когда преломляется луч

«лучше сдайся. лучше покорись судьбе.» какие отвратительные слова. эмма совсем ничего не ест — мысль о том, что к еде прикасалась мама, когда раскладывала её по тарелкам, делает ещё хуже. даже называть эту женщину таким священным словом теперь тошно. эмма смотрит на собственное отражение в зеркале, пока чистит зубы — бледная кожа, совсем недетские синяки под глазами, остекленевший взгляд. а как-то раз, причесавшись, девочка нашла в расчёске совсем седой волос. эмме опять снится кошмар. норман с безумно выпученными глазами плавает головой вниз в какой-то капсуле с жидкостью. рядом уже сидят демоны, готовые к трапезе. эмма кричит, пытается хоть что-то сделать — но уже слишком поздно. больная нога всё ещё поднывает, но эту боль совершенно не сравнить с тем, что чувствует душа. будто что-то выскабливают из самого нутра ржавой ложкой, противно царапая по стенкам. на очередной прогулке эмма снова сидит под деревом, но не под тем самым, где привыкли засиживаться рей с норманом. чуть подальше, ближе к лесу. в голове чётко всплывает мягкий голос нормана, его очаровательное доброе лицо, завитушка на светлых-светлых волосах, блеск голубых, как небо, глаз… должно быть, он действительно ангел в человеческом обличье. однажды мама читала старшим ребятам библию в упрощённом варианте. уже тогда эмме показалось, что картинки с ангелами будто бы срисованы с нормана. вот бы сейчас снова оказаться в его объятиях, прижаться, расслабиться, почувствовать себя, несмотря на невероятные умственные способности, тем самым глупым ребёнком… норман никогда не осуждал эмму за ребячество и слишком нереалистично-позитивные взгляды на жизнь. — эй, ты так и будешь делать вид, что всё нормально? актриса из тебя ужасная, не буду лгать. встрепенувшись, девочка, вырванная из своих мыслей, робко подняла голову и наткнулась на ледяной взгляд тёмно-зелёных глаз. — что? думаешь, я не вижу, в каком ты состоянии уже четвёртый день? прекращай. — рэй, ты… себя слышишь вообще? — голос эммы дрожит, будто она вот-вот расплачется. — не оглох ещё, — грубо отвечает мальчик, — прекрати унывать и пойми наконец, что теперь уже нет смысла грустить. мы сделали всё, что могли. хоть перед смертью порадуйся, терять-то нечего. потускневшие зелёные глаза заблестели от подступающих слёз. — р-рэй, я не могу… норман… он же наша семья. тебе самому не больно? — знаешь, я просто смирился. он присел рядом. какое-то время они так и сидели молча. эмма знала, что рэй никогда не выражает заботу о близких людях через слова. от него никогда не услышать «солнышко», «милый» или «золотце». никогда такого не было, чтобы он толкал проникновенные речи и поддерживал именно таким образом. но тем не менее — если рэю не плевать, он будет показывать своё неравнодушие присутствием и поступками. эмме непривычно, до сих пор непривычно. её язык любви — именно слова. — эй, ты совсем придурочная? — девочка поморщилась от несколько болезненного шлепка по рукам. — что не так-то? — прекрати. эмма непонимающе проморгалась, пока, не проследив за взглядом рэя, не поняла, в чём дело. такой привычки у неё никогда не было, но сейчас она вдруг поняла, что расчесала ногтями всю руку чуть ли не до крови. покрасневшая кожа выглядела болезненно и напоминала ожоги. — а я и не заметила… прости, больше не буду. это от нервов. — от нервов, — передразнил рэй, — ты идиотка, ещё тебя лечить мне не хватало. «заботится.» — думает эмма. она не знает, о чём он думает, но чутьё подсказывает, что рэй действительно беспокоится. — ты ведь искал меня. зачем? я тебе для чего-то понадобилась? — а что, обязательно нужна причина? рэй непривычно груб. ещё более сухой и немногословный, чем обычно. эмме действительно трудно понять, что ему не всё равно. что он переживает. — мы… так и будем сидеть здесь и молчать? — а тебе есть, что сказать? я не думаю. снова повисает тишина, и снова эмма, задумавшись, не замечает, как продолжает расчёсывать кожу. рэй снова бьёт её по рукам. — да хватит! я серьёзно, прекращай сейчас же, иначе я не знаю, что с тобой сделаю! пустые угрозы — он никогда не ударит. тем более девочку. и вреда не причинит. по сути, единственный случай, когда рэй поступает не так, как говорит — это угрозы. но эмма, кивнув, снова извиняется и даже дует на раскрасневшуюся кожу, на которой уже проступает сукровица. — конченная, — шипит рэй, что-то доставая из кармана, — держи, господи. «что-то» оказывается чистым носовым платком. — погоди, сам сделаю, ты же не умеешь ничего, — мальчик перевязывает эмме кисть таким образом, чтобы узел оказался на ладони, а основная площадь ткани закрывала покраснение и не давала доступа для дальнейших расчёсываний. — спасибо… — не стоит. солнце клонится к закату. ещё минут двадцать — и пора будет возвращаться. время тянется ужасно долго. кажется, целая вечность прошла. эмма вновь думает о нормане, а слёзы непроизвольно текут из уголков её глаз. конечно, ей больше всего сейчас необходима поддержка, но получить её не от кого. наконец рэй подал голос. девочка даже вздрогнула от неожиданности. — знаешь, я тут недавно читал про преломление света… эмма уверена, что рассказы о физике — последнее, что она хочет слышать сейчас. но тем не менее, сил придумывать тему для разговора и тем более непринуждённо болтать, как она это делает обычно, у неё нет. — …преломление света ещё называют рефракцией. так вот, это изменение направления луча, возникающее на границе двух сред… эмма слабо качнула головой. почему-то эти научные разговоры, такие привычные из уст рэя, немного успокоили. будто и не было ничего. будто где-то рядышком сидит норман и тоже слушает. — …подытоживая всё, что я сказал. ты поняла, что происходит с лучом, когда он преломляется? эмма, ты меня вообще слушала? — угу, — шмыгнув носом, девочка придвинулась чуть ближе, — когда луч преломляется… — он продолжает светить, эмма, — ей не дали договорить, — под другим углом и в другой среде — в воде, к примеру — но он по-прежнему светит. эмма удивлённо захлопала заплаканными глазами. либо она по-своему истолковала эту метафору, либо… — получается… мне тоже нужно продолжать светить? — именно! ты ведь… тоже похожа на луч, вообще-то. — такая же яркая и светлая?.. — в глаза бьёшь и по утрам спать мешаешь, — бурчит рэй. совсем слабая улыбка коснулась губ эммы. рэй что-то проворчал вполголоса, но девочка этого не услышала. прогулка закончилась, дети вернулись на ужин, затем, как обычно и бывает — занялись своими делами перед сном. эмма легла в кровать почти на час раньше. после переживаний, слёз и мыслей у неё болела голова. вдобавок сломанная нога вновь разнылась. «преломлённый луч всё равно светит… под другим углом, но всё же…» тревоги даже немножко отступили на второй план — слишком уж интересной оказалась физика. эмма представила, как лучик бьёт в окно, и в его солнечном свете пляшут пылинки. рэй не прочитал ей стихов, не произнёс пламенную речь, даже не обнял. по сути, ничего толком и не сделал. но всего несколько фраз придали эмме новых сил. девочка проворочалась в кровати несколько часов. уснуть никак не получалось. наконец, не выдержав, она подхватила костыли и поковыляла к библиотеке. ожидаемо, рэй не спал. сидел за столом, читал какую-то толстую книжку, изредка что-то помечал в ней коротким карандашом. — хей… встрепенувшись, мальчик потушил фонарь и чуть не свалился со стула, но, поняв, что опасности нет, злобно заговорил громким шёпотом: — эмма, идиотка! какого чёрта ты так пугаешь? знаешь же, меня однажды мама застукала за ночным чтением и неделю проверяла, чтобы я в такое время спал! — прости, пожалуйста. я просто, — девочка осторожно подошла к нему и, приобняв со спины, примостила подбородок на чужую на макушку, — я просто всё думаю о твоих словах. можно задать один вопросик? — валяй, — проворчал рэй, не пытаясь обнять в ответ, но и никак не отстраняясь. — а бывает полное преломление? когда луч, ну… больше совсем не светит. — не-а, — соврал рэй, — это уже фантастика какая-то. луч никогда не перестанет светить… — и греть своим теплом всех окружающих? — именно. — я тоже тогда буду так, — эмма даже тихо посмеялась, — знаешь, норман был бы очень огорчён, если бы узнал, что от активного и яркого луча в лице меня осталось что-то… что-то совсем тусклое. — вот и я о том же. шла бы ты спать, а то опять весь день никакущая будешь. — угу. эмма заглянула через плечо рэя, но он быстро захлопнул книгу. — тебе такое рано читать. — подумаешь, самый умный нашёлся! — обыграешь меня в шахматы — тогда поговорим. — ладно-ладно, завтра же и обыграю, — чуть растрепав и без того непослушные чёрные волосы, эмма направилась к двери. в дверном проёме она замерла и обернулась. — рэй. — ну что ещё? — спасибо тебе. мальчик кивнул. эмма скрылась в коридоре, вскоре её неровные шаги и постукивания костылей затихли вдалеке. рэй посидел ещё немного в полной темноте и тишине, а затем встал, прошёлся по библиотеке и тоже отправился спать. на столе осталась закрытая книга по физике. закрытая на странице о законе брюстера и полном преломлении. да, луч действительно может преломиться полностью. но эмме — самому яркому и тёплому лучику — об этом знать совсем не обязательно.