- Когда ты придешь в следующий раз? Ты ведь придешь, верно? - Летом. Возможно.
Последний день июля. Он ждет, и ждет, и ждет, но в конце концов еловая ветвь, тщательно спрятанная от чужих глаз, перестает существовать. Вместо нее теперь обычная зубочистка.***
Гарри вяло валяется на кушетке, уставившись на подергивающуюся муху, которая запуталась в паутине. Через приоткрытую дверцу ему слышно громкое бормотание встревоженного телевизора. - ...продолжает бушевать мощнейший шторм. Порывы ветра достигают восемидесяти миль в час, зафиксированы первые жертвы, более тысячи жителей остались без электричества. Приостановлены авиарейсы, а также некоторые автобусные и железнодорожные перевозки. Жителей Лондона и юго-западных районов Великобритании призывают не покидать дом без особой необходимости. Синоптики утверждают, что текущая ситуация может продлиться... Ветер бьется в закрытые двери и окна, пытаясь ворваться внутрь, и пронзительно воет в щели. Временами он затихает, чтобы затем с удвоенной силой встряхнуть дом, который начинает заходиться мелкой дрожью. Дождь не прекращался уже несколько дней и, кажется, стал только сильнее. - Вернон, - когда дом содрогается снова, тревожится тетя Петунья, - может, тебе не стоит завтра ехать на работу? Что, если тебя снесет по пути? О да, мрачно думает Гарри, представляя, как ветер подхватывает автомобиль с орущим дядей Верноном и уносит его в небеса, шторму придется постараться. Дядя Вернон угрюмо отмалчивается. Дурсли были вынуждены провести все выходные взаперти, поскольку супермаркеты оказались закрыты из-за бушующего циклона. Припасы кончались, и настроение из-за этого у всех было отвратительное. Дадли целое утро ныл, что не хочет есть вареную морковку на завтрак. Гарри тоже не был рад остаться в заключении здесь. Он редко проводил много времени внутри дома летом, предпочитая ошиваться где-нибудь снаружи или хотя бы возиться в саду тети Петуньи. Последние два дня он без дела отлеживался в чулане, и никто его не дергал - Дадли пытался к нему лезть поначалу, пока не получил по носу. После этого он все время проторчал за играми у компьютера, а потом ветер повалил дерево на линию электропередачи. Гарри никогда не слышал от Дадли такой яростный вопль. Даже когда дядя Вернон подключил генератор, он продолжил громить комнату в истерике из-за того, что не дошел до точки сохранения. Теперь они включали генератор лишь на час ближе к вечеру, а затем тетя Петунья повсюду разжигала свечи, из-за чего в коридорах тянулись зловещие тени. Для Гарри оставалось загадкой, чем же в это время был занят Дадли - если дядя Вернон еще мог развлечь себя газетами и ворчанием, то тот и пяти минут не мог прожить без электричества. Гарри даже начал подозревать, что он впадет в кому, пока генератор снова не запустят. - Если электричество не дадут до утра, мы уедем к Марджи, - кряхтит дядя Вернон. - Нужно спешить, пока дорогу окончательно не затопило. Класс, апатично думает Гарри, ему придется провести летние каникулы у тетушки Мардж. Скорее всего, он их не переживет - Злыдень наверняка загрызет его раньше, чем дождь ослабнет. Гарри медленно моргает, борясь со сном. Несмотря на ранний час в доме почти все время темно и холодно. Даже обычно бодрая тетя Петунья впадает в сонное оцепенение, и Гарри частенько видит, как она дремлет сидя в кресле перед темным телевизором. Все свободное время она проводит за сопливыми телесериалами для домохозяек и теперь очевидно не знает чем занять себя, когда основной вид досуга стал недоступен. Его сознание соскальзывает в тягучую дрему, после которой голова становится ватной и гудит. Гарри не любит такого рода сны - они не приносят облегчения, лишь сильнее утомляют, но последнюю неделю, когда природа, казалось, возненавидела Британию, его снедает скука. В доме нечем занять мысли, а с недавних пор и руки, ведь Дурсли настолько утомились сидеть взаперти без электричества, что сами предпочтут выдраить дом, лишь бы чем-нибудь заняться. Иногда Гарри перечитывает учебники за прошедший год, и это только быстрее его усыпляет. Он умудряется стащить журнал у тети Петуньи, но чего стоят одни лишь отвратительные статейки про... постель. А газеты дяди Вернона, пусть и не содержат пикантных советов для женщин, такие же занудные и скучные, как и учебник по математике. Никаких других книг Дурсли не имели, исключение, возможно, составила волшебная книга Тома... Том. ...но он забрал ее с собой. Шум телевизора, голос дяди Вернона и яростный стук дождя сливаются в единую массу, поглотившую разум Гарри. Его сон тяжелый, будто голову набили ватой, и душный, несмотря на окутывающий тело холод. Чу́дные сны. Чудны́е сны. Гарри движется в темноте, точно зная, что находится в комнате, большой комнате, огромной, в которой он ничего не видит. Его ноги останавливаются так же внезапно, как и пришедшее осознание, что перед ним кто-то сидит прямо на полу. Жар чужого тела ползет по его икрам, взбираясь выше, тревога забирается под ткань, скользит по голой коже. "Осторожнее! Ты запнешься об него!" - говорит кто-то слева так отчетливо, словно это происходит наяву, и Гарри судорожно пытается выбраться из сна, осознавая, что спит. Он все еще ничего не видит, хотя держит глаза широко открытыми, а до этого тихая комната в одно мгновение наполняется множеством голосов и топотом, будто кто-то бегает рядом с ним. Голоса, смех, шаги - все это кажется Гарри отстраненным, но готовым в любую секунду ощериться против него. Единственное безмолвие исходит от жара у его ног. Кто-то сидит, практически соприкасаясь с Гарри, и молчит, хотя все остальное гудит как улей. Он жмурит глаза. Проснись, проснись... Его сознание неохотно проясняется, и Гарри моргает в полумраке чулана. Гудение распадается на отдельные звуки - телевизор, дядя Вернон, дождь. Чужой жар на ногах перетекает в неприятное заполошное ощущение в груди, будто он едва не угодил в ловушку. Гарри с силой трет лицо, но не может заставить свои тяжелые веки держаться открытыми. И хотя ему снова не хочется проваливаться в сон, неприятный, тревожный, у него нет никаких сил подняться с кушетки. Он чувствует, что вновь засыпает. Теперь перед его глазами кирпичная стена, и он может к ней прикоснуться. Кирпичи прохладные и шершавые, Гарри скорее знает это, чем ощущает на самом деле. Сны - такое странное место, и иногда они пугают Гарри, но в иное время ему нравится проводить здесь время. Некоторые сны совсем не страшные, в них он чувствует себя в безопасности. Кирпичная стена дарит ему это чувство. Гарри моргает и внезапно обнаруживает себя в поезде. Странно, думает он с легким удивлением и радостью, он ведь никогда не катался на поезде, но его мозг откуда-то в точности знает, будто катался отдельно от него. Откуда-то Гарри уверен, что здесь много вагонов и в них есть люди, много-много людей, которые разговаривают и веселятся, и их присутствие не отзывается тревожными спазмами в груди. В его вагоне никого нет. Гарри улыбается, глядя в окно - мимо проносятся смазанные пейзажи, много зеленого и голубого, бескрайнее небо и бескрайние луга. Его тело покачивается в такт стучащим колесам поезда, и этот приглушенный стук под ногами отчего-то согревает его душу. Гарри отворачивает голову от окна. Справа от него ряд пустых купе, куда он может зайти, но отчего-то не заходит, хотя открывает пару дверей, глядя на колыхающиеся занавески. Сидения выглядят мягкими. Гарри продолжает улыбаться, глядя на них. Он не понимает, почему ему так радостно, но этот сон определенно хороший. Тук-тук. Тук-тук. В вагоне светло, пейзаж продолжает смазываться во множестве окон тут и там. Взгляд Гарри, как магнит, притягивает дверь в следующий вагон. Она кажется далекой, словно в другом сне, и темнеет, чернеет, хотя Гарри все еще отчетливо видит очертания другого вагона за ней. Тук-тук. Тук-тук. Колеса продолжают стучать. Гарри не может отвести взгляда от двери. Тук-тук. Во сне. Тук-тук. Стук в дверь? Кто-то стучит с другой стороны. ТУК-ТУК. Гарри подскакивает, сердце подпрыгивает в груди. С легкой дрожью он нашаривает рукой очки на подушке, и хмурая тетя Петунья становится отчетливей. - Собирайся, - отрывисто командует она. - Мы уезжаем через час. - Нет, - срывается с его губ. Тетя Петунья в замешательстве застывает на мгновение. - Нет? - Я не поеду к... - запинается Гарри, - к тетушке Мардж. Он вспоминает, как ее раздуло в прошлом году над обеденным столом. Все это кажется далеким, словно произошло в другой жизни или во сне. Могло ли ему это все просто-напросто присниться? Чудны́е сны. На лице тети Петуньи мелькает странное выражение, будто она тоже вспомнила об этом. Могло ли это произойти все в реальности? Они смотрят друг другу в глаза, тетя Петунья выглядит неуверенной, почти колеблющейся. - Пожалуйста, - шепчет он, - тетя Петунья... - Петунья! - ревет дядя Вернон. - Куда, черт подери, девались мои брюки, те, синие? Ее худые плечи вздрагивают. Прямая и тонкая, как ветка, тетя Петунья обычно едва ли умещается в границы прямоугольника, ведущего из чулана. На глазах Гарри она скукоживается и темнеет, словно пожухлый лист, горбится, высыхает до тех пор, пока ее колени не подламываются. Он моргает, и ее хлесткая фигура снова возвышается как и прежде. Чудны́е сны. В чулане ему постоянно мерещится всякое. Нужно выбираться из него почаще. - Мы вернемся через пару дней. Если что-то понадобится... - она поджимает губы, словно оборвав себя на полуслове. - Можешь брать еду из кладовки. Это ее последние слова, и она уходит из прямоугольника. Гарри снова может слышать шум дождя, более ровный, не такой свирепый, как когда он бодрствовал в последний раз. Сколько он спал? Разве Дурсли не собирались уезжать утром? Потерев заспанное лицо ладонями и полежав так еще немного, едва снова не уснув, Гарри резко вдыхает и вылазит из чулана. По ту сторону прямоугольника чулан кажется темной грязной норой с ворохом смятых одеял, почти крысиное гнездо. Передернув плечами, Гарри прикрывает за собой дверь. Его босые пятки гулко стучат по стылому полу, когда он заглядывает в гостиную. Там пусто, только два телевизора темнеют экранами. Гарри на пробу тыкает на кнопку пульта, и телевизор оживает, но по всем каналам помехи и белый шум. Может, поэтому Дурсли решили отправиться именно сейчас, раз с телевиденьем что-то случилось. Гарри мнется минуту, прежде чем решает спросить дядю Вернона, на сколько еще хватит генератора. Да, вряд ли тот ответит ("Не смей тратить наше электричество, мальчик!"), но можно пригрозить сжечь его дом дотла - сидеть в чулане с горящей лампочкой вместо свечей явно предпочтительнее. - Дядя Вернон! Тот не отзывается, и Гарри выходит обратно в коридор, к лестнице. - Дядя Вернон! - пробует он снова. Никто ему не отвечает. Гарри прислушивается, глядя наверх. От второго этажа веет пустотой - ни шагов тети Петуньи, ни тяжелого дыхания дяди Вернона, ни нытья из комнаты Дадли. Гарри внезапно сковывает неуверенность. - Дядя Вернон? Схватившись за перила, он осторожно поднимается. Все двери закрыты, и, поочередно открыв каждую из них, Гарри уверяется, что он действительно один в доме. Подойдя к окну, он окончательно убеждается в этом, не увидев машины перед домом. Когда Дурсли успели уйти? Они всегда шумно возятся в коридоре, когда куда-то собираются, к тому же дядя Вернон имеет привычку хлопать дверью напоследок. Может, Гарри снова уснул? Нахмурившись, он вглядывается в окно, сплошь исполосованное мокрыми дорожками. Едва в его голове появляется мысль о том, что дождь стихает, как тот усиливается, яростно залупив по стеклу. Ветер протяжно задувает в щели, холодя его кожу, и Гарри со вздохом отступает. Видимость все равно нулевая - он едва ли может разглядеть дома через дорогу, все остальное тонет в туманной серости. Раз уж Дурсли оставили его на несколько дней, Гарри почти без зазрения совести собирается воспользоваться этим, порывшись у Дадли в гардеробе. Что? Эти вещи все равно рано или поздно достанутся ему, и Гарри не отказался бы сейчас от теплых новых носков и, возможно, толстовки. Он успевает лишь распахнуть дверцы шкафа, как его застигает врасплох резкий стук во входную дверь. ТУК-ТУК. Гарри вздрагивает, машинально захлопнув дверцы, и застывает. Может, ему почудилось? Дурсли не могли вернуться, зачем бы им понадобилось стучаться, если они его закрыли на ключ. Вопреки собственным рассуждениям Гарри настороженно выглядывает из спальни, прислушиваясь. Ветер задувает откуда-то слева, скрадывая все остальные звуки. Поморщившись, Гарри подходит к лестнице и запинается. Входная дверь открыта. - Дядя... Вернон? - чуть слышно зовет он и сглатывает. Беспокойство копошится у него внутри. Выждав немного, Гарри крадется вниз. Он замечает мокрые грязные следы на полу. Чем ниже он спускается, тем легче отследить, куда они ведут. Холод ввинчивается в позвоночник, когда Гарри встает спиной к открытой двери. Он почти не чувствует, все его нутро сосредоточенно на цепочке следов. Они обрывается возле его чулана. Дверца приглашающе открыта. Гарри бесшумно ступает ближе, готовый в любой момент бежать наружу, в объятья свирепствующего шторма. В следующий момент его ноги слабеют от облегчения. Он выдыхает: - Том. Том сидит на ворохе его одеял, безразлично пялясь перед собой. Он не реагирует на появление Гарри, с его ботинок стекает грязь. Едва удержавшись от того, чтобы не сжать его в объятиях, Гарри закрывает входную дверь и торопливо возвращается, поскальзываясь на грязных лужицах. - Том! - восклицает он, и звук его имени словно распихивает тьму по углам. - Ты вернулся! Облегчение сокрушает его, кружит, заставляет задыхаться. Он терпеливо ждал все это время, с того самого последнего дня, когда Том покинул дом номер четыре, не дав однозначного ответа, вернется он или нет. Возможно. В этом не было желания. Возможно. Гарри ждал и надеялся, и лелеял горечь в себе - возможно, Том не найдет способ избавиться от связи с ним, что бы это ни значило, и они увидятся вновь. Вряд ли Том подозревает, насколько Гарри стал зависимым от его образа, незримого присутствия, которое грело в паршивые моменты, а затем тут же обращало в лед. Иногда Гарри сосредотачивается на пульсирующем сгустке, остаточном волшебстве, которое впиталось в него рядом с Томом, и не позволяет этому сгустку раствориться. Иногда ему кажется, что сгусток растет. Иногда он совсем ничего не чувствует. Сейчас сгусток гудит в нем с такой силой, что пульсация ощущается даже на кончиках пальцев. Гарри в шаге от того, чтобы рухнуть сверху на Тома в попытке вплавиться в него, в волшебство, жадное алчное чувство крутит хуже голода. Том поднимает глаза, встретившись с ним взглядом, и только это останавливает Гарри от импульсивных объятий. Том смотрит на него так, словно видит насквозь - волшебствоволшебствоволшебство - стучит набатом в гарриной голове. Так ли ему нужен был Том? Волшебнаяпалочкагдеволшебнаяпалочка. Так ли он скучал по нему? ЛюмослюмосЛЮМОС. Том моргает, и Гарри вздрагивает, оглушенный чувством вины. Откуда в его голове эти навязчивые мысли? Разве он не прячет их там, глубоко, под досками возле исчезнувшей еловой ветви? - Том, - внезапно осипшим голосом зовет Гарри. - Ты в порядке? Том молча достает палочку из кармана и без выражения разглядывает ее, крутит у своего лица. Гаррины глаза жадно ощупывают ее. Длинная. Светлая. С резным узором. Та самая, которая загорелась на долю секунды, когда Гарри сказал люмо... Тише, обрывает он себя, и сердце заполошно бьется где-то в глотке. Тише. Том размыкает губы. - Ты такой эгоист, Гарри, - говорит он. - Хочешь мое волшебство себе, правда? Гарри мнется на месте и одновременно боится пошевелиться. Рот пересыхает. - Нет, я ждал тебя, я... - Ложь, - спокойно обрывает его Том и снова смотрит на него. Они молчат какое-то время, и Гарри невыносимо, страшно стыдно, потому что - да-да-да, он хотел волшебство Тома, он его жаждал, но это не значит, что он не скучал по самому Тому (хотя терпеть его без волшебства было бы гораздо труднее). - Том, - расстроенно начинает он, но тот снова его прерывает: - Все нормально. Он действительно не выглядит хоть сколько-нибудь раздраженным. Его глаза возвращаются к палочке. - Скажи мне, Гарри, что ты будешь делать, если я ее сломаю? Гарри давится воздухом. - Что? - Что ты будешь делать, если я ее сломаю? Том повторяет это тихо, почти машинально, и Гарри не знает, как на это реагировать. Что это? Проверка? Очередная запутанная игра, правила которой ему не расскажут? - Ответь мне. - Что? - снова тот же вопрос слетает с его губ, жалостливый и непонимающий. - Как ты?.. Том поднимает на него глаза. - Вот так. Схватив палочку с двух сторон, он переламывает ее в одну секунду. Гарри кричит.***
Он оплакивает волшебную палочку, баюкая ее поломанные части в дрожащих руках. Щепки торчат на месте слома, и Гарри садит занозу себе в палец, но даже не замечает этого. Его грудь сотрясают рыдания, когда он сквозь слезы кричит на Тома: - Зачем ты это сделал! Зачем!.. Тому безразлично его горе, будто волшебная палочка ничего для него не значит, и Гарри, не в силах находиться рядом с ним, убегает в ванную комнату на втором этаже, запирается и плачет до тех пор, пока у него не остается сил. Он знает, знает, что это не истинная волшебная палочка Тома, и поэтому тот так равнодушен, но как он может ломать что-то волшебное, и прекрасное, и позволяющее Гарри грезить о другой жизни в тесном чулане. Он сжимает обломки в руках, не чувствуя больше того священного трепета, который охватывал его раньше, и откуда-то знает, что волшебная палочка была живой, а теперь Том ее сломал и это просто деревяшки. Гарри стискивает пальцы крепче. Почему Том сделал это, почему он сломал волшебную палочку, за что он его наказывает, во что играет? Его глаза опухли и болят к тому моменту, когда он успокаивается. Гарри не нравится торчать в ванной, он хочет забиться в чулан, где привык зализывать свои раны, но стоит ему спуститься, как он застывает возле дверцы. Том все еще полулежит на кушетке с вываленными наружу ногами. Они смотрят друг на друга бесконечно долгие напряженные секунды. Гарри ждет язвительных комментариев или раздражения, или снисходительного взгляда, когда Том выводит его из себя только ради того, чтобы в следующий момент сказать, что это был фокус, магия, Гарри, способна на все, разве ты не понимаешь. Обломки палочки все еще влажные. На лице Тома ни единой эмоции. - Успокоился? Отчаянье и боль сбиваются в глухую злость в гарриной груди. - Лучше бы ты не приходил, - говорит он. - Почему ты сидишь здесь? Это мой чулан. Том не смотрит на него. - Ты, Гарри, хочешь мое волшебство. А я хочу твой чулан.***
Том сидит в его чулане. Гарри отказывается к нему присоединяться. Он забивается на застекленную террасу, ни на секунду не выпуская из рук остатки волшебной палочки, прижимает их к груди, словно разбитое сердце. Забравшись в плетенное кресло с ногами, он сидит в оцепенении, не понимая, почему Том так поступил, почему он забрался в его чулан, который так ненавидит, почему. Что плохого в том, что Гарри хочет видеть его волшебство? Любой маггл на его месте хотел бы этого. Дождь облизывает стекла со всех сторон, размывая наружность до блеклых пятен. Пальцы на гарриных ногах ледяные, когда он вновь приходит в себя. Пузатый телевизор прямо напротив выглядывает из сумрака, пялится исподтишка, в черном экране, как в зрачке, едва уловимо белеет его лицо. Гарри вздрагивает. Он и не заметил, в какой момент так сильно стемнело. Неужели он настолько глубоко задумался? Гарри слегка дезориентирован, но точно знает, что он замерз, устал и его ноги затекли. Ему даже становится плевать на Тома, он намерен отпинать его в угол чулана, если ему так хочется там торчать. Гарри встает с кресла и, повернувшись в сторону дверей, замирает. Тьма затаилась по ту сторону. Гарри с трудом угадывает силуэт лакированных ножек стула, которые матово поблескивают, словно насекомое. Гарри ничего не видит. Темнота такая густая, будто к ней можно притронуться рукой, будто она готова прикоснуться в ответ. Совершенно неестественно. По спине пробегает дрожь. Гарри торопливо оглядывает террасу, легко различает три кресла, столик, телевизор и многочисленные цветы в горшках. Он может видеть узор на коврике под ногами. Только за дверями террасы ничего не разглядеть. Гарри делает неуверенный шаг вперед. Он не хочет идти туда. Дождь шумит за спиной, но он может поклясться, что слышит тишину. Пальцы его ног в дюйме от линии, где тьма становится непроглядной. Гарри вглядывается перед собой. Ножки стула теперь блестят правее. Он не хочет идти туда. Задержав дыхание, Гарри опасливо вытягивает руку и погружает ее во мрак. Не заходя границы, он медленно шарит ладонью по стене с той стороны, пытаясь нащупать включатель. Стена абсолютно чистая, холодная. Ну же, мысленно просит Гарри, чувствуя, как по виску стекает капля пота, он же всегда был тут. Наконец его пальцы нащупывают включатель. С облегчением Гарри щелкает им, но ничего не происходит. Щелк, - говорит включатель оглушающе громко, и тишина оборачивается к нему. Боясь дернуться, Гарри убирает руку, скользя обратно по стене еще медленней. Генератор не работает. Неужели он окончательно сдох? Или вообще не работал? Но Гарри ведь включал телевизор после того, как Дурсли уехали. Не делая резких движений и не поворачиваясь ко тьме спиной, Гарри отступает в глубь террасы. Краем глаза заметив столик, он находит на нем пульт от телевизора. Жмет на все кнопки, но тот продолжает молча наблюдать за ним из угла. Электричества нет. Гарри застывает, не зная, что ему делать дальше. Обломки волшебной палочки холодят пальцы. Люмо... Тише. Гарри вглядывается во тьму. - Том? - зовет он и вздрагивает от звука своего голоса. - Том! Тишина сгущается у самой границы, елозит стертым лицом по полу. Том не отзывается. Гарри кажется, будто темнота рябит где-то там, вдалеке, и это его пугает. Прижав обломки сильнее к груди, он осторожно прикрывает стеклянные двери, которые в сумраке белеют, словно чьи-то ребра. Сначала одну, потом другую. На них нет замка, но так спокойнее. Гарри снова отступает к креслу, забивается в него, вжавшись в плетенную спинку. В бок ему вдавливается маленькая подушка. Он не отрывает взгляда от тьмы, налипшей на стекла. Двери медленно вздымаются и опадают, удерживая дыхание по ту сторону. На террасе ужасно холодно.***
Его будит прикосновение. Дернувшись, Гарри едва не валится с кресла, но цепкие пальцы удерживают его на месте. Поморгав, он панически оглядывается, но терраса тонет в светлой утренней дымке, а тьма меняет облик на Тома. - Ты действительно проспал здесь всю ночь мне назло? Жаль тебя разочаровывать, но мне плевать. Гарри осоловело пялится на его лицо. Смысл слов доходит с трудом, как сквозь заслон, он переводит взгляд за спину Тома. За распахнутыми дверями террасы виднеется четыре стула, обеденный стол и кусок гостиной. Тьма расползлась, словно ее и не было. Уловив его странное поведение, Том впервые за последнюю встречу хмурится. - Гарри? Тот моргает. - Чт-что? - Иди спать в чулан. Сейчас только шесть утра, и ты продрог. Хотел надавить мне на жалость? Гарри шевелится в кресле и только сейчас замечает - ох, как же он замерз! И все его тело затекло, шея отзывается болью, стоит повернуть голову чуть-чуть в сторону. А пальцы не разогнуть, он всю ночь цеплялся за палочку. Его глаза падают на обломки. Палочка. Горечь снова разъедает его, утопив в себе ночной страх. Гарри выпутывается из хватки, когда Том пытается силком поднять его с кресла. - Чулан? - буркает он. - Я думал, ты хотел забрать его у меня. Том смотрит на него. Это не изучающий взгляд и не раздраженный. На самом деле Том выглядит довольно вялым, и даже отголоски холодной отстраненности на его лице окончательно затухают. - Это не значит, что ты не можешь там находиться. - Серьезно? - ворчит Гарри, вытягивая ноги и морщась от неприятных ощущениях в задеревеневших за ночь мышцах. - А по-моему, ты развалился очень красноречиво. В чулане место только для одного. Еще зимой они могли поместиться там вдвоем с видимым дискомфортом. Но сейчас, когда ноги Тома стали в два раза длиннее? И Гарри, между прочим, тоже вытянулся, пусть и не так заметно. Том скользит по нему нечитаемым взглядом, прежде чем отвернуться и направиться к чулану. - Я расширю пространство. Помедлив с секунду, Гарри подскакивает и торопится следом за ним. - Подожди, что? Но как? - он опускает растерянный взгляд на обломки в руках, бережно прижатые к его груди. - Ты же сломал свою палочку. Том не оборачивается. - Это была не моя палочка. И не все волшебство завязано на них. Гарри вскидывает недоверчивые глаза, но надежда невольно прорастает в нем. - Что, правда? В смысле, как ты собрался это сделать? И он так и не понял до конца, что же именно хочет сотворить Том. Как он сказал - расширить пространство? - Руны. Это ничего не проясняет. Гарри останавливается и молча наблюдает за тем, как Том опускается на колени перед чуланом. Затем он сует руку в карман, и Гарри не удерживается от восклицания: - Ты что, носишь в кармане нож? Том даже не удостаивает его взглядом. Он ковыряется ножом в половицах, сгорбленный, сосредоточенный и тихий. Гарри пытается разглядеть, что он делает, но опасается подходить к Тому слишком близко, когда у него в руке нож. Боже. Он уже сломал волшебную палочку, а ведь Гарри был уверен, что она неприкосновенна. Что еще он может вытворить? Том ведет себя странно с той самой секунды, как вернулся сюда. В итоге он провозился так долго, что Гарри даже заскучал. Позевывая, он уже подумывает о том, чтобы пойти упасть на диван и поспать еще немного, раз тьма больше не грозит поглотить его заживо, как вдруг пол под его ногами принимается мелко дрожать. Гарри застывает, тщательно прислушиваясь, и вскрикивает, когда дом буквально начинает ходить ходуном, а чулан на его глазах расширяется во все стороны. Волшебство длится едва ли минуту, но Гарри это кажется вечностью. Когда все затихает, он, вцепившись в стену для равновесия, задыхается то ли в ужасе, то ли в восторге. Даже при шторме дом так не трясся, а что, если кто-нибудь из соседей заметил странности? Гарри бегло оглядывает результат и не может сдержать изумленного возгласа, обнаружив, что внешне ничего не изменилось, но прямоугольник ведет его словно в чертову Нарнию. - Эй! Он внутри больше! Том абсолютно невозмутим, будто проделывал такое сто раз. Поднявшись на ноги, он отряхивает колени и прячет нож обратно в карман. - Да. В этом и смысл. Не дожидаясь Гарри, он первый ныряет внутрь. Гарри колеблется снаружи. Настороженно посмотрев на входную дверь, он снова переводит взгляд на чулан и не может удержать трепетной радости. Волшебство на удивление практично. - Ты долго будешь стоять столбом? Гарри заходит внутрь. Ощущения странные. Чулан превратился в комнату размером с гостевую спальню (все еще известную как вторая спальня Дадли), и Гарри не стукается затылком о скошенный потолок, когда обходит ее по периметру. Задрав голову, он смотрит на изнанку лестницы, которая теперь так высоко, что ее не достать руками, даже сильно подпрыгнув. Лампочка болтается высоко-высоко над головой. Пораженный, Гарри несколько раз выходит из чулана и заходит обратно, пытаясь понять, как это возможно. В следующие несколько минут он успевает взбежать по лестнице и оббежать чулан со всех сторон, отслеживая какие-либо изменения. В кухонной кладовой, плотно прилегающей к лестнице с другой стороны, он обнаруживает жуткую на вид трещину прямо возле неработающего генератора. Трещины никогда раньше не было, вдобавок несколько банок с консервами свалилось на пол. Гарри торопливо возвращает их на место и бежит обратно в чулан. - Как это возможно? - возбужденно спрашивает он. - Снаружи все как обычно, только вот эта стена треснула с той стороны. Гарри прикасается к ней рукой, и Том прослеживает за ним взглядом. Он морщится и нехотя признает: - Это сложные руны, для них нужно делать много вычислений. Я сделал все на глаз, так что, скорее всего, они перестанут действовать через неделю. Возможно, это разрушит дом. Гарри беспомощно останавливается на месте, уже не чувствуя такой радости. Серьезно? Волшебство разрушит дом Дурслей. Но где Гарри тогда будет жить? - Это не смешно, - говорит он на случай, если Том шутит. Тот пожимает плечами и отворачивается к кушетке, которая кажется жалкой и маленькой в углу комнаты. Над ней так же прибиты полки со всяким хламом, и даже гаррины колченогие солдатики на месте, пусть и попадали кто куда. Больше в комнате ничего нет, и она кажется довольно темной. Гарри оглядывается на прямоугольник выхода, через который проникает тусклый свет. - Ладно, - вздыхает Гарри и неуверенно предлагает: - Наверное, нам надо перетащить сюда кресло с террасы... Он не сможет объяснить его исчезновение тете Петуньи, но как он вообще объяснит то, что случилось с чуланом? Нет ни единого шанса, что изменения останутся незамеченными. "Не волнуйтесь, тетя Петунья, это всего лишь мой друг Том, который жил в комнате Дадли прошлую зиму под мантией-невидимкой, а теперь он захотел спать в моем чулане, но нам немного тесно вдвоем, поэтому он испортил ваши половицы, поковырявшись в них ножом. Ах да, мы забрали кресло, потому что мне надо где-то спать, надеюсь, вы не против?" Эй, а почему Гарри должен спать в кресле? Это все-таки его кушетка! Он уже собирается возмутиться, уверенный в том, что Том без сомнения намеривается захватить его кровать, но тот прерывает его: - Для чего тебе кресло? - Ну, кто-то будет спать в нем. Том дергает бровью. Он заводит руку за спину, а в следующую секунду в его руке... постойте, что это, волшебная палочка? - У тебя была еще одна, - выдыхает Гарри, и его колени слабеют от облегчения. - Какой же ты засранец. Он ждет от Тома снисходительной усмешки. "Конечно, Гарри, - звучит его самодовольный голос в гарриной голове. - Очевидно, я бы не сломал свое единственное оружие в доме у магглов. Ты просто слишком остро реагируешь, видишь?" Том в реальности ничего не говорит. Отвернувшись, он выписывает палочкой замысловатые узоры. Гарри так заворожен этими движениями, что даже не вслушивается в бормотания Тома, когда тот проговаривает эти свои волшебные слова. Что-то заметное выходит только на третий раз, и движения Тома становятся резкими и раздраженными. Кушетка вдруг, дрогнув, с треском разворачивается, становясь больше, отращивает себе деревянные столбики, все разной длины, и на глазах пухнет от появившегося вдруг матраса, выплюнувшего пружину и несколько перьев. Гарри с открытым ртом смотрит за тем, как появляется еще одна подушка (и еще одна, и еще, и Том, ругаясь, встряхивает волшебную палочку, когда бесконтрольная гора подушек валится им под ноги), а несколько покрывал вдруг склеиваются в одно большое нелепое одеяло, кривое со всех сторон. - Вау. Том не кажется хоть сколько-нибудь удовлетворенным результатом. Пнув гору подушек, он презрительно всматривается в палочку. - Еще хуже, чем предыдущая, - заключает он и швыряет ее куда-то, заставив Гарри дернуться следом. - Эй! Ты всегда так разбрасываешься волшебными палочками? Неужели у волшебников их так много, что они могут себе позволить так себя вести? Гарри отчего-то уверен, что проблема в Томе, чье дурное настроение бьет все рекорды. - Только недостойными. Гарри закатывает глаза и, спохватившись, ловит себя на том, что это не его жест. - Ты мог бы сделать вторую кровать. - А ты мог бы оставаться почтительным к моему волшебству и не требовать сверх меры. Фыркнув, Гарри вдруг с беспокойством обнаруживает, что обломки прошлой волшебной палочки куда-то исчезли. Отыскав их в кармане штанов, он слегка успокаивается. - Ну, уж лучше мы поспим с комфортом, прежде чем тетя Петунья обнаружит это, - он обводит красноречивым жестом пространство, - и выгонит нас на улицу. "Нас? - насмешливо поворачивается к нему Том в мыслях. - Ты хотел сказать, тебя". Том в реальности тоже поворачивается, но в его взгляде нет насмешки. Он снова лезет рукой в задний карман и - боже правый, это даже не смешно, - вытаскивает еще одну волшебную палочку. Его губы едва шевелятся, а от палочки словно исходит тепло, которое Гарри может чувствовать нутром. Это отличается от того, что Том делал ранее, но Гарри все равно ожидает увидеть вторую кровать или вроде того. Когда ничего не происходит, он в замешательстве морщит лоб. - И что?.. Его отвлекает громкий стук, доносящийся откуда-то снаружи. Замолкнув, Гарри кидает быстрый взгляд на Тома, но тот выглядит абсолютно равнодушным. - Я сейчас, - бормочет он в итоге и вылазит из чулана, осторожно прислушиваясь. Стук повторяется, а затем еще и еще, становясь настойчивей каждый последующий раз. Занервничав, Гарри следует за звуком, и тот приводит его к террасе. Только сейчас он замечает, что дождь прекратился. За застекленными дверьми террасы, ведущих в сад, приглушенно ухает сова. Гарри подходит ближе и, удивленный, приоткрывает дверь. Холод тут же облизывает его босые ноги. - Эм, привет? Сова, подняв на него взгляд, моргает сначала одним глазом, затем другим. Ухнув еще раз, она довольно бесцеремонно швыряет ему под ноги письмо и улетает прочь. Нахмурившись ей вслед, Гарри зябко ежится и наклоняется за письмом. Повертев конверт, он обнаруживает на нем имя Тома. - Эй, Том, - возвращается он в чулан и обнаруживает того на кровати, уткнувшегося носом в стенку. - Кажется, сова принесла тебе письмо. - Выброси его, - бесцветно отзывается тот. Гарри непонимающе смотрит на его скрюченную фигуру поверх слипшихся одеял. Помявшись, он интересуется: - Я могу его открыть? Том не отвечает, и Гарри принимает его молчание за согласие. Сорвав красную печать, он разворачивает письмо.Дорогой мистер Реддл!
Мы получили донесение, что в месте Вашего пребывания сегодня утром в шесть часов двенадцать минут были применены Магглоотталкивающие чары. Как Вам известно, несовершеннолетним волшебникам не разрешено вне школы использовать приемы чародейства. Еще одна такая провинность, и Вас исключат из вышеупомянутой школы согласно Указу, предусматривающему разумное ограничение волшебства несовершеннолетних (1875 г., параграф С). Также напоминаем, что любой акт волшебства, способный привлечь внимание не умеющего колдовать сообщества (магглы), является серьезным нарушением закона согласно Статуту секретности Международной конфедерации колдунов и магов.
Счастливых каникул! Искренне Ваша, Муфалда Хмелкирк Сектор борьбы с неправомерным использованием магии Министерство магии
Гарри перечитывает письмо трижды с громко стучащим сердцем. - Том? - снова зовет он. - Тут говорится, что тебя исключат из школы, если ты снова будешь колдовать. Это... Ты... Ты что, колдовал своей настоящей палочкой? Под конец Гарри едва шепчет, но Том так и не отвечает ему.***
Том не поворачивается к нему лицом. За это время Гарри успевает поспать еще четыре часа, пристроившись на краю кровати, позавтракать (Том не реагирует на предложение поесть), умыться и даже полазить под кроватью в поисках выкинутой волшебной палочки, которая оказалась недостойной. Хотя Том бросал ее на кровать, Гарри понадеялся, что она завалилась куда-нибудь в щель между стеной и матрасом, который продолжал плеваться перьями в самых неожиданных местах. И действительно, отодвинув пыльные коробки с ненужной обувью, которые никуда не делись, Гарри нащупывает ее и с подскочившим пульсом вытаскивает наружу. Эта палочка сделана из темного дерева и на ней нет узоров, но Гарри чувствует, что она волшебная. Удивительно, у него в кармане обломки старой палочки, а теперь в руках еще одна, невредимая. Мог ли он когда-нибудь мечтать о том, что у него появится целых две волшебных палочки? Гарри кидает взгляд исподлобья на Тома. Одна его часть жаждет украсть палочку, присвоить ее тайно и грешно, а грешно потому, что магглы не должны иметь своих волшебных палочек и уж тем более чужих. Но Том здесь, пусть и лежит к нему спиной, и если он не спит, то совершенно очевидно знает, чем там Гарри занимался под кроватью. - Том? - откашливается Гарри. - Я нашел волшебную палочку. Тот не поворачивается и не требует вернуть ее обратно, поэтому он добавляет: - Ты... не против, если она побудет у меня? Том не отвечает. Может, он действительно спит. Гарри тихонько выбирается из чулана, плотно прикрыв за собой дверь. Он крадется на верхний этаж и исчезает в ванной комнате, убедившись, что точно заперся. Только после этого он опускает взволнованный взгляд на волшебную палочку, которую сжимает вспотевшей рукой. Разглядев ее еще раз, Гарри нагибается к ней и шепчет: - Люмос. Палочка изрыгает из себя неконтролируемый столп искр, одна из которых едва не подпаливает Гарри бровь. Вздрогнув, он роняет палочку на пол, а злые огоньки сбивают с полочки над раковиной все пузырьки и баночки тети Петуньи. Грохот стоит неописуемый. Гарри панически ползает по полу, собирая бутыльки, готовый в любой момент услышать стук в дверь. "Что ты там делаешь, Гарри? - интересуется Том. - Неужели ты украл волшебную палочку? Знаешь, я ведь все видел". Неправда, отрывисто думает Гарри, ничего ты не видел, ты уткнулся носом в стенку. Никто не стучит в дверь. Он убирает все по местам, и палочка повторно обжигает его рассерженными искрами, как только он просто касается ее. Охнув, Гарри отдергивает пальцы. Да что с ней не так? Том прав, прошлая палочка была намного лучше. Обернув капризную палочку полотенцем, Гарри осторожно поднимает ее. Горечь возвращается к нему. Неужели он больше никогда не зажжет волшебный огонек? Остаток дня Гарри проводит так-сяк. Тайник под половицами оказывается нетронутым, и он заботливо прячет остатки от резной послушной палочки, там же лежит конверт с письмом Тома и зубочистка, которую Том когда-то превратил в еловую ветвь. Как так вышло, что в гаррином тайнике больше нет ни единой его вещи? Сердитую палочку он оставляет в одной из коробок, к которой подобраться легче, чем к тайнику. Затем он обедает тем, что находит в холодильнике, и приносит немного еды с собой в чулан, хотя Том снова не отвечает ему. Под вечер Гарри начинает волноваться. - Ты в порядке? - спрашивает он, не уверенный до конца, спит Том или только притворяется. - Ты лежишь весь день. Он так и не добивается от Тома хоть какой-нибудь реакции, а потом возникают проблемы понасущнее. Как оказывается позже, Гарри совсем не готов к возвращению Дурслей. Те, вероятно, возвращаются домой, ободренные тем, что шторм затих. Дождь больше не обрушивается на Литтл Уингинг, только серость расплывается по небу, а на улицу не выйти без резиновых сапог. Гарри перестает дышать, заслышав приглушенный голос дяди Вернона. Он затухает на мгновение, а затем раздается яснее: - Какого черта? Я же закрывал ее перед уходом. Мальчик! - ревет он. - Только не говори мне, что это твоих рук дело! Гарри боится пошевелиться и ничего не говорит в ответ. Вероятно, это Том взломал замок, когда пробрался в дом. Гарри ждет, когда дядя Вернон появится в прямоугольнике (черт, он забыл прикрыть дверцу), но тот пребывает на удивление в хорошем расположении духа и проходит мимо, даже не взглянув в сторону чулана. Он несет с собой, кажется, целую дюжину пакетов с едой. - Должно быть, электричество дали, - бормочет он и, щелкнув включателем, удовлетворенно ворчит: - И что им мешало наладить все неделю назад. Дадли проносится наверх, и, не будь Гарри так напряжен, его бы развеселил тот факт, что топот, сотрясающий чулан, остался неизменным. В чулане вдруг становится темнее. Перестав дышать, Гарри поворачивает голову к прямоугольнику, в котором стоит тетя Петунья. Она медленно обводит взглядом расширенный чулан, в который может свободно зайти и выпрямиться в полный рост, скользит глазами по горе подушек в углу, тупо смотрит на деревянные столбики бывшей кушетки. Затем ее взгляд натыкается на испуганного Гарри, и, моргнув, она в меру скупо интересуется: - Ничего не произошло, пока нас не было? Гарри слишком нервничает, чтобы притворяться спокойным. - Нет, тетя Петунья, - вырывается из него прежде, чем он успевает даже подумать. - Все как обычно. Она продолжает стоять, чуть покачиваясь, словно не может заставить себя уйти. Лежащего у стенки Тома она, кажется, не видит. - Ты уже обедал? - Да. Я взял пару консерв из кладовой. Черт, прикусывает он язык, теперь тетя Петунья обязательно пойдет проверить кладовую и заметит трещину на стене. Снова моргнув, она кивает и уходит, так ничего и не заметив. В этом и есть смысл магглоотталкивающих чар? - Чуть не попались, - шепчет Гарри, повернув голову к Тому. И хотя Том был тем еще придурком все это время, благодарность сбивается теплым комком где-то у него под сердцем.***
- Эй, Том, - вполголоса зовет Гарри. - Ты никогда не говорил про школу. Где ты учишься? Тот молчит, и теперь Гарри начинает раздражаться. Последний час или около того он думал о том письме и, честно говоря, его смущало несколько мелочей. Пристав на локте, он хмуро глядит на темный затылок. Пряди волос скручиваются в спирали, утягивая его взгляд. А еще они выглядят довольно сальными. Когда Том мылся в последний раз? - Я знаю, что ты не спишь, - припечатывает Гарри. - Ты расстроен или что? Поговори со мной. Он может слышать, с каким звуком открываются губы Тома. - Помолчи. - Ну уж нет, - решает Гарри и, резво перевернувшись на колени, принимается тормошить его. - Давай, расскажи мне больше. Что такое Министерство магии? О чем еще ты не рассказал? На этот раз Том не может его игнорировать, и Гарри имеет честь видеть его недовольное смурное лицо. Он довольно болезненно отталкивает его руки. - Оставь меня в покое. - Я не трогал тебя целый день. Это не совсем правда, Гарри закидывал удочку довольно часто в течение дня, но Том иногда до жути упрямый. Он, впрочем, не отличался молчаливостью раньше, и его нежелание вступать в разговор напрягает. - Давай, расскажи мне немного, и я отстану. Гарри выразительно вскидывает брови, и взгляд Тома хоть и мажет по его лицу подобно бритве, но тут же соскальзывает с него. - Что ты хочешь знать? Его голос до нелепого безжизненный, будто он предпочел бы умереть, лишь бы Гарри ему не досаждал. Тот валится рядом на живот, не сводя с его лица любопытного взгляда. - Все. - Конкретнее, - раздраженно одергивает его Том. - Я вообще не обязан тебе ничего рассказывать. Гарри почти не обижается - Том предпочитает атаковать, даже когда с его настроением все в порядке. - Ты рассказывал мне про наставника. Я думал, ты живешь где-то у него в хижине, а это целая школа? Где она находится? - Там, куда ты никогда не попадешь. Гарри пихает его в бок и кривится, когда получает сдачи с лихвой. Это настраивает Тома на благосклонный лад, он даже добавляет: - Далеко. Никто конкретно не знает. - Даже ты? - Даже я. Гарри подозрительно приглядывается к нему, пытаясь уличить во лжи. По бесстрастному лицу Тома сложно сказать наверняка, правду он говорит или опять о чем-то умалчивает. - Так что это за школа? Она большая? Она только для волшебников? Кто там учится? Глаза Тома блуждают по стене. Видит ли он танцующие пылинки так, как видел их Гарри? Отслеживает ли он неровные края штукатурки, приветствует ли взглядом дремлющих пауков? - Это школа волшебства, Гарри. Как ты думаешь, кто там учится? Теперь он больше похож на самого себя, и Гарри фыркает, позволив себе маленькую улыбку. - Почему ты не говорил, что учишься в школе? Мне было бы интересно послушать, - быстро добавляет он, чтобы у Тома не было возможности сказать, что это скучно. - Не был уверен, что ты справишься с завистью. Это колет куда сильнее. Откуда Том знает? Неужели это настолько очевидно? - Я не завидую, - опустив глаза, тихо говорит Гарри после затянувшейся паузы. - Не по-злому. Том только хмыкает. Что еще предельно очевидно, так это его нежелание рассказывать о школе. Если подумать, то и о наставнике он никогда не распространялся. Существовал ли он на самом деле? - А Министерство? Это ведь что-то... - гаррины знания о государственных структурах крайне ограничены, но он все-таки находит подходящее описание: - серьезное и заметное. Я думал, вы скрываетесь. - Мы скрываемся. Я ведь уже говорил тебе о том, что несовершеннолетним запрещено колдовать. - Но ты ничего не говорил о Министерстве. - И кто, по-твоему, управлял бы всем этим? У Гарри нет идей, он и о маггловском мире знает не очень-то много, поэтому только пожимает плечами. - У вас есть полицейские? - спрашивает он вместо ответа. - А тюрьмы? Том мрачнеет. - Что-то вроде. - Что-то вроде? - снова проигнорированный, Гарри хмурится. - Почему ты ничего не хочешь мне рассказывать? Он придушенно охает, когда Том вдруг с силой вжимает его голову в подушку, нависнув сверху. Его дыхание шевелит волосы на виске, и Гарри испуганно замирает, вцепившись пальцами в одеяло. - Потому что, Гарри, - тихо и вкрадчиво говорит Том ему на ухо, - я настолько добр к тебе, что позволяю жить в неведении. Но вижу, ты упрямый. Хорошо. Я расскажу. Представь на минуту, что я выйду из чулана и наткнусь на твоего двоюродного братца прямо нос к носу. Он не помнит моего лица, но зато хорошо помнит ощущения от моего присутствия. Это вызовет реакцию, скорее всего, оцепенение. Затем он закричит, это привлечет внимание твоих магглов, которые, возможно, пялились в три своих телевизора в гостиной до этого. В гостиной, обеденной зоне и на террасе, мысленно поправляет Гарри, но он слишком сосредоточен на размеренном дыхании над собой, чтобы прерывать рассказ. - Если меня обнаружат, будут последствия, появится шум. Мне это ни к чему. Я попытаюсь предотвратить неприятности и не стану дожидаться, когда же твой двоюродный братец поднимет крик. Скорее всего, я оглушу его волшебной палочкой прежде, чем он вообще сообразит что к чему. Поскольку сейчас у меня только моя волшебная палочка, в один из отделов Министерства поступит тревожный звоночек. Они узнают в ту же секунду и отправят извещение о том, что я исключен из школы. Потом один или несколько работников Министерства заявятся сюда, чтобы взять меня под стражу. Тут же, не разбираясь в причинах, они уничтожат мою волшебную палочку. Сердце Гарри пропускает удар на этих словах. Он смотрит на одеяло широко раскрытыми глазами, не видя его перед собой. Том продолжает шептать ему на ухо: - Это, Гарри, и есть волшебные полицейские. - Но тебе только тринадцать, - едва слышно произносит он. - Им плевать. Они увидят, что я творил волшебство среди магглов и против магглов. Это станет отягчающим обстоятельством. Затем они сотрут память каждому магглу в этом доме по очереди. Сначала твоей тете, потом дяде. Твоему двоюродному брату. Затем тебе. Ты забудешь, что произошло и кто я такой. Гаррины глаза становятся влажными. - Меня уведут на дисциплинарное слушанье. Там я услышу, что исключен из школы и лишен права владеть волшебной палочкой, которую они уже уничтожат к этому моменту. Затем меня отпустят. Я буду вынужден вернуться к маггловской жизни в приюте. Этого никогда не произойдет. Без волшебной палочки вход в волшебное сообщество все равно что закрыт, но я вернусь к ним и буду взбешен. Я уже отбирал волшебные палочки и сделать это снова не станет для меня проблемой. Некоторое время я буду сидеть тихо и выжидать, набираться сил. Затем я выслежу тех, кто уничтожил мою волшебную палочку. Они заслужили смерти. И тогда я убью их. Возможно, меня поймают сразу после этого. Если нет, я вернусь за тем, кто зачитал мне приговор об изгнании, и убью его. У меня очень хорошая память на лица, Гарри. А поскольку это чиновничье лицо, меня объявят в розыск. Допустим, им удастся меня поймать. Тогда меня снова заключат под стражу, на этот раз серьезно, ведь я убил уже нескольких волшебников. Меня приведут на суд. Украденную палочку конфискуют. Я сам буду приговорен к смерти, если чиновничье лицо было важным, а если нет, то тогда меня упекут в Азкабан. У волшебников, Гарри, не так много тюрем, зато там обитают ночные кошмары. Это одиночная камера на всю жизнь, а волшебная жизнь длится намного дольше маггловской. Меня усадят молодым, я буду гнить в одиночестве столетия. Моими стражами будут волшебные существа, которые вытягивают души быстро, если волшебнику заключен смертный приговор, и медленно, если он отбывает тюремный срок. Что бы ты выбрал для меня, Гарри? Смертный приговор или волшебную тюрьму? Гарри безмолвно шевелит губами. Так и не дождавшись ответа, Том скатывается с него и снова отворачивается к стенке. Молчание окутывает их душным слоем. Гарри давит в себе дрожь. Он находит в себе силы повернуться к Тому, который, впрочем, не отвечает ему тем же. - Как ты... откуда ты все это знаешь? - Большинство людей как открытая книга. А я могу открыть даже хорошо закрытую. И снова его слова сбивают с толку. Гарри чувствует, что устал. Он скучает по временам, когда Том просто понтовался перед ним волшебными огоньками и прочими фокусами. А теперь он такой козел.***
Тишина сбивается по ту сторону прямоугольника. Дверь в чулан отчего-то не закрыта. Гарри не может вспомнить, закрывал он ее или нет, но сейчас она открыта, прямоугольник черен, вязок, густ и непроницаем. Гарри моргает. Он не может вспомнить момент, когда заснул, и момент, когда проснулся. Он вдруг обнаруживает себя смотрящим на прямоугольник, который на фоне и без того темной перегородки зияет, как пропасть. Тишина знает, что он не спит. Гарри моргает. Том за спиной тих. Не понятно, спит ли он. Гарри чувствует его присутствие, но боится пошевелиться, издать хоть какой-то шорох. Тишина ждет, когда он выдаст себя. Ночью дом словно лишается стен и преград, и отдельные звуки выходят на первый план. Куда делись все звуки? Почему дядя Вернон не храпит? Почему Том не дышит?***
Гарри распахивает глаза. Дезориентированный, первые мгновения после пробуждения он не узнает место, где проснулся. Это не его крошечный чулан, не его кушетка. Затем он узнает гору подушек в углу и чувствует тепло сопящего сбоку Тома, который так и не повернулся к нему лицом за ночь. Какое-то время Гарри просто лежит, впитывая в себя еще свежие впечатления от его чулана, в котором хоть и нет большого окна, зато теперь есть большая кровать, большая гора подушек, большое расстояние до потолка. Что-то заставляет его дернуться и вперить взгляд в прямоугольник, за которым белеют светлые обои коридора и кусок ковролина. Гарри не может понять, что его смущает, но он все равно почему-то чувствует себя крошечным. Противясь желанию спрятаться под одеяло и ближе прижаться к Тому, Гарри поднимается и выходит из чулана. Коридор пуст, за окнами переливается мутное белесое утро. Гарри ежится в одной пижаме, а затем неуверенно оборачивается к чулану. Взгляд сам собой падает на спину Тома. "Они сотрут память каждому магглу... Ты забудешь, что произошло и кто я такой... И тогда я убью их... Что бы ты выбрал для меня, Гарри?" Передернув плечами, Гарри бесшумно прикрывает дверь в чулан, не давая чужим словам пробраться под кожу. Еще слишком рано, и Дурсли спят, даже тетя Петунья, ранняя пташка. Воровато оглядевшись, Гарри замирает на каждом шагу, впитывая в себя тишину, но ныряет босыми ногами в обувь и накидывает на себя куртку, а затем движется на задний двор. Под растянутой спальной футболкой к его животу крепко прижат сверток из полотенца. Сад встречает его склизкими касаниями мокрой травы к голым лодыжкам и редкими каплями, которые все еще срываются с веток и путаются в его взъерошенных волосах на макушке. Гарри одет слишком легко для мерзлого утра, и кругом никого нет, словно только он один не спит во всем Литтл Уингинге. Гарри нравится эта мысль, несмотря на то что он уже продрог. Он прячется в слепой зоне за домом, где его не увидят ни соседи, ни Дурсли из окон, и, привалившись спиной к шершавой стене, нетерпеливо вытаскивает укутанную палочку из-под одежды. Палочка все так же сердита на него. Гарри не знает, как к ней приластиться, но он очень хочет ей понравиться. Понравиться волшебной палочке - не абсурдное ли желание? Гарри, впрочем, не находит его таковым, по крайней мере, не больше, чем желание видеть Тома в своем чулане. - Ну же, - просит он ласковым шепотом, нежно проводя кончиком пальца по древку. - Пожалуйста, я очень... очень хочу с тобой подружиться. Он уговаривает ее еще немного, а после пытается сказать люмос, но палочка жалит его прежде, чем он успевает договорить до конца. Задушено вскрикнув, Гарри роняет ее в мокрую траву и какое-то время стоит, пытаясь справиться с пульсирующей болью в пальцах. В конце концов, сжав кулак, он кидает кислый взгляд на палочку. Та сердится в ответ. - Ты хуже, чем Том, - бурчит Гарри в итоге, осторожно обматывая ее полотенцем, и это воистину худшее оскорбление, которое только можно кому-то сказать. Палочка лишь недовольно вибрирует, прижатая к животу, заставляя Гарри нервно водить руками поверх натянутой на нее футболки. Когда он возвращается в чулан, чтобы снова сунуть ее в коробку, Том все еще лежит. А, выйдя, наталкивается прямо на тетю Петунью с повязанным на талии фартуком. Гарри чересчур резко захлопывает за спиной дверь, не дав ей увидеть темный затылок. Она прищуривается, глядя в его широко распахнутые глаза. - С кем это ты разговаривал? Гарри недоуменно моргает. - Ни с кем. Он действительно не разговаривал с Томом. Лицо тети Петуньи принимает то недоверчивое выражение, которое всегда прилипает к ней, когда Гарри врет. Тем не менее она лишь фыркает: - Помоги мне. А это значит, что у них сегодня на завтрак омлет и сосиски с тостами. Спустя пару часов Гарри врывается в чулан с тарелкой. На ней немного остывшего омлета и половинка сосиски - это все, что осталось после завтрака. - Где твоя мантия-невидимка? Он пытается не звучать так раздраженно, но бесконечный повтор прошлого разговора с Томом замучил его за время, пока он взбивал яйца и торчал у плиты, поэтому Гарри все-таки слегка на взводе. К тому же Том снова игнорирует его. Он останавливается напротив кровати. Тарелка в руках тяжелая и холодная - еда уже остыла к тому моменту, когда Гарри осмелился мелькнуть на кухне снова, чтобы украсть немного для Тома. - Я принес тебе поесть. Том не отвечает, хотя и не спит. Гарри хмурится. - Ты вчера тоже не ел. Ты не хочешь сходить в туалет или еще что? Ему очень хочется растормошить Тома и, возможно, даже пнуть его хорошенько, но он помнит о припрятанной за пазухой истинной волшебной палочке (от одной мысли Гарри бросает в дрожь). Ах да, и нож. Да, нож не дает ему покоя тоже. Не то чтобы он думает о том, что Том способен броситься на него с ножом наперевес... ...С другой стороны, он сломал ту прекрасную волшебную палочку, просто чтобы напугать его. Гарри стискивает пальцы на тарелке. - Ты... - отрывисто начинает он. - Если бы ты наткнулся на Дадли, ты бы не стал колдовать при нем своей волшебной палочкой. Ты бы просто напугал его ножом. Спина Тома цепенеет, хотя он и до этого лежал без движения. Кажется, он перестает даже дышать. Гарри опускает тарелку с едой на выдвинутую из-под кровати пыльную коробку. - А еще ты воняешь.***
Апатичное настроение Тома пропитывает весь чулан. Даже пауки перестают плести паутину в углах и вместо этого бесцельно сидят посреди своих сетей (или, возможно, они просто еще не пришли в себя после того, как Том расширил чулан изнутри). Он не разговаривает и не колдует, хотя вполне мог бы вытащить непослушную палочку из коробки и наслать на орущего на компьютер Дадли какое-нибудь особо мерзкое волшебство. Том изредка встает лишь для того, чтобы справить нужду, и Гарри всегда нервно караулит его у дверей, потому что он разгуливает без мантии-невидимки, как будто Дурсли слепые. Временами Гарри кажется, что они все-таки слепые, ведь не видеть Тома, который лежит на кровати в чулане, просто невозможно, а тетя Петунья или дядя Вернон частенько заглядывают туда к нему. Впрочем, при этом у них становится до странного нелепый вид, как будто кто-то хлопнул их по ушам и они не могут сообразить, что случилось. Волшебство, думает Гарри, действительно очень странная штука. Сильнее Дурслей, не замечающих очевидное, его беспокоит Том. Гарри не знает, с какого бока к нему подобраться, потому что все его попытки начать разговор ни к чему не приводят. Том даже не смотрит ему в глаза. Спустя три дня молчания Гарри вздыхает, валяясь на кровати и наблюдая за медленно оседающими перьями, которые снова выплюнул из себя матрас. - Тебе грустно? Он не ждет, что Том отзовется, тот и не отзывается. - Тебе грустно, потому что ты здесь или потому что что-то произошло в твоем волшебном мире? Лампочка над их головами горит, иначе в большом чулане слишком темно, несмотря на дневное время. Жаль, Том не наколдовал ему окно. Если он смог сделать кровать, смог бы сделать и окно, верно? Гарри не хочет смотреть в сторону прямоугольника, который служит ему входом и выходом, источником света, надеждой и кошмаром. К тому же сейчас дверь заперта. Дадли яростно орет этажом выше, и это означает, что он либо проиграл в игре, либо захвачен азартом. Затем что-то с грохотом валится на пол. Гарри решает, что он все-таки проиграл - с недавних пор Дадли начал швыряться вещами, когда бывал расстроен. За дверцей слышны торопливые шаги тети Петуньи, ступеньки коротко скрипят под ее ногами. Дядя Вернон бурчит о том, чтобы отдать Дадли в какую-нибудь спортивную секцию, где бы он мог вымещать напряжения. - Мальчик так напряжен, - говорит он, охая. - Мальчик так напряжен. Гарри убирает со лба прилипшее перо. - Ты так и не смог найти, как разорвать нашу связь, да? - тихо спрашивает он. - Поэтому тебе так грустно? Гарри грустит тоже. Он думал, что будет запретно, тайно рад, когда Том вернется, даже если он будет не в духе из-за этого (определенно не в духе). Сейчас он так не думает. Том больше не вершит волшебство, предупреждающее письмо от волшебного Министерства лежит в тайнике. Должно быть, он очень расстроен. - Если я чем-то... - запинается он и делает вдох, чтобы набраться смелости. - Если я чем-то могу помочь тебе, просто скажи. Он едва успевает договорить. Том поворачивается на другой бок, лицом к нему, и это так странно, так... хрупко. Гарри не смеет пошевелиться. Ладонь Тома находит его губы и накрывает собой, мешая говорить. - Гарри, - утомленно выдыхает он. - Ты определенно сопливый пуффендуец, это отвратительно. Пуффендуец. Что это? Какое-то волшебное существо вроде тролля? Том никогда не упоминал о нем раньше. - Просто успокойся, - продолжает Том, и его интонации отчего-то действительно убаюкивают. - Я хочу спать, и у меня болит голова. Гарри кладет руку на его запястье, и ладонь тут же выскальзывает из его хватки, исчезает с лица. Он поворачивает голову к Тому, но глаза того закрыты. И почему Гарри так грустно?***
Дом не рушится, когда неделя истекает. Гарри опасливо ждет треска или какого-либо другого предупреждающего сигнала, означающего, что сейчас их погребет заживо, но волшебство Тома не исчезает. Разве что, открыв глаза одним утром, Гарри обнаруживает, что чулан слегка покосился изнутри, как смятая коробка. Он, впрочем, все еще может свободно передвигаться внутри, даже не задевая макушкой потолок, поэтому изменения его не смущают. - Мы живы, - объявляет Гарри, осторожно исследовав ладонями смятые места; Том как обычно безучастен. - Как думаешь, все так и останется или станет хуже? Он не ждет ответа и выскальзывает наружу, чтобы проверить появление новых трещин. Ту, старую, возле генератора, дядя Вернон замазал шпаклевкой, и теперь в кладовой тускло белеет пятно, словно поблекший шрам. Гарри не находит новых повреждений. Дядя Вернон следит за ним подозрительным взглядом. - Чего это ты вынюхиваешь? - Ничего, - быстро говорит Гарри и ныряет обратно в чулан, в безопасность. Вместо того чтобы рухнуть на кровать, он плюхается на ворох подушек. Это местечко полюбилось ему недавно, с тех пор как сальные патлы Тома перед носом начали вызывать в нем неоднозначные чувства. Гарри играется сломанной резной палочкой, представляя, что она работает и откликается. Она потеряла прежний лоск, когда он обмотал ее изолентой, но Гарри компенсирует это воображением. Он выводит замысловатые фигуры кончиком палочки, как это делал Том, и на грани слышимости бормочет придуманные словечки, словно они волшебные. - Аграмус фарламус... топеус хронис... - он переводит взгляд на босые ступни Тома, которые видны ему с этого места. - Томус... скроватиус вставалус... вдушеус помытеус... Он более чем уверен, что Том все слышит. Реакции не следует. Гарри со вздохом опускает палочку и откидывается на подушки. Уперев взгляд в солдатиков, стройным рядком выстроенных им на полке, он предлагает: - Давай уйдем на детскую площадку? Помнишь, туда, где мы встретились впервые. Том не отвечает. Тогда Гарри собирается и идет туда один.***
Шкряб-шкряб-шкряб. Гарри будит странный звук. Распахнув глаза, он смотрит перед собой, различая только темную полоску провода от лампочки. Очки почему-то до сих пор на нем, хотя он ясно помнит, как снимал их перед сном. Шкряб-шкряб-шкряб. Неприятный звук скребется в правом ухе. Поморщившись, Гарри поворачивает голову на подушке и застывает. Дверь в чулан открыта. На фоне прямоугольника чернеет тощая сгорбленная фигура, костлявая рука судорожно дергается, скребет ногтями по половицам. Вдох застревает у Гарри в горле. Шкряб. Звук резко обрывается. Гарри полон ужаса. Еще никогда это не забиралось внутрь чулана, не было так близко, не выбиралось за границы прямоугольника. Гарри не может оторвать глаз. Темнота медленно поднимает лысую голову, встречаясь с ним взглядом.***
Гарри просыпается, задыхаясь, весь в поту. Он резко разворачивается, но в чулане больше никого нет, дверь закрыта, очки спрятаны под его подушкой. Пытаясь унять дрожь, Гарри сдвигается с мокрых простыней в сторону, натыкается боком на Тома. Тот неожиданно лежит к нему лицом. Его пальцы находят гаррино запястье поверх одеяла и сжимаются. - Что тебе снилось? Гарри сглатывает несколько раз. Во рту ужасно сухо, будто вся жидкость покинула его тело через пот. - Кошмар, - выдавливает он из себя. - Все... все нормально. - Ты дрожишь. Гарри и сам не понимает, чего так испугался. В чулане его постоянно преследуют чудны́е сны. Некоторые чуть чаще, чем другие. Ладонь Тома перемещается на его влажный лоб, палец мягко проходится по коже справа над бровью. - Ш-ш, - шепчет он. - Ш-ш. И Гарри засыпает, слишком обессиленный, чтобы чему-то удивляться. Распахнув глаза в следующий раз, он обнаруживает себя в центре мокрого пятна, принявшего очертания его тела. Разумеется, простыни не успели просохнуть за ночь. Гарри морщится, отодвигаясь. Кажется, придется менять постельное белье. Он чувствует себя разбитым, абсолютно не выспавшимся. Том все еще спит, отвернувшись носом к стенке. Гарри задается вопросом, не был ли его успокаивающий шепот частью сна. Нащупав под подушкой очки, он выбирается наружу, мечтая лишь о душе. Со стороны кухни раздаются звуки стучащих о тарелку столовых приборов, включен телевизор. Странно, Гарри не слышал, как тетя Петунья стучалась к нему в чулан, а ведь она делает именно это с утра. Рискуя остаться без завтрака, он крадется в ванную комнату и, только запершись изнутри, переводит дыхание. Прохладная вода скользит щекотными змейками по его липкой коже, и Гарри, поежившись, делает ее горячее, такой горячей, что вскоре превращается в желе под ее струями. Наконец он чувствует, что щупальца сна отпускают его. Вытершись насухо и переодевшись в свежую одежду, Гарри вовсе ощущает себя так, будто ожил. Покинув ванную комнату, он даже подумывает о том, как можно выклянчать двойную порцию еды у тети Петуньи, притворившись больным (она становилась раздражительнее, но по крайней мере приносила ему столько горячего чая, сколько он пожелает), когда на лестнице натыкается на Дадли. Повиснув на перилах, он пристально смотрит на Гарри сверху вниз, и что-то в его взгляде заставляет остановиться. - Что? - спрашивает он с вызовом спустя напряженную паузу. Глаза-булавки впиваются в него. Дадли стал еще больше за прошедшее время. Лестница протестующе скрипит под его весом. - С кем это ты разговариваешь все время, а? Гарри сжимает зубы. - С кем ты разговариваешь, Гарри? Может быть, с собой? Может, ты окончательно сошел с ума в своем чулане и выдумал себе воображаемого друга? Гарри грубо протискивается мимо. - Пошел к черту, Дадли. - Ты ведь спишь все время, верно? Кого ты видишь во снах, своего бойфренда? Уже распахнув дверь в чулан, Гарри вскидывает яростный взгляд. - Хватит нести чушь! Дадли глядит на него, свесившись с перил. - Хватит спать. Он уходит, не дав Гарри огрызнуться в ответ. Возмущенно фыркнув, тот заходит внутрь и едва не запинается на пороге. Половицы, там, где Том вырезал ножом причудливую вязь рун, сплошь исполосованы следами от ногтей.***
Чулан съеживается. Это происходит постепенно, почти незаметно, но Гарри всегда настороже, поэтому видит изменения. Одним утром он встает и обнаруживает, что снова может дотянуться до скошенного потолка чулана рукой. Вопрос времени, когда тот осядет еще ниже. Стены неровные, тянутся и гнутся во все стороны, будто кто-то поставил ногу сверху и теперь пытается медленно раздавить их. Гарри задается вопросом, действительно ли их раздавит, когда волшебство перестанет работать полностью. Кровать тем не менее остается прежней, только матрас больше не выплевывает перья и даже не пинается пружинами. - Том, - зовет Гарри нерешительно спустя несколько дней гнетущей тишины, когда он с ним не разговаривает. - Ты можешь снова расширить чулан? Мне кажется, он скоро снова станет крошечным. Том не поворачивается, и Гарри одновременно хочется пнуть и погладить его по голове. Он едва встает с кровати и почти не ест, во всяком случае, не тогда, когда Гарри тоже здесь. Его лицо заостряется, грязные волосы липнут ко лбу. В редкие минуты, когда Том все же встает, он зачесывает их назад пальцами, чтобы те не лезли ему в глаза, и Гарри мысленно сравнивает его с итальянским мафиози, который вылил себе на голову целую бутыль масла. Том носит его одежду. И пусть он мылся всего раз или два с тех пор, как появился, а минул уже месяц, Гарри видит хороший знак в том, что он хотя бы изредка меняет трусы. Близится сентябрь, Гарри пытается проводить как можно больше времени за пределами чулана, а еще лучше - подальше от дома. Чувство вины зудит в нем, как сыпь, но Гарри едва может справиться с мыслью, что Том снова уйдет. Иногда он хочет, чтобы Том ушел. Чтобы он однажды вернулся после прогулки и обнаружил, что чулан пуст, а в тайнике не осталось ни склеенной изолентой палочки, ни волшебного письма, которое принесла сова. Том, конечно, прихватит с собой сердитую палочку из коробки под кроватью. Вернется ли он после этого? Будет ли ему еще хуже? Том не вершит волшебство, и Гарри пытается не злиться на него из-за этого, но все равно злится, и зуд становится совсем нестерпимый. Он пропадает на улице целыми днями, а когда возвращается, Том все так же лежит на прежнем месте. Иногда тарелка с едой, которую Гарри всегда приносит утром, пуста. Иногда нетронута. Ночами Гарри рад, что не один. Тишина клубится по ту сторону, темнота ненавязчиво тянется к углам, забирается под ворох подушек, сидит на паутине вместе с пауками, виснет рваным обрывком на торчащем гвозде. Гарри кажется, что Том не дышит в такие минуты, но затем он находит его рукой и успокаивается. Гарри не знает, спит ли он. Гарри не знает, спит ли он сам. Когда ему становится особенно не по себе, он прижимается к Тому спиной и крепко зажмуривает глаза. - Том, зажги свет, - просит он. - Пожалуйста, зажги свет. В такие минуты он отдал бы что угодно, лишь бы снова увидеть волшебный огонек. Том никогда его не слушается. Может быть, потому что спит. Может быть, потому что спит сам Гарри. В любом случае, Гарри не бросает попыток приручить сердитую волшебную палочку. Он бегает с ней в ванную комнату, берет с собой на улицу, сжимает обожженными руками. Та никогда его не слушается, а один раз даже едва не поджигает на нем одежду. Гарри не сдается. Люмос, люмос, люмос, бормочет он при свете дня. Что он упускает? Люмослюмослюмос, сбивчиво шепчет он в тесной темноте. Где ошибается? Одеяло скомкано под ним. Том лежит, вытянувшись во весь рост, и его спокойное шумное дыхание означает, что он действительно спит. Во сне у него дергаются пальцы и неприятно скрипят зубы. Гарри ненавидит этот звук, он будит его ночами. Совершенно невозможно уснуть, когда кто-то рядом скрипит зубами во сне. Том лежит, вытянувшись во весь рост. Одеяло также сбито под его ногами. Август выдался душный, несмотря на первую неделю шторма. Обычно Том лежит, засунув одну руку под подушку. Под подушкой у него нож и волшебная палочка. Волшебная палочка. Ночами, когда ему особенно страшно, Гарри сквозь оглушающую тишину слышит, как та взывает к нему. Сгусток внутри него пульсирует и тянет, тянет. Он никогда не видел, чтобы Том вытаскивал волшебную палочку из-под подушки, но откуда-то знает, что она там. Сердитая палочка никогда не взывает к нему. Волшебная палочка Тома ласково нашептывает ему в минуты, когда Том спит. Том спит. Люмос. Будет ли его слушаться палочка Тома? Понравится ли он ей? Подружатся ли они? Если он украдет ее у Тома на некоторое время, заметит ли он? Стук сердца барабанит в ушах, Гарри облизывает пересохшие губы. Вытянув руку, он осторожно ныряет ей под подушку Тома. Его пальцы медленно ползут глубже, часто замирая. Том спит. Гарри, напротив, едва дышит. Уходят часы, прежде чем он натыкается на прохладное древко. Гарри замирает. Его сердце готово вырваться из груди, но он усилием воли сдерживает себя и продолжает дюйм за дюймом просовывать пальцы дальше, пока они не обхватят волшебную палочку целиком. Она приветствует его дружелюбным теплом. Задержав дыхание, Гарри так же осторожно вытаскивает ее из-под головы Тома, впервые обнажая ее, видя в свете дня так близко. Белая, с крупной рукояткой, похожей на кость, с выемками и трещинками в месте, где рукоятка переходит в гладкое отполированное древко. Восхищение и тоска овладевают им, пока Гарри любуется волшебной палочкой Тома. Все те несколько палочек, что он видел, были совершенно разными. Интересно, будь у него собственная волшебная палочка, какая бы она была? Еще раз взглянув на темный затылок сбоку, Гарри собирается тихо выскользнуть наружу, когда Том вдруг наваливается на него сверху, больно пережав руку с палочкой. Гарри испуганно дергается, но чем больше он начинает трепыхаться, тем сильнее становится хватка на руке. В конце концов он замирает. Это первый раз за много дней, когда Том смотрит ему в глаза. В его взгляде нет ни осуждения, ни раздражения, ни даже гнева, которого Гарри, возможно, ждал. Он все равно страшно нервничает, когда говорит: - Том, я... - Гарри, - прерывает его тот. - Ты правда думал, что я не замечу, если ты украдешь мою волшебную палочку? - Я не собирался ее красть, я просто... Он запинается, вспомнив, что нельзя колдовать волшебной палочкой Тома. Его бы исключили из школы, если бы палочка послушалась Гарри, если бы она дала ему волшебный огонек. Они бы нашли его, они бы стерли Гарри память, они бы бросили Тома в тюрьму. - Гарри, - повторяет Том, и Гарри только сейчас замечает приставленный к горлу нож. - Я убью тебя, если ты еще раз притронешься к моей палочке. Я узнаю, если ты это сделаешь. Твои мысли как на ладони, понимаешь? Гарри не понимает. Его рука разжимается, и тепло волшебной палочки Тома заменяет холод. Том не может, Том не смог бы... Забрав палочку, Том снова отворачивается к стене. Больше они не смотрят друг на друга.***
В тот день, когда Том исчезает, чулан под лестницей вновь становится крошечным.