for something real
23 января 2022 г. в 12:37
Земо был опасен.
Баки никак не мог позволить его мягким улыбкам, вишнёвому чаю и напускной покорности обмануть себя, но это почему-то не казалось ложью – скорее обратной стороной медали.
Земо стрелял метко, не тратя времени на размышления, прямо в лоб, дрался не на жизнь, а на смерть, изощренно мстил, пока мог дышать.
Земо любил свой винтажный фарфор со сколом на одном единственном блюдце, носил махровый синий халат после душа, хранил по кухонным шкафчикам заначки с печеньем и рахат-лукумом.
Земо жестоко растоптал хрупкое равновесие, воцарившееся в жизни Баки, заново вытаскивая из него Зимнего Солдата ради слепой надежды на зацепку.
Земо искренне извинялся, гладя кончиками пальцев залитые золотом стыки вибраниумной руки, лежал на его груди и щурил тёмные глаза в свете яркого полуденного солнца.
Земо исчезал навсегда, растворяясь в солёном море, обмывающем неприступность Рафта, не слал записок, не подавал знаков.
Земо застал его врасплох, подпирая собой картонную дверь его квартиры в Бруклине, полусонный и немного пахнущий крепким скотчем, когда ноябрь смел с деревьев последнюю листву.
Зиму они встретили в Нью-Йорке: матовый узор заледеневших окон, белые облака дыхания, слёзы, застывшие льдинками на ресницах. Звенело колокольчиками рождество, пахло глинтвейном и свежесрезанными ветками хвои, огоньки гирлянд расплывались перед взглядом – красно-зелёно-голубые, желтые, как горчица, оранжевее апельсиновых цукатов.
— Что? — Земо прятал руку под шерстяным пальто, выплёвывая изо рта зубами стянутую перчатку, его щёки горели с мороза.
— Что? — глупо повторил Баки, хмуря брови. — Что у тебя там?
Из-за мехового воротника высунулась белоснежная кошачья мордочка, нагло глядя на Баки хозяйкой этого пальто, этого теплого тела и этих розовых щек, наполовину заросших щетиной.
— Рождество – время чудес, — вступился за неё Земо, гладя по пушистой белой шерсти. Шерсть быстро усыпала их темную одежду, как снег грязные улицы Нью-Йорка, Альпин тёплым комком спала у ног каждую ночь, снисходительно не сбегая, когда Баки рвался с постели от очередного кошмара, и взволнованно мечась у лица Земо, когда призраки прошлого настигали его – дрожью и холодным потом, сжатыми до скрипа зубами, стиснутой в пальцах простыней. Она любила Земо больше, и Баки не мог винить её. Он ведь тоже. Тоже любил.
Глотая хлопья снега, они бежали сквозь метель, подошвы ботинок скользили по наледи тротуара, и шарф Гельмута, разматываясь, тянулся к Баки, будто дразнил.
Пар изо рта, как дым, поднимался вверх, куда-то за пределы затхлых крыш, горели лёгкие, горели сердца, соединяясь снова и снова под гул ночных автомобилей, уютный шорох постели и звуки украденных поцелуев.
Каждое их мгновение было взято взаймы.
Земо теснил его в широком кресле, укладывая на подлокотник ступни в носках с красноносыми оленями до глубокого февраля, делился большой кружкой горячего вишнёвого чая, шуршал страницами книги, и снова мир Баки был спасен ещё на какое-то время.