Багряный взгляд ночи

По лунному свету блуждаю, посвистывая, Но только оглядываться мы не должны… Nautilus Pompilius — Князь тишины Город, укутанный в ласковую майскую ночь, сладко спал, видя цветные сны. Желтые одноглазые фонари освещали пустые улицы, выхватывая из темноты то каменную мостовую, то местами потрескавшийся асфальт дороги. Сонную тишину порой нарушал шум двигателя пронесшегося авто. Гулким эхом разливался звук шагов редких прохожих, торопившихся к родному очагу. Оглядываясь на каждый шорох, на каждую подозрительную тень, незадачливый гуляка спешил домой. В тишине его шаги звучали особенно громко. Жуткое ощущение чужого взгляда, полного злобы и ненависти, жгло спину меж лопаток, заставляя сердце испуганно сжиматься, и гнало вперед, вынуждая почти бежать под надежную защиту стен, где тепло и безопасно Арка… Каких-то несколько десятков метров, и он дома. Успел… Ну, почти… Полумрак арки укрыл и его, и тень, что следовала по пятам, следя из темноты за своей добычей и облизываясь, едва не капая слюной в предвкушении лакомства. Низкое рычание и вторящий ему крик ужаса нарушили уютность весенней ночи. Тьма, сверкнув алыми глазами, причмокнула, слизывая сладкие капли крови с губ, и растворилась, сливаясь с сумраком ночи. Первые проблески нового дня рассеяли темноту, явив миру тело, изломанной куклой лежавшее на асфальте. Зеленые глаза безжизненно смотрели в пустоту… — Виталь, не спи, — Удалов легонько встряхнул задремавшего на стуле басиста. От неожиданного прикосновения Дубинин вздрогнул всем телом, дернулся. Не проснувшийся полностью мозг принял ударника за угрозу, от которой надо бежать. — Осторожно! — каким-то чудом от падения его спас Михаил, по своему обыкновению окопавшийся в любимом уголке с телефоном. Он потом и сам не мог толком объяснить как в два прыжка оказался рядом с басистом. — Виталь, ты чего перепугался? — Миша крепко держал друга, чувствуя, как того трясет. — Ты в порядке? — Я? В полном! — рявкнул Дубинин, за злостью пряча страх, всколыхнувшийся в душе. Оттолкнув Михаила, басист вылетел с базы, прихватив куртку. Ему надо было успокоиться. — Кажется, кому-то в пора в отпуск, — проводив Дубинина озадаченным взглядом, заметил Прист. — Ну, отпуск я вам не обещаю, у нас тур на носу. Но несколько дней выходных, думаю, выкроим перед поездкой, — прикинув даты концертов, решил Холстинин. — А пока наш нервный собирает мозги в кучку, давайте-ка проверим программу. Не хочу потом дергаться лишний раз. Кутаясь в куртку, Дубинин выкуривал уже третью по счету сигарету, то и дело нервно потирая шею. Его потряхивало. Попытки взять себя в руки, обуздать страх, сжимающий сердце, проваливались, стоило закрыть глаза. Снова и снова он слышал вкрадчивый шепот на ухо. Ощущал, как стальные пальцы впиваются в кожу, тисками сжимая его горло. Не вырваться, не закричать. Страшно… Страшно чувствовать, как чужие зубы вонзаются в кожу, как твоя собственная жизнь вытекает по капле. Страшно от собственной беспомощности. А его мучитель наслаждался его страданиями. Словно кот, играющий с мышью, он отпускал свою жертву, вдоволь помучив ее. И снова приходил, не давая и на миг забыть о себе. Виталий перестал нормально спать. Осунулся, похудел. Под глазами залегли тени. Он стал нервным, злым, часто срывался на коллег. Иногда даже Холстинин не мог его успокоить. Особенно доставалось Михаилу. Вокалист же, словно буддист, познавший дзен, выслушивал матерщину Виталия, кивал. И ставил перед Дубининым пузырек с валерьянкой. — В аптеке посоветовали. Для нервных басистов, — мягко пояснял Миша в ответ на охреневший взгляд Виталия. Тот бесился еще больше, но пробить броню вокалиста не получалось. На студию Виталий так и не вернулся. Поддавшись порыву, он уехал, решив просто покататься по городу, успокоить расшатанные нервы. И хоть на какое-то время избавиться от гнетущего душу ощущения чужих глаз, смотрящих ему в спину. Арийцы слышали, как отъезжало авто басиста. Холстинин только головой покачал, поджав губы. Он не понимал, что происходит с другом в последнее время. Дубинин стал дерганым, шарахался от собственной тени. На все расспросы Виталий или упрямо молчал, игнорируя их, или зло огрызался в ответ. — Ребят, надо что-то с Виталиком делать. Так не может больше продолжаться, — не выдержал Удалов. — Нет, он не подарок, конечно. Но то, что происходит сейчас… Это уже выходит за рамки. — Да пытался я поговорить с ним. Пытался! — Попов крутил в руках медиатор, покусывая губу. — Интеллигентно выражаясь, меня послали на хутор за бабочками. — Я бы удивился, если бы он тебя не послал, — хмыкнул Владимир. — Но ты, Макс, прав. Делать что-то надо. Миша не может постоянно быть громоотводом для Виталика и сдерживать его, не давая совсем уж с катушек слететь. — Володь, я тебя немножко поправлю. Прежде, чем сделать что-либо, мне кажется, сперва надо разобраться, когда это все началось. Откуда растут ноги его срывов и нынешнего состояния. Усталость? Не похоже. Виталий у нас как вечный двигатель: никогда не останавливается. Выгорание? Тоже как-то не в тему. Он музыку пишет, блог ведет. Идей у него вагон и тележка впридачу, — заметил Михаил. — Тогда что? Дома проблемы? Мы бы знали. Либо от него, либо от Саши, — Сергей нервно прошелся по комнате. — Еще какие варианты могут быть? — Владимир устало посмотрел на коллег. Те только плечами пожали, ответов не было. И где их искать, арийцы не представляли. Наконец Миша нарушил затянувшееся молчание: — У нас тур на носу. Володь, попроси Юлю, пусть она нас с Виталием не только в один номер поселит, но и в одно купе в поезде. — Хочешь попробовать вывести на разговор? Давай. А с Юлей я договорюсь, — оживился Холстинин. — Репетиция у нас все равно через задницу пошла, так что давайте все по домам. Дня три вам на отдых. И беремся за работу! По домам арийцы разъезжались в мрачном настроении и тяжелых думах. Состояние коллеги и друга тревожило их, но как помочь Виталию, они не знали. Тень легко, почти беззвучно проскользнула в дом, замерла, слушая тишину. Тихо-тихо, едва касаясь пола, двинулась по коридору в сторону спальни и, бесшумно приоткрыв дверь, проскользнула внутрь. Алые, с золотыми искрами, глаза рассматривали хозяина спальни. Тот спал, и сон его нельзя было назвать спокойным. Он стонал, метался на постели, комкая простыни. Бледное лицо искажала гримаса ужаса. Наконец ему удалось вырваться из лап очередного кошмара. Резко сев на постели, он хватал ртом воздух, постепенно приходя в себя. От тихого, шипящего смеха волосы на голове зашевелились. Виталий медленно повернул голову, холодея от страха. Он узнал своего гостя, причину всех его бед. — Ты… — выдавил глядя в алые глаза. — Уходи… — И отказаться от веселья? — прошелестела тень вкрадчивым голосом, медленно приближаясь к сжавшемуся басисту. Виталий затравлено оглянулся в поисках выхода. Стена. Окно… Окно! Недолго думая, Дубинин запустил в ночного гостя настольной лампой, а сам стрелой метнулся к раскрытому окну. Вскрикнул, приземлившись на траву — ногу прострелило болью. Гонимый диким страхом, Дубинин бросился прочь от дома. Сколько было сил, он бежал по улицам, стараясь держаться освещенных мест, и затравленно озирался: ему чудились алые глаза и зловещий смех его личного кошмара. Окончательно обессилев, Виталий сел на лавочку, забравшись на нее с ногами. Сжавшись, уткнулся носом в колени и молча заплакал. Так бы и просидел до утра, если бы не влюбленная парочка, гулявшая по ночному городу. У них он и попросил телефон позвонить. Отчего-то вспомнить смог только телефон Житнякова. Вокалист сладко спал, когда настойчиво гудящий телефон бессовестным образом выдернул его из царства Морфея. Первой мыслью мелькнуло: что-то случилось с кем-то из близких. Однако номер был незнакомым. — Алло? — хриплым ото сна голосом пробурчал Михаил в трубку. Меньше всего он ожидал услышать на другом конце линии перепуганный дрожащий голос Виталия. Внутри все перевернулось. — Что?! Ты где?! — Житняков вскочил с кровати и заметался по спальне в поисках штанов. — Никуда не уходи, я выезжаю! — наспех одевшись, Михаил выбежал из квартиры, хлопнув дверью. При виде одинокой фигуры, сжавшейся на лавочке, защемило сердце. Было больно видеть друга и наставника таким потерянным и несчастным. Услышав шаги, Дубинин подобрался весь, готовый сорваться с места и бежать прочь. Вместе с этим пришло узнавание, и облегченный выдох сорвался с губ: свои. — Виталь, пойдем, — Житняков помог ему встать. Ни о чем не спрашивая, отвел к машине. Укрыв пледом, повез к себе, видя состояние друга. Расспросы Михаил решил оставить до утра, безжалостно задушив на корню проснувшееся любопытство. — Ты прости… за все, — Виталий смог немного успокоиться только оказавшись у Михаила дома. Здесь было тепло, уютно. И как-то спокойно. — Спасибо, что не бросил. Миша улыбнулся в ответ. Разобрав диван в гостиной, принес одеяло с подушкой. — Ложись, отдыхай, — от Михаила не укрылась паника, мелькнувшая в глазах басиста. — Отдохнуть… — Виталий поежился. Он боялся спать. Боялся, что тень вернется. — Вот что, давай ты укладывайся, а я сделаю тебе чай с мятой и посижу, пока ты не уснешь, хорошо? Виталий помедлил, но все равно кивнул, соглашаясь. Уснул он, едва голова коснулась подушки. Измученный организм требовал отдыха. Поправив ему одеяло, Миша ушел к себе.