Королевские прятки

      Эпилог              Каменщики трудились изо всех сил, обрабатывая белоснежные заготовки. Джон порадовался, что в сеньории нашлась небольшая каменоломня, а зять подтвердил право Джона брать оттуда камень. Везти его издалека было бы накладно. За полгода рабочие вырыли яму под фундамент и разметили стены. Джон представил себе будущую церковь. Ее высокие своды, под которыми сможет собраться вся округа. Он установит в ней витражи и мраморный алтарь. Впрочем, надо будет посмотреть, не обойдется ли он и здесь местным известняком. Мрамор в этих краях стоил на вес золота. Но он раскошелится на изваяние святого патрона. Скоро, наверное, он уже сможет пригласить скульптора, если, конечно, они с Китом наконец договорятся, кому посвятить их общее творение.              — Опять пялишься в эту яму.              Кит подъехал незаметно. Глаза у него покраснели от недосыпа, а на панцире завелась свежая царапина. Джон устал уже пересчитывать новые вмятины. За полгода его рыцарь вместе с заведенной им самим городской дружиной выгнал из леса две разбойничьи шайки, а сейчас охотился за ворами, повадившимися воровать в деревнях.              — Что-то я не вижу связанных пленных... — усмехнулся Джон. — Охотился за вором, подстрелил ворону?              — Мы поймали пятерых и отправили в подвалы магистрата, — Кит устало протер глаза. — Бедолаги, хоть там наедятся досыта. Ты бы видел, в какое рванье они одеты! Может, заберешь их себе на стройку? Рабочих рук все равно не хватает, а там есть один громила, что может поднять лошадь голыми руками.              Джон вздохнул. Привычка Кита находить оправдания разным висельникам иногда раздражала.              — Посмотрим, — старший строитель вчера жаловался, что несколько каменщиков вместе с семьями сорвались с места и сбежали в Париж. Король перестраивает старый дворец, а платит он больше, чем может позволить себе его поданный. Наверное, действительно не стоило вешать негодяев. Они никого не убили, а воровали в основном только еду.              — Поедем домой, — Кит прервал его размышления. — Я устал до смерти. И есть хочу.              Джон в последний раз посмотрел на яму для фундамента. Сегодня ее не рыли, но все равно она показалась ему глубже, чем вчера. Он сел на лошадь.              — Домой так домой! — не слишком часто они позволяли себе бездельничать.              Он передал Киту все ненавистные дела, связанные с безопасностью сеньории и защиты их подданных от мародеров, как только любовник смог объехать их имение галопом и не валяться потом в лежку, скуля от боли. Шрамы у Кита остались не только на щеке, но еще и на груди, и потребовалось время, чтобы они перестали его беспокоить.              Эти же раны принесли Киту почет в мирной сеньории. Соседи судачили, что тот получил их в боях с грозными шотландскими варварами. Ходили слухи, что сам король посвятил его в рыцари на поле боя. Джон не стал разуверять сплетников. Ему нравилось, что их уважают. Дома теперь прибавилось соседских неучей. Кит следил за боевыми успехами воспитанников сам.              Джона удивляло, что обычно болтливые, соседи не сплетничали насчет их излишне близкой дружбы. Знакомя Кита с вассалами, Джон представлял его своим названым братом. Этого, как ни странно, оказалось достаточно. Наверное, со времен побратимства короля Филиппа и Ричарда Львиное Сердце во Франции привыкли, что названые братья могут спать в одной постели, не нарушая приличий. На людях они не позволяли себе лишнего. Зато теперь могли принимать гостей и сами пировать у друзей, сидя бок о бок за главным столом. Никому и в голову не приходило посадить их порознь.              Слуги в замке тоже особо не шептались, опасаясь лишиться хлебного места и добрых хозяев. А может, они попросту боялись кулаков месье Обера. Тот был скор на расправу.              Управляющего они нашли в зале. Он проверял счета, одновременно внимательно наблюдая за дневной уборкой. Джону всегда казалось, что тот проткнет себя мечом, если тростник в зале не окажется достаточно чистым.              — Письма, — месье Обер пододвинул им два тяжелых пакета. — Гонцов я накормил на кухне. Не велика птица.              Джон и Кит переглянулись и рассмеялись. Месье Обер вообще не считал гонцов за людей, даже если их присылала сама королева Франции.              — О-о-о! Письмо от матушки и, гляди, от Брюса!              Граф не писал им уже несколько месяцев. В Шотландии началась очередная смута, а его отец еще не определился, на чьей стороне будет воевать в этот раз.              Матушкино письмо они прочитали первым. Миледи прихварывала, и Джон волновался. Кит убеждал его съездить к родным, но Джон откладывал поездку. Не хотел оставлять любимого одного. Он до сих пор боялся, что вернувшись, не найдет его дома.              Матушка просила сына приехать на Рождество и настаивала, чтобы он остался до родов нового внука. Генри и Мод ждали второго ребенка.              — Поедешь? — Кит ласково коснулся его плеча.              — Надо. Если племянник родится сразу после праздников, а матушка считает, что так и будет, то меня попросили стать крестным отцом малютки. Я не могу отказаться.              Он поморщился. Его семья Кита не приглашала. А разлука даже на месяц казалась бесконечно долгой.              — Навести мать! — Кит твердил ему это уже который день. — Я на это время уеду в Иль-де-Франс. Нельзя запускать второе имение. Рождественский подарок получишь загодя.              Джон согласился. Мать в письме опять жаловалась на нездоровье.              Он потянул к себе второе письмо и, взглянув на первые строки, рассмеялся:              — Подожди, это мы прочтем у себя наверху.              Джон развалился на кровати, оставив местечко для Кита, и развернул пергамент. Любовник все еще предпочитал слушать, а не читать, особенно длинные послания.              Брюс писал:              «Мой добрый Джон, если вы с твоим другом еще не забыли остров, на котором прожили столько лет, то хочу вас обоих обрадовать: он все еще стоит на том же месте. У нас в Шотландии опять беспокойно. Длинноногий никак не может поделить нашу несчастную землю с регентом Комином. Они перестали слать друг другу грозные письма и теперь бряцают оружием, доказывая, у кого длинней меч. Меряйся они статями, я бы поставил на шотландца — твой дядюшка уже довольно стар. Как бы и мне хотелось прогуляться по приграничью, доказывая северным баронам, что и малая пчела может больно укусить. Но, к сожалению, милорд батюшка требует, чтоб я сидел в замке и не задирал ни одну из сторон. А с ним , как вы понимаете, не поспоришь. Я, наверное, сохраню эту традицию, когда сам встану во главе клана. Так гораздо удобнее править. Заранее жалею своих детей.              Думаю, вам обоим будет интересно узнать, что король Эдуард простил и призвал к себе Бека. Князь-епископ опять на коне и занимается шотландскими делами. Надеюсь, когда-нибудь он свернет себе по дороге в Эдинбург шею. К сожалению, покамест он вполне здоров и гнилая вода Рима не испортила ему желудок. Впрочем, он обходит стороной мои земли. Мне даже немного жаль. У нас сейчас достаточно людей, чтобы король мог предложить освободившееся после Бека место достойному человеку.              Твой кузен тоже вполне доволен жизнью. Сейчас он развлекается в Лондоне вместе со своим дружком и остальными бездельниками. Говорят, что бесстыжий Гавестон рассорился с негодяем Диспенсером-младшим. Они встретились рано утром в укромном месте и обнажили мечи. Сейчас Пирс щеголяет отметиной на подбородке, а Хью сбежал в свое поместье. Он ждет, что наследник остынет и соскучится по его проделкам. Зная твоего слизня-родича, можно с уверенностью предположить, что беглец вернется ко двору достаточно быстро.              Ну а теперь, Джон, скажи Торну, чтобы он не хватался за меч. У меня есть новости из Ирландии. Ты же понимаешь, дорогой друг, я был просто обязан разобраться во всей этой истории с покойницей, особенно после последних событий.              Вы, конечно, хитры, но я хитрее. У меня не заняло много времени выяснить, что у сбежавшего послушника в крепости служил брат. Право, Торн, вложи меч в ножны: я слишком далеко и, вообще, графы тебе не по зубам.              Мне потребовалось все мое терпение, чтобы убедить упрямого осла, что я не собираюсь причинять зла его брату. Но ирландское пойло — забористая штука. Если выпить его много, оно творит чудеса. К утру я уже разузнал все. Надеюсь, проспавшись, он позабыл о нашем разговоре. Кстати, я оставил его матушке денег, чтоб купила ему лодку. А то она жалуется, что парень в последнее время бездельничает и не помогает по хозяйству.              А теперь уже серьезно.              Я видел эту девушку. Ты был прав, Джон. Воистину жалкое зрелище. Я привез ей своего врача, но и он разводит руками. Увы, ее действительно не излечить. В монастыре к ней добры, и живется ей хорошо. Но страшно подумать, что меня могли заставить на ней жениться...              Я также встретился с послушником. Он уже принял постриг и на хорошем счету у аббата. Ему доверили исповедовать монашек того самого монастыря. Так что с девушкой он видится довольно часто.              Святой брат после больших сомнений все же доверился мне, убедившись, что я не претендую на девицу. Он рассказал про их с Торном приключения. Не знаю, восхищаться ли мне мужеством твоего друга или обозвать его болваном. Наверное, второе будет вернее, но все равно я бы гордился таким братом.              Я оставил монастырю достаточно денег и пришлю еще. Девушка должна жить достойно. Уезжая, я дал обет перед алтарем, что если у меня родится дочь, я назову ее Маргаритой. Пусть Шотландия обретет принцессу с таким же именем.              Когда нибудь, Джон, — и я верю, что этот день настанет, — мы выгоним твоих бывших соотечественников с нашей земли, а может, и из Ирландии. Думаю, что шотландец и два француза смогут навестить затерянный в зеленых холмах монастырь и посмотреть, здорова ли тамошняя воспитанница.              Я оставил в деревушке рядом с монастырем своего человека. Так что не волнуйтесь, если что-то случится, девушке поможет мой клан. Клянусь честью, без всякой задней мысли! Нет ничего страшнее, чем потерять разум. Кстати, твой дядюшка отозвал разъезды. Про нее ничего не говорят ни в Англии, ни у нас. Про девушку просто забыли.              Гонцу велено дождаться вашего ответа. Я жажду узнать все о вашей жизни в благословленных вином и сидром землях.              Ваш граф Каррик              P.S. Надеюсь, когда-нибудь вы сможете называть меня иначе.       P.P.S. Мне бы очень хотелось распить с вами обоими еще кувшин или два вина».              Кит нахмурился:              — Я ему не верю. Он шотландец!              — А я верю, — Джон потянулся и скинул тунику. — Если бы Брюс хотел нас обмануть, просто ничего не написал бы. Видимо, он понял, что принцесса никогда не сможет претендовать на его будущий трон. Если, конечно, он его добьется. Да и доказать, кто она, ему не по силам. Я рад, что Маргарет теперь под его присмотром. С таким защитником ей ничего не грозит. Давай, ложись спать, Кит. Проснешься, мы найдем, чем заняться.              — Позже! — Кит посмотрел на него голодными глазами. — Сперва дело, а отдых потом.              — Ты называешь возню со мной делом? — Джон оскорблено стукнул его по голове подушкой.              — Нет! — раздеваясь, Кит мешкал, и это было просто невыносимо. — Я называю это любовью.              ...Джон проснулся, когда уже когда смеркалось. Он растормошил все еще спящего Кита:              — Проснись! По-моему, я видел вещий сон.              Кит оторвал растрепанную голову от подушки.              — Что? Где? Джон, что случилось?              — Мне приснилась фру Ингеборг. Она попросила у тебя прощения.              — Я на нее не сержусь. Несмотря на все ошибки, она была достойной леди. Мне просто ее очень жалко.              — У нее была еще одна просьба, — Кит вскинулся, но Джон махнул рукой, чтобы его успокоить. — Наша церковь. Она хотела бы, чтобы мы посвятили ее великомученице Маргарите. Давай так и сделаем, Кит? Ты же не согласился на святителя Кутберта. Сказал, тебе тяжело вспоминать о Линдисфарне и его монастыре.              Кит кивнул и медленно перекрестился.              — Я поставлю на свои деньги изваяние святой Маргарите. Только попрошу скульптора придать статуе облик Ингеборг. Пусть будет такой, как я запомнил ее перед арестом и казнью. Несгибаемой, идущей к своей цели и верящей, что костер — малая цена за жизнь любимого человека.              — А я поставлю второе изваяние, — Джон удобно устроился у него на груди. — Это будет юная дева, протягивающая к старшей свои слабые руки.