***
– Можем в комнате Наруто посидеть, – предложил Какаши. – Он остался на выходных у Рин. Я оставлю Ируке записку, чтобы он нас не беспокоил, если вдруг проснётся. Итачи слабо улыбнулся в благодарность. – Чаю? Я поставил чайник, пока ты ехал. Как раз подогрелся. – Что угодно, только без кофеина. Спасибо. Итачи опустился в зелёное вельветовое кресло в углу у окна и принялся разглядывать комнату, в которой, как он знал, так много времени проводит его младший брат. Здесь Итачи чувствовал себя ближе к нему: Саске наверняка сидел в этом кресле миллионы раз. – В комнате всё так аккуратно – неожиданно для Наруто, – отметил Итачи. Он принял кружку из рук вернувшегося с кухни Какаши и тут же поставил её на подоконник, чтобы дать чаю немного остыть. Тихо закрыв дверь изнутри, Какаши усмехнулся: – Все почести Ируке. Если бы он не заставил Наруто убраться перед отъездом, мы бы сейчас тут плавали в море грязной одежды и пустых пачек из-под чипсов. – Мм, – протянул Итачи. Он осторожно подул на чай и немного отпил. – Ну, так что, расскажешь, что случилось? – Какаши забрался на кровать Наруто и уселся у изголовья. Вытащив из-за спины затисканную плюшевую лису, он опустил её к себе на колени. – Я разорвал помолвку. Всё кончено. – Это я ещё по телефону понял. Поведаешь, что случилось? – Я не хочу детей. – Да ты вроде никогда не хотел. – Ну да. И мне казалось, что я обозначаю свою позицию достаточно чётко. Но Кисаме, видимо, не воспринимал это всерьёз. Считал, что я передумаю со временем. Какаши молчал, потирая рыжее лисье ухо между пальцев. – Он хотел вернуться в Калифорнию, – продолжил Итачи. – Поближе к семье. Я знаю, что он скучает по жаркому климату и терпеть не может здешнюю зиму. – А что, есть кому нравится зима? – пошутил Какаши. – Мне, – просто сказал Итачи, и он не лукавил. Зимой они с Саске любили ужинать, греясь в котацу, привезённом из Японии много лет назад. Кисаме считал это бессмысленным, учитывая, что в их съемном жилье есть центральное отопление. А что до Итачи… Без таких вечеров он просто не чувствовал себя дома. – Я сказал Кисаме, что не уеду из Чикаго. По крайней мере, пока Саске здесь, а он точно никуда не собирается ближайшие лет пять. – Хм, – задумался Какаши. – И он даже не захотел попробовать пойти на компромисс? Итачи сделал большой глоток чая. По правде говоря, он даже не спрашивал Кисаме, готов ли тот идти на уступки. Да и не важно теперь это уже было. Так или иначе, от главной проблемы не убежать: они слишком разные. Когда тишина затянулась, Какаши решил заговорить: – Скажу, что я думаю, – он подтянул домашние штаны на щиколотках и согнул ноги в коленях. – На мой взгляд, к этому уже давно всё шло, и ты ещё и не всё мне рассказываешь. Вы были просто помолвлены шесть лет, Итачи. Учиху практически раздражало то, насколько хорошо Какаши его знает. Но так уж сложилось – многие и многие годы дружбы давали о себе знать, так что не на что тут было злиться. И, да, наверное, откладывание свадьбы само по себе было тревожным звоночком, однако Итачи всё казалось, что подходящее время ещё наступит. Он ждал, что однажды будет готов. Однако будучи крайне дальновидным человеком, в глубине души Учиха знал, что ему всегда чего-то… – Мне чего-то не хватало, – с трудом веря, что наконец-то говорит это вслух, признался он. – Всегда не хватало. Я… – Итачи подцепил пальцами ярлычок от чайного пакетика и немного помешал воду в чашке. – Нет, это прозвучит глупо, и как будто я осуждаю его. – Не думаю, – заверил его Какаши. Итачи сделал глубокий вдох носом. – Мы… Очень разные, – начал он. – Да ну? – наигранно удивился Какаши. – Можно вот без этого? – бросив на друга раздраженный взгляд, попросил Итачи. Он поставил чашку обратно на подоконник. – Прости, прости, – Какаши поднял руки ладонями вверх в знак капитуляции и одарил Итачи одной из своих фирменных улыбочек одними глазами (тех, что он частенько использовал, когда знал, что ведёт себя как маленький кусок дерьма). – Продолжай! Итачи снова вздохнул. – У нас нет вообще ничего общего. Ему сложно поддерживать беседы о политике, искусстве, музыке… А мне это интересно и важно. Он пытается иногда, но недостаточно, и в итоге я только расстраиваюсь, – сказал он, уставившись на свои сложенные на коленях руки. Учиха положил ногу на ногу и поднял голову, чтобы посмотреть на Какаши. – Представления об эстетике у нас тоже слишком разные. Я ненавижу бардак, но вынужден постоянно ходить и подбирать за ним по дому. Хотел заняться декором, но не могу даже заставить себя развесить ксилографии – они просто не вписываются в весь этот хаос. Так и стоят в коробках уже три года, с тех пор, как мы съехались. – Я заметил, – сказал Какаши. – И посчитал это странным. Как будто ты и не живешь там – о твоем присутствии напоминает только котацу. Совсем ничего общего со старой квартирой, которую я помню. Итачи кивнул и продолжил: – Японская кухня у него «не самая любимая», как он выражается, а это как раз то, что я умею готовить и люблю есть. Ему нравится, конечно, рамен и суши, но такое ведь не назовешь домашней едой. Мы редко ели на ужин что-то одно вместе. Можешь представить себе насколько это странно? – Я… Ох, Итачи. Я не знал… Никто не знал. Учиха стыдился этого и потому скрывал. Теперь он задавался вопросом: что вообще заставляло его сохранять этот союз так долго? Может, пример родителей? Мать Итачи всегда была недовольна его отцом, но никогда бы от него не ушла. Потому что любила. Нашла причины любить. Возможно, Итачи мог бы просто согласиться с бытующим мнением о том, что межрасовый брак – заведомо провальная идея… Если бы прямо здесь и прямо сейчас не находился в доме, где живёт семья, служащая блестящим примером противоположного. Какаши с Ирукой тоже всегда были очень разными, но у них, тем не менее, всё получилось, и этим Итачи искренне восхищался. – А ещё он жуть как любит все эти дурацкие спортивные мероприятия и рвётся туда в любую свободную минуту. Я заставил себя сходить с ним на футбол в прошлом месяце, и знаешь что, Какаши? Это был одновременно самый скучный и самый пугающий день в моей жизни. Из Какаши вырвался громкий заливистый смех, и он едва успел захлопнуть рот ладонью, чтобы не разбудить Ируку. Уголок губ Итачи потянулся вверх – он почти улыбнулся. На душе стало чуть легче. Сняв очки, он потёр усталые глаза. – Его последней затеей было попытаться затащить меня с собой в спортзал. Но… это же вообще не моё. Всё, на что меня хватает в плане спорта – это редкие пробежки и встречи с клубом айкидо по воскресеньям. – Да он вообще… что-нибудь о тебе знал? – с ошарашенным сомнением спросил Какаши. – Я теперь уже сам этим вопросом задаюсь. Не знаю, это я виноват в том, что никогда не был с ним до конца собой, или он сам придумал мне странный образ Мэри Сью-неформалки… – О Боже, – захохотал Какаши. – Я же не ослышался, ты действительно это сказал? Слушай, ну ты правда всё ещё был немного эмо, когда вы познакомились… – Да заткнись ты, – отмахнулся Итачи, тоже тихо смеясь. – Я вообще-то серьёзно. – Хорошо, тогда вот тебе тоже серьёзный вопрос: тебе-то в нём хоть что-нибудь нравилось? Что-то же удерживало рядом целых… сколько? Семь лет? – Ну, он секси, – плоско отшутился Учиха. – В постели был хорош, правда, если честно, не особо сговорчив. Всегда хотел быть только сверху и никак иначе. – Уфф. Печально. – Ага, – согласился Итачи, хотя, в целом, такое положение вещей его устраивало. Хотя были, конечно, моменты, когда хотелось пробовать больше нового, узнавать новые стороны себя и друг друга. – Но всё-таки не верится, что ты такой мелочный и дело только в этом. Итачи сделал глубокий вдох, готовясь выложить всё, что собирал по кусочкам в течение последних нескольких лет. – Первый год всё было прекрасно – легко и весело, как в любых новых отношениях. И предложение он сделал очень быстро, когда всё только-только начиналось – мы даже не успели узнать друг друга как следует, хотя казалось наоборот. Он был верным, я чувствовал его привязанность, и это было довольно… приятно. Сперва. Он всегда заботился обо мне, делал всё, что бы я ни попросил, и иногда… Хотелось, чтобы вместо этого он хоть раз озвучил свои мысли и мнения. Звучит тривиально, знаю, – сказал он, ёрзая в кресле. – Да нет. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Ирука очень своенравный, – усмехнулся Какаши. – Но именно это мне в нём нравится, пусть мы и часто друг с другом не соглашаемся. Он капает мне на мозги, но как бы живительной влагой, понимаешь? Потому что его интересует куча разных вещей, он всё время чем-то увлечён и делится впечатлениями, так темы для разговоров никогда не заканчиваются. – Я всегда вам завидовал, – тихо признался Итачи. – Так-так, прошу прощения, – Какаши сложил ладонь горсточкой у уха, – повтори пожалуйста, а то я что-то не расслышал… Это что? Искренний комплимент? – Отвали, – рассмеялся Итачи. – Это правда. Если бы я и хотел отношений, то хотя бы отдалённо похожих на ваши. Взгляд Какаши смягчился. И пару десятков лет назад это заставило бы Итачи растаять, но он отпустил свои чувства давным-давно. – Так вот знай, Итачи, такое достигается тяжелым трудом. Не только совместным. Каждый по-отдельности должен над собой работать. – Да я понимаю, и отчасти поэтому и оставался с Кисаме так долго, но… Он прервался и глянул в окно. – Если человек не твой, то сколько бы ты не старался – не поможет, – сказал Какаши. – Ты изначально должен любить его таким, какой он есть, и, похоже, у вас какое-то время всё так и было, но потом… Ты в каком-то смысле повзрослел, и любовь прошла. Такое случается. Мы постоянно развиваемся, и меняемся, когда узнаём больше о себе и о том, что считаем важным. Иногда такой внутренний рост не сближает, а наоборот разлучает нас с людьми. Странно было слышать собственные, самые сокровенные мысли из уст лучшего друга, но, вероятно, именно поэтому он и считал Какаши таковым. – И когда только ты стал таким мудрым? – За годы терапии? – со смехом предположил Хатаке. – И влияния Ируки. Иногда хочется, чтобы вся наша совместная жизнь была записана на кассету. Тогда я смог бы отматывать её к началу и показывать ему, – пошутил он. – Он всё ещё считает, что я самый большой идиот из всех, что когда-либо попадался ему на пути. – Ну… Не сказал бы, что он неправ. Какаши высунул язык, на что Итачи рассмеялся в кружку. Некоторое время они просто допивали чай в умиротворяющей тишине. – Кисаме никогда не говорил, но я знаю, что он терпеть не мог Сусаноо. Мне кажется, он даже радовался, когда его не стало. – Без обид, Итачи, но, кажется, все радовались, – сказал Какаши. – Кот был невыносимым паршивцем. Он никого не любил, кроме тебя… – Потому-то он и был идеальным. – … и Дейдары. Итачи замер. Хотел бы он, чтобы сердце не пропустило удар при внезапном упоминании этого имени. Правда хотел. То, как тело предавало его в такие моменты, ужасно злило. Потому что он не позволял себе думать о Дейдаре. Это не имело смысла. Но... Не меняло того факта, что именно Дейдара ходил с ним в приют для животных, где они вместе выбрали кота, не стирало воспоминаний о лете, что Дейдара прожил с Какаши и Ирукой до переезда в Нью-Йорк. О том лете, когда они с Итачи… Да что бы там ни было, всё прошло. – Что ж, это был его единственный недостаток. Какаши оглядел друга с подозрением, а Итачи внутренне молился, чтобы Хатаке не вздумал обсуждать блондинистую персону и дальше. Уж туда он не хотел залазить сейчас, а Какаши был мастак, когда дело доходило до того, чтобы выдавить из него правду. К счастью, сейчас он этим заниматься не планировал. – Так и что сейчас будешь делать? – зевнул Хатаке. – Съедешь? – Очевидно да, – с облегчением от смены темы разговора, кивнул Итачи. – Попробую снова найти квартиру в центре. Заведу кошку. Или двух. – Просто супер, – саркастично прокомментировал Какаши. – Ну, если что, ты знаешь – мы рядом и всегда готовы помочь. – Знаю. – Ирука обрадуется твоей новости, честно сказать. Он уже давненько говорил, что вам лучше расстаться. – Надо было к нему идти за советом. – Не думаю, что ты был бы готов к его прямолинейности, – прыснул Какаши. – Хорошо, что пришёл к осознанию сам. Может, останешься на ночь? – Нет, спасибо, – покачал головой Учиха. Не очень хотелось спать в кровати Наруто, какой бы чистой ни казалась на первый взгляд его комната. Он глянул на часы. Стрелки показывали половину третьего ночи. – Кисаме скоро поедет на работу. А я тогда начну складывать вещи. – Хочешь, поеду с тобой? Я всё равно уже не буду ложиться, да и не работаю завтра… То есть, уже сегодня. Итачи не знал, нужно ему это или нет, но само предложение Какаши растрогало его почти до слёз. – … хочу. – Хорошо. Тогда разбужу Ируку и предупрежу. Встретимся в машине. Учиха встал с места и уже направлялся к двери, когда Какаши неожиданно преградил ему путь и заключил в крепкое объятие. Плач вырвался из самой глубины грудной клетки Итачи. Весь его мир, казалось, катится по наклонной.***
На день семнадцатилетия Саске несколько недель назад Итачи подарил ему цугару-дзямисэн – сямисэн большего размера и с более толстыми струнами. Младший из братьев Учиха проявлял интерес к игре на музыкальных инструментах уже давно, и Итачи знал, что тот скорее предпочёл бы гитару, но не удержался и преподнёс в качестве подарка частичку их родной культуры. Сам он всю жизнь играл на скрипке и большого опыта игры на сямисэне не имел, но определённо мог научить Саске основам. Кто, если не он… Саске уделяли не так много внимания, как Итачи в детстве. Возможно, их родители просто выложились на полную в первый раз, и потому с младшим уже не водились с прежним рвением. А может, пренебрежительное отношение (особенно со стороны отца) проявлялось неосознанно: они никогда не хотели второго ребёнка. В любом случае, Саске никогда не ходил с Фугаку в архив библиотеки – место, где Итачи когда-то взрастил глубокую любовь к японским деревянным гравюрам (что впоследствии привело его к созданию собственной коллекции). Не посещал концертов симфонического оркестра, чтобы послушать трибьюты Джо Хисаси или Тору Такемицу, не ездил каждый год в Японию – был там всего дважды, тогда как Итачи регулярно ездил туда с родителями с ранних лет и до выпуска из школы. Итачи свободно говорил по-японски, чего не скажешь о его брате. Фугаку и Микото окончательно приспособились к жизни в Штатах с рождением младшего. К тому времени Фугаку получил должность генерального директора компании, и решил, что его английский должен звучать безупречно. Он не хотел казаться неполноценным среди коллег, и поэтому тренировал язык и дома. Из-за безразличия отца Саске рос жестоким и холодным ребёнком, и Итачи старался, как мог, восполнять ему недостающую любовь и теплоту. Он чувствовал себя ответственным за младшего брата во многих смыслах и знал, что иногда переусердствует с авторитарностью собственного поведения с ним, но изменить это никак не мог. Случись что с Саске, и Итачи это сломает. С этой мыслью Итачи подъехал к дому своих родителей. Он вышел из машины, и, открыв входную дверь, сразу учуял знакомый запах томящихся в духовке рисовых крекеров, что он обожал с самого детства. Мужчина снял на пороге туфли и прошёл в кухню. – Здравствуй, мама. – О, Итачи! Что-то ты рано, – удивилась Микото, вытаскивая противни из духовки. – Сэмбэй ещё не остыли. – Ничего. Может, чаю пока попьём? – Давай. Саске пока нет – ещё у Наруто. – Мм. А бывает вообще, что он не у Наруто? – Да уж, – посмеялась Микото. – Но я рада, что ему есть, с кем пообщаться. Полностью с нею солидарный, Итачи улыбнулся и засыпал ложкой в чайник немного зелёных чайных листьев. – Сыграем в кой-кой, пока ждём? Я принесу ханафуда. Итачи проводил её взглядом. Он переживал за свою маму, ведь она провела большую часть жизни, будучи домохозяйкой, а теперь, когда Саске вырос и уже планировал поступление в колледж, и вовсе вскоре должна была остаться одна. Итачи старался навещать её как можно чаще, но понимал, что этого недостаточно. Именно поэтому он и приехал пораньше в этот раз. Помимо цугару-дзямисэна Итачи также подарил Саске билеты на концерт Yoshida Brothers – японского дуэта, который включил звучание этого инструмента в интересное сочетание японской и западной музыки. Выступление должно было состояться этим вечером. Итачи наполнил две чашки чаем и выложил несколько тёплых сэмбэй на тарелку, когда Микото вернулась на кухню. Она села справа от сына так, что между ними остался угол стола, и опустила перед собой стопку маленьких толстых карточек. Сначала каждый должен был взять одну сверху и выложить лицевой стороной вверх. – Ты раздаёшь, – увидев карты, Итачи улыбнулся и сделал глоток чая. Микото взяла восемь штук и перемешала их. – Как дела вообще? – между делом спросил Итачи. – Ой, да хорошо, дорогой. Спросила бы и тебя, но смотрю – выглядишь ты хорошо. Самый красивый, как и всегда, – на мгновение обхватив его щёку ладонью, сказала она, и затем разложила выбранные карты на столе. – Что-то сейчас вышиваешь? – поинтересовался мужчина. Микото увлеклась этим занятием несколько лет назад и уже успела стать в нём экспертом. – Да, нашла красивую схему с лотосами на пруду. Сакуру закончила в прошлом месяце, – рассказывала она, забрав у Итачи карту с глицинией и переместив её на свою сторону. – Покажешь? – попросил Итачи. Достав из стопки карту с пионом, он улыбнулся – первая пара нашлась. – Конечно. Ты же знаешь, что у Саске есть подруга, которую зовут Сакура? Я думала подарить вышивку ей. – Уверен, ей понравится, – кивнул Итачи. – А вообще, думаю, ты могла бы продавать их, мама. У тебя талант. Это было даже преуменьшение: её руки действительно создавали целые произведения искусства – настоящие картины. Одна из них даже висела у Итачи в спальне – изображение Фудзияма в мельчайших деталях. Из чистого любопытства он просил приятеля-художника оценить труд, и тот назвал сумму в тысячу долларов. Итачи уже не раз предлагал Микото выставить свои творения на продажу, но реакция оставалась неизменной: – Ерунда, – отмахнулась она. – А вообще, у меня есть хорошие новости. Я сделала, как ты сказал, – отправила своё портфолио в магазин Яманака, и они приняли меня с ногами и руками. – Это просто отлично! – обрадовался Итачи. Он знал, что Микото работала в цветочном магазине в Японии ещё в юности, и пронесла любовь к искусству созданию цветочных композиций через года. К тому же, у Яманака была хорошая репутация. – Пока на неполный рабочий день, только по вечерам. Твоему отцу теперь придётся самому придумывать себе что-то на ужин, – подмигнув, отметила она. – Это пойдёт ему на пользу, – усмехнулся Итачи. – И тебе. – Я тоже так думаю, – кивнула Микото, завершив комбинацию карт кабана, оленя и бабочки. Как раз в этот момент входная дверь открылась. – Я дома, – прозвучал голос Саске, прежде чем они услышали его шаги на лестнице. – Саске. Тот просунул голову между перил, и длинная чёрная чёлка упала ему на глаза. – Нам через полчаса выходить, – сказал Итачи. – В зале может быть холодно. Одевайся соответственно. – Хорошо, – всё, что он услышал ответ, прежде чем его брат испарился. – Как отец?.. – переключившись на японский, спросил у матери Итачи. Ему не нужно было уточнять «как отец обращается с Саске?» – вопрос и так это подразумевал. За это Итачи и обожал японский: его контекстуальность позволяла выкинуть из предложения несколько слов и всё равно остаться понятым. Он собрал все пять ярких карт, зарабатывая десять очков. – Кой-кой, – идя на риск, объявил Итачи. Микото улыбнулась, заглядывая в свои карты. – Ты знаешь своего отца. Если у него проблемы – он предпочтёт закрыть на них глаза. По крайней мере, сейчас эти «закрытые глаза» не включали в себя активную травлю собственного ребёнка. Если один сын нетрадиционной ориентации – это проблема, то что уж говорить, когда оба… Саске сделал каминг-аут в прошлом году, и Фугаку особо не скрывал, что для него это неприемлемо. – Ты же не станешь молчать, если он опять за своё возьмётся? – Я этого не допущу, – отрезала женщина. Не оставляя матери шанса, Итачи собрал ещё одну комбинацию, и таким образом закончил игру победой. – Ах, как всегда прекрасная интуиция, – сказала Микото, опустив ладонь на его руку и ласково сжав. На кухню вернулся Саске – уже переодетый и готовый к выходу. Чёрная толстовка. Чёрные джинсы. Обувь – тоже чёрная. – Вылитый ты, когда был подростком, – с долей сентиментальности отметила Микото. Это было последнее, что она сказала по-японски, прежде чем переключиться на английский и начать суетиться с Саске. Итачи рассмеялся. Действительно. Вылитый.***
– Не знал, что ты тоже играешь на сямисэне, – удивлялся Саске, когда они выходили из концертного зала. – Крутая штука, правда? – Ага, – ответил Саске, пряча руки в карманах толстовки. – Спасибо, Итачи. Искренние слова благодарности тронули Итачи. Во время исполнения одной особенно медленной и меланхоличной мелодии он увидел, как по щеке брата бежит слеза. В этот момент ему так хотелось взять Саске за руку, но он не стал нарушать его личного пространства. Есть и другие способы показать своё участие. – Не хочешь рассказать, что там происходит у вас с Наруто? Саске молча натянул на голову капюшон и ускорил шаг, оставив Итачи тихо хихикать ему в спину.