривать сигары. Их парочки расползлись по дому. Кир выкурил в пафосном, отделанном золотом туалете три сигареты, утихомиривая собственное раздражение, а затем вышел в коридор, намереваясь найти себе укромное место и провести там остаток вечера. Проходя мимо очередной комнаты, он услышал громкий шёпот. Дверь была приоткрыта, а внутреннее любопытство потащило его вперёд. Их было двое. Парни его возраста. Шелковые, вылизанные любовники влиятельных гостей. Они стояли близко друг к другу. Они говорили. И то, что они говорили очень сильно не понравилось Киру. - ...денег предложил. - Тебе мало что ли бабла? - Бабла много не бывает, ты же знаешь. Просьба-то ерундовая. - Ну, не знаю. Не хочу лезть не в свое дело. - Да брось ломаться! Даня говорил, что Коган тот еще садист в постели. Мол, он еле жив остался. Да ты и сам видел его разукрашенное ебло. - Видел, ну и что с того? - Тебе он вообще-то помог в свое время. В тусовку нашу притащил. Че те - так сложно что ли своему нашептать? Пусть фокусы со своей шалавой покажет. Что-нибудь из публичной порки. Ты же видел - в прошлый раз ЭТОТ пришел на цепи. Значит дома балуются. - Не нравится мне это... - А мне не нравится, что среди этого круга есть садист и насильник. Сколько он покалечит еще таких же, как Данька? А так видос втихаря снимем, отправим Дане, а тот уже пускай в органы стучит, если ему надо. Для политика такое - скандал. Ну, хоть на одного насильника будет меньше... Дальше Кир не слушал. Все было понятно, как дважды два. Слово "насильник" всколыхнуло задавленные внутри воспоминания. Перед глазами на мгновение появился отчим. Самойлов тряхнул головой, и тот растаял. А ярость осталась. Он не мог. Только не Адам. Это просто подстава. Тупая попытка опорочить Когана. Разумом Кир это понимал, но громкое обвинение его любовника в насилии разорвало все границы. Внутренний зверь рвался защищать свое. Самойлов с грохотом распахнул дверь, заставив парней подскочить от неожиданности. - Фокус, значит, вам нужен? - С хищной улыбкой процедил парень, сжимая руки в кулаки. Неприкрытый страх на их лицах послужил для него спусковым крючком. Боится только добыча. Красная пелена заволокла глаза, и он ринулся вперед. Очнулся только тогда, когда несколько рук оттащили его от зачинщика заговора. Перед глазами мелькнуло суровое лицо Адама и его властный окрик "хватит" заставил Кира замереть. Потом кто-то кричал, требовал объяснений, Коган что-то говорил, Самойлов молчал. Через десять минут его затолкали в машину и только там он окончательно пришёл в себя. Разбитые костяшки пальцев саднило, но внутренний зверь урчал с удовольствием. Он заткнул этот поганый рот, затолкал это невыносимое слово глубоко в глотку. "Насильник". Когда через час они оказались дома, Адам не стал требовать объяснений. Он прошел в свой кабинет, Кир последовал за ним, но остался у порога. Адреналин схлынул, и тело ослабело. Парень привалился спиной к дверному косяку, пустым взглядом уставившись туда, где раньше висел портрет. Краем глаза он видел, как Коган налил себе виски и сел в кресло там же, у бара. Еще десять минут они молчали. Потом у мужчины зазвонил телефон. - Да, - коротко бросил Адам, подняв трубку. Послушал пару минут и ответил. - Я понял. Спасибо. Сбросив вызов, Коган отложил телефон в сторону, глотнул виски, воззрился на парня и равнодушно заговорил: - В доме у Палыча везде стоят камеры с прослушкой. Заскок, знаешь ли такой у мужика. После того, как ты до мяса избил его блядь, ему стало безумно интересно, почему ты это сделал. Оказывается парочка шалав сговорилась с моим бывшим любовником о подставе. Глупо. Ты сам понимаешь, что у них бы ничего не вышло. Ты мог сказать мне, мог сказать охране. Но ты решил сделать все сам. Здесь вопрос не в самообороне. Поэтому мне нужен ответ - зачем? Зачем ты это сделал? Кир сверлил стену взглядом, игнорируя всколыхнувшую словами новую волну психоза внутри него. Хотел смолчать или солгать, но знал точно - ни того ни другого перед Адамом сделать не сможет. Преодолевая себя, Самойлов разлепил напряженные губы и с трудом выдавил: - Они назвали тебя насильником. - Вот оно что, - с пониманием кивнул мужчина. Голос был спокойным, но где-то за ним чувствовался гнев. - Вот, что тебя так зацепило. Отсылка к прошлому с перекладыванием на настоящее. - Ты не насильник, - прорычал парень, переводя на него взгляд. - Я это знаю. И ты это знаешь. И мы оба понимаем, что дело тут не во мне. Коган смотрел на него пристально, во взгляде уже открыто читалась злость. Злость не на вспышку агрессии, а на то прошлое парня, которое, казалось, они вдвоем смогли задушить. Но Кир ничего не мог с собой поделать. От воспоминаний так легко не избавиться. Страхи преследовали его задолго до появления Адама в его жизни. - Не смотри на меня так, - наконец, выплюнул Кир, сжимая руки в кулаки. - Я не смогу быть шелковым всегда, ты это знал. Так что нехуй на меня теперь так смотреть. Ты не решишь все мои проблемы. - Решу, - с холодом в голосе ответил мужчина и вдруг встал с кресла, отставляя стакан. - Поехали. - Нет. Не сейчас. - Ты не понял - это приказ. Я сказал поехали. Кир закусил губу до боли, пытаясь смолчать. Адам вернул его к условиям договора, он обязан был подчиниться. Казалось, это осталось в прошлом, но нет. Как же далеко они зашли. Самойлов сдержался. Кулаки сжимались до боли, раздирали сбитые костяшки, но он молчал. Лишь повернулся к Адаму с замершей маской на лице, давая понять, что подчиняется. Коган был зол, но показательное послушание чуть успокоило его. - Идем. Они вышли в холл. Сан Саныч ничему не удивляясь снова вызвал две машины: для них и охраны. В начинающейся ночи мерсы с особенно жутким хрустом в тишине подъехали по террасе к дому. Никто не разговаривал. Кир был слишком утомлен, чтобы выяснять отношения. Только когда они выехали за пределы особняка, он устало спросил: - Куда мы едем? - У меня есть для тебя подарок, - сухо отозвался Адам, глядя в пространство. - Я планировал повременить с ним еще немного, но ждать больше нельзя. - Какой подарок? - Новогодний. Ты скоро все увидишь. Кир заткнулся. Они ехали час или около того. Все это время единственным звуком, нарушавшим тишину вокруг, было легкое урчание машины. Когда мерс остановился в какой-то глуши никто не двинулся с места. Самойлов перевёл взгляд на Адама. Мужчина будто этого и ждал. - Я хочу рассказать тебе историю, детка, - ровным голосом начал он, глядя в глаза парня. - Жил был на свете очень плохой человек, который прикидывался очень хорошим. Он пользовался тем, что ему доверяли, обманывал добрых и честных людей. Год за годом. Человек думал, что он самый сильный и хитрый, раз никто не может его поймать. Он думал, что ничего не боится. И вот однажды король нашего сказочного королевства узнал от своего советника, что этого героя поймали на лжи. Вскрылись все его грехи. И решил король наказать плохого человека. - Зачем ты говоришь мне все это? - С нарастающей тревогой спросил Кир, перебивая мужчину. Но тот продолжил, будто не замечая. - Король заточил человека в самую страшную камеру, куда каждый день запускали голодных мышей, которые медленно пожирали подлеца, пока тот не умер в страшных мучениях. Конец. Коган распахнул дверь машины и вылез. За ним выбрался Самойлов. - Адам, зачем ты мне это говоришь? - С угрозой повторил вопрос Кир, чувствуя подступающий ужас. - Какого хрена мы сюда приехали? Они стояли перед небольшим зданием с тёмными окнами, где только над дверью висела одинокая лампочка. Коган направился ко входу, бросив: - Чтобы посмотреть на шоу. - Какое? - Развлекательная программа под названием "за стеклом". Тебе понравится, - мужчина открыл дверь здания и кивнул. - Заходи. Самойлов с недоверием зашел. В нос тут же ударил запах хлорки, спирта, лекарств. Холодные серые стены коридора подсвечивались тусклым голубым. Тут никого не было. - Мы что - в больнице? - Тихо спросил парень, чувствуя за своей спиной Адама. - Можно сказать и так. Иди. До конца коридора и налево. Они пошли вперед и их шаги гулким эхом отбивались от стен. У указанной двери они остановились. Просочившийся вперед охранник ввел код на индикаторе. Замок пискнул и открылся. Охранник зашёл внутрь, широко открыл дверь, пропуская их вперед. Кир с подозрением обернулся на Когана, но его непроницаемое лицо не дало ему никаких подсказок. Парень шагнул в комнату. За ним зашел Адам и еще два охранника. Дверь с щелчком закрылась. Кир непроизвольно вздрогнул. Это была смотровая. Стол, несколько стульев, небольшая панель для управления звуком и огромное окно со стеклом, за которым была видна голубая комната. А в комнате кто-то был. Самойлов каждой клеточкой тела чувствовал, что ему не понравится увиденное, но все равно подошёл ближе. Ведь Адам привёз его для этого. В комнате за стеклом все было аскетично, будто в больничной палате или тюрьме: небольшой стол, приделанный к стене, небольшая дырка в полу для туалета, рядом такая же для слива и душа, да привинченная к полу кровать. А на кровати человек, завернутый в одеяло с головой. Дверь в комнате была без ручки. Значит человек был пленником. - Адам, - тихо позвал Кир, стараясь успокоиться. Он всей душой чувствовал опасность. - Что мы здесь забыли, мать твою? - Сейчас увидишь, - тихо ответил голос за его спиной. Стоило ему сказать об этом, дверь в голубой комнате щелкнула и раскрылась. Внутрь вошли трое. Один в белом медицинском комбинезоне с подносом в руках, двое других в черных спецовках и берцах. Лица всех закрыты масками. - Просыпаемся! - Громко воскликнул медик, ставя железный поднос на столик и хватая с него перчатки. - Эй, подъем, уважаемый! Не на курорте! Человек на кровати завозился и со стоном сел. Простынь сползла с его головы, и Кир попятился. Он наткнулся на Когана, стоящего прямо за ним. - Какого хрена?! Какого, блядь, хрена?! - В ужасе зашипел Самойлов, чувствуя спиной каменное тело Адама. Тот молчал, зато говорил человек в комнате за стеклом, и Кир отчётливо слышал каждое его слово. - Выспался, любитель мальчиков? - Он издевался, натягивая резиновые перчатки на руки. - Прошу вас... умоляю..., - зашептал надломленным голосом мужчина на кровати. Его бледные худые пальцы дрожали и отчаянно цеплялись за простынь, будто та могла его защитить. - Мы же это проходили. Умолять надо было мальчика, которого ты насиловал. Умолять о прощении, паскуда. Ведь он же умолял тебя? Умолял? Говори, сука! - Умолял, умолял..., - голос мужчины дрогнул, он всхлипнул и весь сжался. - Ну, вот видишь, - голос из под маски снова стал ровным, наигранно дружелюбным. - Так что не обижайся теперь. Сам виноват. А теперь ползи сюда. Я сегодня в хорошем настроении, так что можешь сам выбрать игрушку. - Пожалуйста... - Рот закрой, я сказал! Сюда подошел! - Вновь сорвался на крик медик. Мужчина вздрогнул и, морщась от боли, сполз с кровати. Человек в маске откинул с подноса ткань, и Кир вздрогнул. На подносе лежали скальпели и ножи, огромные фаллоимитаторы и зажимы, наручники, цепи, что-то еще, чего парень никогда еще не видел. До его спутанного ужасом сознания наконец дошло - это не больница - это пыточная. А за стеклом его отец. "Отчим" - мысленно поправил себя Кир - страх всей его жизни. Самойлов отвернулся от стекла, задыхаясь, уперся руками в грудь Адама и тихо задал один короткий вопрос: - Зачем? Мужчина посмотрел на него холодно, а затем бросил короткий взгляд за стекло. - Условиями нашего договора значилась безопасность. Как бы ты еще мог почувствовать себя в безопасности? Эта падаль недостойна жизни, но забирать ее было бы слишком просто. За то, что он сделал с тобой, он должен страдать. Даже хуже. Он должен корчиться в страшных муках. Испытывать постоянную, мучительную боль, сводящую его с ума. Будто крысы заживо поедают его. Парень мотнул головой, царапая трясущимися пальцами отвороты пиджака. Он упер взгляд в черную ткань, пытаясь держаться. - Нет..., - прохрипел Кир, пытаясь заставить Адама понять, что он задал другой вопрос. - Зачем... ты показываешь мне это? Коган взял его за запястья и крепко сжал. Самойлов заставил себя посмотреть на него, старательно игнорируя звуки за стеклом. - Чтобы ты своими глазами увидел, что он больше не причинит тебе боли. Знать и видеть вещи разного порядка. Знание не принесло бы тебе покоя и чувства безопасности. То, что ты сегодня увидишь, навсегда отпечатается в твоей голове. Поэтому - смотри. Он отпустил его руки и заставил повернуться лицом к стеклу - лицом к собственному ужасу, преследовавшего его годами, гнавшего, как раненого зверя. Мужчина, стоявший в комнате, лишь отдаленно напоминал отчима. Человек, насиловавший его, в памяти был большим и сильным. Теперь же он был худым, слабым и жалким. Глаза его были влажными, как у собаки, которая клянчит кусок хлеба. Кир пожалел его, если бы мог. Но видел вместо этого нависающее над ним ненавистное тело, чувствовал фантомную боль. - Что с ним делают? - Спросил Самойлов, делая шаг назад и снова упираясь спиной в грудь Адама. Эта опора его успокаивала. - Насилуют. Иногда подвешивают на цепях и бьют. Иногда вырезают кусочками кожу, оставляют надписи. Я заезжаю периодически, посмотреть, как делают свою работу мои люди. Местный палач тот еще виртуоз. Даже говорить ничего не надо - поразительная способность к жестокости. - И... как давно..., - через сухое горло с трудом продираются слова. - Три месяца. - Так долго. - Это недолго. Я собирался сделать тебе подарок к новому году, подготовить его получше, но сегодня обстоятельства начали выходить из-под контроля. Так что медлить больше нельзя. - Что ты собираешься сделать? - Устроить представление. Показать, что никто никогда не причинит тебе больше вреда. - Адам... - Желаешь проявить милосердие? Кир слышал за спиной этот холодный голос, чувствовал каменное тело и понимал, что ему никогда не стать прежним. Он не сможет отмотать время назад и все исправить, не станет добрее или лучше. Он так и останется злым, язвительным и психованным парнем. Из-за отчима, но прежде всего из-за собственного страха. Он - не Макс. В нем нет доброты, достаточной для прощения. В нем достаточно жестокости, чтобы причинять людям боль. Иногда они этого заслуживают. - Нет, - твердо ответил Кир. Рука Адама властно легла ему на горло и чуть сжала, будто удерживая на месте. - Тогда смотри внимательно и запоминай каждый миг. С этого мгновения ты будешь свободен от всех своих страхов, от всех оков прошлого. Голос Когана стал хищным. Зверь в нем защищал свое. Самойлов не хотел, но заставил себя смотреть. Отчим стоял у подноса, не решаясь выбрать что-то. В конце концов, медику это надоело. Он раздраженно отмахнулся от мужчины и задумчиво покружил рукой над "инструментами". - Одним из минусов использования наших игрушек считается отупение пациента. От страха вы начинаете так тормозить, что это разрушает все веселье. Что ж, сегодня сделаем все, как всегда. Он взял с подноса большой фаллоимитатор, и отчим отшатнулся. - На колени, - буднично приказал человек в маске, осматривая игрушку. - Пожалуйста..., - слабо попытался разжалобить его пленник. - На колени, сука! - Заорал мужчина в ярости. - Ты знаешь правила. Не заставляй меня применять силу. Отчим разжал руки и простынь сползла с его сгорбленной спины. Он был абсолютно голый. Все его исхудавшее тело покрывали раны и шрамы. Свежие, но аккуратные порезы складывались в буквы, а буквы в слова. "Педофил", "насильник". Более старые заплатками покрывали кожу с рук до ног. На запястьях глубокие шрамы - следы борьбы в наручниках. Всхлипывая, отчим покорно опустился на колени, оперся о локти и уткнулся лбом в пол. - Сегодня ты меня бесишь, гниль ты подзаборная, - прорычал медик и без какой-либо подготовки вогнал в него фаллоимитатор. Мужчина закричал и выгнулся от боли. По его щекам полились слезы. Кир вздрогнул и попытался отвернуться. Но рука Адама держала за горло сильно, не давая пошевелиться. - Давай, сволочь! Не слышу радостной речовки! - Закричал на униженного мужчину медик, продолжая насиловать его игрушкой. - Я педофил... Насиловать детей плохо... я самый... конченный человек... - Ты не человек и даже не животное! Ты мразь, конченная сука! Повтори! - Я мразь, конченная сука, - рыдая, повторил отчим. Дверь за стеклом пикнула и четвертый человек зашел в комнату. Он тоже был в белом. Наклонившись над медиком, он что-то шепнул ему на ухо и тут же исчез. - В чем дело? Что он собирается делать? - Тут же спросил Самойлов. - Оскоплять. - Что?! - Его кастрируют. - Адам... - Тебе жалко его? Думаешь, он достоин твоей жалости? Посмотри на меня! - Коган схватил его за плечи и резко развернул лицом к себе. - Кем ты стал благодаря ему? Мальчишкой, который шугается любой тени, как только заходит солнце. Мальчишкой, который никому не верит, который каждого принимает за врага. Нормально это? Отвечай! - Нет. Но и кастрация это ненормально, - прошипел Кир со злобой, чувствуя, как чужие пальцы впиваются в его плечи. - Не ценишь себя - ладно, - Адам злился и голос его угрожающе понизился. - Тогда, перед тем, как жалеть эту тварь, подумай вот о чем. Сколько их по-твоему было? - Кого? - Тупо переспросил Самойлов, не понимая. - Мальчиков. Парень замер, уставившись на Когана остекленевшим взглядом. Он не хотел верить в это, не хотел даже мысль подобную пускать в свою уставшую голову. - Ты думаешь, что это ничтожество насиловало только тебя? И что ни до ни после тебя он никого больше не трогал? Кир слушал жесткие слова и не понимал их - не хотел понимать. Он был так сконцентрирован на себе все эти годы, что не мог даже представить, что был кто-то еще. - Не веришь, - заключил Адам, внезапно собравшись. - Хорошо, тогда смотри. Он щелкнул пальцами. Один из охранников вышел из комнаты, а спустя пару минут дверь за стеклом открылась. Медик остановил насилие, послушал, что прошептал ему на ухо вошедший, потом чуть кивнул и вытащил из всхлипывающего мужчины фаллоимитатор. Он встал перед лицом отчима, будто раздумывая, а потом заговорил: - Мне скучно. Все у нас с тобой по одной и той же программе. Давай поиграем в новую игру? Правила простые и весьма интересные! Я бью тебя этим резиновым членом до тех пор, пока ты не угадаешь имя ребенка, из-за которого у нас с тобой такие шикарные вечеринки проходят. Идет? О, обязательное условие - имена детей из тех, которых ты насиловал, мразь! На последнем слове он размахнулся и ударил отчима игрушкой по лицу. Тот упал, закрываясь руками. - Ну, тварь! Не слышу! - Закричал медик, снова замахиваясь. - Я не перестану тебя бить, пока не угадаешь. - Миша, - выдавил отчим и тут же получил удар по ребрам. - Нет! - Сергей... - Снова мимо! - Саша... - Давай еще попытку, дерьма ты кусок! С каждым новым именем сердце Кира холодело и покрывалось коркой льда. Столько загубленных жизней, столько боли и все из-за одного человека. Отчим произнес его имя только седьмым. Этот голос, его интонация проникли в вены и попытались вызвать волну ужаса в теле. Но за спиной шевельнулся Адам и спустя одну лишь секунду прошептал ему на ухо: - Их было двенадцать. Вместе с тобой мальчиков было двенадцать. Ярость всколыхнулась в сердце, сметая ужас на своем пути, расщепляя его на молекулы, превращая в пыль. Самойлов хотел броситься вперед, схватить что-нибудь массивное и самому начать избивать мужчину. Эту сволочь, которая была недостойна жизни, которая утаскивала других во тьму. Чтобы удержать себя на месте, Кир нашарил руку Адама и сжал ее, скрывая дрожь собственных пальцев. Он глубоко дышал, давя в себе ярость. Но не мог - не теперь. - Убей его, - прошептал он, впиваясь в распластанного на полу мужчину взглядом. Тень мимолетной жалости растворилась в его душе. Он жаждал крови. - Это будет слишком просто для него. Доверься. Я сделаю его жизнь невыносимой. - Сделай. Медик за стеклом без слов отложил игрушку на поднос, перестав, как и обещал, бить пленника. Но молчал он до тех пор, пока дверь в комнату не открылась и двое мужчин не завезли гинекологическое кресло. - Залезай, - бросил человек в маске, отдавая поднос мужчинам и принимая в руки другой, полный медицинских инструментов. - Ч-что... вы собираетесь делать? - Хрипло спросил отчим. В его голосе сочился страх. - У нас с тобой сегодня особенный день, - будто и не услышав вопроса, мечтательно начал медик, рассматривая скальпели с некоторой придирчивостью. - Как бы ни было грустно, но скоро нам придется расстаться. О, как я буду скучать по нашим играм. - Вы убьете меня?! - Голос отчима сорвался на визг. Он вдруг весь подобрался, сжался в комок, как загнанный в угол зверь. - Что ты! Зачем? - Искренне удивился медик, перебирая руками инструменты. - Ведь тебя ждет такая увлекательная жизнь. Но, чтобы ты не забывал о наших вечеринках, чтобы я не скучал тут без тебя, мы с тобой сделаем кое-что. - Кое-что?.. - Со страхом повторил мужчина, переводя взгляд с медика на кресло и обратно. - Ты сделаешь мне подарочек. Залезай в кресло, не испытывай моего терпения. - Что вы собираетесь делать? - Повторил вопрос отчим, чуть отползая. Медик резко обернулся и швырнул в него длинные ножницы. Инструмент попал ему в руку и мужчина взвыл, зажимая очередной порез худощавыми пальцами. - Не беси меня, тварь! - Заорал он. - Быстро залез в кресло, иначе покромсаю тебя на мелкие кусочки прямо на полу! Всхлипывая, отчим отполз к креслу и, взобравшись на него, сел, сжавшись. Медик тем временем подобрал с пола ножницы и раздосадованно зацокал. - Такой инструмент из-за тебя угробил, - с негодованием сказал он, а затем отдал сосредоточенный приказ неподвижным мужчинам у дверей. - Привяжите его. Крепко, чтобы не дергался. Отчим тут же сообразил, что ничего хорошего его не ждет и попытался соскочить с кресла. Подлетевшие охранники в миг скрутили его и, несмотря на борьбу, без особых проблем туго пристегнули ослабевшего мужчину ремнями к креслу. - Пожалуйста! Пожалуйста! - В ужасе завыл отчим, когда медик подошел и широко развел его ноги в стороны. - Рот закрой и слушай, - резко оборвал его медик. Из голоса ушли все эмоции. Он казался воплощением палача. - К сожалению, тебе повезло. Вместо того, чтобы несколько часов умирать в страшных мучениях, ты всего лишь потеряешь яйца. Будь моя воля, я бы медленно отрезал тебе части тела, пока бы ты не сдох. А теперь хорош ныть... - Идем, - голос Адама пронзил реальность, возвращая Кира назад, в их мир. - Куда? - Спросил он оторопело. - За стекло. Он должен видеть, кто причинит ему столько боли. Ты должен видеть возмездие. Самойлов обернувшись, помедлил. Он смотрел в холодные глаза Адама и боялся сделать шаг. Пока он здесь, за стеклом, он будто в безопасности. Но войти в дверь, увидеть лицо, пусть даже скованное страхом и слабостью, было невообразимо. Столько лет он бежал от этого человека. Столько боли испытал. Не мог спать ночами, потому что ждал, что сейчас он войдет, а если и засыпал, то видел в кошмарах все это. Разве сейчас ему хватит решимости сделать шаг и взглянуть в лицо главного ужаса своей жизни? - Двенадцать, - сурово напомнил Коган, глядя в центр его души. Кира пробила дрожь ярости, сметая сомнения. Одно слово помогло сделать шаг. Он не будет больше бояться. Охранник распахнул перед ними дверь, другой повел по коридору. Мрачным эхом отбивался от стен марш мужских шагов. Снова дверь, ведущая в медицинский кабинет, а следом дверь в комнату за стеклом. Датчик пищит, та открывается. В проем выныривают мужчины в спецовке, видят, кто перед ними и почтительно отступают назад. Медик поднимает голову от пленника и уважительно здоровается. Но Кир его слов не слышит - он вообще ничего не слышит. Он смотрит на отчима, понимая, что паника вот-вот накроет его с головой. Тот оглядывается на вошедших, смотрит внимательно. В затуманенном взгляде мелькает узнавание и он кричит: - Кирилл! Парень вздрагивает и отшатывается. Сейчас он не взрослый парень, способный разбить лицо любому, кто ему не нравится. Сейчас он снова маленький мальчик, которому вот-вот сделают больно. Он не может... он не должен... бежать... нужно бежать! Но стоит этой истерической мысли скользнуть в его сознание, как на плечо ложится тяжелая рука. Адам. Его защита. Оплот его безопасности. Мужчина, который уничтожит любого, кого Кир пожелает. Человек, который вернул ему вкус жизни, который помог принять ему собственное тело. "Двенадцать" - рокотом пронеслось в его голове. Паника ушла. Он взрослый. Он сильный. Он полон ненависти. Он сам сможет убить. - Сынок... я так долго искал тебя... Кир наклонил голову, словно отстраненно осматривая человека. Взгляд прояснился, страх растаял - он увидел жалкого, худого пленника. Его он боялся? От него бежал, как от демона? - Кирилл, умоляю, помоги... пожалей..., - завыл отчим, отчаянно выворачивая руки из ремней. Голос из его кошмаров. Но больше они не страшны. - А меня ты жалел? - Хрипло спросил Самойлов, концентрируясь на тяжести руки на собственном плече. - Или одиннадцать других мальчишек? Жалел? - Кирилл, сыночек... - Не называй меня так, сука! Не смей! - Сорвался на крик Кир, и хватка на плече стала крепче - Адам держал его, чтобы он не кинулся. - Ненавижу тебя! Ненавижу! Все молчали, давая ему, наконец, выпустить свой гнев на волю. Стыдно не было и больно уже тоже. Хотелось только разодрать себе душу, чтобы выкорчевать всю эту заразу, пустившую свои черные корни так глубоко. - Моя жизнь из-за тебя стала адом, - чуть совладав с собой, заговорил Кир дальше. - Из-за тебя у меня не было дома, не было семьи, не было детства. Я думал, что я зараза, отравляющая другим жизнь - грязное пятно. Я возненавидел людей. Я никому не мог доверять, во всех видел врагов. И все из-за тебя. Он остановился на мгновение, чтобы вдохнуть воздуха и снова в запале заговорил. - Я не спасу тебя. Не умоляй, даже не пытайся. Мне было так приятно видеть, как тебя опускают здесь, как насилуют. Я с удовольствием посмотрю, как тебе отрежут яйца и запихают в твою поганую глотку. Потому что ты заслужил это. Еще секунду на лице отчима сохранялась умоляющая маска. И, когда надежда была потеряна, она растаяла, уступая место ненависти. - Ты во всем виноват сам, маленькая паскуда! - Заревел он, дергаясь на кресле. - Ты сам подставлял свою маленькую сладкую задницу, сам подмахивал, сам... Он не успел договорить, а Кир не успел кинуться на него. Человек в маске заехал ему кулаком по рту, и мужчина подавился своими словами. - Я могу начинать? - Уважительно поинтересовался медик, обращаясь к Адаму и не обращая внимания на кровавые рыдания пленника - он выбил ему несколько зубов. - Да, приступайте, - сдержанно ответил Коган, одной рукой удерживая потряхиваемого от гнева парня. - Без анестезии. Хочу слышать его крики. - Нет! Нет! Простите! Умоляю, простите! - Закричал в ужасе отчим, но медик не обращал на него никакого внимания. Он щелкнул пальцами и оба охранника встали по бокам от пленника, удерживая его бьющееся тело. Медик же набрал полный шприц какого-то раствора и без предупреждений вогнал в бедро мужчины. - Антибиотик. Чтобы он не сдох раньше положенного, - коротко пояснил он и уверенной рукой взялся за нож. Остальное Кир помнил смутно. Сверкнуло лезвие, на пол полилась ручьями кровь. Сознание чуть повело, в нос ударил металлический запах, уши заложило, но визги пробивались даже сквозь эту пробку. На железный поднос с влажным шлепком упал окровавленный кусок человеческого тела. Самойлов смотрел на него, словно загипнотизированный до тех пор, пока Адам не потянул его назад, утягивая за собой из комнаты. - Хорошая работа. Не дай ему подохнуть, - услышал он повелительный голос Когана, сквозь жуткие крики и рыдания. - О, и еще - отрежь ему язык. Там, где он окажется, язык ему не пригодится. - Будет сделано, - ответил палач. Дверь мягко захлопнулась и все осталось в прошлом.***
В машине Кир молчал. Он смотрел в черноту пейзажа за окном, пытаясь разглядеть хоть что-то, а видел лишь нескончаемые лужи крови. - Боишься? - Ровный голос Когана прервал тишину и разрезал на части навязчивые видения. - Кого? - Глухо отозвался Кир, не отрываясь от стекла. - Меня. - Нет. - А стоило бы. Самойлов хмыкнул и с сарказмом ответил: - Очень вовремя предупредил, Кэп. Адам промолчал, но, казалось, его вопрос послужил началом того, что парень был готов говорить. - Что с ним будет? - Почти не дрогнувшим голосом спросил он. Адам секунду молчал, словно размышляя, стоит ли отвечать, но потом все же произнес: - У меня есть знакомый шейх, а у него прорва детей. У детей есть незаконные любовницы. Те, как правило, живут в пустынях, небольших поселках. Там нужна обслуга. Эта падаль будет на цепи мыть туалеты, убирать дерьмо за животными и спать на коврике в подсобке до скончания своих дней. При попытке побега его казнят. Кир кивнул сам себе, будто соглашаясь. Помедлил, а потом все же задал другой, мучающий его вопрос: - А... мама? - Что - мама? Самойлов повернулся к мужчине, чтобы в темноте попытаться разглядеть его хладнокровное лицо. Голос его был ровным, но звенел от гнева. - Что ты сделал с ней? - Твердо спросил Кир, ожидая худшего. Коган молчал, глядя перед собой, и кожа парня непроизвольно покрылась мурашками страха. - Адам, - настойчиво позвал он и сделал то, чего обычно никогда не делал - дотронулся до его руки. Политик недовольно выдохнул, нахмурился, но все же ответил: - Она не имеет права называться матерью... Ничего. Я ничего ей не сделал. Хотя искушение было велико. Я запер ее в небольшом женском монастыре. Там она будет всю свою жизнь поститься и пытаться осознать, как променяла сына на паскуду. Страх отхлынул от сердца Кира, и к своему неудовольствию он почувствовал облегчение. Мать жива. Он ненавидел ее, не хотел знать, но смерти и мучений не желал. Может быть когда-нибудь он ее простит, но не сейчас. И скорее всего никогда. - Спасибо, - стараясь не выдавать своих эмоций, максимально сдержанно ответил Кир. А потом, повинуясь порыву, медленно провел кончиками пальцев по руке политика. Несвойственная ему нежность. Благодарность. Адам промолчал, никак не реагируя, и парень снова уставился во тьму за стеклом. Тьма в его собственном сердце медленно таяла.