Увечный

      Том исчезает на три года.

***

      Спальня за стенкой сотрясается от громоподобных криков дяди Вернона. В прошлом году ему диагностировали порок сердца, и его крик часто срывается в одышку, пока он с бешеными глазами держится рукой за грудь. Возможно, дело в излишнем весе. Или в том, что он начинает стареть и сам чувствует это, а оттого бесится только сильнее. - Петунья! - ревет он. - Я придушу этого... мальчишку! С чего он взял, что может... когда угодно уходить и приходить?! В этом... доме... есть... ПОРЯДКИ!!!       Гарри лежит на кровати в соседней спальне, поэтому не может видеть, как дядя Вернон хватается за сердце, но отчетливо представляет себе это. Он приобрел эту привычку тогда же, когда ему поставили диагноз. Действительно ли он испытывал боль, пока орал, или только беспокоился, что его сердце разорвется, стоит ему выпучить глаза?       В отличие от дяди Вернона тетю Петунью почти не слышно. Намек на ее голос просачивается через две закрытые двери, оседает вибрацией на смежной стене. Гарри не знает, о чем она говорит каждый раз - наверняка что-то неприятное о нем, - но после этого на его окнах не появляются решетки, хотя один раз дядя Вернон чуть не заказал их. Потом Гарри достается от тети отдельно, но он знает, что не живет в клетке только из-за нее.       Впрочем, на двери в его спальню есть замок, который дядя Вернон собственноручно запирает на ключ каждую ночь. Это не мешает Гарри выскальзывать в окно, несмотря на второй этаж. Сложнее всего пробраться в дом обратно, на чем Дурсли и ловят его почти каждый раз. - Клянусь, я выгоню этого... МАЛЬЧИШКУ на улицу, едва ему стукнет... восемнадцать!       Гарри с затаенной злостью думает, как, не дожидаясь совершеннолетия, собирает свои вещи и навсегда уходит, хлопнув дверью напоследок. За последние три года вещей у него значительно прибавилось, появился даже чемодан, позаимствованный у дяди Вернона и услужливо дожидающийся своего часа в чулане.       Его живот громко урчит, отвлекая, и Гарри встает. Дядя Вернон забыл запереть его в приступе ярости, поэтому он спокойно выходит из комнаты, минуя спальню Дурслей, за закрытыми дверями которой торопливо стрекочет тетя Петунья. Обеденный стол накрыт, за ним обнаруживается обгладывающий куриную кость Дадли. Заметив Гарри, он отрывает взгляд от телевизора. - Ты сегодня без ужина, придурок. - Заткнись.       Они оба морщатся, но не предпринимают попыток испортить жизнь друг другу еще больше. Во время еды у них что-то вроде хлипкого перемирия, как у зверей на водопое. Гарри это устраивает. Раньше бы Дадли во всю глотку заорал, что он уже здесь, ест их курицу, и дядя Вернон оттаскал бы Гарри за уши. Впрочем, раньше Дадли его не опасался.       Какое-то время тот молча пялится в телевизор, затем любопытство пересиливает презрение. - Ну и кто это тебя так отдубасил?       Гарри кидает на него колючий взгляд из-под очков, но его голос спокоен: - Что-то не припомню, чтобы ты раньше интересовался, как у меня день прошел, Дадли.       Дадли фыркает. На его тарелке уже чертова гора костей. Гарри кладет румяную запеченную ножку на чистую тарелку тети Петуньи, которая даже не успела наложить себе еды, когда он прервал их ужин. Интересно, задумывается Гарри, если бы он явился не перемазанный кровью, Дурсли сначала бы закончили ужин или это все равно вылилось бы в бесконтрольный гнев дяди Вернона? Учитывая, что Гарри вроде как сидел на домашнем аресте последнюю неделю и успел за это время улизнуть из дома дважды, то второй вариант был более всего вероятен.       Ощущение текущей из носа крови снова заставляет его шмыгнуть, и это довольно больно, учитывая, что нос у него разбит. Гарри успел лишь пару раз плеснуть в лицо холодной водой, прежде чем дядя Вернон ("Ах ты, паршивый... превращаешься в своего отца-головореза! Я не намерен... терпеть преступников в моем... МОЕМ ДОМЕ!!!") сгреб его в кулак и зашвырнул в спальню. Наверняка его вид все еще кровавый: размазанные подтеки на лице, заляпанная футболка, куча запекшейся крови в носу. Дадли, в отличие от своего отца, сразу понимает, что это его кровь, а не чья-то еще.       Дадли всегда был довольно проницательным. - Папа тебя прибьет, - говорит он. - Если увидит тебя тут.       Гарри пожимает плечами с набитым ртом. - Пусть. - Просто набей карманы едой, как ты это обычно делаешь, и свали. - О, ты что, заботишься обо мне? Как мило.       Дадли корчит отвращение на лице и отворачивается к телевизору. - Просто не хочу снова полночи слушать, как он орет. - Ну, может, его наконец хватит инфаркт.       Гарри иногда представляет себе, как это произойдет. Глядя на дядю Вернона, он видит, как тот, запнувшись на полуслове, больше не может выдавить себя ни звука и, вцепившись толстыми пальцами в грудь, тяжело валится на пол с выпученными глазами. В такие моменты дядя Вернон тоже его опасается. Может быть, дело в его глазах? Как бы то ни было, последние пару лет он предпочитает орать на Гарри за стенкой, а не ему в лицо.       Дадли снова поворачивается к нему. - Ты жалок, - выплевывает он. - Ага. А у тебя морковка к зубам прилипла.       У Гарри болит лицо, а Дадли смотрит телевизор, поэтому их ругань носит скорее символический характер. Они без запала переругиваются все те десять минут, пока тетя Петунья не спускается к ним.       Она не прогоняет Гарри, увидев его за столом, только ее губы складываются в неодобрительную сжатую линию. Дадли смотрит на нее. - А где папа? - Он перенервничал и прилег отдохнуть.       Гарри делает вид, что слова тети Петуньи к нему не относятся. Дядя Вернон тот еще самодур, который выходит из себя буквально из-за чего угодно. Почему Гарри должен быть ответственен за его пошатывающееся здоровье?       Никак не прокомментировав тот факт, что Гарри ест из ее тарелки, тетя Петунья занимает место дяди Вернона. У нее слегка дрожат руки, пока она накладывает остывший гарнир себе в тарелку. - Дадлик, дорогой, будь так любезен, налей мне чай.       Дадли игнорирует ее, глядя в телевизор. Лишь его слегка наморщившийся нос указывает, что он все слышал. Гарри хватает одного взгляда, чтобы понять, что тот с места не пошевелится. Вздохнув, он встает. - Я налью.       Спустя несколько минут тетя Петунья молча принимает чашку с горячим чаем. Гарри наливает чай и себе, оставив без внимания одного лишь болвана Дадли. Он не винит тетю Петунью в том, что она даже не говорит ему спасибо. Во-первых, она не имеет привычки его благодарить, а во-вторых, наверняка она на него разозлилась. Гарри от нее тоже не в восторге, но он понимает, на какие жертвы ей приходится идти, чтобы сдержать гнев дяди Вернона.       Некоторое время они ужинают, не разговаривая друг с другом. Когда они втроем, это не так уж и плохо. По крайней мере, Гарри не испытывает утомительного напряжения, как при дяде Верноне. Тетя Петунья обычно не обращает на него внимания в такие моменты, а Дадли уже давно его не пугает. Если постараться, можно даже представить, будто они одна семья. - Ради бога, вымой лицо, когда выйдешь из-за стола. - Да, тетя Петунья, - покладисто соглашается Гарри.       Она не ругает его и не приказывает перестать сбегать из дома. Дело не в том, что Гарри ее ослушается. Чужое чувство вины оттеняет вкус специй на грудинке. Тетя Петунья не имеет над ним власти - она с младенчества держала его в чулане, а теперь он вырос из него, но ничего не забыл. Сколько еще лет пройдет, прежде чем последствия ее молодой злости аукнутся? Теперь она стареет, и чем старше становится, тем отчетливей понимает, сколько злости накопилось в ребенке, которого ей когда-то навязали. - Я уберу со стола, - вызывается Гарри.       Привычными движениями он методично складывает грязные тарелки, выкидывает кучу костей, моет чашки, вытирает стол. Дадли все еще пялится в телевизор, похрюкивая от удовольствия, а тетя Петунья невидяще смотрит перед собой. Гарри тихо уходит от них, минует чулан, проскальзывает в ванную комнату. Он отмывается минут двадцать, позволив себе горячий душ, хотя знает, что Дадли изноется, ведь это он обычно нежится в кипятке перед сном. Бойлер стал совсем плох, и воды хватает лишь на кого-то одного. Некому его починить.       Когда Гарри возвращается к себе с прочищенным носом и в свежей футболке, он застает там тетю Петунью. Застыв на секунду, Гарри вопросительно вскидывает брови. - Э-э, тетя Петунья?       Прямая, хлесткая, она сидит на краю его кровати. Ее паучьи пальцы обхватывают коробку на коленях. Тетя Петунья прочищает горло. - Подойди сюда, Гарри.       Закрыв за собой дверь, он подходит и, помешкав, присаживается рядом. По пальцам руки можно пересчитать количество раз, когда тетя Петунья заходила в спальню с тех пор, как Гарри переехал в нее, так что они оба слегка нервничают. Пальцы тети Петуньи ныряет в коробку, в которой лежат какие-то старые вещи. Она выуживает оттуда блеклую фотографию, на которой запечатлены две девушки. В одной из них Гарри тут же признает младшую версию тети Петуньи, чей недружелюбный взгляд и поджатые губы остались неизменны. Его взгляд перемещается на вторую девушку, которая как будто шире улыбается ему с фотографии.       Гарри моргает. - Мама, - шепчет он и тянется к ней.       Тетя Петунья без возражений отдает ее. Наблюдая за тем, как он с трепетом водит кончиком пальца по лицу матери, она поясняет: - Мы здесь немного младше, чем ты сейчас.       Гарри переворачивает фотографию. На обратной стороне выцветшими чернилами написано:

1973 год. Лили и Петунья. Паучий тупик.

- Это был последний раз, когда она фотографировалась с нами.       Гарри снова переворачивает фотографию. Ему опять кажется, что у его мамы теперь другое выражение лица. - Почему? - спрашивает он на автомате. - Она не любила фотографироваться?       Его сердце взволнованно стучит. Давным-давно тетя Петунья показывала ему фотографию матери, может быть, даже ту же самую, но Гарри все равно едва помнит ее лицо. Так странно, смотреть на нее, не узнавать, но чувствовать эту щемящую тоску в груди.       Тетя Петунья фыркает и переставляет ноги. Ее домашние туфли мягко стучат по полу. - Она не любила появляться дома. Чем старше становилась, тем реже появлялась. Я видела ее только по праздникам, пока она не стала праздновать со своими друзьями.       Гарри вскидывает жадный взгляд. Это первый раз, когда тетя Петунья рассказывает о его маме как о человеке, который действительно когда-то жил. - Почему? - удивляется он. - Разве вы не ходили в одну школу?       В глазах тети Петуньи появляется какое-то странное выражение, словно застарелая горечь, кислая зависть, которую ощущал и Гарри, когда думал о... - Родители отдали ее в школу-интернат для особенных детей.       Гарри нервно выдыхает. Особенных. Неужели то, что про нее говорила тетя Петунья, правда? Неужели у его мамы действительно было что-то не то с головой?       Он не успевает спросить про это, тетя Петунья вдруг тихо хмыкает. - В тот год за ней увивался один долговязый мрачный мальчишка. Буквально преследовал ее повсюду, они даже сдружились. Это было еще до твоего отца. Твоей маме всегда нравились всякие фрики.       Гарри молча опускает взгляд на лицо своей мамы. Он может представить ее мягкие волосы, гладкую кожу, сияющие глаза. Может ли он любить ее улыбку? - У вас не осталось фотографии моего отца?       Гарри знает, что не осталось, но все равно на что-то надеется. Тетя Петунья ожидаемо сухо отвечает: - Нет. Они посылали фотографию со свадьбы, но она не сохранилась.       Ты выкинула ее, с неожиданной ясностью понимает Гарри. Ты, старая, завистливая карга. Ты выкинула ее.       Тетя Петунья достает из коробки пахнущую затхлостью вещь. Когда она расправляет ее, Гарри видит вязаный полосатый шарф. - Ее шарф, - подтверждает тетя Петунья. - Однажды она привезла его из... своей школы. Ей нравилось вязать. - Я не знал, - говорит Гарри.       Глупо, ведь он ничего о ней не знал. - Почему вы не рассказывали мне про это раньше? - спрашивает он, прикасаясь к шарфу.       По его руке проходит дрожь от осознания, что когда-то его мама тоже трогала этот шарф. Это переносило ее из разряда далекого, почти абстрактного, во что-то более реальное. - Мне не хотелось ее вспоминать.       Но почему? Почему ты вспоминаешь о ней сейчас?       Отвернувшись, тетя Петунья высыпает содержимое коробки на кровать. Там обнаруживается пара заколок, потрепанная тетрадь и несколько черных карточек с расписными углами. - Это все, что от нее осталось.       Еще несколько лет назад Гарри был бы потрясен, увидев все это. Он сгреб бы вещи матери и спрятал бы их в тайник в чулане, и каждую ночь прижимался бы губами к ее фотографии. Сейчас он испытывает только странное оцепенение. Тетя Петунья тоже молчит. - Я никогда не видел эту коробку раньше, - все же выдавливает он из себя. - Где вы ее прятали? - На чердаке. - Я бывал на чердаке.       Тетя Петунья фыркает. - Не говори, что знаешь мой чердак лучше меня, мальчик. Ты почти никогда туда не лазил, ты боялся темноты.       Да, действительно. Гарри всегда оказывался на чердаке не ради любопытства, а лишь потому, что его туда загонял Дадли с дружками. - Можешь забрать все себе, если хочешь, - говорит тетя Петунья, и в ее голосе чудится неуверенность.       Гарри лишь кивает, не смотря на нее. Она поднимается на ноги и уже направляется к двери, когда его вопрос заставляет ее обернуться: - Почему вы отдаете мне ее вещи сейчас?       Он вскидывает лицо, перехватывая взгляд тети Петуньи. Тусклое задумчивое выражение, часто появляющееся на ее лице последнее время, снова кривит ее узкогубый злой рот. - Ты похож на Лили. У тебя ее глаза.       Это бьет сильнее, чем все те острые сердитые слова, которые она выплевывает временами в его сторону. Гарри мучительно сдерживается, чтобы тоже не скривить губы. - Почему вы никогда не любили ее?       Почему вы никогда не любили меня?       Тетя Петунья долго молчит, ее взгляд мечется между гарриными глазами. - Она была уродкой. Всегда. И притягивала к себе таких же.       Гарри делает глубокий вдох. - Пошла вон, - шепчет он.       Что-то мелькает на лице тети Петуньи. Страх. Она тихо выходит из комнаты и прячется в соседней спальне.

***

      Гарри запихивает коробку с вещами матери под кровать. Он не уверен, что хочет копаться во всем этом, хотя мельком заглядывает в старую школьную тетрадь с пожелтевшими загнувшимися листами. Так странно, думает он. Человек когда-то жил, а теперь от него осталась лишь горстка никому не нужных вещей. Был ли у его родителей дом? Возможно, они копили столько же вещей, сколько и Дурсли. Тем более странно, что от них почти ничего не осталось, а от гарриного отца так и вообще ничего.       Что же останется от Гарри? Какие вещи станут тихим напоминанием о том, что он когда-то жил?       Он не думает о тайнике в чулане. Он думает о тайнике в чулане. Он давно опустел, чтобы не напоминать о...       Гарри не уверен, что любопытный нос Дадли не сунется к нему в комнату, хотя ему здесь совсем нечего делать, притом давно. Тот знает, что Гарри прячет свои вещи где-то в другом месте, ведь сюда так легко попасть. Раньше, когда его вторая спальня стала спальней Гарри, когда из нее исчезли все его сломанные вещи, Дадли в приступе ревности околачивался в комнате почти круглосуточно, хотя до этого ему было абсолютно плевать. Его нос рыскал по всем углам в поиске чего-то важного, но правда заключалась в том, что у Гарри не было здесь вообще никаких вещей, за которые он мог бы держаться. Мог ли он дорожить школьными принадлежностями? Или ушитыми брюками? Все это было так скучно отбирать.       Тогда гаррин тайник в чулане был все еще полон.       Теперь тайником ему служит не дыра под половицами, а весь чулан. С чуланом все еще что-то не так. Он того же размера и формы, что и до... и там больше нет ни горы подушек, ни бесконечного кривого одеяла, и даже кушетка стала прежней за исключением того, что из нее до сих пор иногда сыпались перья и один деревянный столбик уцелел. Столбик подпирал собой прогибающийся потолок, хотя снаружи лестница выглядела как обычно, и Гарри думает, что чулан действительно мог бы смяться и разрушиться, если бы не это.       Однако главный секрет чулана, помимо всех тех неполадок, кроется в том, что Дурсли до сих пор его не видят. Когда Гарри еще помещался внутри, до того, как он занял вторую спальню Дадли, Дурсли находили чулан, когда хотели поговорить с ним. Но стоило Гарри покинуть его пределы, и тот словно переставал для них существовать, хотя где-то на подкорке они знали, что у них есть чертов чулан.       Как оказалось, это довольно полезно. С течением времени у Гарри растет количество вещей, которые он считает необходимым прятать от Дурслей. Сейчас половину пространства чулана занимает огромный чемодан дяди Вернона, в котором Гарри хранит вещи на случай побега. Кроме этого он держит там ресурсы для расследования, карманные деньги Дадли, когда их удается своровать, те деньги, которые Гарри удается заработать самому, и еще кучку вещей, ему не принадлежащих, но нужных.       Так что да. Гарри не уверен, что любопытный нос Дадли не сунется к нему в комнату, поэтому он на всякий случай прячет фотографию матери в надежный чулан. Возможно, как-нибудь он перепрячет туда все ее вещи, но пока там слишком мало места, чтобы забивать его еще одной коробкой.       Гарри закрывает дверцу ровно в ту секунду, когда Дадли слетает с лестницы. - Что ты делаешь? - подозрительно спрашивает он. - Куда делся мой плеер? Я видел, как ты выходил из моей комнаты!       Гарри кидает на него небрежный взгляд. - Не знаю. Посмотри в чулане.       Плеер присоединился к ресурсам для расследования. В любом случае, поздно об этом беспокоиться, ведь Гарри обменял его на книгу о средневековых ведьмах еще в прошлый четверг (книга, кстати, оказалась полностью бесполезна, а в этот раз он позаимствовал у Дадли лишь мелочь из кармана).       Гарри собирается пройти мимо, но Дадли хватает его за грудки и прижимает к стене. - Я знаю, что это ты воруешь мои вещи, - шипит он, щуря глаза. - Я? - приподнимает Гарри брови в подчеркнуто фальшивом удивлении. - И что же я с ними делаю, Дадли?       Тот колеблется, потому что действительно не нашел ничего из украденного у него в комнате. - Не знаю. Прячешь где-то. - И зачем мне прятать твой плеер? Я бы лучше послушал музыку. - Не знаю, тогда ты его продал!       Гаррины брови изгибаются еще сильнее. - И где же тогда мои деньги?       Дадли бессильно бьет его об стену спиной, прежде чем Гарри отталкивает его от себя. - Я не знаю. Значит, ты их уже потратил на что-то. - На что? Ты что-то нашел у меня? - Гарри выворачивает пустые карманы, а затем изумленно застывает. - Или, постой, может, я прячу что-то в чулане? Знаешь, тебе стоит проверить. Вдруг это правда.       Дадли готов задушить его голыми руками, но что-то в гарриных глазах заставляет его отступить. Это хорошо. Гарри расслабляется, и заткнутая за пояс палочка перестает вгрызаться в ожог на спине. Это больно. Гарри знает, что очертания палочки не видно за слоем футболки и расстегнутой рубашки, но все равно держит спину ровно, когда проходит мимо Дадли. Тот, обернувшись, плюется: - Тебе нельзя выходить из дома, ты наказан. - Ну так позови свою мамочку, чтобы она меня наругала.       Дадли не отвечает, и Гарри выскальзывает наружу. Отойдя достаточно далеко, он достает палочку из-за спины и прячет ее в рукаве. Так она не обжигает его искрами, когда у нее нет настроения. На его теле и без того куча шрамов, которые она ему подарила.       Гарри идет к Уолтеру. Уолтер разбил Гарри нос. Гарри шел к Уолтеру два года. Уолтер не поверил Гарри. Гарри искал волшебников. Гарри искал информацию о волшебниках. Гарри искал людей, которых интересовали волшебники. Гарри находил людей, утверждающих, что они волшебники. Гарри копил и использовал ресурсы, чтобы обменивать и добывать информацию. Гарри читал сказки о волшебниках. Гарри использовал интернет в публичной библиотеке, чтобы искать информацию о волшебниках. - Ты наглухо одержимый, - сказал ему Уолтер, неохотно выслушав его историю.       Все ресурсы, потраченные Гарри за два года, привели его к Уолтеру. Уолтер был его надеждой. Уолтер был взрослым парнем. Уолтеру было незачем врать о том, что он видел настоящего волшебника. Уолтеру было незачем врать о том, что он и есть настоящий волшебник. Уолтер вообще не хотел с ним связываться.       Именно поэтому Гарри ему поверил. Он действительно что-то знал.       Гарри не взял палочку на вчерашнюю их встречу. Поначалу, на первых порах своего расследования, он всегда брал ее с собой, чтобы показать, чтобы убедить, но в конце концов так никому и не осмелился открыть свой секрет. Никто ничего не знал по-настоящему. Палочка - очень мощный ресурс, невосполнимый, а практика показала Гарри, что он просто крутится среди детей, которые и понятия не имеют, что такое настоящее волшебство. Они ничего не знали. Уолтер что-то знал. Уолтер был его надеждой.       В этот раз у Гарри есть волшебная палочка. В этот раз Гарри откроется. В этот раз Гарри покажет. В этот раз Гарри убедит.       Уолтер работает официантом на полставки в забегаловке через несколько улиц. Уолтеру девятнадцать, у него тощие руки, прыщавое лицо и угрюмый взгляд. Уолтер побил его, чтобы Гарри просто отстал.       К счастью, Гарри упрямый.       Увидев его за столиком, Уолтер замирает с подносом в руке. Забегаловка полумертвая, дела у нее идут не очень хорошо. В это послеобеденное время Уолтер работает один. Костяшки на его правой руке содраны и покрыты запекшейся корочкой. - О нет, - стонет он. - Опять ты. Я же тебя отметелил, парень. Тебе что, мало? Катись отсюда. - Я хочу поговорить, - тихо говорит Гарри.       Его руки липнут к замусоленной скатерти. Здесь довольно мило, но скатерти действительно ужасны. Уолтер, наверное, никогда не споласкивает тряпку, когда вытирает их.       Уолтер досадно кривит рот. Обслужив единственного посетителя, он ненадолго исчезает в служебном помещении, прежде чем снова появляется с явным намерением вышвырнуть Гарри на улицу. Как только тот оказывается достаточно близко, Гарри немного высовывает палочку из рукава. Слова застревают в глотке Уолтера, и гаррино сердце екает - Уолтер узнал волшебную палочку. - Мерлин, - выдыхает Уолтер. - Откуда у тебя волшебная палочка?       Голова у Гарри кружится.       Он искал Уолтера два года. - Теперь ты веришь мне? - резко пересохшими губами спрашивает Гарри вместо ответа, и его голос звучит отчаянно. - Я не врал. Я правда...       Он не заканчивает, потому что и сам не уверен, что хочет сказать. Он столько планировал этот разговор в своей голове - боже, каждую ночь, - но теперь не знает, с чего начать. Вчера он лишь прощупывал почву.       Уолтер кивает. Оглянувшись на посетителя, который сидит к ним спиной, он присаживается за столик к Гарри и наклоняется ближе. Зрачки в его водянистых глазах расширены, когда он пониженным тоном говорит: - Я поверил тебе и в прошлый раз, но... Волшебная палочка? Приятель, где ты ее достал? - Это... мне ее оставил волшебник, которого я ищу.       Уолтер с сомнением его оглядывает. - Тебе? С чего кому-то оставлять волшебную палочку магглу?       И хотя это должно оскорбить его, Гарри счастлив вновь слышать слова из другого, волшебного, мира. Он пожимает расслабившимися плечами. - Остаточная магия.       Взгляд Уолтера становится недоуменным. - Чего? - Так ты правда волшебник? - голос Гарри срывается на шепот.       Не потому, что он чувствует потребность секретничать. Честно говоря, он уж и думать забыл, что они не одни здесь. Просто голос вдруг покидает его.       Лицо Уолтера словно сминается внутрь себя. Опустив глаза, он ежится и откидывается на спинку стула, будто пытаясь дистанцироваться. - Был, - криво улыбается он. - Меня выгнали из Хогвартса.       Хогвартс. Что это? Волшебный мир? Волшебная школа?       Гаррина голова полна мыслей, вопросы вертятся, будто на раскаленной сковороде. Ему интересны, беспокойны причины, из-за которых волшебника могут выгнать из волшебного мира. Но больше всего его волнует другой вопрос. - Твою палочку уничтожили?       Уолтер смеряет его долгим взглядом. - Да. А ты действительно много знаешь о нас, верно?       Гарри взволнованно кивает, хотя ему кажется, что он ни черта не знает на самом деле. - Ты учился в школе?       Уолтер хмурится. - Конечно.       Снова посмотрев на него, Гарри начинает сомневаться. Как много школ в волшебном мире? Может быть, Уолтер учился в другом месте? Вдобавок, он взрослый. Может быть, он никогда не встречался с... - Когда тебя выгнали?       Уолтер мрачнеет. Скрестив руки, он трет пальцами содранные костяшки. - На последнем курсе. Два года назад, - добавляет он. - Это имеет отношение к тому, кого ты ищешь?       Гаррино дыхание учащается. Он шел к этому моменту так долго. - Да. Ты знаешь Тома Реддла?       На лице Уолтера появляется хмурая задумчивость. - Том Реддл, Том Реддл... - бормочет он себе под нос и глубоко вздыхает, наморщив лоб. - Извини, не помню никого с таким именем. Может, он учился на другом курсе. - Он старше меня примерно на год, - быстро сообщает Гарри, отказываясь отступаться. - Мне пятнадцать. - Значит, когда я учился, он был на третьем или четвертом курсе, - снова задумывается Уолтер, уставившись поверх гарриной головы. - Он точно не гриффиндорец, иначе бы я вспомнил. Может, ты знаешь его факультет? Он играл в квиддич?       Гарри с сожалением качает головой. Он и понятия не имеет, о чем его спрашивает Уолтер.       Тот вздыхает. - Прости, парень. Тогда я не знаю. - Он высокий, темные волосы, черные глаза, - пробует описать его Гарри. - Худой. Цепляется ко всему.       Усмешка преображает лицо Уолтера, вокруг его глаз расплываются теплые морщинки. Он мягко качает головой. - Прости, парень, - повторяет он с видимым сочувствием. - Вижу, ты правда хочешь его найти. Но в Хогвартсе дохрена народу, невозможно знать всех. Возможно, если бы я увидел его, то узнал бы лицо...       На вопросительные интонации Гарри с нарастающим отчаянием мотает головой. - У меня нет его фотографии.       Уолтер снова вздыхает. - Тогда извини. Слишком мало информации. Ничем не могу помочь.       Гарри откидывается на стул. Слова Уолтера крутятся в его голове, но он отказывается в них поверить. Он так долго шел к этому. - Ты же... ты же волшебник. Ты знаешь, как попасть в ваш мир.       Есть ли у волшебников свой мир или они прячутся среди обычных людей? Гарри долго размышлял об этом. Если волшебники и жили среди них, то явно не в таком месте как Литтл Уингинг. Гарри планировал сбежать в Лондон, чтобы испытать удачу там. В одном из отсеков чемодана он хранил деньги, но их все равно катастрофически не хватало.       Бледные брови Уолтера выгибаются. Он кажется позабавленным его решительным видом. - Говоря об этом... - он замолкает ненадолго и снова пододвигается, доверительно понизив голос. - Знаешь, на самом деле я тот еще удачливый засранец. Когда меня выгнали, мне просто пришлось вернуться сюда, понимаешь? Я ведь магглорожденный. Если бы кто-то из моих родителей был волшебником, я хотя бы мог остаться жить там, с ними. Я уж думал, что застрял здесь навечно. А теперь встретил тебя, с палочкой. Я мог бы вернуться, имея палочку.       Задержав дыхание на мгновение, Гарри медленно выдыхает и незаметно сжимает пальцы на рукаве. От Уолтера не укрывается его жест. - Да ладно, Гарри, - вспоминает он вдруг его имя. - К чему тебе волшебная палочка? Ты никогда не сможешь ей колдовать. А я мог бы начать новую жизнь. Понимаешь?       Алчность просачивается в голос, зрачки затапливают радужку. - Я бы заставил тебя забыть. Ты бы все равно никогда больше не встретил его, к чему лишние страдания? Раз, и готово. Как укол. - Нет, - выдыхает Гарри. - Если ты хочешь палочку, то только со мной. Возьми меня с собой, просто проведи в ваш мир, а дальше я разберусь сам.       Уолтер смеется, закрыв лицо рукой. Гарри не понимает причин его веселья. Он прозвучал слишком самонадеянно? Вероятно, так оно и есть.       Но он так долго шел к этому. Он не может просто взять и забыть, словно этого никогда не было.       Словно Том Реддл не существовал в его жизни.       Все еще посмеиваясь, Уолтер встает, высокий и тощий, вены вьются на его руках, отчетливо выступая. Оторвав руку от лица, он без тени улыбки смотрит на Гарри. Глаза его, на выкате, словно затуманены. - Отдай палочку, парень. Лучше по-хорошему.       Гарри переводит взгляд на его протянутую ладонь с обгрызенными ногтями и содранными костяшками. Затем смотрит на посетителя, который, перестав есть, оборачивается к ним. Лысеющий мужчина с пергаментной кожей на лице глядит прямо на него, и Гарри на секунду кажется, что он спросит, все ли у него в порядке. Вместо этого он отворачивается и продолжает копаться в своей тарелке.       Гарри переводит взгляд обратно на Уолтера. - Дай мне палочку, - его голос начинает дрожать от нетерпения. - Сейчас.       Вчера он не был так неуверен, дав Гарри по морде, но тогда он был намного более раздражен и встревожен, чем сейчас. Может, Уолтер видит в нем парня, младше его самого, упрямого и несчастного, с разбитым лицом. Может, у Уолтера есть младший брат или сестра. Он не похож на плохого человека, этот Уолтер. Разве что на отчаявшегося.       Гарри нащупывает пальцами палочку, и жадный взгляд Уолтера мгновенно находит его движение. Гарри облизывает губы. - Так забери, - кидает он и слетает со стула прежде, чем длинные шишковатые пальцы смыкаются на его вороте.       Гарри привык полагаться на скорость и юркость, почти все, с кем он имел дело, были больше и сильнее него. Уолтер такой же быстрый. Они переворачивают стол, сцепившись друг с другом, но Гарри высвобождается. Десять крючков впиваются в его рубашку, дергают, тянут, пытаются выловить, пространство перед гарриными глазами сжимается до размеров двери.       Если Уолтер заберет у него палочку, если он заставит забыть обо всем...       Извернувшись, он вытаскивает палочку из рукава и наотмашь хлещет ею по предплечью Уолтера. Мгновенно накалившись, палочка с тихим взрывом выплевывает из себя дюжину злых искр, которые впиваются в кожу подобно огню, оставляя после себя продолговатые ожоги. Гарри знает, как это чертовски больно. Уолтер с криком отпускает его, закрывая лицо.       И тогда Гарри бежит. Его ноги едва касаются земли. - Сволочь! - орет Уолтер ему в спину. - Я найду тебя!       Вероятно, он не может оставить забегаловку без присмотра и поэтому не бежит за ним следом. С такими длинными ногами, как у него, Гарри, как бы быстро он ни бегал, не имел бы и единого шанса оторваться.       Сердце барабанит в грудную клетку, Гарри бежит так долго, пока не начинает задыхаться. Только тогда он сбавляет обороты, сворачивает за гаражи, приютившиеся между участками. Пот льется по его вискам, рука, в которой все еще зажата палочка, горит огнем. Гарри стискивает зубы. В глазах все расплывается. - Блять! - кричит он и пинает песок под ногами. - Сука!       Песок вздымается облачками, кружа и заволакивая. Гарри с силой бросает обиженно стрельнувшую искрами палочку в гараж и вцепляется в волосы.       Он все просрал. Господи, он все просрал.       Зажмурившись, какое-то время он просто дышит сквозь зубы. Мысли грызут, царапают его изнутри, завывают и ноют. Спустя несколько минут Гарри открывает глаза. Они сухие, и он где-то потерял очки. Наверное, во время схватки с Уолтером. Рука болит. Гарри мельком смотрит на покрасневшую кожу, но по большей части ему уже плевать. Подойдя к гаражу, он поднимает завалившуюся в траву палочку. Прячет ее в рукав.       Теперь ему нужно вернуться домой и засунуть ее в чулан. Он не сомневается, что Уолтер его разыщет. Проберется ли он в дом?       Что ж, пусть попробует пробраться к нему в запертую на ночь спальню. Дядя Вернон наверняка подумает, что Уолтер его друг и Гарри попросил вытащить его. Бедный Уолтер. Встречал ли он на своем пути когда-нибудь разъяренного дядю Вернона?       Мысли об этом отстраненные, почти безразличные. Гарри доходит до дома. На зубах у него поскрипывает песок, когда он толкает дверь. Ему хочется только одного - принять прохладный душ, так он и собирается сделать, пока прячет палочку в привычное место в чулане.       Дадли за его спиной даже не дышит и крадется на цыпочках, чтобы быть как можно более бесшумным, но Гарри все равно чувствует его приближение. Только этого сейчас не хватало. Развернувшись, он устало бросает: - Отвали, Дад...       Слова застревают у него в глотке.       Том за его спиной остро улыбается. - Привет, Гарри. Я заждался.

***

      Гарри не может выдавить из себя ни звука. Том продолжает улыбаться, разглядывая его в ответ. Гарри помнит его нескладным тощим парнем с мешками под глазами. Том все еще состоит из острых углов, но сглаженных, гармоничных, длинные руки больше не торчат ветками, спина не сгорблена, чтобы скрыть неуклюжесть. В нем появляется стать. Лицо тонет в полутенях, две складки собираются возле растянутых губ, и только взгляд так же прям и черен.       В их последнюю встречу Том не смотрел ему в глаза.       Выдохнув, Гарри хватает его за руку, пальцы крепко оборачиваются вокруг запястья. Том с интересом опускает на них взгляд, прежде чем вопросительно вздернуть брови. Не говоря ни слова, Гарри разворачивается и ведет их наверх, в спальню. Когда он закрывает за ними дверь, Том небрежно оглядывается. - Они все-таки позволили тебе спать здесь? Честно признаться, я думал, ты до сих пор живешь в чулане. - Он разрушился, - говорит Гарри.       Голос у него неожиданно хриплый. Снова развернувшись, Том улыбается мягче. - Да. Я видел.       Ну конечно же, он залез туда. Когда это Том нуждался в чьем-то разрешении?       Гарри облизывает сухие губы, вдруг вспомнив о кое-чем важном. - Как давно ты здесь? Дурсли видели тебя? - О, - выдыхает Том и шагает к нему ближе. - Я сказал им, что пришел повидать дорогого друга.       Гарри моргает, подслеповато смотря на него. - И они тебя пустили?       Он сомневается, что Дурсли обрадовались бы, увидев в своем доме кого-то, называющего себя другом Гарри.       Том приподнимает брови. - Конечно. Не стоит волноваться, Гарри. Я был предельно вежлив.       Гарри уверен, что это не было взаимно. Он приходит в ужас от мысли, что мог сказать дядя Вернон, открой он дверь. Том бы наверняка перегрыз ему глотку прямо на пороге. - Кто тебя встретил? Дадли?       Будь это тетя Петунья, она настигла бы Гарри еще на пороге. Возможно, у нее хватило бы такта не грубить гостю, но она уж явно не стала бы стесняться, чтобы высказать все мальчишке, чьим воспитанием она, как ей кажется, занималась.       Рука Тома вдруг ложится на его лицо. - Ты скучал по мне? - Да, - выдыхает Гарри раньше, чем успевает обдумать ответ.       Его не смущает ладонь на щеке. Он так устал, он потратил столько времени и сил и думал, что сегодня упустил последний шанс, этого всего было просто слишком... слишком много. Одна его часть даже не верит, что Том действительно здесь, стоит напротив него. Так близко, что Гарри хорошо может разглядеть его безмятежное лицо. - Где твои очки?       Гарри пожимает плечами. Где его очки? Он не знает. Возможно, где-то под столом, накрытым кошмарной липкой скатертью.       Взгляд Тома вдруг бегло пробегается по нему, между темных бровей появляется морщинка. - Ты что, дрался?       Гарри представляет, как выглядит со стороны. Пыльный, взъерошенный, с ссадинами на лице. - Ты дрался, - повторяет Том уверенней, слегка удивленный.       Гарри снова пожимает плечами и отстраняется. Обогнув Тома, он валится на кровать и, совершенно выжатый, потирает руками лицо. - Черт. Поверить не могу, ты правда здесь. Я думал...       Его приглушенный голос затихает. - Что ты думал?       Гарри со вздохом опускает руки и следит за скользящей поступью Тома. Заложив руки за спину, тот приближается к нему. Взгляд Гарри скользит ниже. Когда это Том начал носить кожаные остроносые туфли? Выглядят они совершенно пижонски. Он фыркает себе под нос, позабавленный сквозь усталость. - Думал, что никогда тебя больше не увижу. - Разве я давал тебе причины для сомнений?       Лицо Гарри ожесточается. - Тебя не было три года. - Но я ведь всегда приходил, не так ли? - Ты бросил меня. - Я пришел к тебе, - возражает Том. - Ты угрожал мне ножом в нашу последнюю встречу, - повышает Гарри голос. - Сказал, что убьешь меня.       На лице Тома появляется необъяснимая тонкая улыбка. Гарри плоховато видит его отсюда, но чувствует, как тот чертовски доволен. Это почти выводит его из себя. Он и забыл, какой Том непредсказуемый засранец. Когда Гарри осмеливался представлять себе их встречу, она всегда выглядела напряженной в его воображении.       Том никогда не был рад его видеть и всегда хотел поскорее скрыться. - А затем просто исчез, - смято заканчивает он, его запал вдруг кончается. - Что я должен был подумать?       Том возвышается над ним черной тенью. На секунду Гарри кажется, что тот сомкнет вокруг его горла пальцы и задушит. Гарри бы сопротивлялся, но сначала позволил бы этим рукам сомкнуться. Том позволил бы умереть ему как обычному магглу. В насмешку над его стремлениями к волшебству.       Волшебство.       Имеет ли оно такое же значение, как и раньше?       Том вдруг опускается на колени перед его кроватью. - Мой милый Гарри, - тихо бормочет он. - Что мне сделать, чтобы ты простил меня?       Гарри в удивлении, на грани недоверия, смотрит на него. С секунду он в полной растерянности. - Просто извинись передо мной. - В таком случае прошу прощения.       Какое-то время Гарри молча разглядывает его. В конце концов он замечает: - Ты изменился.       Том касается ладонью его волос. - А ты все такой же.       Где-то глубоко внутри Гарри смущен его поведением, всеми этими прикосновениями и взглядами, которыми Том его одаривает. Том никогда не был с ним мягок. Ладно. Он был мягок, когда испытывал потребность извиниться перед ним. Гарри не хочет думать, что он такого натворил, чтобы вести себя подобным образом.       Том улыбается. - Я еще ничего не сделал.       Гарри моргает, вновь сбитый с толку. - Что?       Том поднимается на ноги, коротким жестом оттряхнув колени. Где бы он ни достал эти брюки, они ему чертовски идут. Гарри чувствует себя побитой дворнягой на его фоне. - Глаза, Гарри. Всегда было легко понять, о чем ты думаешь. - Я настолько предсказуем?       На его лицо лезет безрадостная усмешка. Успев отойти к окну, Том оборачивается. - О. Вовсе нет.       И вновь его взгляд словно пролазит сквозь глазницу, ощупывает стенки черепа изнутри. Соскользнув с кровати, Гарри сбегает. - Я в душ. Никуда не уходи.       Взгляд Тома остается висеть на его коже, цепляясь за нижнее веко.

***

      Уже в душе Гарри подумывает о том, что это слегка недальновидно - оставлять Тома без присмотра. В смысле, да, не сказать, что он контролировал его в прошлом, но по крайней мере раньше Том скрывался (или апатично лежал в чулане). Странно, подумывает Гарри, что никто из Дурслей до сих пор не прибежал к нему, чтобы отчитать. Не то чтобы ему нельзя приводить домой друзей - у него нет прямого запрета, но, черт возьми, это ведь подразумевается. Нет ни единой причины, почему дядя Вернон еще не надрывается в ярости, держась за сердце.       Нервное напряжение не смывается до конца, но притихает, заползает обратно под кожу до худших времен. Гарри просто устал. У него выдался дерьмовый день. Много дерьмовых дней. И последние два года, помимо того, что он вел расследование касательно того, куда, черт его дери, делся Том Реддл, он еще и жутко злился на этого парня.       Где-то в глубине души Гарри знает, что Том нашел способ разорвать связь и всего лишь отбросил его за ненадобностью. И наверняка еще испытал облегчение при этом. Волшебный ублюдок.       Смывая с себя пот и песок, Гарри пытается взять дыхание под контроль и успокоиться. Ладно, подумывает он, как бы там ни было, Том ведь действительно пришел к нему и, хоть и вел себя немного подозрительно, вроде как был рад его видеть. Насколько ему можно доверять? Они провели вместе в лучшем случае несколько месяцев, если сложить все те разы, что Том появлялся здесь. После того, как он исчез, они не виделись три года. Три года. Может ли Гарри доверять Тому? Может ли он доверять волшебнику?       Уолтер уже не оправдал его надежд. - Ты кажешься расстроенным, - замечает Том, когда Гарри возвращается, и тот самую малость испытывает облегчение, обнаружив его на кровати. - Кстати, у тебя дерьмовый матрас.       Гарри закатывает глаза, раздраженный и позабавленный одновременно, и замирает на секунду. Он так давно не испытывал эту смесь эмоций.       Закинув руки за голову, Том вскидывает брови, наблюдая за ним. - Ты собираешься меня игнорировать? Я вроде бы извинился перед тобой. - Да, - отмирает Гарри и лезет в шкаф за свежей футболкой. - То есть нет. В смысле, прости. Просто непривычно видеть тебя тут. Я думал... - Что никогда не увидишь меня больше. Да, ты говорил.       Гарри оборачивается. - Как долго ты планируешь оставаться?       Он не уверен, когда у Тома начинается учебный год, но до конца лета осталась лишь неделя. - Хм, - задумывается Том. - Возможно, на пару дней.       Гарри не должен быть так иррационально расстроен. Меньше пятнадцати минут назад он всерьез задавался вопросом, может ли доверять Тому. Почему его теперь так огорчает мысль, что у них есть всего два дня?       Вероятно, лицо выдает его, судя по намечающейся улыбке Тома. - Не расстраивайся, - самодовольно подначивает он, и это звучит как "о да, расстройся еще больше". - У меня остались другие дела. Тем более мы увидимся с тобой быстрее, чем ты думаешь.       Не удержавшись, Гарри фыркает. - О, так ты планируешь вернуться?       Темное выражение глаз заставляет его запнуться. Том удерживает его взгляд, прежде чем согласиться: - Конечно. Я всегда возвращаюсь.       Что-то с его голосом, какой-то запрятанный намек на горечь или волнение, Гарри не может точно ухватить суть. Он смятен больше, чем хочет в этом признаться. Возможно, в этой неловкости виноваты прошедшие годы.       Честно признаться, Гарри действительно думал, что они больше никогда не увидятся. За три года (один ожидания и два активных поисков) Том в его сознании успел сплавиться с недостижимой целью, за которой бы он, как один из тех ненормальных, гонялся всю жизнь. Уолтер прав. Он помешанный. Но теперь Том здесь, и Гарри словно толкнули во время бега. Он никак не может взять в толк, как вернуться в тот же ритм и нужно ли ему вообще это делать, а если не нужно, то что тогда?       Том первый нарушает плотную тишину между ними. Сев на кровати, он позволяет своему лицу ожить. - Думаю, самое время спуститься на ужин. - Если ты хочешь есть, я могу принести что-нибудь сюда... - Нет-нет, - прерывает его Том, оказываясь рядом. - Маггла накрыла стол. Будет грубо не спуститься.       Если бы не рука на его плече, Гарри бы снова фыркнул. С каких это пор Тома волнует, что будет грубым, а что нет? Он никогда не отличался хорошими манерами. Но рука лежит на его плече, и что-то смутно беспокоит Гарри, может, легкое нажатие пальцев или то, почему Том вообще решил к нему прикоснуться. Дружеские жесты он избегал так же хорошо, как и приемлемое поведение.       Три года, напоминает себе Гарри. Он тоже изменился за это время. - Не уверен, что это хорошая идея, - говорит Гарри, когда они оба спускаются. - Пожалуйста, не превращай их в свиней или типа того. Не хочу потом с этим разбираться.       Возможно, Том изменился, но его привычка испортить и бросить все как есть наверняка никуда не исчезла.       Гарри чувствует его улыбку спиной.       Слегка обеспокоенный, он заходит в гостиную и, увидев пришибленных Дурслей на диване, испытывает неуместное удовлетворение от того, что оказался прав. Конечно, Том с ними что-то сделал. Даже дядя Вернон помалкивает, бросая на них испуганные взгляды. В руках у каждого из них по блюдечку и чашке с дымящимся чаем. Даже у Дадли, чьи руки трясутся так сильно, что почти весь чай расплескался ему на колени, оставив темные пятна на брюках.       Остановившись в проеме и оглядев их, Гарри разворачивается к Тому с красноречивым взглядом. - Что ты с ними сделал?       Он должен встревожиться еще больше - и, боже, так и есть, - но какая-то часть него ликует. Посмотри, шепчет она ему, ты так хорошо знаешь Тома и был уверен, что он сделает что-то такое. Посмотри, шепчет она, он сделал это ради тебя.       Он сделал это ради себя, обрывает ее Гарри.       Он действительно не должен поощрять это.       И все же удовольствие размазывается по лицу Тома тонким слоем. Гарри отчего-то уверен, что он знает, какие чувства он испытывает, глядя на испуганных Дурслей. - Всего лишь попросил не мешать нам.       Его глаза жадно скользят по лицу Гарри. Смутившись, тот отворачивается и шагает к столу, который накрыт лишь для них двоих. - Ну да, конечно, - бурчит он, потирая шею там, где кожу покалывает от чужого взгляда. - И ты, разумеется, не применял на них никакое отвратительное волшебство. - Уверяю тебя, никакого отвратительного волшебства.       Том без конца улыбается, отодвигая стул напротив. Гарри специально садится так, чтобы не видеть застывших Дурслей, которые едва двигаются в их присутствии. В конце концов тихие всхлипы Дадли заставляют его неуверенно обернуться. Тетя Петунья белая как мел, а лицо дяди Вернона напротив налилось кровью. - Эм, - говорит Гарри неловко, сжимая вилку. - Знаете, вы можете просто уйти, если не хотите здесь сидеть. Том просто... мы ненадолго, - обещает он зачем-то, не в состоянии оторвать от смятого лица похныкивающего Дадли, который последний раз плакал, когда ему было тринадцать.       Том прощупывает его взглядом. - Ты не хочешь, чтобы они присутствовали? - Ты что-то сделал с ними, - неодобрительно повторяет Гарри.       Невысказанное "потом ты уйдешь, а я останусь объяснять им, какого черта это было" виснет между ними. Том пожимает плечами и, устремив взгляд поверх гарриной головы, коротко командует: - Пошли вон.       Дадли принимается завывать еще сильнее, словно не может больше сдерживаться. Гарри слышит, как тетя Петунья без конца бормочет: "Дадлик, дорогой, Дадлик".       Они остаются вдвоем. Стол сервирован безупречно, здесь есть даже бокалы, чьи тонкие ножки ловят отблеск ламп. Том разливает вино, и такой бутылки точно не было у Дурслей в кладовке.       Гарри подумывает о том, что он спит.       Том на секунду поднимает на него взгляд. Гарри снова ловит его на том, что он улыбается. - Ты не спишь, - на вопросительный взгляд он добавляет: - Ты снова думаешь слишком громко.       Гарри откидывается на спинку стула. - Ну да, конечно, - соглашается он, чувствуя себя абсурдно. - Ты что, принес с собой вино?       Том отставляет в сторону бутылку. - Ты против?       Гарри мнется. - Я никогда до этого не пил.       Дурсли иногда пропускали по бокальчику на званных обедах, когда приглашали к себе гостей. В остальное время тетя Петунья не пила, а дядя Вернон предпочитал пиво. Единственный, кто тайком уничтожал их запасы, был Дадли, который воровал алкоголь из кладовки на встречи со своими дружками. - Значит, самое время попробовать. Не беспокойся, вряд ли ты напьешься с одного бокала.       Недовольный подколом, Гарри поджимает губы и, спохватившись, что копирует тетю Петунью, расслабляется. Кусочки мяса утопают в густом подливе, словно в крови. Гарри подцепляет один и отправляет в рот, прежде чем взяться за бокал. - Не недооценивай меня, - предупреждает он. - Вдруг я быстро напиваюсь?       Задумчивое выражение делает взгляд Тома слегка затуманенным. Гарри старается не смотреть на него, почему-то ему некомфортно. Он все равно не может удержаться от быстрых взглядов. - Не недооценивай, - бормочет Том себе под нос, и осмысленность возвращается в его глаза. - Что ж. Придется связать тебя, если начнешь буянить.       Гарри фыркает. - Не веди себя так, будто ты алкогольный гуру.       Том не произносит ни слова, но его манера держать бокал говорит сама за себя. Гарри кидает взгляд на его пузырящееся от самодовольства лицо. - Серьезно? - спрашивает он с большей неуверенностью. - В волшебных школах что, разрешается пить? - Смотря с кем.       Гарри делает один небольшой глоток и морщится от терпкого вкуса на языке. Поймав взгляд Тома, который со сдержанным весельем наблюдает за ним, он с раздражением приканчивает вино за два глотка. Том выгибает брови и следует за ним. Его глаза мерцают поверх тонкого ободка бокала.       Гаррина голова становится странной, тяжелой и легкой одновременно, зрение по краям смазывается. Наверное, это и есть опьянение, думает он. Его язык немного неуклюжий во рту, будто распух, когда он замечает: - Это не вино Дурслей. Где ты его взял?       Том принес на встречу с ним вино, гребанный боже. Это так странно, но Гарри подумывает, что это подходит Тому с его манией к хвастовству. Ему нравится производить впечатление. Черт, да их знакомство началось с того, что Том сказал что-то вроде "я долбанный волшебник, Гарри". Наверное, он один из тех типов, которые видят смысл жизни в том, чтобы ощущать над другими превосходство. Интересно, Том вообще когда-нибудь задумывался о нем как о друге?       Том подливает вино снова. - В Лондоне. Зашел в один из магазинов.       Гарри с нарастающей уверенностью щурит глаза. - И ты, конечно же, не заплатил за него.       Его не обманывает невинная улыбка. - Нет? Почему ты так думаешь?       Гарри фыркает, накалывая на вилку мясо. Подлив размазывается по тарелке, оставляя за собой бордовые подсыхающие узоры. - Потому что тебе доставляет удовольствие возможность кому-нибудь напакостничать. Магглам, - поправляет он себя. - Ты их терпеть не можешь. И ты украл бутылку вина.       Том поворачивает бутылку этикеткой к себе. - Оно лучше, чем я ожидал, - хмыкает он. - Волшебники предпочитают огневиски, но у них не так легко позаимствовать бутылку. К тому же я бы предпочел, чтобы ты оставался в сознании, пока я тут. - Ты вор, Том?       Его голос звучит обвинительно. На самом деле Гарри хочет его обвинить во многих вещах. Том отвечает ему спокойным взглядом. - А ты?       Гарри сглатывает, опуская глаза в тарелку. Значит ли это что-то или Том просто переводит на него стрелки? Мог ли он помнить об оставленной палочке или имел в виду что-то другое?       Гарри пожимает плечами. Вино развязывает ему язык, когда он признается: - Я воровал, - затем он внезапно захлебывается словами: - Я искал тебя. Все это время. Пытался найти кого-то, кто бы знал живого волшебника.       Том позволяет себе крошечную усмешку. - Успешно?       Гарри хочет рассказать про Уолтера, но что-то останавливает его. Он со вздохом проводит рукой по влажным волосам. - Ты нашел меня быстрее. И украл это хреново вино. Поверить не могу. Ты так пытаешься извиниться или что?       Том наклоняется к нему через стол, расслабленный и напряженный в то же время. Его тело извивается и переливается, словно чешуя. Гарри моргает, сгоняя морок, и задается вопросом, так ли много он выпил, чтобы опьянеть настолько сильно. Голос Тома мягко шелестит, полный обожания: - Я задабриваю тебя, Гарри.       Он точно напился.

***

      Он просыпается среди ночи. Его голова раскалывается, губы слиплись между собой. Гарри с трудом сглатывает и сквозь сон и головную боль подумывает, всегда ли выпитое вино ощущается настолько плохо, прежде чем осознает, что он не один в кровати. Тьма смыкается на них плотным кольцом, Гарри ощущает очертания чужого тела, которое прижимается к нему тут и там. Боже, ему так жарко. На его лице лежат ладони, пальцы словно втирают в кожу свои прикосновения. Гарри издает короткий болезненный стон, его рот абсолютно сухой, дыхание ужасно. Хуже всего, что голова до сих пор кружится, даже когда он лежит в кровати и проспал достаточно, чтобы его отпустило. Он проводит языком по трещинкам на губах, кладет руки поверх чужих ладоней, чужих прикосновений, чужого дыхания на своем лице. - Том, - хрипит он.       Сердце колотится о грудь в беспокойном ритме, будто запинаясь на долю секунды. Большой палец оказывается на его нижней губе, задевает кромку зубов. Гарри шумно выдыхает. Ему жарко. Он потный, с пересохшим ртом и не в состоянии понять, в чем так нестерпимо нуждается.       Губы накрывают палец на его губах. Палец проникает глубже в рот, следом за ним проскальзывает язык. Чувственный, влажный поцелуй. Гарри елозит ногами по покрывалу, задыхаясь.       Голова кружится сильнее, когда он закрывает глаза.       Проснувшись в следующий раз, Гарри едва в состоянии разлепить веки. Солнечный свет слепит его, боль до сих пор сидит в голове, к тому же что-то неприятно царапается в желудке. Неужели у него похмелье? Гарри бы рассмеялся, не будь ему так плохо.       Какое-то время он лежит в болезненной полудреме, пока воспоминания не вспарывают его спокойствие.       Том.       Распахнув глаза, Гарри приподнимается на локте, что отзывается в его животе предостерегающей волной тошноты. Кровать пуста. Он прислушивается, но ни единого звука не доносится через дверь. Гарри испытывает тревожную потребность подняться и проверить, куда делся Том, но лишь от одной мысли о том, чтобы поменять положение в пространстве, к его горлу подкатывает тошнотворный комок.       С тихим стоном Гарри снова падает на подушку, борясь с головокружением. Господи, он больше никогда не будет пить, никогда. Сможет ли Том вылечить его с помощью волшебства? Интересно, украл ли он у кого-нибудь еще одну волшебную палочку. Если подумать, Гарри вчера не видел ни одной в его руках.       Его раздражает мысль, что Том наверняка и вполовину не мучается так, как он. Наверняка он ужасающе свеж, этот Том. Гарри представляет его снисходительное выражение лица, досаждающую кривизну рта.       Его мысли стопорятся, задержавшись на губах Тома.       О боже, резко ужасается Гарри, снова дергаясь на кровати, неужели они правда поцеловались ночью?       Воспоминания обрывочны, волнообразны, ощущение ладоней на лице, то, как палец раскрыл его губы, прежде чем их накрыл чужой рот. Действительно ли все это произошло на самом деле? Может быть, Гарри это приснилось.       Неуверенность скручивает его, заставляет ладони покрыться липким потом. Набравшись решимости, Гарри все же свешивает ноги вниз. Какое-то время он просто сидит, переводя дух и снова обещая себе, что больше никогда не возьмет алкоголь в рот. Этот Том, думает он с досадой. Мог ли он специально напоить его, чтобы наутро ему было так дерьмово?       Когда он открывает глаза в следующий раз, то застывает. На тумбочке рядом с кроватью лежат его очки. Недоумение выбивает остальные мысли. Замерев на секунду, Гарри берет их в руки и надевает. Сразу за этим он замечает лист бумаги, лежащий на той же тумбе. Записка.       Гарри торопливо хватает ее, пробегая глазами по аккуратном буквам:             Мой дорогой Гарри,

К сожалению, я вынужден уйти раньше, чем рассчитывал. Я оставил бутылку в твоем шкафу, если у тебя возникнет желание допить ее. Довольно самонадеянно с моей стороны было брать две, верно? Я также взял на себя смелость вернуть твои очки.

      Гарри бы разозлился, не будь ему так паршиво. Вместо этого он чувствует усталость и тошноту.       Том сбежал. Ну конечно. И как, черт возьми, он вообще нашел его очки?       Пятнышко на линзе отвлекает его. Маленькое и круглое.       Буро-красное, как засохшая кровь.

***

      Том исчезает на три года.       Когда Гарри просыпается следующим утром, его кожа все еще хранит фантомное прикосновение ножа под подбородком. Он почти не удивляется отсутствию Тома - лето заканчивается, значит, их общение тоже. В этот же день рушится чулан, и Гарри приходится выкинуть оттуда все подушки и одеяло, чтобы втиснуться.       Он довольно сильно переживает о том, что Том угрожал ему ножом. Не стоило трогать его истинную волшебную палочку, Гарри перешел границы.       Чувство притупляется за осень. С началом зимы в гарриной груди селится надежда и страх. Как сильно Том разозлился на него? Придет ли он снова после такого?       Зима. Весна. Лето.       Осень.       Зима.       Весна.       Гарри вытаскивает обломки резной волшебной палочки. Рвет в мелкие ошметки письмо на чужое имя. Он выкидывает все на детской площадке на улице Магнолий так же, как Том выкинул его из своей жизни. Бумага разлетается, подхваченная ветром.

***

      В следующий раз Том появляется посреди ночи в конце сентября. Гарри не спит, поглощенный домашним заданием, которое откладывал все выходные. Каждый раз он борется с мыслями, есть ли у него хоть одна причина хорошо учиться, учитывая, что после школы святого Брутуса у него не так уж много перспектив. В конце концов он все равно выполняет все свои домашние задания, чтобы оставаться на хорошем счету у учителей, которые со временем перестают видеть в нем безнадежного преступника без будущего. Некоторые из них даже выражают свое сожаление, что он учится в этом месте. Другие говорят, что будущее ждет его, притом хорошее.       Уже в тот момент Гарри знал, что посвятит всю свою жизнь поиску Тома Реддла. Иногда он чувствовал это свое будущее - сороколетний, заросший щетиной, живущий у черта на куличках, одинокий и немного сумасшедший. Нашел бы он когда-нибудь Тома Реддла своими силами?       Том появляется в его окне, напугав до полусмерти. - Господи, - обескураженно говорит Гарри, распахивая створку. - Что ты тут делаешь? Постой, это что, метла?       Том отталкивает его и неуклюже забирается в комнату. Древко метлы стучит обо все подряд, и Гарри молится, чтобы Дурсли не проснулись. Впрочем, это не мешает ему широко улыбнуться, когда Том с явным неудовольствием отбрасывает метлу от себя. - Я не знал, что ты придешь! - Я же говорил, - ворчит Том и кидает на него взгляд. - Ты должен был спать. - Если бы я спал, как бы ты забрался, через дымоход?       Том растирает покрасневшие пальцы. Вдобавок он весь вымок, волосы свиваются в мокрые кольца на его лбу, на полу образовывается небольшая лужица. На улице нет дождя, но где-то, судя по угрюмому виду Тома, он точно был. - Подожди, я дам тебе сухую одежду, - решает Гарри, повернувшись к шкафу. - Ты что, делаешь домашнюю работу? Скоро рассвет. - Ага. Это не помешало тебе ворваться в мою комнату.       Перебирая немногочисленные вещи, Гарри находит постиранные недавно и оборачивается. Отдавая пахнущие стиральным порошком футболку и штаны, он не удерживается: - Если я попрошу прокатить меня на метле, ты откажешься, да?       Ответом ему служит красноречивый взгляд. Том раздевается тут же, без промедления. Отчего-то испытав резкий укол неловкости, Гарри отворачивается. Он слышит шелест одежды, стук босых пяток по полу, когда Том стаскивает с себя мокрые туфли. - Я думал, у тебя начался учебный год. - Он начался. - Тогда почему ты здесь?       Гарри рискует обернуться, чтобы бросить на Тома взгляд. То, каким домашним он выглядит, заставляет его застыть на мгновение.       Том откидывает мокрые волосы со лба. - Я жаждал тебя увидеть. - Оу.       Гарри не знает, что сказать на это. Он довольно близок к тому, чтобы смутиться, но в большей степени готов разозлиться, если Том над ним смеется.       Тот вдруг нагибается к отброшенной на стул мокрой мантии. - Ах да, - говорит он. - У меня кое-что есть для тебя.       Предательское волнение охватывает его, и Гарри мгновенно отругивает себя за любопытство. Он должен быть сдержан, должен быть осторожен. Том всегда делал ему больно так или иначе.       Тогда зачем ты искал его?       Том выпрямляется. В руках у него ничего нет, хотя он держит ладони так, будто в них что-то лежит. Гарри недоуменно смотрит на него, когда Том приближается. - Что? - не понимает он.       Взгляд Тома опущен на его открытые беззащитные ладони, ресницы отбрасывают тень. - Дай свои ладони. - Но... - Просто вытяни их.       Гарри слушается, тяжело вздохнув. Тогда Том перекладывает что-то в его руки, и это что-то влажное, теплое и сырое, имеющее вес и форму. Гарри вздрагивает. Он до сих пор ничего не видит, но он чувствует.       Волшебство.       Оно пульсирует в его руках, теплые потоки просачиваются сквозь пальцы. Гарри почти слышит, как что-то капает на пол. Может быть, это вода с волос Тома.       Том поднимает на него глаза, бескрайне, гипнотически черные, с сеткой полопавшихся сосудов. От их выражения Гарри пробирает дрожь. - Что это? - шепчет он благоговейно. - Я чувствую это.       Том накрывает его ладони своими, и те кажутся ему мокрыми и липкими. - Сердце фестрала. Оно бьется четырнадцать часов после его смерти. Все еще живое.       Гарри цепенеет. Том завороженно заглядывает в его глаза. - Ты видишь?       Гарри, помедлив, качает головой. Он едва может вдохнуть. Невидимое сердце все еще бьется в его руках. Том подается вперед. Он не целует, трется шершавыми губами о его лоб, шепот липко струится вниз по коже, капает с бровей, огибает крылья носа, вновь собираясь в единый поток на подбородке. - Значит, еще рано. Его видят лишь те, кто познал смерть.       Гарри дергается в приступе отвращения, намереваясь отбросить - что, невидимое сердце?! - но Том с силой сжимает пальцы, удерживая его. Гарри стискивает зубы. Что это за ощущение, просачивающееся между его пальцев? Невидимая кровь? - Ш-ш, - шепчет Том. - Просто прими мой дар. - Боже, - выдавливает из себя Гарри. - Зачем ты это делаешь? - Я задабриваю тебя.       О боже, стонет Гарри мысленно. Что это значит? Что это значит?! - Я не понимаю.       Неторопливым движением Том соскальзывает губами с его лба и прислоняется к нему своим. Их носы соприкасаются. Глаза так близко, что расплываются. Гарри зажмуривается, взгляд тяжело оседает на нем. - Ты моя смерть, Гарри, - говорит Том. - Ты моя смерть.

***

      Наутро Гарри едва может смотреть в его сторону. Его ладони липкие, грязные и пахнут сырым мясом, хотя внешне все в порядке. Гарри намывает их мылом три раза, прежде чем успокаивается. Ночью Том не выпускает его из спальни, чтобы он мог отмыться. Вместо этого он бережно забирает из его рук невидимое сердце и отводит в кровать.       Спи, говорит ему Том, смыкая вокруг него руки. Я так устал.       Гарри не может сомкнуть веки до самого рассвета. Ему жарко, холодно, тесно, грязно одновременно. Том засыпает без промедления, и всю ночь его дыхание спокойно оседает на гарриной щеке.       Это ненормально, подумывает он. Какого хрена?       Когда Гарри спускается, Том уже сидит за обеденным столом. Его лицо не успело заостриться, от измятой домашней футболки все еще веет сонным жаром. Перед Томом стоит тарелка с яичницей и беконом. По правую руку от него трясется Дадли с заметно дрожащей челюстью. Лицо дяди Вернона будет преследовать Гарри долгие годы после этого утра - воистину незабываемое зрелище. - О, доброе утро, - замечает его Том. - Ты как раз вовремя.       Гарри садится за стол, хотя, честно говоря, он не особо-то и голоден. Дядя Вернон переводит на него взгляд, полный обещания кровавой расправы. Даже его усы топорщатся. Гарри неловко откидывается на спинку стула, когда тетя Петунья ставит перед ним тарелку. Он не привык, чтобы его обслуживали. Ее руки трясутся. Свободных стульев больше нет, поэтому она просто застывает рядом, словно неуверенная, можно ли ей двигаться. Том прижигает ее взглядом. - Петунья. Чай.       В полуобморочном от ужаса состоянии она наливает Гарри чай. Поймав его взгляд, Том мило улыбается. - Мне нужно в школу, - предупреждает Гарри. - Скажешь, что приболел. Я собираюсь взять тебя на прогулку. У меня поезд через пять часов. Я не полечу обратно на метле, - поясняет он, чуть наморщившись.       Гарри нашел бы это забавным, если бы Том не вручил ему ночью сраное сердце.       Потом они действительно идут на прогулку. Гарри в основном молчит, чувствуя себя подавленным и сбитым с толку. Том не возражает против его затянувшегося молчания, он жонглирует словами так, словно ему не нужен собеседник для полноценного разговора. - Мне нужно закупить пергамент в лавке у миссис Флинт. Она работает до семи, не думаю, что успею до закрытия, но иногда она остается, чтобы прибраться, - делится Том будничным тоном. - Я бы никогда не сел на эту метлу, у нее низкая посадка и древко не покрыто водоотталкивающими чарами. Не верю, что Малфой перепутал модели. В любом случае, сегодня вечером у нас состоится разговор, - почти жалуется Том. - Удивительно, насколько магглы ненаблюдательны. У них есть отслеживающие камеры на каждом углу, но я все равно могу вытащить у магглы деньги, и она этого даже не заметит. Смотри, - бахвалится Том, выуживая у какой-то женщины впереди них кошелек.       Так у Гарри появляется десять фунтов и семь пенсов. Том услужливо отдает их ему.       Через три часа Том уезжает вместе с дядей Верноном на машине. Если верить его словам, они отправляются на вокзал в Лондон. Гарри хочет потереть глаза кулаками, пока смотрит на то, как Том не с первого раза заталкивает метлу в салон автомобиля, а затем машет ему рукой в окно. Гарри машинально отвечает тем же. После этого багровый дядя Вернон с дергающимся веком увозит их двоих прочь от Тисовой улицы.       Гарри возвращается в дом. Он не может найти невидимое сердце нигде в спальне.       На следующий день дядя Вернон устанавливает решетки на его окне.

***

      В следующий раз Том появляется в октябре. Гарри успевает успокоиться к тому моменту, ощущение теплой крови на руках перестает его преследовать. Гарри натыкается на Тома в саду, вернувшись со школы. Его настроение тут же портится. - Если ты собираешься вручить мне что-то стремное, лучше не надо, - говорит он вместо приветствия.       Том облокачивается об ограждение. Дерево за ним облетает сильнее остальных, на плечах у Тома куча желтых пожухлых листьев. Гарри задается вопросом, шевелился ли он вообще последний час.       Том отвечает ему улыбкой. - Ты не особо рад меня видеть, - говорит он, увязываясь следом, когда Гарри толкает калитку и направляется в дом, не глядя на него. - Я должен? - У того, кто искал меня три года, полагаю, мое появление должно вызывать положительные эмоции.       Гарри украдкой закатывает глаза. - Может, я искал тебя, только чтобы сказать, какой ты мудак. - Я мудак? - Ты мне скажи.       Гарри не видит, но чувствует, как Том ухмыляется в совершенно отвратительной манере. Входная дверь не заперта, но дома никого нет. За много лет Гарри научился определять это по особой консистенции пустой тишины, которая возникает в отсутствие Дурслей. - Только не говори, что заставил их сбежать.       Обернувшись, Гарри вздрагивает. Том стоит намного ближе, чем он рассчитывал, но от него не исходит тепла, которое бы указало на его близкое присутствие. Невольно Гарри делает шаг назад, и Том мгновенно прослеживает за ним взглядом, заметив. Отчего-то мысль остаться с ним наедине в пустом доме вызывает колючие мурашки. Странно, раньше Гарри никогда его не боялся.       Да, Том вызывал в нем внутренний трепет, как большой мохнатый паук, который мог напугать его при желании, но вместо этого позволял сидеть рядом в темном углу и любоваться собой.       Кем Том стал теперь - ядовитой змеей? - Я решил, что будет более уместно, если они не станут мешаться под ногами. Ты же знаешь, что меня раздражают магглы.       Гарри смеряет его тяжелым взглядом. Лестница скрипит под его ногами, когда он взбегает по ней наверх. В спальне он сильнее обычного откидывает рюкзак на стол. Мягкая поступь следует за ним, Том останавливается в дверях. Тень от решеток едва касается носков его кожаных туфель.       Гарри встречается с ним взглядом. - Я тебя тоже раздражаю?       Вместо ответа Том отмечает: - Они заперли тебя в клетке.       Он подходит ближе, встав у окна. Его взгляд скользит по прутьям решетки, лицо становится нечитаемым. Гарри дергает плечом. - Это не ответ. Я маггл, Том. Такой же, как и Дурсли, которых ты презираешь. Почему ты продолжаешь возвращаться? - его голос резкий, но под конец стихает. - Ты ведь нашел способ разорвать связь между нами. Почему ты здесь?       Гарри ненавидит то, как разочарованно звучит. Том наконец смотрит на него. Чему, чему он улыбается каждый раз этой маленькой тесной улыбкой?       Том кладет ладонь на его лицо. Гарри почему-то позволяет ему это. - Я ведь уже говорил тебе.       Ты моя смерть, Гарри. Ты моя смерть. - Что это значит? - шепчет он.       Лицо Тома исполосовано тенями от решетки. Он наклоняется, касаясь его губ своими. Гарри почему-то позволяет ему это. - Это значит, что я больше не боюсь своих мертвецов, Гарри.       Что это значит?       Что это значит?       Что это значит?

***

      Тома нет два с половиной месяца. Гарри не уверен, что это значит. Придет ли Том снова? Исчез ли он опять? Разговоры с ним похожи на бросание камешков в воду - слишком много вопросов расходятся кругами, к тому же Гарри кажется, будто камни летят в него.       Иногда, когда он приходит со школы, на его столе лежат письма. Плотная, чуть шершавая бумага конверта, сургучная красная печать, расползшаяся, словно кровавая клякса. Письма никогда не подписаны, но Гарри узнает аккуратные тесные буквы, тонкие петли, гипнотически черные чернила.             Мой дорогой Гарри,

Я не был достаточно откровенен с тобой. Прежде чем мои глаза открываются, мне всегда кажется, что нет ничего хуже смерти. Однако я не лукавил, когда говорил, что теперь не боюсь. И не бойтесь убивающих тело, души́ же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне. Помню ли я свою геенну? Помнишь ли ты свою?

            Мой дорогой Гарри,

Церкви всегда существовали для того, чтобы скрыть смерть бога или же тот факт, что бог повсюду. Кто твой бог?

            Мой дорогой Гарри,

Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа?

            Мой дорогой Гарри,

Смерть Христа была умилостивлением гнева божьего. Каждая твоя смерть была для меня удовлетворением, компенсирующим нанесенное тобой оскорбление. Чем моя смерть является для тебя? Каждый день я задаюсь вопросом, о чем же ты мечтаешь в своей отторгнутости.

            Мой дорогой Гарри,

Веришь ли ты в реинкарнацию? Или, возможно, тебе более близки маггловские воззрения о спасения души? Некоторые маггловские племена верят, что спасение лежит через убийство другого человека, что это помогает сбросить тяжесть горя и боли. Думаю, в прошлых жизнях я исследовал магию души, однако сейчас мне лишь предстоит этот путь.

            Мой дорогой Гарри,

Жизнь есть оттенок смерти. Дарить и принимать - главный символический акт согласно закону никогда не прекращающейся взаимности. Наши дары друг другу выходят за рамки понятий банальности вроде добра и зла, однако именно это связывает наши души.

            Мой дорогой Гарри,

Последний же враг истребится - смерть.

      Что это значит?       Гарри выкидывает все остальные письма, не читая их. Каждый раз, когда он находит на столе новое, ему мерещится, будто Том стоит прямо за его спиной. За его спиной никого нет. Тишина клубится за плечами.

***

      В следующий раз Том появляется во сне. Гарри обнаруживает себя с руками, наполовину зарытыми в сырую землю. Пронизывающий ветер бьет в его спину, треплет волосы, раздувает одежду. Вздрогнув, Гарри отдергивает руки, черные, с налипшими комьями земли. Хрипы рвутся из его груди, пальцы дрожат. Метроном вдалеке отсчитывает доли секунд. Гарри поднимает глаза. Низко висящие облака вздымаются, удерживая дыхание по ту сторону. Гарри опускает глаза. Надгробная плита потемневшая от времени, чуть сколота кверху.

Лили Поттер. 30 января 1960 года - 31 октября 1981 года Последний же враг истребится - смерть.

      Что это значит?       Гарри опускает глаза. Метроном вдалеке отсчитывает доли секунд. Комья земли липнут к его рукам. Вены вьются под кожей, выступая. Гарри опускает глаза. В его пальцах волшебная палочка. - Ах, Гарри Поттер.       Гарри опускает глаза. Разрытая вспухшая земля под его ногами. - Я так и знал, что найду тебя здесь. Довольно предсказуемо, ты так не считаешь?       Гарри опускает глаза. Тишина елозит стертым лицом у его коленей. - Гарри, Гарри. Сила жертвенной материнской любви. Разве может она защитить, если смерть будет дарована не рукой врага?       Ты всегда будешь моим врагом.       Что это значит? - У нас впереди столько жизней, Гарри. Зачем сопротивляться? Отдай палочку, Гарри Поттер. Отдай мне палочку.       Гарри опускает глаза.       Последний же враг истребится - смерть.       Что это значит?       Гарри поднимает глаза.       Белый затылок, длинные, длинные пальцы, щели на его лице, белый затылок, обернутое тело, комья земли валятся.       Что это значит?

***

      В следующий раз Том не появляется.       Гарри задается вопросом, увидятся ли они снова. Одна его часть испытывает отторжение при мысли об этом. Стоит ли того волшебство? Что-то не так с Томом. Гарри мог бы прожить нормальную жизнь, стараясь не вспоминать о нем. В крайнем случае, у него все еще была сердитая палочка. Он мог бы сохранить ее. Интересно, изгнанные волшебники вроде Уолтера устроили бы за ним охоту, пронюхав о ней? Гарри мог бы переломить древко, оставившее ему столько ожогов, и закопать так же, как сделал с резной палочкой. Гарри мог бы забрать припрятанные деньги, вытащить чемодан из чулана и сбежать в Лондон. Он мог бы начать там новую жизнь. Он бы устроился в какую-нибудь загибающуюся забегаловку, как Уолтер. Он бы нашел себе угол, где жить, и его бы не смущала теснота, ведь большую части жизни он провел в чулане. Он начал бы с малого. Чем бы он закончил?       Гарри представляет, как проживает дни без Тома. Затем он представляет, как Том в конце концов находит его, где бы он ни был. В Лондоне или в Литтл Уингинге, или где-то еще, молодым или старым, одиноким или сумасшедшим, с палочкой или без.       "Я всегда возвращаюсь", - звучит его голос в гарриной голове.       Почему Том больше не пользовался волшебной палочкой? Ни разу, когда он появлялся здесь за последние месяцы. Может быть, его тоже выгнали? Том никогда не делился с ним своей жизнью.       Гарри задается вопросом, какие планы строит Том. Даже если его не выгнали, что он хочет делать, когда выпустится? Что делают волшебники после школы?       Смутное сожаление селится в гарриной голове. Может быть, ему стоит спросить об этом в следующий раз. Просто поинтересоваться.       "Эй, Том, как дела?"       Гарри задается вопросом, какие бы отношения их связывали бы, не будь Том волшебником. Что было бы, будь он сам волшебником?       Нет, обрывает он себя. Лучше не опускаться в эти мысли, там слишком тесно. Если бы он был волшебником, сердитая палочка не жгла бы его пальцы, она дала бы ему волшебный огонек.       Люмос. Когда он последний раз видел его?       Гарри мотает головой, избавляясь от образов.       Может быть, ему стоит попросить Тома об этом, когда тот вернется. Он ведь вернется, верно?       Повернув голову, Гарри вздрагивает. Дядя Вернон впивается в него взглядом из коридора, словно не решаясь зайти к нему в спальню. Гарри отчего-то делает шаг в сторону от окна. - Твой друг не придет, мальчик, - шипит он, и слюна пузырится на его подбородке, как на раскаленной сковороде. - Он не придет.       Несколько мгновений Гарри смотрит в его красные глаза. - Том не мой друг, - сухо говорит он. - Мне плевать, кто он тебе. Я пристрелю его, если он появится еще раз. - Вы только что говорили, что он не придет, - замечает Гарри.       Пузырящийся, дядя Вернон сбегает в соседнюю спальню, чтобы орать на него из безопасности. Гарри со вздохом закрывает дверь.

***

      В следующий раз Том появляется. Начало января, рождественская ель еще не убрана, сад замело снегом, хотя Гарри расчищал подъездную дорожку утром. Дверь в спальню Дадли открыта, и через нее Гарри видит, как сам Дадли без интереса копошится в шуршащей оберточной бумаге. Подарками завалена вся его спальня, и он до сих пор с ними не разобрался. Заметив Гарри, он огрызается: - Что? - Ничего, - отвечает тот и проходит мимо закрытой спальни Дурслей.       В его спальне пусто и холодно. Снег налип густым слоем на прутья решетки, и Гарри чувствует себя замурованным. Это дискомфортное чувство, но не настолько, чтобы сбежать - большую часть жизни у него даже не было окна, в конце концов. Может, поэтому его кожа все еще хранит болезненную бледность, несмотря на то, что летом он умудряется хорошенько запечься под солнцем до черноты.       Гарри смотрит на запечатанный конверт на своем столе. Шершавая бумага, красная сургучная печать. Письмо манит его к себе, как дергающийся поплавок глупую рыбешку, и временами Гарри ловит себя на том, что его пальцы водят по столу в дюйме от конверта.       Спохватившись, он отходит.       Что Том мог написать ему? Очередное жуткое послание? У Гарри нет ни единого желания читать его.       Это никак не связано с навязчивой мыслью вскрыть конверт. Впрочем, Гарри разозлен, и это держит его в узде. Утром, расчистив снег, он узнает, как же все-таки письма попадают к нему на стол. Он ломал над этим голову все эти несколько месяцев, когда Том вознамерился свести его с ума разговорами о боге и смерти, а сегодня он ловит дядю Вернона, подсовывающего шершавый конверт к нему на стол.       Дядя Вернон набрасывается на него тут же, едва поняв, что Гарри его увидел. - Ах ты, паршивый мальчишка! Читай свое... проклятущее... ПИСЬМО!!! - сгорая от дикой одышки, он отталкивает Гарри и протискивается в соседнюю спальню, чтобы продолжить бушевать оттуда.       Гарри его не слушает. Он кружит возле закрытого конверта все это время, недоумение и злость заставляют его лицо покрыться колючим румянцем.       Откуда дядя Вернон берет эти письма? Приносят ли их те же совы, которых Гарри уже видел когда-то давным-давно?       Вихрь снега с силой ударяет в окно, и Гарри отвлекается. Дядя Вернон за стенкой тоже перестает кричать, и на долгую минуту дом виснет в увязающей тишине. Волоски на гарриных руках встают дыбом, и на мгновение он замирает, пытаясь понять, в чем дело. Словно тишина из сна вытекла наружу и заполнила собой все пространство.       Гарри коротко смотрит на дверь, и ему хватает этого взгляда, чтобы вылететь за нее. Дадли провожает его недоуменным взглядом, когда он пробегает мимо. - Что за черт?..       Входная дверь открыта, ветер заметает снег в дом, прямо под ноги остолбеневшей тети Петуньи. Дядя Вернон стоит рядом, закрывая собой гостя. Гарри в замешательстве хмурится - он не слышал, чтобы тот выходил из спальни. - Т-ты... сколько, сколько можно т-терроризировать м-мою... семью! - заикается дядя Вернон, но отголоски грозы все еще слышны в его голосе. - Я з-заявлю на тебя! Так и знай!       С гулко стучащим сердцем Гарри торопливо спускается и замирает на предпоследней ступеньке. В открытых дверях он видит чернильную фигуру Тома, резко выделяющуюся на фоне заснеженной улицы. Пронзительные острые глаза на бледном лице перемещаются с дяди Вернона на него. Всегда ли у Тома был настолько нечеловеческий взгляд? - Том? - зовет Гарри. - Что ты делаешь?       Ему становится не по себе от затянувшегося молчания - неровные проклятия побагровевшего дяди Вернона не в счет. Том вплывает в дом, и его одеяние следует за ним, как разводы нефти на воде. Гарри вцепляется в перила, удерживая себя от желания отступить, сбежать.

УХОДИУХОДИУХОДИ

      Поджав губы, он прямо встречает взгляд Тома. Тот останавливается едва ли в нескольких дюймах от него и кладет ледяную ладонь на его лицо. Ерошит волосы, убирая волосы со лба, словно пытаясь что-то найти на коже. - Гарри, - говорит он. - Лорд Волдеморт вернулся. - Чт... Кто?       Чернота переливается за край его глаз, стекает потоками вниз по лицу, между приоткрытых губ. Том улыбается. - Я.       Дядя Вернон, тихо вскипающий позади них, теряет терпение. Пот обильными пятнами проступает на его рубашке, когда он выдыхает: - Ну все, паршивец, - и, схватившись за одеяние Тома, дергает его на себя. - Я тебе сейчас такое устрою!..       Том разворачивается одним слитым движением, в его руке мелькает волшебная палочка - та самая, белая, похожая на кость, - и пронзительный вскрик тети Петуньи проносится по дому. - Милый! - кричит она, падая на колени рядом с грузно осевшим дядей Верноном; слезы обильно катятся по ее острому лицу. - Вернончик!       Задыхаясь, дядя Вернон вцепляется рукой в сердце, широко раскрытыми глазами глядя на Тома. Гарри мерещатся призрачные нити, скрепляющие его волшебную палочку и грудь дяди, словно Том неторопливо накручивает на леску его сердце. - Эй! - хватает Гарри его за плечо. - Прекрати сейчас же! Что ты делаешь?!       С нарастающим ужасом он смотрит, как грудь дяди Вернона распирает, разлетаются пуговицы, трещит по швам рубашка, рвется кожа. Тетя Петунья визжит. - Перестань!       Гарри и сам не понимает, что делает. В следующий момент его кулак летит в висок Тома, и тот отшатывается, встретив удар. Ошарашенный, на короткое время он замирает. Гарри тоже. Он в ужасе. Боже, что же он наделал, божечтожетеперьделать?       Дядя Вернон больше не задыхается, только тихо стонет под мечущимися руками тети Петуньи, которая пытается закрыть его своим тощим телом. Том медленно выпрямляется и разворачивается к Гарри.       На мгновение ему думается, что Том вскроет его резким движением запястья, заставив свою палочку действовать как самый острый нож.       Волшебство.       Разве может быть оно настолько отвратительным?       Том вдруг смеется, порывисто и громко, запрокинув голову. Глаза его закатываются почти что в блаженстве, когда он с нежностью произносит: - Конечно. Из всех существующих людей только ты способен меня остановить. Всегда.       Голос Гарри предательски дрожит, но он все равно пытается выглядеть твердо. Кулак болит. - Да что с тобой такое? Не трогай их, ты... пугаешь.       Том вновь приближается, заглядывая ему в лицо. - Ты меня боишься, - руки ловят его ладонь, губы ласково касаются содранных костяшек. - Не бойся меня, Гарри.       Все в Гарри кричит о том, чтобы оттолкнуть его и бежать, бежать так далеко, как только можно. Глаза соскальзывают на бледного дядю Вернона, слабо держащегося за растрепанную тетю Петунью, чье тело сотрясает крупная дрожь. Гарри обхватывает ладонь крепче и дергает на себя. Том в слепом восторге следует за ним, пока он ведет его наверх, мимо спальни Дадли, в которой Дадли не может справиться сам с собой, остолбенев от страха, мимо открытой спальни Дурслей, в которой нет Дурслей, прямиком в свою клетку.       Дверь за ними не просто закрывается, а захлопывается так, будто за ней защелкивается дюжина замков. Отпустив Тома, Гарри наконец отступает к окну. Ему все равно некуда деться. Его взгляд мечется к двери, прежде чем он находит в себе силы посмотреть в лицо Тома. - Что ты сделал? - Всего лишь позаботился о том, чтобы нам никто не мешал. - Ты, - Гарри делает глубокий вдох и пробует снова. - Раньше ты не делал так.       Он неопределенно машет рукой в сторону, туда, где еще лежат на стылом полу цепляющиеся друг за друга Дурсли. Рука Тома, белая на фоне черного одеяния, выскальзывает из-под складок. Пальцы проворно шевелятся, словно насекомое, и в следующее мгновение чернота стекает на пол, оседает в ногах Тома. Он вышагивает из ткани, вкрадчивый и острый, словно лезвие. Палочка расслабленно лежит в его руке. - Раньше это были детские фокусы, мой дорогой Гарри, - сообщает Том светским тоном. - Настало время для настоящего волшебства.       Что-то горько скручивается в груди у Гарри. И вот это настоящее волшебство? И вот об этом Гарри мечтал все детство? - Почему сейчас? Что изменилось?       Он хочет спросить, связано ли это как-то со странными письмами, что Том слал ему, или с тем, почему он не использовал свою волшебную палочку до этого. Что-то удерживает его от вопроса. Том шагает к нему, заставляя отступать. Они кружат по спальне, стиснутые тесными стенами с четырех сторон. Гарри чертыхается, наткнувшись бедром на стол.       Том настигает его, зажав с обеих сторон руками. Взгляд его ввинчивается, словно шуруп. Чуть склонив голову, он улыбается: - Совершеннолетие у волшебников не простая формальность, как это происходит у магглов. Потоки магии, Гарри, циркулируют в моем магическом ядре и обновляются каждый цикл. Я бессмертен, просто забывчив. Ты веришь в загробный мир, мой милый мальчик?       Что это значит?       Что это значит?       Гарри сглатывает и чувствует себя отвратительно, зная, что Том видит этот нервный жест. - Нет? Да. Я не знаю.       Том содрогается от нежности и касается его губами. - Ты не понимаешь, - шепчет он. - Это ничего. Тебе необязательно понимать, я обо всем позабочусь.       Гарри пихает его в грудь, отворачиваясь. Страх перетекает в злость. - Не знаю, в какие игры ты играешь, но я не собираюсь тебе подыгрывать.       Том ловит его за руку. Гарри изо всех сил пытается не смотреть ему в глаза, но моргает и обнаруживает, что его взгляд прикован к лицу напротив. - Разве ты не искал меня, Гарри? Разве ты не хотел быть мне другом? Теперь ты хочешь стать моим врагом. Еще ни разу твоя душа не оставалась ко мне безразлична.       Гарри вырывается, кровь кипит в его венах. - Понятия не имею, о чем ты говоришь! Оставь меня в покое!       И снова ладони на его лице, взгляд течет прямо в его глазницы. - Ш-ш. Я не злюсь, Гарри. Я не злюсь. Ты просто в растерянности.       В бессильной ярости Гарри сжимает зубы, стискивает кулаки. - Что ты хочешь от меня? Я просто маггл. Жалкий маггл, на которого ты наткнулся в детстве. - Не наткнулся, - поправляет его Том. - Я нашел тебя. Я всегда нахожу тебя. Или ты меня. Мы друг без друга жить не можем.       Он смеется, будто хорошей шутке, и повторяет: - Да. Жить друг без друга не можем.       Большие пальцы выводят круги на его коже. Лицо Тома становится нечитаемым, и Гарри слегка дергается от неприятных ощущений в голове, будто кто-то трогает его с изнанки. Внутри черепа расползается лихорадочный жар, Гарри вцепляется пальцами в запястья Тома. Отчужденный голос доносится до него, как из толщи воды: - Мне столько нужно тебе рассказать. Но прежде всего поужинаем.       Что это значит?       Что это значит?       Не вполне осознавая себя в пространстве, Гарри позволяет Тому вывести себя из спальни. Он смутно понимает, что они спустились по лестнице. В голове все набекрень, как при жа́ре. Или он снова пьян? Что Том с ним сделал?       Моргнув, Гарри вдруг обнаруживает себя во главе стола. Это не их стол, хотя они все еще находятся в доме Дурслей. Сильно удлиненный, со скатертью, бокалы мерцают в свете зажженных свечей. Разве сейчас не день? Гарри мотает головой, все смазывается по краям. В его пальцах, кажется, зажата вилка.       Снова крепко зажмурившись, он вновь открывает глаза. По правую руку сидит Том, не сводящий с него глаз. На дальнем конце сидит повизгивающий от страха Дадли. - Что... - пытается произнести Гарри, но выходит невнятно, он с трудом держит голову на весу. - Дадли...       Что это значит? - Ш-ш, - прерывает его Том, подцепив за подбородок и развернув к себе. - Разве он стоит твоих переживаний?       Краем глаза Гарри замечает ползущую к нему на коленях тетю Петунью с опущенным лицом. В ее руках темная бутылка с вином. - Боже, - выдыхает Гарри, - Что... - Ш-ш, - снова поворачивает Том его лицо. - Что ты с ней... что ты сделал?       Налив вино в его бокал и сильно расплескав, тетя Петунья падает в его ноги и елозит лицом по грязным кедам.       Что это значит?       Что это значит?       Том целует его в ухо. - Почему ты жалеешь ее? Она ведь держала тебя в чулане, Гарри. Разве ты ее не ненавидишь? Она заслужила это. Всего лишь грязь под твоими ногами.       Гарри едва шевелит губами. Язык словно распух в его пересохшем рту. - Где дядя Вернон?       Том утыкается носом в его висок. - Его ты тоже жалеешь? Он запер тебя в клетке. Он ненавидел тебя. Он тебя боялся.       Гаррина голова кружится. - Где дядя Вернон? - повторяет он. - Где же дядя Вернон? - стекает шепот в его ухо.       Гаррины глаза закатываются. Он падает в обморок? Что с ним?       Что это значит?       Едва удерживая себя в сознании, он замечает дядю Вернона. Тот висит прямо над их столом лицом вниз. Ребра белеют в развороченной груди, сердце все еще бьется. Гарри видит, как судорожно оно колотится. Глаза дяди Вернона распахнуты, изо рта стекает тонкая ниточка слюны. Он дышит так, будто в любой момент его дыхание может оборваться.       Что это значит? - Боже, - едва внятно произносит Гарри, сглатывая комок в горле. - Меня сейчас вырвет. - Гарри, Гарри, - иступлено трется об него лицом Том. - Ты моя смерть. Во веки веков. Каждый раз меня губят твои дары.       Гарри пытается не шевелиться, даже не дышать. Ужасная тошнота крутит его спазмами. Губы Тома прижимаются к нему плотнее. - Что за дар ты приготовил для меня на этот раз?       Что это значит?       Что это значит?       Что это значит?       Что это значит?       Что это значит?       Что это значит?       Что это значит?       Гарри рвет, а затем он падает в обморок.

***

      Распахнув глаза, он не сразу осознает себя в спальне Дурслей на бескрайней кровати. Голова ватная, вялость перекатывается в теле. Гарри медленно моргает, и веки слипаются и разлипаются с тихим звуком. Спустя время он понимает, что прижимается щекой к чьей-то груди. Рука скользит по его волосам, пропускает сквозь пальцы спутанные пряди.       Том.       Имя перекатывается в голове, оставляя только странное равнодушие. Он вспоминает стол, Дурслей, развороченную грудь живого дяди Вернона. Безразличное оцепенение заставляет его снова сомкнуть и разомкнуть веки. - Мой дорогой Гарри, - негромко доносится сверху. - Пришло время все тебе рассказать.       Голос Тома скользит, шипит, просачивается, словно он говорит на незнакомом языке. Его губы раскрываются:

- С С⠀⠀⠀Сс сСс ссСССсСсс сс⠀⠀сС⠀⠀⠀⠀С⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀СССС С⠀⠀⠀⠀С с⠀⠀⠀с ссс С С⠀⠀⠀Сс сСс ссСССсс сс⠀⠀сС⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀СС С⠀⠀С с⠀⠀⠀с с сССс С⠀⠀⠀⠀⠀⠀Сс сСс ссСССсСсс сс⠀⠀ сС⠀⠀⠀С⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀СССС С⠀⠀⠀С с⠀⠀с ссс С С⠀⠀⠀⠀⠀⠀Сс сСс с С с⠀⠀⠀Ссс сС⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Сс с⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀С