Скверна

      С силой сжимая деревянные подлокотники, я ждал. Я так долго ждал, что последние минуты перед нашей встречей показались вечностью. Я давно знал, что она родилась, чувствуя ее эмоции и страхи. Но этой безумной девчонке удавалось скрывать свою силу долгих двадцать два года. Я искал ее свет, я чувствовал, как бьется ее смертное сердце, но я не мог найти ее до того дня, пока сила не вырвалась и она не смогла больше удерживать ее в себе. Силу, которая скоро станет моей. Провожая отряд в Каньон, я знал, что там есть она. Но не мог вычислить, мне помогли волькры раскрыть ее талант.       Стражники вели ее по улице, ей было страшно, пульс был ускорен, сердце колотилось как бешеное. Так не должно быть: Заклинательницы должны вести себя не так. Я чувствовал ее, будто был частью ее естества. Каждое огорчение или радость, каждый страх, ежедневную боль, с которой она жила. Я охотился на нее слишком долго. Обычно Заклинательницы были другие: беспечные, выросшие в поклонении и с младенчества носящие звания святых. Святая Тамара, Святая Таития. Сколько их было? Десять? Двадцать? Я давно сбился со счета, это давно перестало быть чем-то скверным. Просто жизнь, которая обрывалась от силы моего разреза.       — Господин, она здесь.       Я лишь кивнул, приглашая войти стражам с девчонкой. Я знал, что это она: я чувствовал ее постоянно. И сейчас я увижу ту, кого мне суждено убить. Волнительный момент даже для бессмертного.       Двери шатра распахнулись, двое серцебитов в красных кафтанах вели ее под руки. Грязную, с колтунами на голове, в разорванной одежде. Она выглядела не так, как я того ожидал. Неухоженная, с обветренными щеками и шелушащейся кожей. На секунду я усомнился, что это она. Но то, как я ощущал ее эмоции, давали точное знание: она — та самая. Моя Заклинательница Солнца. Я привык видеть Заклинательниц с белыми волосами, но эта была черноволосой. Но я не мог быть в этом уверен: она была слишком грязна. Возможно, если смыть накопленную грязь, она станет больше соответствовать моим ожиданиям. Ее завели в шатер и отпустили руки, позволяя стоять самостоятельно. Из раны на лбу все еще сочилась кровь. Целители должны работать лучше. Серцебиты не стали отходить далеко и не убирали руки за спины, в случае опасности они первые остановят ее, замедляя сердцебиение.       — Кто ты? — задал я вопрос, поднимаясь с черного деревянного трона.       Но девчонка молчала и лишь боязливо оборачивалась вокруг, словно ища поддержки в незнакомых людях. На лицах вокруг читалось замешательство, кто-то скептически смотрел на нее, как на мошенницу, кто-то крестился, будто она святая, и клонился до самой земли. Но то были старики, которые помнили рассказы праотцов.       — Кто ты? — повторил я свой вопрос, подходя все ближе к дрожащей девице. Ее глаза были как отражение моей души. Черные. Она все меньше и меньше походила на своих предков. Слишком худая и болезненная. Нет розового девичьего румянца, нет лоска и шика. Оборванка, от которой пахло лошадьми и навозом.       — Я Алина Старкова, картограф.       Слабый голос дрогнул, но взгляд она не отвела, изучая мое лицо с любопытством; уверен, она ожидала увидеть старика в роли предводителя Второй армии. Ей интересно, ей страшно, она чувствует себя чужой. Не переживай, девочка, как только ты раскроешь все границы своей силы, я заберу твой страх вместе с жизнью. Я отпущу тебя, вознесу твою смерть к святым, и ты дополнишь список своим именем.       Святая Алина. Одна из многих, которую скоро забудут.       — Алина, — назвал я ее имя и почувствовал, как ее сердце забилось чаще — от волнения ли? — Ты Заклинательница Солнца? Алина?       Она смотрела на меня так, будто я могу ее спасти, словно я был другим. В ее глазах цвета Каньона плескался испуг. Если бы она могла бежать, она бы сделала это.       — Я картограф, это ошибка. Посмотрите на меня, разве я могу быть святой?       Люди в шатре засмеялись. Но они не видели того, что видел я. Они видели лишь оборванку, видели грязь на ее лице и одежде и чувствовали зловоние. Я видел суть, видел слабое свечение, которое уже не скрыть после первого использования силы. Свет жил в ней всю ее жизнь, но теперь он больше не принадлежал ей. Она больше не могла его прятать, не от меня.       Я приподнял руку, и зал умолк. Зоя, стоящая в общей толпе, недовольно хмыкнула, складывая руки на груди. Глупая шквальная, думающая, что может на что-то рассчитывать рядом со мной.       — Я вижу тебя, Алина Старкова.       Я подошел вплотную к девушке, а она не отпрянула, лишь выше задрала подбородок, чтобы смотреть мне в глаза. В уголке ее губ была запекшаяся кровь, а волосах — засохшая трава с комьями грязи. И я коснулся ее ладони своим пальцем. Сердце Алины рвалось мне навстречу, но еще слишком рано, девочка, подожди. Кожа ее была обжигающей, словно разогретый на солнце металл. И она прикрыла глаза, но не от страха, а от другого чувства, которое зарождалось в ее груди. Я знал, как влиять на любых женщин, с ней же было гораздо проще, ведь я чувствую каждую эмоцию как свою.       Девушка смущалась, ее щеки за пеленой пыли алели, но она не показывала того, чего я ждал. Ни одна Заклинательница Солнца не доживала до двадцати двух… всегда я мог забрать свет раньше.       — Вы ошибаетесь, — в ее голосе слышалась мольба, пальцами я коснулся шрама на руке, и сердце вновь забилось чаще.       Как ты держала это в себе? Как ты держала этот свет, который вырывается на свободу, как птица из приоткрытой клетки? Как ты усмиряла его все эти годы, ни разу не воспользовавшись? А главное, ради кого ты терпела унижения, испытывала усталость и постоянную тошноту?       Люди вокруг шептались: они сомневались, они думали, что я могу ошибаться… Смертные глупцы, ни разу я не упустил Заклинательницу, никогда свет не мог побороть тьму.       — Позволь мне, — я шепнул ей на ухо и почувствовал всю силу в отклике ее тела, свет уже рвался ко мне. — Позволь мне, Алина.       Это был не вопрос, я выпустил тьму из себя — пугающую, уничтожающую. Она клубилась вокруг нас, закрывая от посторонних глаз, сейчас в этом шатре были только мы одни. Легкий взмах руки, направление мысли — и каждый находящийся здесь мог задохнуться по моей прихоти.       Но подобное притягивает подобное…       Свет озарил шатер, она сияла, словно правда была святой, растворяя мою тьму. Из ее груди вырывались ослепляющие лучи, они поглощали теневых змей, наполняя их светом. Неожиданно и странно. Такого раньше не было, и я вырвал свои ладони, отпуская ее руки.       Подобное уничтожает подобное?..       В глазах Алины читался страх, но наша демонстрация обескуражила всех присутствующих. Мало кто из них видел мою истинную силу. Никто не мог произнести и слова. Для всех Алина стала символом надежды, для меня же — источником бессмертия. Я чувствовал, что ее наполняли смешанные чувства, она была бесконечна рада быть особенной, не такой, как все. Но еще был страх: это слишком непривычно для нее, она привыкла довольствоваться малым, то было сразу заметно. Не нося красивые шелка, не танцуя на балах. Я уже знаю, Алина, как управлять тобой. Последняя Заклинательница Солнца умерла лет двести назад, ее имя можно было найти лишь в книгах, очередная святая мученица, которая не смогла уничтожить Тенистый Каньон. Сказки для фанатиков и верующих, на самом же деле она состарилась за одно короткое мгновение, отдавая себя мне без остатка.       — Это ошибка, я не гриш… — Алина шептала одними губами, но я смог ее расслышать, все еще находясь рядом. Она вновь обернулась, встречаясь взглядом с кем-то из толпы, и еще раз прошептала: — Я не гриш, я не могу.       И я поймал направление ее взгляда. Она смотрела на оборванца, который самостоятельно не мог стоять, его придерживали товарищи. Сердце девушки сжалось от того, как этот недостойный ее взгляда парень сжал губы. Я сразу все понял: первая влюбленность. Что может быть отвратительнее?       Я вновь наклонился над ее ухом, чувствуя отклик ее тела на себе. Теперь, Алина, я знаю твою первую слабость, но скоро я стану твоей последней.       — Ты не просто гриш, Алина. Ты — Заклинательница Солнца.

***

      Алину Старкову отправили коротким маршрутом в Малый дворец. Ее нужно было спрятать за высокими стенами замка как можно скорее, теперь на ее жизнь будет начата охота. Но единственным, кому она достанется, буду я.       Но мог ли я доверять хоть одному гришу самое ценное в этом мире? Собственное бессмертие за личиной девчонки в лохмотьях. Если бы я не чувствовал ее, не поверил бы никогда, что такая великая сила может скрываться в этом блеклом теле. Я приказал снарядить лошадь, чтобы отправиться следом за ранее отправленной каретой. Я всегда чувствовал угрозу, замечал, как едва ощутимая дымка тьмы скапливается вокруг меня, предупреждая об опасности. На карету нападут и убьют большую часть стражи. Малая наука не спасет гришей от пули. Но что стоят тысячи бесполезных жизней ради продления своей? Главное, все сделать правильно, без давления и принуждения. Заклинательница должна сама отдать мне свой дар, как и всегда.       Бесполезные рабы, которые не могут справиться с горсткой отщепенцев. Для них Заклинательница Солнца — темное предзнаменование. Она не символ веры или надежды, она тьма, скрытая за ангельской личиной. Если бы знали окружающие, как они были правы в своих домыслах. Свет, который наполняет тьму бесконечностью.       Пришлось сосредоточить сгусток тьмы между рук, вытянуть его пальцами и сделать его острее стали гришей. Один из фанатиков напал на Заклинательницу и почти перерезал ей глотку, но я был быстрее взмаха его руки с ножом. Темный разрез рассек пространство со звуком хлыста, и нападавший замер, а после стал медленно разваливаться на несколько кусков. Кровь из артерий брызнула кругом, оставляя багровые капли на свежей зеленеющей траве.       Страх. Бесконечный и уничтожающий, доводящий до тошноты. Вот, что чувствует Старкова, а мне лишь хочется сплюнуть неприятную горечь от ее беспомощности. Она — великая святая, чуть не погибла от отребья с плохо заточенным куском металла. Какая же ты слабая, Алина.       — Алина? — протягиваю ей руку, пытаясь помочь подняться, а она дрожит, как загнанный зверек. По ее щекам стекает чужая кровь, ее кафтан, снятый с чужого плеча по моему приказу, измазан кишками и вывалившимися органами. Но страх ее направлен на меня, будто я хотел перерезать ее тонкую шею. Будто это я прижал ее к холодной грязной земле и приставил оружие к горлу. Словно монстром был я.       Я бы мог, я бы перерезал и ее шею, и шеи тысяч таких, как она, если бы это наполнило меня силой. Но к сожалению, это не наш путь. Она все же сдается и протягивает мне свою ладонь — такую маленькую, холодную и липкую от чужой крови. Поднимаю ее немного резче, это заставляет ее оступиться, и она врезается грудью в меня, пачкая черный кафтан изрезанной плотью.       — П-простите, я…я не хотела, — она пытается стряхнуть с меня ошметки, куски кожи и осколки костей, бесцеремонно касаясь моего мундира, размазывая и делая еще хуже, будто специально втирая ошметки в ткань.       — Оставь, — пытаюсь остановить ее нервные движения, но она не унимается, она трет, стряхивает грязь и дрожит всем телом. Приходится перехватить ее руки своими. Это заставляет ее посмотреть мне в глаза. Я знаю, ты в ужасе, ты увидела монстра в деле, но когда стоит выбор между моим бессмертием и жалкой человеческой жизнью, я, не задумаясь, оборву чужую. И скоро — твою.