Как похудеть за неделю?

Мин Тэрри. 24.02.1998 — 12.02.2015. ... — Тэрри! Пожалуйста! — крики были душераздирающими, и кричал Мин во весь голос, прижимая голову девушки к своему животу и гладя ее по волосам. — Х... хен, — Чимин застыл, а улыбка, что сияла, пропала без вести мигом. — Тэрри? Что происходит? — замер младший на месте. — Догадайся, блять! — взмахнул в панике рукой. Глаза его были расширены, и в них явно не играло ничего, кроме паники. Чимин стоял в дверном проеме и, когда приехала "скорая", которую успел вызвать Юнги, те толкнули его плечом и задевали локтем. Напряжение. Тишина. И боль. Вокруг все крутится, а ты все так же прижимаешь ее голову у себя на коленях и обнимаешь ее, не осознавая что происходит. Голова кругом, вот Чимин стоит, плача, а вот совсем рядом сидит работник скорой помощи и, шумно вдыхая, качает воздух. Вон там — зеркало над раковиной, а вон — темный коридор. Юнги в один момент будто бы рассмотрел все углы в этой комнате. А Тэрри все так же не открывает глаза, не сжимает его ладонь и не просит его вместе поехать в студию. Юнги так же сидел, будто бы на кресле, на котором его беспрерывно крутили из стороны в сторону. На этом же кресле он разорвался на части, когда боковым зрением в размытом видении увидел склоненные головы врачей и работников, а после где-то вдали услышал, что все. Что не смогли. Что это уже конец. "Примите наши соболезнования". Будто бы то самое кресло резко тормознуло, и Юнги вылетел корпусом чуть вперед, сотрясаясь на месте. Голова, что тот прижимал все это время, исчезла, руки, так и не сжавшие ладонь Юнги, тоже. Тело "скорая" забирала в морг, накрывая ее белым покрывалом. А Юнги накрывали бешеные чувства и жжение, которое поступало с каждой стороны и в каждой мышце, и Юнги мысленно думает, что вместо этих чувств лучше бы его накрыли таким же белым покрывалом и везли туда, где ему наверняка и место, но точно не Тэрри. Подлетел Чимин, а кресло заново начало крутиться. Юнги уже разобрался, что это крутящееся движение кресла похоже на обычное пьяное состояние. А также он подметил, что он точно не в трезвом состоянии, ведь кровь стучала в ушах, а ладони потели литрами. И это, однако, не из-за шампанского, выпитого на проклятой свадьбе. Юнги точно не трезв. Потому что захотелось смеяться. Очень громко своим хриплым голосом посмеяться. Похлопать по полу и взяться за живот, уж слишком нам сейчас смешно. Ведь не хотелось бездействовать и сидеть сложа руки. Не хотелось сидеть в тишине, а на фоне слышать тихие всхлипы Чимина, который сразу на месте сложил 2+2. Юнги не хотелось этой тишины и этого медленного осознания того, что он, находясь в метре от своей родной души, так глупо ее потерял. Юнги хотелось шума. Огромной шумихи, что перебивала бы его мысли и не давала бы сложить эти 2+2. Чимин, подлетая к нему, обнял очень тепло со спины, как он всегда любил делать, выцеловывал шею старшего и начал шептать свои соболезнования. Все вокруг врут: и "скорая", и охранники, и даже Тэрри врет, и никакой трагедии нет. Все могут соврать. Все, кроме Чимина. Именно в этот момент загорелась в мыслях цифра 4. ... Юнги не выходит из студии вот уже 2 дня. Не ел и не пил с тех самых пор, не открывал никому дверь и даже свет не пускал в студию. Мин перестал что-либо чувствовать, думать и мыслить. Его не интересовала музыка, не интересовало, что происходит с ребятами, что происходит с погодой. А ведь после первых снежинок все эти дни подряд выпадает снег и временами дует реальный мороз. Единственное зеркало было сломано сразу же, как и экран телефона, и дорогие ему часы. Несколько прядей волос были вырваны, а на коже были оставлены царапины впивавшихся ногтей. Слезы уже не выпускались — просто кончились в первый же день, когда он разревелся с мучительными стонами от осознания события, обнимая всеми силами Чимина. Чимин же его не тревожил все оставшиеся дни, потому что Юнги просто нужно было остаться одному. Правда, к такому выводу он пришел только после того, как тот простоял три часа по ту сторону двери юнгиевой студии, и так и не пробрался внутрь. Юнги так и лежал целыми днями, пялясь в потолок. Слава богу, что его студия была новой, в новом месте, и он больше не являлся соседом шумных танцоров. Шум был нужен два дня назад. А сейчас Юнги нужна лишь одна тишина. Казалось, что эта пустота внутри была всегда. Юнги вместе с этой пустотой родился и всегда думал, лишь бы как ее описать словами, чтобы окружающие поняли его моральное состояние. И эта пустота просто не замечалась во время шума, а так она постоянно жила в Юнги. Зная, что отец Тэрри сейчас находится дома у родителей Юнги, чтобы обсудить завтрашние похороны, от сообщения его старшего хена, с которым, кстати, он все еще переписывается и получает массовую поддержку вовремя, Юнги решил поехать домой к Тэрри, посидеть у нее в комнате и привести все ее вещи в порядок. Юнги выбрал поехать на автобусе, нежели на такси, чтобы, наверное, чувствовать себя все той же частью общества. Уже выйдя с остановки и приближаясь к дому, тот видит какую-то фигуру возле двери, которая так активно стучит в дверь. — Тэрри! Открой! — кричал голос той фигуры, а Юнги, сделав несколько шагов, начал вспоминать, что видел эту девушку когда-то. Девушка была одета в голубые джинсы, а верх закрывал черный пуховик до колен с коричневым шарфом. На голове красовалась вязаная шапка, а под ней были видны фиолетовые локоны волос. Точно! Сви! Юнги быстрым шагом подошел к девушке, спрашивая: мол, что ты к умершей пришла? — Простите, вы же Юнги? Да я тебя помню! Прости, в тот вечер я была немного пьяна и... — Простите, Тэ... — Да, возможно, я вела себя дико с Тэрри, и я вам показалась очень даже неадекватной, но это не так! Это все алкоголь! — Я понимаю, но Тэ... — хочет наконец сказать Юнги, как глубокий голос девушки напротив его вновь перебивает. — На самом деле, вы можете ее мне доверять! Мы с ней переписывались, и сегодня я бы хотела ее пригласить на свидание... — Девушка, послушайте! — Стойте! Сперва послушайте вы! Правда, я очень люблю и ценю эту девушку. А я раньше не смогла ее никуда пригласить, потому что у меня незаконченных работ было уйма! У меня хватило сил только чтобы писать ей сообщения! И я писала! Но она уже не отвечает и не заходит даже в Какао! — Да дай мне рассказать! — Юнги уже начал раздражаться. — Я ей купила самое дорогое кольцо, так как сегодня День святого Валентина, типа День всех влюбленных, и я обязательно буду ей покупать только все самое лучшее и в дальнейшем! — Тэрри умерла! — крикнул Юнги, сжав кулаки от услышанного. Бесило до жути то, что у Тэрри было бы реально замечательное будущее с этой девушкой. А еще больше бесило то, что этого будущего никогда не будет. — Так вот... — хотела продолжить девушка о своих планах, как резко остановилась и поперхнулась будто бы от своих слов, ну или же от услышанного. Второе подходило больше. — Стойте? Чего? — Она совершила самоубийство два дня назад, — начал тараторить Юнги быстрыми и беглыми словами, а на глазах заново толпились слезы, которые так и хотели вырваться наружу, но Юнги активно стирал их со своих глаз. — Ч-что? Вы шутите? — аккуратно спросила та, но Юнги не хватило силы сдержать свой тон: — Похоже, что я шучу? — громко упал тот на колени с громким плачем, который также не смог сдержать, протирая раскрасневшиеся щеки. А девушка рядом также присела, держа его руку. — Не может быть... Я... Я... — начала запинаться девушка, не в силах сформулировать свою речь. — Я тоже хотел, чтобы это оказалось шуткой, поверь мне. Или пранком. Но нет, ее тело забрали прямо у меня на глазах... — Нет! Нет-нет-нет! Нет, пожалуйста! Тэрри! — начала истерически орать на всю улицу имя погибшей. В ее глазах также накопились слезы, и та придерживалась за плечи старшего дрожащими руками. Вначале Сурин улыбалась. Беззаботно улыбалась, принимая все за неудачную шутку. Но улыбка спала с ее лица, и место покрыл шок. — Прости. — Ты ни в чем не виноват, Юнги. Не вини себя, прошу! — Если не я, то кто? — Я не знаю. Но... — сбито набирая в грудь воздух. — Но мы можем узнать! — подняла та резко опущенную голову и посмотрела на Мина с большими от перевозбуждения глазами, — Тэрри писала, что оставила письма! ... "Привет, папа. Я понимаю, что читать это наверняка бессмысленно после моей смерти, и все это письмо для тебя — лишь ненужная трата времени. Перед смертью я бы хотела попросить у тебя прощения, пап. Мне не удалось набрать нужный балл на вступительных экзаменах в твой университет мечты. Ты однажды сказал мне, что я должна стать врачом, и никем больше. И я все еще задумываюсь, как я стала тебе должником. Когда родилась? Но я тебя тоже могу понять. Ты не хотел меня, я не была в твоих планах, мама просто случайно "залетела" мной. Из-за меня тебе пришлось бросить учебу на последнем курсе и подрабатывать, чтобы я могла расти в достатке. А еще я знаю, как умерла мама во время родов, и ты остался один. Ни. С. Чем. Потому что я, пап, для тебя — никто. Я помню, когда мы с подругами обсуждали наших отцов. Моя одноклассница Лейла сказала, что, оказывается, она записана в контактах у своего отца как "принцесса", а Мира, тоже моя одноклассница, записана как "самая милая девочка"! Это ведь так мило! Этим же вечером, залезая в твой телефон, я в твоих контактах даже не нашла своего номера, пап. А еще я помню среднюю школу, когда надо было сдавать уйму экзаменов. Ты, наверное, тоже помнишь те времена. Тогда классная руководительница сказала написать эссе в тетрадях — "Что отцы вам подарили?". Такое ценное: то ли надежду, то ли урок из жизни. Ну или же материальные подарки. И сидя за своей партой, я не могла вспомнить ничего, кроме синяков, которые ты подарил с такой огненной любовью. И все это из-за глупых оценок. Спасибо за все, пап. Ничтожество, что состоит из твоих клеток, покидает этот мир. И останется тут лишь одно ничтожество с такими же клетками, пап. Да, ты — такое же ничтожество, что и я. Поверь. Ну, всего доброго♡ От Мин Тэрри" ... "Привет, Намджун-оппа! Наверное, ты меня и не помнишь, я просто твоя фанатка, которая побывала на всех ваших фан-встречах. Прости, наверное, тебе "нельзя" даже дотронуться до этого письма, но я была обязана написать о том, как сильно восхищаюсь тобой, и то, что именно твои партии в песнях спасали меня от плохого настроения. Как только ты дебютировал с моим братом, я каждый день мечтала, как бы было хорошо, если бы я стала визажистом, и на концертах тебя красила бы перед зеркалом. Ты лучший человек: ты красив, умен и очень талантлив. Пожалуйста, не обращай внимания на этих дурных и глупых хейтеров! Люблю♡ От твоей фанатки, Мин Тэрри♡" ... "Это письмо адресовано моей первой и единственной любви. Сурин, мы с тобой встретились лишь раз, и этого раза хватило мне, чтобы влюбиться полностью в тебя. Всей головой и всем телом, всеми мыслями я буду принадлежать тебе. Твои слова — самые лучшие, повлиявшие на меня в лучшую сторону. Ты всегда меня поймешь и всегда поддержишь. Переписываясь с тобой, я чувствовала между нами связь, которую не объяснить словами никому и никак. Я очень хочу тебя обнять, поцеловать в щеку, в губы и в шею. Хочу целовать твои руки и сжимать их в ладонях во времена закатов и рассветов. Ах да, их тоже хочется встречать только с тобой, Суни! Но прости, в этом мире не стало места для меня, и мне пришлось покинуть тебя:( Закаты и рассветы оказались против меня, как бы я сильно с ними ни боролась. П.с. Я собираюсь возродиться бело-сереньким полосатым котенком с карими глазами. А на лбу у меня будет серое сердечко. Покорми меня, ладно? Твоя Мин Тэрри♡♡♡ 92 396-44-2-54-8" В растерянности перебирая бумажки с рабочего стола Тэрри, начал читать старший вслух. А Сурин рядом лежала на полу, все так же в куртке, не снимая с себя, в позе эмбриона и тихо повторяла имя любимой шепотом. — Стой, тут цифры зачеркнуты... — Зачёркнуты? Где? — Вот, только совсем не разобрать... — Это же её Айди в какотоке, точно! Я сохраняла такой номер уже. Только в обычных номерах начало +82, а не +92... — Да, но.. — Это знак нашего знакомства... ... Похороны прошли 15-го числа в хмурую зимнюю погоду. Прошли они размыто, незапоминательно и вяло. После похорон Юнги стало еще хуже. Тот после нескольких дней голодовки резко перешел то на выпивку, то на огромное количество сладкого. Хотелось забыться в них и потеряться на всю жизнь. Да-да, Юнги таким образом сделал себе план на всю жизнь вперед. Чимин был рядом и всячески старался отбирать у старшего все связанное с алкоголем, но тот, как упрямый, начинал в таком случае пожирать сладкое. А когда Чимина не было, все шло вперемешку. Это приносило счастье и давало эндорфина в кровь, в мозг и в саму душу. Юнги пропустил свой день рождения и даже не заметил его. Перестал подтверждать свое существование, так сказать. Этот день был таким же серым, как и остальные. Только он поел еще и торт, а не как всегда: печенье и конфеты. ... Через месяц после смерти Тэрри его работа дала о себе знать частыми звонками от начальства и переживаниями коллег. Юнги назначил день выхода на работу — 15-е марта, — и хотелось отшутиться, что это будет в 3056 году. Но до шуток и до смеха не было, когда вечером 14-го марта Юнги встал на весы, которые тот нашел у своего соседа, такого же музыканта и скромного продюсера, и увидел там вес около 75 кило. Он, к слову, весил всего 59... ... Везде свет. Он находится в огромном дворце с блестками, похож на ледяной. Прямо как из мультфильма "Эльза". Стоя в таком же белом коридоре, тот направился на звуки классической музыки, которая исходила из гостиной. Он сразу различил, что эта комната — именно гостиная, ибо там были две тяжелых входных двери, огромный потолок и красивые стены, которые сияли ярче остальных. Да и сама комната стояла по центру и была самой огромной. Вперемешку с классической песней слышались выдохи под ритм и громкие прыжки босиком. В центре комнаты стоял Чимин в одной из балетных поз, по типу второй позы Ассамбле: одна нога была вытянута носочком и открыта в левую сторону, а другая была согнута и готова к прыжку. Руки были в самой обыкновенной балетной позе. Сам Чимин стоял спиной к двери и лицом к окну. На нем была огромная белая рубашка Юнги, которую сам владелец так сильно обожал. Кроме рубашки и черного нижнего белья, на нем не было ничего. Рубашка была до колен, ноги были голыми, очень красивыми и изящно согнутыми. Юнги всегда любил наблюдать, когда Чимин танцует именно балет во время перерывов на тренировке в танцевальной студии. Через несколько секунд Чимин все-таки прыгнул Ассамбле высоко, роскошно, живописно и художественно. Искусно, наконец, становившись в нормальное расположение конечностей, приводя в порядок прическу, челка которой прилипала к потному лбу, Чимин тихо повернулся к Юнги через плечо и улыбался и плакал одновременно. На фоне играло произведение Моцарта "Andante Grazioso", первая. Когда Чимин повернулся всем телом к двери, то можно было увидеть огромные, крашеные, яркие пятна крови на рубашке около живота. В левой руке Чимина была огромная помада, которая оказалась тем самым ножом Тэрри. Чимин подошел к нему и, тихо хихикая, проговорил: — Ну же, хен! Скажи мне, я толстый? — и начал заново ухмыляться. Рука поднялась против воли хозяина и указательным пальцем начала указывать на щеки Чимина. Рука дрожала. А Чимин же, в свою очередь, совсем спокойно разрезал себе свои же щеки. Сначала он проткнул одну щеку, а после его кожу накрывала кровь, которую младший с удовольствием вытер тыльной стороной ладони и вылизал полностью. А после заново начала играть песня Моцарта, которая, как оказалось, стояла тут на репите. Чимин все так же танцевал, делая все новые и незнакомые движения. А на блестящей стене вывелась надпись той же кровью Чимина. "Ты следующий." ... Юнги проснулся в холодном поту, с подушкой в обнимку и со словами "Я не хотел на тебя показывать! Ты не толстый, Чимин! Нет!". Этот сон слишком много чего прояснил. Юнги все еще себя винил. Все еще боялся потерять Чимина и каждую ночь все так же не переставал ходить в ванную, вспоминая разбитого перед ним Чимина, и лужой тек, вспоминая, как тому было плохо из-за него. Юнги все еще винил себя. За то, что не смог удержать Тэрри. Что не смог помочь ей в трудный момент. Что не замечал эти ужасные синяки от ужасного человека, который назывался ее отцом. Не замечал, как Тэрри плачет по ночам из-за уроков. Не замечал, как сильно она не хотела жить. Юнги все еще не смог простить себя. Все еще не смог себя полюбить. И эта ненависть надвигалась на него каждый день огромной волной, а Юнги мог лишь убегать от нее. От собственной же ненависти. К себе же. Юнги себя ненавидел. Потому что он ненавидел набирать массу, ненавидел толстых людей, ненавидел зависимых людей, и сейчас перед зеркалом он видит ту самую ненависть. Юнги нервный. Хотелось оставить все к черту, уйти в закат и не возвращаться в рассвет. Хотелось удушить себя, перестать жить и даже не позволять себе существовать в комфорте. Юнги нервный... А Чимин вот встревожен, ибо на следующий день на рабочем столе у Юнги находит странные, но до слез знакомые таблетки.