Наши дни
— Золотко, — Феликс нагло вломился в кабинет, — чего грустишь? — А у меня есть повод веселиться? — закрываю ноутбук, — нашёл? — Увы, — прикурил сигарету и вальяжно подошёл к окну, — ты уже должна была понять, что это невозможно. — Я плачу тебе деньги, — вздыхаю, — не забывай. — Началось, — закатил глаза, — мы тебя и четвертовали и спрятали части твоего тела по разным углам планеты, даже сжигали, душили, отравляли и превращали в фарш. Тебя невозможно убить. — Найди хоть какой-нибудь способ! — ударила по столу. — Почему ты так хочешь умереть? Мне больше двухсот лет и такого желания нет! — Я устала, Феликс, — выдыхаю, — поживи с моё и поймёшь, что бессмертие ужасно. Менять каждые пятнадцать лет город, документы, придумывать новую историю жизни и притворяться. — Сколько тебе лет? — Много, — усмехаюсь, — я старше Никлауса. — Ты не вампир. — Я просто не старею и не могу умереть! — Твой случай уникален, Эсмилир, — загрустил, — я действительно не знаю, чем тебе помочь. Остается лишь принять неизбежное и жить дальше. — Мне не хочется этого, понимаешь? — Понимаю, — кивнул, — найди себе кого-нибудь. — Не хочу, — отвожу взгляд. — А Эстебан? Насколько знаю, реинкарнация прошла успешно. — Да, — подхожу к окну, — молодой российский миллиардер и филантроп. Первый за пятьдесят лет. — Почему ты бездействуешь? — Знаешь, когда в сорок четвёртом году прошлого века, я вновь наблюдала за тем, как он умирает, то решила, что больше не буду искать. Это очень больно. Тем более, нынешний Эстебан женат на красавице. Зачем мне портить отношения? — Ради себя, чтобы быть любимой. — Это другое, — улыбаюсь, глядя на небоскрёбы, — я должна была умереть ещё давным-давно, закончив свой век с постаревшим Колиньяром, а перед этим, — вздыхаю, — смотреть на то, как наши внуки бегают по полю за бабочками. С того дня, я ни капли не изменилась, была на похоронах собственных детей, внуков, правнуков, близких людей и друзей. Я пыталась найти то место, где всё произошло… — Нашла? — Да, — кивнула, — где-то в Атлантическом океане. Потонул тот островок… — Тогда, — закинул руку на плечо, — поехали в Милан коротать своё бессмертие. Там такая коллекция вышла, — закатил глаза, — кончишь за минуту. — Скучно…На следующий день Талиг
Кардинал Сильвестр вынес на всеобщее обозрение имя убийцы отца Германа. Я была очень рада этому, но один факт меня всё же расстраивал. — Надо найти его семью, — мужчина почесал затылок. — Зачем? — удивилась. — Они явно что-то знали и могли быть в сговоре с Арамоной. — Арнольд развёлся с женой, оставив ребёнка. Дети не должны отвечать за грехи родителей. Пожалуйста, не надо их трогать, — сжимаю ткань платья, — вы же сами отец. — Вы правы, — выдохнул, — да… — Кстати, очень давно не видела вашего сына. Он в здравии? — Аарон решил уехать в Йерну, чтобы побыть поближе к морю и разобраться со своими мыслями. Странно, а мне почему не сказал? Хотя, возможно, Сильвестр врёт, а с другой стороны, это очень похоже на Аарона. Молодой человек любит океан и одиночество. Он и раньше уезжал, но предупреждал. — Путешествия помогают в таких делах. — Соглашусь, — встал с места, — в полдень состоится казнь Арнольда на центральной площади. — Гильотина или петля? — Решили выбрать что-то более гуманное, поэтому, — поежился, — повесим его. — Я бы нанесла ему раны хлыстом, а после бросила в камеру с крысами, — усмехнулась. — А вы, — удивился, — очень кровожадная личность, Эсмилир. — Справедливая. — Почему же? — Я готова была полюбить весь мир, но, — облизнулась, — меня не поняли и я научилась ненавидеть. — Интересно, — задумался. — Любви достойны единицы, чего не скажешь о ненависти… — Ненавидеть проще, — кивнул, — в ваших словах есть правда. Выйдя из кабинета кардинала, по пути в учительскую встретила Ричарда. — Привет, — юноша лучезарно улыбнулся. — Новая стрижка? — осматриваю его. — Решил что-то изменить в себе, — смутился, — слушай, — прошептал, — что будет с Арамоной? — Повесят сегодня. — На самом деле, — опустил голову, — жаль его. Арнольд признался в том, что готовил покушение на Окделла. Мужчина описал всё в мельчайших подробностях, которые вызвали мурашки по коже. — Он сам себя казнил, — хлопаю по плечу, — он не стоит того, Ричард. — Да? — Поверь мне. — А нам можно будет на казнь посмотреть? — Думаю, лучше не стоит, — скривилась, — мало приятного. Я не планирую идти на площадь. — Всего лишь, — подошёл Эстебан, — петля на шею. Скучно. — Гуманно, — поправила его, — веселья в этом не ищите. — А мне кажется, что Арамона будет забавно болтаться на виселице, — рассмеялся, — а она поскрипывать. Туда-сюда… Туда-сюда… — Я попрошу охрану, чтобы вас двоих не выпускали из дворца, — закатываю глаза. — Мы сбежим через окно, — подмигнул. — Ваша лекция с профессором Шабли вот-вот начнётся, — напоминаю. — Так и скажи, — надулся, — что не хочешь с нами разговаривать. Пойдём, сын предателя, — смотрит на Ричарда, — нам здесь не рады. — Отвали, — фыркнул. — Хорошего дня! — усмехаюсь. Я не люблю писанину и бумажную волокиту, поэтому постоянно откладываю это. Сегодня именно тот день, когда накопилось слишком много. Надо разбирать. — Собирайся! — залетает Савиньяк, — нас ждёт шоу! — Ты о чём? — ставлю перо на место. — Как о чём? Арамону казнят! — Ой, — махнула рукой, — у меня куча работы, Лион, — указываю на журналы и тетради, — развлекайтесь без меня, ладно? — Ну, — сел на стол, — пожалуйста! С Рокэ мы поругались, а одному ехать не хочется! — Именно поэтому, — задумалась, — ты вспомнил обо мне? — Я всегда помню о тебе! — бьёт в грудь, — давай так, — соскочил, — ты едешь со мной на площадь, а я помогаю тебе с этим добром. — Хм-м-м… — Предложение выгодное. — И покупаешь мне лепешку с ветчиной и сыром, — прищурила глаза. — Грабёж. — Удачной дороги! — отворачиваюсь. — Ладно! Вымогатель… — Ура! — хлопаю в ладоши, — еда-а! Быстренько собравшись, мы погрузились в карету и отправились в путь. — Что между вами и Алвой произошло? — Катари. — Приревновал? — Угу, — кивнул, — я думал, он мне голову оторвёт. В общем, после завтрака, мы с Катой заговорились и решили прогуляться по дендрарию. — Та-а-ак… — В ходе беседы, отправились через лес в сторону заброшенной церкви, на мосту она зацепилась платьем и полетела вниз, а я, как истинный джентльмен, её схватил. В конечном итоге, Рокэ увидел, как мы лежим на траве, Ката сверху с задранным подолом… — Боже, — прыснула со смеху, — какой неловкий момент. — Не то слово… Как мне ему объяснить, что я не хотел как-либо оскорбить его чувства и в моих планах не было пункта «трахнуть королеву»? — Дай данной ситуации время, Лионель. Пройдёт пару дней и всё забудется. — Думаешь? — Уверена, у вас уже было несколько стычек по поводу Катарины. — Не спорю, королева горячая штучка, — улыбнулся, — но, — вздохнул, — дружбой с Рокэ дорожу. — Всё устаканится. Подъехав к месту назначения, не спешили покидать транспорт. Разъярённая толпа требовала начала самосуда над Арнольдом. — Отдайте его нам! — Мы хотим пыток! — Отрежьте ему руки! — Кровожадно, да? — усмехнулся. — Очень. На эшафот подняли Арамону с мешком на голове, за спиной которого стоял Сильвестр. Собственноручно надев петлю на шею мужчины, кардинал сделал несколько шагов вперёд. — Тишина! — эхом раздалось по площади, — мы здесь собрались ради того, чтобы показать людям наказание за дьявольские деяния. Задумайтесь над увиденным сегодня. — Я поняла, почему его именно повесят. — И почему же? — Вспомни, людей благородных кровей обычно обезглавливают, а простолюдин вешают. Так сказать, капитана унижают напоследок. — Хитро, — хмыкнул, — а всем сказал, что это гуманность. — Верь больше, Савиньякский наивный мальчик, — улыбаюсь. — Арнольд, — снимает мешок с его головы, — вам есть что сказать? Мужчина плотоядно смотрел на всех присутствующих и странно улыбался. Создавалось впечатление, будто он ждал этого момента. Взгляд дикий какой-то. — Есть, — облизнулся. — Прошу. — Нам всем гореть в адском огне! — истошно заорал, — всем! Кардинал дал команду. — Дочь Кольта жива! — смеется, — это фрейлина её Величества и она проклята! Мы все прокляты! Ха-ха-ха-ха! Он прыгнул вверх, а после упал на колени, самостоятельно затянув петлю на своей шее. Хруст позвонков и хрящей было слышно даже здесь. — Жил как гнида, — смотрю на тело, — и умер как гнида. — Трогай, — буркнул Савиньяк. Такое заявление повергло меня в шок. Урод, нашёл время. — Ему не поверят, — Лионель заметил моё состояние, — ты же знаешь. — Если бы он понимал, что ему не поверят, то, — пытаюсь привести мысли в порядок, — не сказал бы такое на всю площадь. — Ты его разоблачила и сдала кардиналу. Капитан просто решил подпортить тебе настроение в последний раз. — Тварина, — закинула ногу на ногу, — надо было всё же четвертовать его или выпустить кишки. — Эсмилир… — Что? Забыв про желаемую лепёшку, мы вернулись во дворец. Состояние, мягко говоря, отвратительное. Хочется кому-нибудь череп проломить. Схватив несколько небольших кинжалов, которые лежали в тире, немного выпустила пар. — Что тебе мишень сделала? — удивился Эстебан, оказываясь за моей спиной. — Не страшно подходить, когда у меня оружие в руках? — прорычала. — Нет. — Зря. Через мгновение, острие холодного оружия оказалось у кадыка Колиньяра. — Не зли меня, Эстебан, — смотрю в глаза. — Пытаюсь успокоить, — даже не шелохнулся, — может, расскажешь? Он подозрительно спокойный сегодня. — Желания нет, — опустила руку. — Ладно, — выпрямился, — если появится, — выходи, — ты знаешь, где меня найти. — Всенепременно, — смотрю в окно. Колиньяр не виноват в поступке ныне покойного Арамоны и в дворцовых интригах, тайнах. Надо было помягче с парнем, а я как всегда вновь показала свою не лучшую сторону.Вечер
Все обсуждали казнь капитана, его поступки и планы. Главная новость минувшего дня. Остаток дня прошёл как-то непонятно. Я не могла сосредоточиться, успокоить себя и расслабиться. Напряжена как струна. Савиньяк всё же помог мне с работой, как и обещал, притащив в учительскую две лепёшки. Аппетита не было. Почему разглашение моей фамилии под строжайшим запретом? Отца любили и уважали многие люди. Он имел больше влияния, чем Сильвестр, как и титул. Убийство, а перед этим изгнание, семьи Кольт стало шоком для общественности. Кардинал побаивался папу из-за того, что тот много знал. Теперь же, это место заняла я, что не доставляет мужчине радости. Мы заключили договор. Я остаюсь во дворце и проживаю свою жизнь, помалкивая о фамилии, а Сильвестр спокойно правит. На тот момент, он не знал, что мне известно многое, поэтому не смог предугадать то, что однажды, я смогу с лёгкостью его притянуть и держать в узде. Если народ действительно поверит в слова Арнольда, то авторитет кардинала подорвётся, а следовательно, моей относительно спокойной жизни придёт конец. — Вы меня звали? — захожу в кабинет. — Да, — стоит у окна, — хотелось бы обсудить сегодняшнюю выходку Арамоны. Присаживайтесь. — Разрешите постоять. — Как вам удобнее, — вздохнул, — малая часть подданных и крестьян всё же поверили, из-за чего поползли слухи о правдивости его слов. Некоторые даже пытались ворваться во дворец, благо, охрана их остановила. Эсмилир, надеюсь, вы понимаете, что будет, если правда откроется миру. — Представляю. — Хотел бы попросить вас об одной услуге, — повернулся ко мне лицом, — вас спрашивают — вы отрицаете. — Это уже слишком. Я стану стратегически уходить от ответа, кардинал. — Эсмилир… — Простите, — перебила на полуслове, — отрекаться от происхождения не буду. Я Кольт. Нравится вам это или нет. Могу идти? — Можете, — фыркнул. Выйдя из кабинета, отправилась в дендрарий. Хочу побыть одна, без журналов, чьих-то голосов и присутствия. Мне противно. Уединившись на одинокой качели, пыталась понять, почему меня вывела из себя эта ситуация. Ответ прост. Мне не нравится история с тем, что я должна молчать и скрываться, подобно какой-то крысе. — Замёрзнешь, — Эстебан накинул на мои плечи плащ и присел рядом. — Спасибо, — улыбнулась, — прости за моё поведение. Мне не хотелось тебя обидеть. — Сам тоже хорош, — смотрит вдаль, — полез… Я научусь тебя любить. Только, прошу, дай мне время… — Не злишься? — кладу голову на плечо. — Нет, — целует в макушку, — на тебя невозможно злиться. Первые капли дождя упали на землю, а в небе засверкала молния. — Идём. Ухватившись за крепкую мужскую ладонь Эстебана, поднялась и тут же рухнула вниз. — А-а-а-а-а! — вскрикнула. Боль в бедре была такой силы, что темнело в глазах. — Эсми! — кинулся ко мне. — Я, — в ступоре, — ног не чувствую…