Шёпотом на губах

      Из горлышка колонки с хрипом вырвалась струя воды, забарабанив по ведру. Ромео с облегчением опёрся на ручку колонки и сдвинул на затылок льняное клетчатое кепи. На водной ряби играли солнечные лучики, слепя глаза. Ромео поднял взгляд на улицу. Куда-то бежали дети, в домах отворяли двери, слышались первые приветствия жителей. Город готовился к новому дню. А значит, нужно было спешить. Ромео с пущим усилием стал поднимать и опускать ручку колонки, пока вода не перелилась через края ведра. Юноша умело подставил на место первого ведра второе и наполнил его следом. Затем он подхватил вёдра и быстрым шагом направился по мощёной улице.       Сегодня был особенный день: в семье Мадригаль новая церемония. Свой Дар получит младший сын Пепы Мадригаль, Антонио. Народ будет гулять до утра, а это значит, каждого нужно было снабдить чашечкой крепкого кофе, а лучше и не одной. Сеньор Фуэнтес сам встал за прилавок, чтобы убедиться, что все посетители кофейни получат свою порцию ароматного напитка. А сеньор Фуэнтес не любит, когда в его чётко заведённом механизме что-то отстаёт или не работает. Поэтому и нужно было торопиться.       Идя под горку, Ромео задумался: без сомнений, сегодняшняя церемония будет не совсем обычной. Ромео не был на последней церемонии, но Роке, сын сеньора Фуэнтеса, рассказал ему, что Мирабель Мадригаль осталась без Дара. Тревожный знак для всех жителей, полагавшихся на магические способности этой семьи, как на спасительную тростинку. Но Ромео мог позволить себе думать не только о будущем городка – оно его мало волновало, – но и о том, каково было самой Мирабель. Она стала олицетворением всех страхов семьи, дурным знамением. Наверняка многие отвернулись от неё после той церемонии, не желая иметь ничего общего с ходячим несчастьем. Почти как…       Ромео в последний момент заметил перед собой статную фигуру в строгом пурпурном платье и быстро затормозил. Тело всё же невольно повело вперёд вместе с вёдрами, и вода выплеснулась наружу. Она растеклась по юбке сеньоры Альмы Мадригаль тёмным пятном – не слишком большим, но Ромео знал, что этого было достаточно. Он с искажённым от ужаса лицом поднял глаза на старушку. Как он и ожидал, та смотрела на него испепеляющим взглядом. Казалось, невозможно было смотреть на человека с такой почти животной ненавистью, но Альма могла. Ромео стал виновато кланяться, снова и снова сгибаясь, как пальма в ураган.       – Вот же криворукий недоумок! – прошипела госпожа Мадригаль так, чтобы её слышал только Ромео. – Лучше тебе сегодня не попадаться мне на глаза. Сидите дома всей своей нечестивой семьёй и не высовывайтесь!       Альма не меньше других переживала о сегодняшней церемонии, но выплеснуть свою тревогу могла только на бедном Ромео. Он уже привык, поэтому лишь ещё раз согнулся в глубоком поклоне и стал медленно отходить от сеньоры. В свои двадцать два Ромео всё ещё был мал ростом и щупл, поэтому рядом со старшей Мадригаль он выглядел, как провинившийся школьник.       Завернув за угол, юноша поставил вёдра на землю и отдышался. Сердце всё ещё колотилось после встречи с главным страхом семьи Варгас. Если о том, что случилось, узнает отец, он снова устроит лекцию о том, как важно проявлять осторожность и всегда быть начеку, когда выходишь в город. Как будто Ромео виноват, что Её Сиятельство Альма Мадригаль не считает нужным уступать дорогу тем, кто несёт тяжести! Юноша беззвучно вздохнул, снова взял в руки вёдра и побрёл дальше.       На площади Роке Фуэнтес виртуозно крутил в руках табличку в виде стрелки и зазывал людей: «Насладитесь лучшим кофе во всём Энканто и за его пределами! Правда, мир пока не подозревает, что за чудо наш кофе. Почти как чудесные Дары семьи Мадригаль, ха-ха! Не упустите свой шанс прикоснуться к прекрасному!». Завидев Ромео, Роке помахал ему и побежал ему навстречу, небрежно заложив табличку под мышку.       – А-а-а, Ромео! Как жизнь? – Роке хлопнул друга по спине, отчего часть воды снова расплескалась по брусчатке.       Ромео искренне улыбнулся приятелю: казалось, он один говорил с Ромео так, будто тот мог ответить.       – Что за день! – Роке увидел проходивших мимо девушек и завертел перед ними табличкой, подмигивая. – Не думал, что нас ждёт ещё одна церемония после того, что… Помнишь, как это было? Я прибежал к тебе ночью, ты уже спал, а я всё колотил в дверь, пока тётя Амайя мне не открыла.       Парень разразился заливистым смехом. Ромео лишь пошире улыбнулся. Его улыбка была очень простодушной, почти детской. Юноша сделал шаг в сторону, показывая, что спешит.       – Конечно, иди, – тут же понятливо кивнул Роке. – Отца лучше не злить. Я потом расскажу, как прошло!       Ромео открыл заднюю дверь ногой и с облегчением поставил вёдра на пол. Он разогнулся и, упершись руками в бока, потянул спину. Лицо его невольно скривилось от боли: удивительно, как быстро устаёт тело в двадцать два года. Вот Роке, хоть и был на четыре года старше друга, мог целыми днями скакать на площади, и ещё находить силы на песни за ужином. Может, дело тут не в возрасте, а в особом ощущении жизни?       Из раздумий Ромео выдернул сеньор Фуэнтес, толстый мужчина с непропорционально большой головой, широкими круглыми плечами и густыми усами. Он размашистым движением отворил двустворчатые дверцы, ведущие в зал, и влетел в комнату.       – Ay, caracol (1)! У тебя же голоса нет, а не ног, почему так долго?       Ромео беспомощно пожал плечами.       – Ну, rápido, rápido (2)! Сегодня весь город должен попробовать наш кофе, а значит весь город наследит в нашей кофейне. Марш в зал, метлу в руки, и вперёд!       Ромео послушно кивнул и схватил со столешницы фартук, повязывая его на талии.       – А, вот ещё что! – окликнул его Фуэнтес. – Ты ведь всё равно не идёшь сегодня на церемонию, так что убери тут всё и закрой кофейню. У меня не будет на это времени, нужно привести себя в порядок перед праздником.       Ромео обвёл пальцами голову от лба к подбородку, будто поправлял платок. Таким жестом он говорил «бабушка». Затем он развёл руками.       – Сеньора Джина ещё ого-го, не надо выставлять её беспомощной старушкой. Всё, кыш, работать. И не забудь: переднюю дверь надо закрыть на два замка.       День пролетел незаметно. В маленькой кофейне битком набился народ, под ботинками хрустел песок, кто-то то и дело проливал свой напиток на пол. Ромео вертелся, как нитка на веретене. Он только и успевал поправлять непослушное кепи и тут же снова нёсся в зал.       К вечеру люди стали расходиться, возбуждённым полушёпотом обсуждая предстоящую церемонию. Потом сеньор Фуэнтес накинул вязаный кардиган и попрощался с Ромео кивком головы, ещё раз напомнив: «На два замка!». Звякнул колокольчик, хлопнула дверь. Кофейня погрузилась во тьму. Ромео медленно прошёлся по залу, проводя рукой то по одному столику, то по другому. За восемь лет кофейня стала ему вторым домом, но только в такие моменты, в темноте, тишине и полном одиночестве юноша мог ощутить истинное спокойствие. Казалось, стены кофейни защитят его от всего мира и, главное, от Энканто.       Ромео ещё раз наскоро прошёлся метлой по полу, перевернул стулья, поставил их на столики и поправил стоявший в углу разукрашенный горшок с монстерой. Затем он подошёл к прилавку и тихо постучал по нему пальцами. Сеньор Фуэнтес никогда не оставлял после себя беспорядка. Ромео заглянул в жестяную банку, где хранили прибыль – она уже была пуста. Сеньор Фуэнтес спешил, но не поленился забрать деньги, чтобы ничего не оставить своему уборщику. Вздохнув, Ромео взял с прилавка ключи и вышел на улицу. Он закрыл переднюю дверь на два замка, как велел хозяин, затем запер заднюю. Бросив связку ключей в карман, юноша побрёл по опустевшей улице.       Вдалеке яркой звездой сиял дом семейства Мадригаль. Такой пышный и тёплый свет, от которого невозможно было оторваться… Ромео остановился и вгляделся в этот свет. Ему представилось, как сейчас веселятся в доме, пересмеиваются, танцуют – Ромео мог слышать отсюда отдалённые звуки музыки. Он ни разу не был на таком большом празднике; за всю жизнь у них дома бывали разве что Фуэнтесы, но это были тихие посиделки за чашкой кофе, не более. И всё-таки Ромео ясно видел, как было весело в доме Мадригаль, как в воздухе витала атмосфера праздника и всеобщей радости. Душу защемила тоска: опять все соки жизни обошли стороной юного Ромео. Он дрогнул лицом, насупил плечи и ещё быстрее пошёл к дому, не желая поддаваться гнетущим мыслям.       Дом семьи Варгас стоял на самой окраине города. Точнее, окраиной это место стало именно потому, что здесь стоял дом Варгасов. Жители оградились от них забором, который домочадцам ещё нужно было обойти, прежде чем попасть в город. К дому вела лишь грязная тропинка. Когда проходили дожди, здесь легко можно было поскользнуться и испачкать одежду. Ночью дорогу освещала лишь луна со звёздами. Ромео не понимал, почему за столько лет отец не предпринял попыток изменить хоть что-то, чтобы жизнь не казалась такой убогой. Но Никколо Варгас упорно отнекивался от любых предложений перемен – ему как будто доставляло удовольствие жить, как прокажённый.       Ромео дважды постучал в дверь, затем подождал и стукнул ещё раз. Это был условный знак, что идёт «свой». Ромео оставалось только догадываться, зачем семье понадобилась такая секретность. Он отпер дверь ключом и устало бросил кепи на висевший рядом крючок. Первой из комнаты бодренько вышла старушка с живыми глазами и спутанными распущенными волосами. Она носила белую блузу с короткими рукавами и красную юбку чуть ниже колен, совсем как молодая. Бабушка Джина вскинула дряблые руки.       – Ромеино! – она поцеловала внука в щёку, тот ткнулся носом в её щёку в ответ. – Мы боялись, с тобой что-то случилось.       Ромео виновато поджал губы, изобразил рукой усы, погрозил пальцем и сделал вид, что метёт пол.       – Ах, этот негодник Рафаэль! Он совсем тебя замучил.       – Что такое, тётя? – из арки высунулся светловолосый мужчина с мягкими чертами лица и большими серыми глазами. – Ромео, ну наконец-то. Амайя! – мужчина повернул голову в комнату и пробарабанил по дверному проёму. – Поставь ещё кофе, Ромео пришёл.       – Здравствуй, Ромеино! Ты голо… Сейчас, подожди, – из комнаты донеслось шуршание юбки, тихие шаги, и вскоре в узком коридоре появилась мать Ромео, Амайя Варгас. Это была красивая женщина с каштановыми волосами, смуглой кожей и раскосыми глазами тёмно-оливкового цвета. – Ты голодный?       Ромео пожал плечами.       – Я сделала санкочо (3). Будешь?       Ромео кивнул и улыбнулся. Амайя скрылась в комнате, за ней ушёл и Никколо. Ромео, держа под руку бабушку, прошёл следом. Стояла полутьма, тишину разбивало тиканье напольных часов. Отец сидел за гербарием, с усердием клея засохшие листья на жёлтый пергамент. Мама крутилась на тесной кухне, откуда доносился пряный запах. На диване лежало её новое вязанье. Бабушка Джина поспешила в своё кресло-качалку с довольной улыбкой на лице. Там у неё лежала большая книга в тёмно-красном кожаном переплёте.       – Ромеино, иди-ка сюда, – старушка уселась в кресло и протянула внуку руку. Юноша подошёл и нежно взял бабушку за руку, посмотрев на книгу.       – Это мой старый фотоальбом. Тут твой папа совсем маленький…       – Тётя! – строго буркнул Никколо, поворачиваясь к старушке.       – Ещё тут есть сеньор Фуэнтес, – усмехнулась Джина, исподлобья взглянув на Никколо. – Ой, Ромео! Не посмотришь мой патефон? Он что-то не играет…       – Я уже сказал тебе, это пружина износилась, – снова перебил Никколо. – Дай ты ему отдохнуть!       – Ромеино! – раздалось с кухни. – Возьми кофе.       Ромео побежал на кухню и, взяв чашку, поцеловал маму в щёку, отчего та тихо засмеялась.       – Сейчас принесу суп. Подвинь пока стол ближе к дивану.       Ромео вопросительно поднял брови и показал на Амайю, покрутил кулаком у рта и помотал головой.       – Мы ждали тебя, mi amor. Поедим все вместе. Ромео всплеснул руками и тут же с круглыми глазами накрыл ладонью чашку с кофе, едва не расплескав его по полу.       – Осторожнее, Ромеино, – усмехнулась Амайя.       Ромео ушёл обратно в гостиную, поставил кофе на подоконник и взялся за раскладной стол. К нему тут же подоспел Никколо, и они приставным шагом придвинули побрякивающий створками стол почти вплотную к дивану. Никколо поднял створки стола и закрепил их.       – Тётя, где у нас скатерть? – отряхнув руки, спросил старший Варгас.       – А у нас она есть? Мне казалось, мы её выкинули. Помнишь, воск никак не отдирался.       Ромео закивал, соглашаясь с бабушкой. Никколо поджал губы и ушёл на кухню. Ромео тем временем осмотрел диван. Он был укрыт пледом, дырявым в нескольких местах. Кисточки пледа топорщились в стороны. Деревянные ручки дивана засалились и протёрлись. Ромео вздохнул и отряхнул плед от каких-то крошек.       Вернулся Никколо с тряпкой, протёр стол.       – Mi alma (4), возьми эту… Ну эту, досточку… под суп! – суетилась Амайя.       – Сейчас! – Никколо вприпрыжку убежал на кухню.       – Ромеино, а ты доставай тарелки и ложки.       Ромео убежал вслед за отцом, чуть не столкнувшись с ним в проходе. В груди весело скакало сердце: в доме стояло приятное оживление, совсем как перед праздником. Амайя поставила в центр стола глубокое блюдо с наваристым супом, рядом – тарелку с кукурузными лепёшками, и налила всем апельсиновый сок. Ромео оживлённо потёр руки и закусил губу. Хоть блюд было и немного, они торжественно стояли на столе в праздничной посуде, а рядом с тарелкой каждого члена семьи красовалась сложенная треугольником льняная салфетка. Амайя крепко обняла сына за бок и поцеловала в щёку.       – Нико, смотри, ваша с Рафаэлем крепость! – засмеялась бабушка Джина, показывая в альбом. – Помнишь, как вы её строили? Каждый день туда бегали, палки таскали, верёвки…       – Да-да, тётя. Давай ужинать. Мы уже всё накрыли.       Никколо аккуратно подвёл тётушку к дивану. Она тут же плюхнулась туда и пролезла в центр. Ромео и Амайя сели по краям; отец семейства сел во главе стола. Он взял стул со своего рабочего места. Амайя вытянула вперёд руки и взяла свекровь за руку. Джина протянула руку Ромео, тот – отцу.       – Давайте возблагодарим господа, что мы собрались все вместе, что в наших тарелках горячий суп и что все мы живы и здоровы, – непривычно твёрдым голосом сказала Амайя. Она сделала паузу и вздохнула. – И возблагодарим семью Мадригаль за то, что…       В этот момент на улице раздался оглушительный грохот, и комнату озарили красно-зелёные огни. Ромео вздрогнул, расцепил руки и подбежал к окну. В небе рассыпались искры праздничного салюта – церемония прошла удачно. Ромео завороженно смотрел на разноцветные огни. Наверняка, смотреть на них из того самого дома было ещё прекраснее. Салют громыхал, а вместе с ним слышались радостные возгласы самых громких жителей городка. Возможно, Роке Фуэнтес был в их числе. Он, наверное, стоял сейчас в обнимку со своим отцом и раскачивался из стороны в сторону, скандируя: «Антонио! Антонио!». А каково было маленькому мальчику видеть все эти счастливые лица, обращённые к нему? Ромео стал водить пальцем по пыльному подоконнику. Сколько бы он отдал, чтобы оказаться на месте Антонио…       Сзади к юноше подошёл отец и положил руки ему на плечи. Он смотрел на салют с тревогой во взгляде.       – Пойдём, Ромео, – глухо произнёс Никколо и поцеловал сына в затылок. – Суп остывает.       Ромео сел за стол, но аппетита не было. Он обвёл взглядом семью. Амайя накладывала всем кукурузные лепёшки. Её изношенная блуза чуть спадала с плеча. Под глазами были тёмные круги. Никколо хлебал суп. Он закрыл глаза, покачал головой и протянул: «М-м-м!», – улыбнувшись жене. Рукава его рубашки были засучены, и Ромео увидел на запястьях отца несколько длинных белых шрамов. Бабушка Джина снова взяла свой альбом и протягивала его то невестке, то племяннику, то внуку, лепеча какие-то трогательные истории.       Всё, лишь бы не думать о том, почему они сидят в обшарпанной хижине и едят суп с мясом, называя это праздничной едой. Лишь бы не вспоминать, почему они не могут пойти в дом к Мадригалям и праздновать вместе со всеми. Вся эта суета, улыбки, лёгкие прикосновения – это был мираж, которому Ромео поверил.       Он встал из-за стола.       – Mi amor, ты даже не притронулся к еде, – обеспокоенно сказала Амайя.       Ромео сложил ладони и поднёс их к щеке, закрыв глаза.       – Хорошо… Доброй ночи, родной.       – Тогда я выпью твой кофе, – проглотив суп, крикнул вслед Никколо.       – Я тоже спать хочу, – проскрипела Джина.       Ромео взлетел вверх по лестнице, сотрясая хлипкие ступеньки. Он вошёл в комнату, которую делил с бабушкой, схватился за голову, прокрутился вокруг себя и рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку.