Дом

В Санкт-Петербурге Лена задерживаться не стала. Была середина мая, праздники уже прошли, но еще напоминали о себе редкой атрибутикой, которую забыли убрать. Погода стояла не сказать, что скверная, но низкие серые тучи давили на распухшую от мигрени голову. Днем, до поезда, Лена успела только сходить на площадь Восстания и посмотреть на Эрмитаж просто от скуки. Никаких романтических чувств к окружающему ее серому городу она не испытывала. Среда, середина недели, а народу было кошмарно много. Ее поезд Санкт-Петербург — Костомукша отходил с Ладожского вокзала в 16:15. На вокзал Лена приехала раньше, чем планировала. Люди вокруг действовали ей на нервы, и странное меланхолично-раздраженное состояние, казалось, то нарастало, то убывало вновь, а в груди поселилась тревога. Она не испытывала ее ранее, когда приняла решение ехать в Россию, чтобы найти своих не-родителей, но теперь идея казалась ей слишком самонадеянной. Если Алексей и Мелина живы и если не хотят, чтобы их нашли, то их никто и не найдет. А Лена просто ткнула пальцем в небо, точнее в карту, и теперь, не зная ничего, отправлялась в путь, и чем ближе было начало этого пути, тем больше сосущей тревоги скапливалось у нее внутри. В плацкартном вагоне поезда 350А Лена успела поругаться с теткой, потребовавшей уступить ей нижнюю полку. Вид у нее был, должно быть, настолько хмурый, что тетка быстро отстала, а у Лены не было ни малейшего желания тратить на ругать время и силы. У нее впереди 11 часов 32 минуты до Суккозера, куда поезд прибудет в 3:47 утра. А потом пересадка, спустя двенадцать часов, на электричку 6658 Суккозеро — Лендеры, карельский поселок в 15 километров до финской границы. Лена предполагала, что, если Алексей остался жив на те безумные пять лет, то он воспользуется моментом, чтобы сбежать от властей (как официальных, так и неофициальных). Если Мелина тоже была жива, то она скорее всего будет с ним. Лене в это очень хотелось верить. Поиски она решила начать с того места, где Алексей родился: Карелия, Лендеры. В интернете информации о поселке почти не было. Последним данным о численности населения было больше десяти лет. Карты гугла, яндекса и прочих помогали мало, на них ничего не было отмечено, кроме пары улиц. В сетях Лена нашла профиль какой-то женщины, которая была родом из Лендер, та была в сети в последний раз в 2018. Лена все равно ей написала, в надежде узнать, как хоть туда добраться и есть ли там, где остановиться или хотя бы магазины, но ответа не получила. Не проверишь — не узнаешь, так что теперь она дремала в поезде, который по тонкой ниточке железнодорожных путей катился по западному берегу Ладожского озера, на север, в гущу карельских лесов и россыпь озер. У нее с собой был не самый большой рюкзак с вещами и бумажные карты (она не знала, есть ли там, куда она едет, хоть какая-нибудь связь). Все одиннадцать с половиной часов до Суккозера Лена то задремывала, то просыпалась, отвлекаясь на шум вокруг. Она думала, что пересадка будет в непроглядной ночи, но, когда поезд остановился на станции Суккозеро в почти четыре часа утра, было светло, точно в полдень. На этой станции вышло не так много человек, почти все побрели в сторону села, и их фигуры растворялись в золотой теплой дымке косых солнечных лучей. По ощущениям было около пятнадцати градусов, и ничего здесь не напоминало о низком небе Санкт-Петербурга. Второй состав их уже ждал, но отправится в Лендеры он только в 16:20. Локомотив у него был больше единственного вагона. Сама станция представляла собой старый (но видно было, что им занимались) деревянный дом, выкрашенный в тепло-желтый цвет, с зеленой крышей и окнами с решетками на них. Выглядела она крохотно, и тем комичнее смотрелась современная стильная вывеска черного цвета с белыми буквами «Станция Суккозеро», которые были подчеркнуты красным. Лене стало скучно. За дрему в поезде она совершенно не отдохнула, а впереди еще много часов бесцельного ожидания ради двух с половиной часов пути. Лена сбегала в поселок и на озеро, постояла у воды, ни о чем не думая. С течением времени становилось жарко, к восьми утра солнце уже ощутимо жгло. Лена вернулась в поезд, еще не успевший нагреться, и уснула, а проснулась от безумной духоты, и оставшееся ожидание отправления прошло в тумане снова начавшейся мигрени. Впереди было шестьдесят километров, по которым одинокий поезд будет катиться два с половиной часа — в никуда, до конечной. Лена смотрела на «Схему движения пригородных поездов» (и внизу еще подпись, маленькими буковками по-английски «Scheme of suburban trains» — для кого только?) и вглядывалась в пять пунктов: Суккозеро-Брусничная-Суун-Мотко-Лендеры. Смотрела на Суккозеро. Пытаясь развлечь себя, думала: кто-то так задрался добираться, что назвал Суккозеро Суккозером. Смотрела на Лендеры, думала: ха-ха, если произносить быстро, то может звучать как лендыры, та еще дыра. И на имя Лены тоже похоже было, но тут она не могла придумать, с чего посмеяться. Может, с символичности. Почему-то хотелось поплакать. Пейзажи и на две трети пустой вагон наводили тоску. Леса Карелии нескончаемым массивом обступали ниточку железнодорожного пути. Она зарастал травой, а остановочные пункты (технические, выйти было нельзя), казалось, вот-вот рассыпятся и без всякого щелчка. Суун уже рассыпался. Лена даже не знала, куда ехала и чего ждала. Поезд ходит раз в неделю, по четвергам. Если Лену там, в Лендеры никто не ждет, она там застрянет на неделю, одна в глуши, где она не была уверена, что есть магазин. Понятно, что Лена не пропадет, выживать неделю в полудиких условиях — эта наука ей известна. Но уехать ни с чем будет обидно, безумно обидно, до слез. У нее еще хватит сил продолжать поиски Алексея и Мелины, но она неизбежно подумает о том, что осталась совсем одна, неизбежно испугается этой мысли, хоть она уже давно и не маленькая девочка. Она способна за себя постоять, выживать одной ей просто, проще даже, чем в компании, но это не значит, что ей бы этого хотелось. Лес, скалы, лес. Поезд прибыл на станцию Лендеры (она была закрыта, окна и дверь заколочены, никаких новеньких табличек, как в Суккозеро) в 18:40. Солнце золотисто звенело в небе, точно как в три часа ночи. Ворчащие уставшие люди вывалились из единственного душного вагона, вздохнули с облегчением и побрели по домам. Лена тоже вышла, оглядывая заросшую станцию, вздохнула, надела рюкзак и отправилась на поиски. Судя по картам, которые она изучала еще до приезда в Санкт-Петербург, поселок был крохотный, без труда можно обойти неторопливым шагом за пару часов. А что делать потом, Лена не знала и старалась об этом не думать. Сначала она обошла все участки на южной стороне реки Лендерки и даже поспрашивала тех немногочисленных людей, которых встретила, но они ей не помогли. Тогда она отправилась в северную часть поселка. На мосту она немного задержалась: на западе лежало озеро Лендерское, на востоке — широченная река, которая из него вытекает. Она прошлась по улицам Набережная, Первомайская, 43 лет Октября. Тут и там ей встречались бесхозные участки и разрушающиеся от времени дома, покинутые людьми. Один из домов на Гористой привлек ее внимание, и она остановилась, смотря на ржавую металлическую табличку:

В этом доме в 19ХХ году родился и жил Красный Страж Алексей Аланович Шостаков

Дом выглядел, как типичный для подобных сел дом-музей, но этим уже давно никто не занимался, и все уже давно забыли, кто такой Красный Страж, и всем было все равно. Это могло позволить Алексею вернуться сюда неузнанным. Лена обошла дом и перелезла через едва держащийся сгнивший забор на заросший травой участок. Здесь одно из окон заколочено не было, вероятно, кто-то когда-то уже забирался сюда. Лена залезла внутрь и тут же чихнула от пыли, прижав руку ко рту и носу, чтобы быть тише. Через сгнившие доски пола прорастала трава, солнце косило лучами сквозь щели в ставнях и стенах. Здесь оставалась кое-какая мебель, но многое было просто свалено в кучу, покосившееся, развалившееся, сгнившее. Был даже остов классической русской печки. Крыша держалась, но казалось, вот-вот рухнет, так что Лена не стала проходить вглубь дома. Она постояла у окна, через которое залезла сюда, пытаясь представить себе маленького Алексея, но в голову лезла только та дурацкая история о том, как он обморозил руки на зимней рыбалке. Она представила, как сначала здесь жили, а потом, когда Алексей уехал, его отец, наверное, умер, и из дома сделали музей первому советскому суперсолдату. Сюда, наверное, водили школьников на экскурсии. Сегодня ее отец никому героем больше не был. Лена вылезла наружу и отряхнулась от пыли, чихнула еще несколько раз и вернулась на Первомайскую и прошла мимо местной школы. Время было уже восемь вечера. Небо темнеть и не собиралось. У Лены еще было время до короткой ночи, но она чувствовала себя отвратительно уставшей, нормально спала она в последний раз сутки назад, хотелось есть, хотелось спать. Голова не болела, но от духоты было дурно. Обойдя все немногочисленные улицы, она свернула на улицу Доценко, не видя людей, но слыша их присутствие: кто-то пилил дрова, кто-то колол их, к Лене подбежала чья-то небольшая собачка, обнюхала ее и убежала, поднимая лапами дорожную пыль. Лена снова заглянула на все участки, но не увидела знакомых лиц. Лена дошла до последнего дома, а потом увидела еще один, чуть дальше, к нему вела уже не широкая грунтовая дорога, а небольшая тропинка, поросшая травой, на которой остались характерно примятые колесами машины следы. Садящееся солнце светило Лене в затылок. Она постояла полсекунды с колотящимся в горле сердцем, боясь, что и там, и в том доме не найдет нужных ей людей. От страха, что она приехала зря, закололо кончики пальцев. Это был небольшой деревянный дом, сложенный из темных бревен, с новой темно-фиолетовой крышей. Им занимались: краска на окнах явно была новой, и деревянный забор (через который Лена смогла бы заглянуть, встав на цыпочки и подтянувшись), тоже не так давно красили, хотя и заметно, что он был не нов. Дом загораживал ей обзор на участок. Пересилив себя, Лена подошла к участку ближе. С нового ракурса она увидела огород, теплицу, уличный туалет, сарай, баню и даже курятник. Недалеко от крыльца дома на большом пне колол дрова большой мужчина, и Лена ускорила шаг. Она его сразу же узнала. Он к ней был спиной, полубоком, так что ее не заметил, а Лена полминуты постояла, онемевшая. Алексей был в растянутой грязной футболке, подвернутых рабочих штанах и резиновых шлепках. Он методично один за другим подкладывал на пень полешки и бил по ним топором, характерный тук-тук-тук раздавался, как метроном. Лена остановилась у калитки, проглотила предательски рвущееся «папа» и позвала: — Леш! Алексей повернулся. Он был без бороды, а щетина даже еще не грозилась в нее перейти, должно быть, жаркая погода заставила его расстаться с растительностью на лице. Какое-то мгновение его лицо выглядело суровым, а нахмуренные брови чуть ли не закрывали глаза. Но потом он увидел Лену — и разом посветлел. — Лена, — сказал он. — Ленка! Лена толкнула скрипнувшую незапертую калитку и в припрыжку подбежала к нему, роняя рюкзак на траву. Алексей уронил топор, шагнул навстречу, подхватил ее, зажимая в медвежьи объятия так, что Лена не дотягивалась носками до земли, и проревел прям на ухо: — Ленка, дуреха живая! Мелина! Выходи скорее, смотри, кто приехал! Мелина! Лена схватилась за его широкие плечи, сцепляя руки в замок за шеей, прижалась крепко, отчаянно, зажмурилась так, что слезы выступили. Мелина выскочила из дома с ножом, испуганная и взъерошенная. Должно быть, ждала, что крик Алексея ни о чем хорошем не сулит. — Лена, — сказала она только, когда Лена разлепила веки и взглянула на нее. Мелина громко вздохнула, положила нож на крылечко, обулась в шлепанцы и сошла с него. Подошла, и Алексей сгреб ее в объятия тоже, прижал их обеих к себе, а Мелина обняла Лену, насколько получилось. От нее по-домашнему пахло дровами и выпечкой. Лена повернула голову и прижалась к ее плечу щекой, снова зажмурившись. Они постояли так втроем, обнявшись. Алексей, отпуская, звонко чмокнул Лену в макушку. Мелина ей улыбнулась, пригладила ее растрепавшуюся косу. — Долго добиралась? — спросила она нежно, проводив Лену в дом. Та чуть не забыла рюкзак на траве. — Сутки, чуть больше, наверное, — ответила Лена, все еще не до конца веря, что она действительно их нашла. Она бросила рюкзак на пол у стены, оглядывая комнату. Это была кухня, прихожая, столовая и зал в одном лице. Прямо напротив входной двери была открыта дверь в, видимо, спальню: Лене видно было край кровати и телевизор. А справа наверх вела крутая лестница. Мелина сказала ей разуться у входа, и Лена стянула кроссовки с облегчением, оставив их на крыльце вместе с остальной уличной обувью. Ноги гудели. Алексей зашел в дом вслед за ними, сияющий и с блестящими глазами. — Устала? — спросила Мелина, указывая ей рукой на стол, который стоял у длинного дивана. Лена забралась на этот диван, спиной к окну, и блаженно вздохнула, растекаясь по его поверхности. — Есть хочешь? — Хочу! Мелина с Алексеем накрыли на стол, потом они расселись: Мелина села вместе с Леной на диван, Алексей устроился на стуле сбоку. За едой Лена рассказала, как нашла их, звуча неразборчиво, из-за набитых щек: пирожки с луком и яйцом пахли так, будто готовили их на настоящем огне, а не в электрической печи, и обыкновенный горячий чай из пакетика показался ужасно вкусным. Потом они рассказали ей, как решили перебраться сюда. — Мы поняли, что ты тоже того… этого, — Алексей пощелкал пальцами, скривившись, — ну и пока мир сходил с ума, мы решили сбежать. А тут отец мой жил, дед жил, прадед, наверное, тоже жил. И народу здесь мало осталось, кого не распылило, те уехали, остались только совсем старики, тут человек тридцать, наверное, жило. Сейчас побольше, кто-то вернулся, но до сотни точно не дотягивает. Хорошо, спокойно. — А Наташа с вами разве не связывалась? — удивилась Лена. Мелина рукой махнула. — Да так. Может, раз или два. Ты же знаешь Наташу, какая она самостоятельная и независимая, — улыбнулась она, но через мгновение уголки губ поползли вниз. — Была. Лена опустила взгляд в свою чашку. Повисла гнетущая тишина. Мелина вздохнула и встала, убирая опустевшие тарелки. Слышно теперь было только их общее дыхание, а у Лены защипало в носу. Она представила Наташу, как если бы она сидела напротив нее или рядом, по правую или левую руку. Представила, как Наташа бы морщилась от всей этой «семейной атмосферы» и говорила бы что-нибудь почти обидное, но смотрела бы с теплом… Лена часто заморгала и торопливо потерла повлажневшие глаза пальцами. Мелина стучала тарелками. Алексей молчал, но его присутствие тяжело ощущалось в комнате. Лене захотелось расплакаться, беспомощно и жалобно. Она сжала руки на коленях и глубоко вдохнула. — Я скучаю по ней, — сказала она, потому что никто больше не решался нарушить молчание. — Я скучаю по ней. Мелина перестала греметь посудой. Вздохнула через несколько секунд тишины. — Мы тоже по ней скучаем, — ответила она. Лена потерла глаза. Они сделались горячими. Она сморщила нос, пытаясь перетерпеть то, как он щиплет, но не получилось, и слезы покатились неостановимо. У Лены задрожали плечи. Она поняла, что за все это время ни разу ни с кем так и не поговорила о Наташе. То объяснение с Клинтом было не в счет. Алексей пересел к ней на диван, положил руку на плечо. Лена заплакала, чувствуя себя совсем беспомощной. И так больно было, и в груди стреляло, и хотелось что-нибудь сделать, что-нибудь такое, чтобы все исправить, но только ничего исправить было нельзя. Ее там даже не было, она все пропустила и чувствовала себя виноватой. — Я должна была быть рядом, а я… — выдавила она, и Алексей ее обнял, подтянул к себе. Мелина убрала посуду, тоже села рядом, смотря печально и устало. Наверное, они тоже много об этом думали. — Ты не могла, Лен, ты в этом не виновата, — сказала она, и Лена заплакала горше, посыпалась, как маленькая девочка, расхныкалась. Захлебываясь, она рассказала про Клинта, про то, как все по-дурацки получилось, как мстить оказалось некому и как легче не стало. Они ее выслушали, Мелина гладила ее по голове. — Ты же знаешь Наташу, Лен, — сказала Мелина шепотом. — Если она что-то решила, никто бы ее не остановил. И даже будь ты там, ты бы тоже не смогла. Она у нас такая молодец была, ты же знаешь. Лена знала. — Она всех спасла, тебя спасла, — продолжала Мелина. — Это нечестно, — ответила Лена, держась за руку Алексея, которой тот обнимал ее поперек корпуса. — Конечно нет, — Мелина грустно улыбнулась, как бы говоря, что не такие они люди, чтобы в их жизнях когда-то что-то было честно. — Иди сюда, — сказала она, и Лена выпрямилась, выпутываясь из рук Алексея. Мелина повернула ее к себе спиной и переплела ей косу. Лена смотрела на свои руки, еще всхлипывая, но медленные движения в волосах ее успокаивали. — Мы ее все очень любим, Лен, — сказала Мелина. — И мы ей все очень благодарны. Когда, наконец, начало темнеть, Мелина предложила Лене постелить на кухне или на мансарде. Лена выбрала второе, и они вместе туда поднялись. Мансарда, конечно, слово громкое, тривиальное «чердак» подойдет куда лучше, но тут было достаточно места даже с учетом большого количества сложенных здесь всяческих вещей. В углу стоял диван, достаточно длинный и широкий, чтобы на нем можно было разместиться. Мелина достала для Лены тяжелое одеяло, предупредила, что ночью пока еще прохладно. Лена не смогла уснуть, лежала на этом скрипучем довольно удобном диване, смотря в потолок, и думала, как ей хотелось бы представить, что они просто самая обычная семья, и она просто приехала к своим пожилым родителям в гости в деревню, представить, что здесь полно ее и ее сестры вещей из детства, представить, что есть здесь их игрушки и одежда, из которой они давно выросли… Представить не получалось, неправдоподобная иллюзия сыпалась, и Лена лежала и думала о простой жизни, которую ведет столько людей и которая им не доступна. Она не смогла уснуть даже несмотря на свою усталость, так что, когда лежать надоело, она встала и бесшумно спустилась на первый этаж. Темно было так, что двигаться приходилось на ощупь. Эта темнота совсем не была похожа на ночь в городе, где повсюду есть источники света, здесь она казалась вечной и первобытной, хоть до светлеющего неба осталось всего ничего. Лена вышла на крыльцо, толкнув дверь. Она заскрипела, с улицы потянуло прохладой. Лена оставила дверь открытой, чтобы не скрипеть ей лишний раз и присела на крыльцо, подняв голову к усыпанному светящимися точками небу. И не верилось даже, что это оттуда, с этого плоского полотна в далеком 2018 году пришла угроза. И еще раньше, в 2012 тоже… И Наташа там была? Где-то далеко-далеко, на одной из песчинок, крутящихся вокруг видимых с Земли точек. Лена смотрела в небо, и ей становилось дурно. Сзади послышались шаги, но она не отреагировала. Алексей вышел и присел рядом с ней на крыльцо. Посидели рядом молча, и он перекинул Лене руку через плечо, притягивая к себе ближе, и она прижалась послушно, глубоко вдыхая. — Хорошо, что ты приехала, Лен, — сказал он тихо. Поцеловал ее в макушку. Лена улыбнулась, опуская голову. Шея затекла смотреть на звезды. — Оставайся с нами пока, а? — продолжал Алексей. — Тут в июне знаешь какая ночь короткая. Пару часов от силы. В полтретьего ночи уже светло. Почти полярный день. Не Мурманск, конечно, но тоже ничего. Оставайся? Это и твой дом тоже. На рыбалку с тобой потом сходим. Тут водопад еще недалеко есть небольшой, там красиво. А летом купаться можно, вода теплая становится… Лена глубоко вздохнула и решила: — Пока останусь.