***
— А-а-а-а! — взвывает Асагири, вцепившись тонкими пальцами в копну чёрно-белых волос, — что же ты тако-о-е?!.. Хочу спа-а-ать, не хочу есть и пи-ить… — Заткнись нахрен! — голосит с верхней койки своему соседу по комнате Кинро — строгий парень в очках, который обычно не позволяет себе так выражаться, но ситуация его вынуждает, — чтобы не есть и не пить, не ешь и не пей! — Мой милый Кинро, как же ты не понимаешь… — Ген, специально раззадоривая лежащего сверху старосту, наигранно ласково проводит кончиками ног по едва выпирающему — от тяжести веса того — силуэту Кинро. Почувствовав под своим матрасом какой-то бесячий движ, парень просто закидывает одну из своих ортопедических подушек на «первый этаж» койки одним резким движением руки. Ген получает ею по своему, всему в свежей огурцовой масочке, ошарашенному личику и, схватившись за сердце, которого по-любому нет, лужей сползает со своей койки. — Ты не понимаешь, зато я всё понял и принял… Аргумент исчерпан. Кинро ещё несколько минут неуютно вертится сверху, заставляя доски под собственным матрасом неприятно скрипеть. Ген переживает этот минибунт в страхе и пошевелиться. Как ни крути, его соседом по комнате оказался самый примерный студент в университете, староста своей группы, пятикратный чемпион вселенной по даванию Гену пиздюлей и просто нудила сраный, что объявляет отбой каждый день в 22:00 и ни минутой позже. Ген, конечно, в начале сопротивлялся, не следовал правилам и ложился примерно за три часа до пары, а потом страдал весь день варёным овощем, и свой образ жизни сидеть всю ночь в соцсетях, оставляя комментарии в тиктоке всяким фактящим мамам и слушая влоги, он искренне любил… Но потом он осознал, что с таким соседом шутки действительно плохи: он всех банально переиграет и уничтожит своим уроном от заклятия «Занудство». С Кинро, что носит с собой свод правил общежития под мышкой словно библию, ночью никому близко с ним живущему не даст ни чихнуть, ни пёрнуть. Ген это прекрасно понял, когда Кинро во всех смыслах вытрахал ему утром из черепной коробки мозг, стоило ему разок не поспать и помешать старосте крутить плёнку сновидений своим светом от телефона. Короче, жизнь у них весёлая до уссачки, и Ген решил эту самую жизнь себе же удлиннить, установив более-менее здоровый режим дня. Однажды Асагири жестоко пошутил над беднягой Кинро, по сей день ждущим свою единственную в мире любовь и бережно хранящим себя, словно принцессу от кучи хорни драконов, для «той самой» — Ген сделал вид, что ощущает вкус того же, что ест тот. Эффект долго ждать себя не заставил, и Кинро уже на следующий день стал допрашивать парня, светя фонарём телефона как лампой детективов в наглую рожу, короче, всячески проверять на подлинность слов. А когда тот мастерски подтвердил «факт», он стал чуть ли не замуж за него выйти предлагать, на одном колене с выражением читая слезливый старый стих на английском. «She walks in beauty...» или что он там нёс... На деле же, Ген тупо подсмотрел в «дневнике затрат» Кинро ингредиенты для обеда, допёр, чем именно будет этот вечно нудящий тип трапезничать и развёл как лоха деланого. Ген тогда огрёб. Очень сильно. С тех пор он так же смирно, как и его сосед по комнате, ожидает своей любви. Ген коротал свои деньки мимолётными свиданиями прежде. Как понятно, особого впечатления на романтичного студента это не произвело, так что любопытство, кто же его принц на белом на коне, стало съедать его с головой. — Фу-фу-фу, — начал тихо ныть Ген, закрывая пальцами нос, чтобы хоть немного притупить вкус, — как он ещё не умер от такой дозы кофеина? Асагири сидит на кухне при тусклом свете экрана телефона, чтобы, не дай боже, не разбудить Кинро и третьего соседа у них в комнате — Нанами Сая. Задолбанный жизнью программист практически всё своё редкое свободное от кодов время спит или изредка подаёт признаки жизни своим смущенным чавканьем за компьютерным столом, поэтому претензии у Кинро есть только к Гену. Ген берёт полную, с горкой, столовую ложку сахара и уверенно кладёт её в рот. Горечь от крепчайшего кофе его родственной души вроде бы утихла. Хотя, кто его знает — быть может, это эффект Плацебо. — Больше не пей кофе, ещё и такой насыщенный, в 4 утра, — хитро качает головой сам себе Асагири, смакуя во рту ещё не рассосавшиеся крупинки, — если у тебя прихватит сердечко от долбанувшего в кровь кофеина, я же не переживу. Боже. Если бы вы знали, как мне похуй, вы бы заплакали. Просто не терроризируй мои рецепторы этой зажопической горечью! Сенку, сидящий в этот момент в своей общажной комнате, выплёвывает кофе изо рта дельфиньей струёй. Эффектное зрелище. Давайте ещё раз, а то Рюсуй заснять не успел. И этот самый Рюсуй, восседающий на дедовской позорной табуретке, как на троне, спасибо, без опахала, затем долго наблюдает за охреневшим от жизни поющим фонтаном. Но позже не выдерживает и взрывается громким хохотом. — Ещё и полный рот набрал! Во долбоящер! — Рюсуй падает со стула, задрав ноги к верху. Настала очередь Сенку смеяться. Сенку взорал выпью. — Как же приторно, — морщится позже всем бледным лицом Ишигами, рассматривая уже пустую, с одними лишь коричневыми разводами, чашку. — Дура какая-то сахарная. Или дурак. Ещё и кофе не взбодрил. Как прикажете мне теперь над исследованиями корпеть? — Ты чёртов монстр! На тебя уже даже кофеин не действует! — Бахну энергетика. — Сенку, нет. — Сенку, да, — слышится характерный открывшейся баночке «пшик», — Сенку, о-о, да… Рюсуй закрывает глаза ладонями, чтобы не видеть, как друг гробит свой организм бодрящими напитками.***
Ген выплёвывает сахарные слюни изо рта дельфинчиком. Неумелым таким. Бодрствующий Сай смотрит на этот жалкий поющий фонтан с тягучими сладкими потёками на подбородке, скрестив на груди руки. — Ты чего не спишь? — А ты? — в ответ спрашивает Ген, чувствуя, как становится слишком сладко во рту. — У меня дел по горло, — он обходит страдающего студента стороной и с видом депутата мира открывает холодильник, в котором есть целые запасы нихуя, пафосно «окружённые» парой яиц, которые, как Кинро говорит, «оставили на развод». — Ммм, вот это выбор… — не выдерживает он, — обычно Кинро не позволяет нам до такого доводить. Странно. — Ага. — С его-то списками-свитками с продуктами на месяц, планированием… — слова Сая будто бы уносятся куда-то вдаль в ушах Гена. Ген прикрывает локтем рот. Он чувствует газированный напиток, и это определённо не его излюбленная кола. — Тебе дать заесть чем-то? Ты чего один сахар ешь? — Сай обводит взглядом готового взорваться от фейерверка вкусов (и чувства газов во рту) Гена. — Мозгу нужна подпитка сахара, это правда… Но ты перебарщиваешь, Ген. Тебе может стать плохо. — Я сахар ем не чтобы поумнеть, а чтобы заесть это дерьмо, — злобно ворчит Асагири и падает лбом в стол. — Сначала горько, потом слишком сладко. Здравствуй, жопа, диабет. — Ты нашёл свою родственную душу? — брови Нанами старшего удивлённо взметаются вверх, а руки сами принимаются легонько аплодировать, — поздравляю тебя. — Не встретил я его, не встретил! Просто чувствую, что он хавает. — Раз вы ощущаете вкусы друг друга, значит, вам удалось пересечься где-то. Вы встречались прежде. — В день я вижу свыше 150 людей. Ох, этим кем-то может быть кто угодно… — задумчиво произносит Ген, всё больше расстраиваясь, — я из переводческого дела, у меня встреч, намеченных универом, хоть попой жуй. А что, если мой любимый из какого-нибудь посольства? — он с печальным видом закидывается ещё тремя ложками сахара, словно это яд, и складывает руки крестом на груди, изображая убитого. Сай вовремя даёт ему оздоровительный товарищеский подзатыльник. — Нам не быть вместе! — Я надеюсь, это только что была одна большая шутка… — Сай-Сай… Вот найдёшь своего человека и тоже будешь мучиться, а хотя… Ты добавляешь стрёмные индийские приправы, жаришь какую-нибудь маринованную капусту с сахаром… — А в чём беда? — Да ни в чём. Просто если встретишь на пути блюющего человека, то это твоя судьба. Сай с мертвенно холодным видом наливает себе в чашку остуженный зелёный чай, всем видом показывая свою обиду. — Прости, шутка не очень, да? — Ген с понтом стыдливо жмурит серые глаза в ожидании прощения. — Если это действительно правда, — задумчиво начинает Нанами, — я буду бороться со своими вкусовыми привычками. Не хочу, чтобы моему любимому человеку было тошно. Надеюсь, что и ко мне отнесутся с уважением. — Так ты действительно призадумался, — присвистывает Асагири. Из комнаты слышится недовольное ворчание сквозь сон. Кинро, сам того не замечая, подал двум беседующим соседям сигнал о точном, стопроцентном отбое. Сай наспех вливает в себя 0,3 литра несчастного чая, шумно, с предрвотным видом, сглатывает, что кажется, что у него сейчас всё назад пойдёт, и осторожно принимается ополаскивать чашечку под тонкой, как нить, струёй воды. А Ген что? Ген ничего. Рождённый бегать от Кинро пиздов не словит. Он с выпендрёжно-аристократическим видом пьёт уже колу, наблюдая за спешащим в койку другом. Сай будет подстраиваться под вкусы своей судьбы? Интересненько. «А что будет, если я объявлю своей родственной душе гастрономическую войну? — думает парень, оттягивая злодейскую лыбу, — я вычислю тебя по кислой роже, мой дорогой, со специфическими вкусами, друг».***
Сенку чувствует, как в него, судя по вкусу, вливают неограниченное количество колы, будто бы его любимому человеку приспичило прочистить себе кишки. Бро возомнил себя клизмой? Ишигами откладывает в сторону банку энергетика, прислоняет язык к нёбу и причмокивает, пробуя уловить точный ароматизатор. — Почуял что-то? — интересуется сидящий рядом с Сенку Рюсуй. — Кола с привкусом вишни, кажется. — И что теперь? Будем копаться в мусорных баках общаги и голосить, мол, кто пил такую, звоните по номеру… — Помолчи, — Ишигами раздражённо закатывает глаза, и друг подле него действительно резко закрывает рот. — Как бы это странно ни было, я уже ненавижу свою родственную душу. Нет смысла её искать — всё равно наши рецепторы соединены навсегда вне зависимости от того, увидим мы когда-нибудь друг друга снова или нет, — холодным тоном говорит он, но вовремя делает паузу, потому что Рюсуй показывает своё недовольство мимикой настолько очевидно, что аж становится страшно, вдруг он ему реально втащит за такие слова. — Этот человек же не виноват, что он любит острое! Или поесть сладкого поздно ночью! — Ничего не знаю, — хмурится парень, — меня это всё отвлекает от дел. Если я и хочу встретиться с этой особой, то только чтобы у нас была договорённость не есть острого в период от 08:00 до 12:00, стараться не употреблять сильно острое или сладкое в принципе и не есть ничего ночью. — Разъёб, — Рюсуй показывает большой палец вниз. Теперь сиди и гадай, что именно хотел сказать этот любитель жестов. — А ещё, чтобы миллиард на счету и чтобы победитель шоу «Мастер Шеф 2020». И чтобы денег, чтобы много, — упс, повторился. — Чуть не забыл. И бабла ещё! — А что? Ну да, жестоко, — Рюсуй, иди на хуй! — Я и сам далеко не идеален в своих пищевых предпочтениях, — Сенку на секунду замолкает. — Но я буду стараться. — Да неужели? — неверяще приподнимает одну из своих брежневских бровей Нанами, — прямо-таки откажешься от энергетиков? Перестанешь жрать всякое дерьмо со мной по ночам и больше не будешь заваривать самый ужасный в мире кофе? Он чёрный, как душа моей бывшей, что… — …Словно сирена потопила твой корабль любви, — нагло скалится Ишигами, вгоняя друга в краску. — 1:1, господин грозный пират. — Тем не менее, как личность я её уважаю! И если бы у нас с ней был бы один вкус на двоих, я бы и его зауважал. Твоя родственная душа достойна того же. Вне зависимости от всяких характеристик, на которые другие обращают внимание. — Чтобы принять чужой вкус, мне нужно сначала увидеть человека в лицо. — Вот поэтому я тебе и сказал «вне зависимости от всяких характеристик». Сенку, это же твоя родственная душа. — Я не свяжу свою жизнь с человеком, который не пойдёт на мои условия. Или с тем, кто несёт чушь не по делу. Или с тем, кто не способен ужиться со мной в симбиозе. — Какой, нахрен, симбиоз? Ты паразит, Ишигами! — А что? — недоумевает парень, готовясь идти в разнос, — мои условия вполне адекватны. Неужели людей вообще не беспокоит, что в один момент их вкусовые рецепторы будут связаны с их любимыми людьми, и они до конца жизни будут чувствовать ремиксы вкусов? Или есть поодиночке, подстраиваться? — Наука, так горячо продвигаемая тобой, нам поможет, — хлопает по плечу друга Рюсуй, вмиг, под ангельское пение в своём мозгу, ожив, — твой проект был же об этой хреновине. — Блокиратор не имеющих отношения к твоему языку вкусов. — Гениально, как по мне! — совсем вспыхивает ярким огнём парень, заставив сидящего рядом Сенку вздрогнуть от этого нездорового блеска в глазах соседа по комнате. Рюсуй почуял денежки-бабулечки! Так и быть, пускайте злобный смех пятикратного победителя «Монополии». — Пищевая индустрия неплохо продвинулась в создании «парной еды», но я искренне не нахожу это выходом из ситуации! Комбинации вкусов, что, типа, идеально дополняют друг друга, упакованные в эстетично оформленные коробочки… Один жрёт одно, другой — второе. В итоге сказка получается. Несправедливо. — А несправедливого-то что? — Что это придумал не я! — он обречённо хватается за голову, — боже, был бы я самую малость старше — я бы уже давно всё в щепки разнёс своим талантом! — Теперь ясно, чего ты за мной так увязался. Ну уж нет, Рюсуй, даже не надейся на проценты за соучастие, которого и не было. Рюсуй на это предложение принимается активно отнекиваться. Он разбрасывается морскими поговорками о дружбе и о том, что он не портовая крыса какая-нибудь, но Сенку всё равно стоит на своём, издеваясь. Как бы этот тип ни любил деньги, чует Ишигами — друга он на хрустящие купюры не разменяет. Наверное. Внезапно Сенку, перевернув табурет, стартует к раковине как ошалелый. — Каво, нахуй?! — орёт Рюсуй, подбегая. Он начинает судорожно придерживать длинную чёлку друга, потому что тот уже вовсю издаёт звуки блюющей «улекающей» кошки, выгибаясь в спине. — Ты чё?! Ты че?! И Сенку реально тошнит. — Бля… — пыхтит он злобно, утирая потрескавшиеся губы рукавом. — Тварь, подавись своим васаби в сыром яйце или… я даже знать не хочу чё за херня! Кто тебе в рот насрал, извращенец?! — Сенку вновь зеленеет. — А?! Он/она специально?! — Сенку, мы его разъебём, — выносит вердикт Рюсуй, похлопывая постепенно сливающегося с концами своих волос парня по спине. — Готовь желудок и очко к войне. У пидараса пробьёт дни-ище! Ген в этот момент чувствует вкус чужой блевотины. И… тоже блюёт! Сенку это чувствует, и… они застревают в этом отвратительном круговороте рвоты в природе. Рюсуй в шоке. Сай в ахуе. Меховой тапок Кинро летит со скоростью света в хнычущего Гена из спальни.