Месяц

      Все случилось слишком быстро.       Фредерик даже не успел чего-то понять. Понял лишь то, что его солнцу, его единственному ориентиру в мире, ужасно плохо и нужна помощь врачей. Нормальных врачей, не таких, как он. Врачей, которые правда могут помочь.       Фредерик винил себя.       Да, от этого было не уйти, ведь Дамиано слишком успешно скрывал очередные приступы рвоты и излишнюю худобу. Но Фредерик знал, что он мог это все заметить раньше, мог все понять и предпринять хоть какие-то меры.       Усмешка.       Заметил ведь только в самый последний момент, когда Дамиано практически умер у него на руках. Какой же он слепой. Фредерик сжал в ладони стеклянный стакан, наполненный лишь на одну четверть виски. Размеренное бултыхание кубиков льда внутри заметно успокаивало, но отвлечься от нахождения в больнице весьма сложно. Дамиано забрали уже четыре часа назад, два часа назад ему сказали, что его мужа успели достать с того света и что Фредерик может идти домой. Но он продолжал сидеть в фойе, надеясь, видимо, на чудо. Хотя, в его возрасте это было уже глупо.       Хочется скулить.       Почти сразу, как Фредерик поднялся с кожаного дивана и собрался идти домой – точно не ехать (мысли о суициде, конечно, маячили на задворках сознания, но он был человек взрослый и понимал, что это не выход и он должен оставаться сильным) – над ухом раздалось надоедливое и весьма раздражительное щебетание Беатриче, которая смогла приехать только сейчас. Фред как-то криво махнул рукой, не став ничего отвечать – на нем самом не было лица. Ему не хотелось сейчас никого видеть.

***

      Месяц шёл слишком долго. Мучительно. Фредерик не пускал в дом никого – даже малышку Марлену, которую они с Дамиано холили и лелеяли.       Слеза.       Дамиано. Фредерик, насколько бы он ни был сильным мужчиной, не мог не думать о своём муже и единственном луче солнечного света, который сейчас совсем не пробивался через окна сквозь плотно задернутые шторы, без слез. Да, он каждый день выходил из своего импровизированного траура и шёл в больницу. Сидя у кровати Дамиано, он никогда не мог произнести ни единого слова, только молча и скорбно целовать его такую родную макушку.       Все дни были похожи один на другой. Фредерик уже даже не различал, где ночь, где день, где сон, где реальность. Все слилось в единый комок в горле со вкусом спирта и дыма сигарет. Фредерик не хотел выходить из этого состояния. Ему нравилось за всем этим забывать о своей вине и вере в лучшее. Но бежать некуда.       Каждый день Дамиано чувствовал себя лучше, но его слишком сильно беспокоило состояние Фредерика. Когда он приходил, от него всегда ужасно пахло сигаретами – хотя Дамиано четко помнил, что муж бросил курить полгода назад – коньяком и ещё каким-то непонятным ароматом таблеток. Он обычно молчал, а Дамиано взволнованно заглядывал в его глаза и проводил холодными костлявыми ладонями по его осунувшимся щекам – за это время Фред стал выглядеть намного старше.

***

      — Милый… С тобой все хорошо? — тихо спросил Дамиано ближе к концу месяца.       Фред молча прижал его к себе, нежно целуя в макушку. Сейчас он задумался о прошедшем месяце. Все дни были абсолютно одинаковые, ну а к психологу, к которому его записала вечно беспокоящаяся Беатриче, он не ходил после одного сеанса, когда тот прописал ему антидепрессанты. Каждый день заканчивался в почти бессознательном состоянии опьянения, дом был разгромлен, осколки посуды валялись на полу…       Фред выдавил улыбку, чувствуя, как морщины, сильно углубившиеся за это время, непривычно растягиваются и мышцы на лице сокращаются.       — Да. Теперь да.