Abussus abussum invocat

Прошло время. Сегодня была наша с Рафи годовщина. Сегодня 8 лет, как мы вместе. И по такому случаю я решила зафигачить для самого-самого любимого муженька, дядюшки, отца и пирожочка тортик. Он у нас ванильку любит. Да он в принципе вкусно поесть любит, но ванилька в приоритете. Ещё я за Рафи особенность заметила: он обычные сладости не очень жалует. Только с ликёром. Я конечно понимаю, что привычка эта пагубная, но во-первых, мы в аду. Во-вторых, он если и заболеет, то вылечится. Или я вылечу. И в-третьих, после рождения Дару он пил только семь раз. Так что в тортик свой я запихну ещё и ликёр. И вот, стою я, кашеварю, довольно виляя бёдрами, и тут приходят дети. — Мама, поздравляю! — довольно улыбался Дару и протянул мне рисунок. Я взяла листок. Там были мы втроём: Рафи, самый большой и крупный, я, поменьше, и в середине сын, самый маленький и державший нас за руки. Божечки, как мило. Я поцеловала Дару. — Спасибо, моя сладкая булочка с корицей, — я легонечко потрепала его за пухлую румяную щёчку. — А что ты папе такой же не подарил? — Я его ещё не нашёл. Я думал, ты знаешь, где он. — Видимо, прогуляться перед завтраком вышел. — Тёть София, с годовщиной! — Катрина торжественно вручила мне цветочек. — Зайчик, спасибо большое, — улыбнулась я и поцеловала племянницу. — А что ты делаешь? — Тортик для дяди Рафи. — А можно мне тоже?! — оживилась она. — Хорошо. Принеси мне молочко, пожалуйста. — Я пойду папу искать, — сказал Дару. — Вечером ведь будет праздник? — Ну я подумаю, — усмехнулась я. И сын ушёл. Мы с племяшкой захерачили тортик с тремя ярусами и шоколадом сверху нарисовали сердечко. И сбоку я написала «с годовщиной, мой самый сладенький и любимый мальчик». Я поставила торт в холодильник, Катрина отправилась к Чарли, а я двинулась искать любимого мужа. В коридоре я слышала голоса папы и Рафи. — Офигеть, — протянул отец. — Я не… это как? — Ну как выяснилось, очень трудно, — вздохнул муж. — Сойду? — Сойдёшь. Я тебя даже не узнал. Если бы не цвет волос, я бы подумал, что Гавриил спустился. — Сочту за комплимент. — Рафи! — воскликнула я, выскакивая из-за поворота. — Дорогой, я… Я осеклась. Передо мной стояли папа и высокий статный плечистый и стройный ангел. По-другому не назовёшь. Он улыбнулся, сверкая клыками, схватил мою руку и притянул к себе. — Любовь моя, с годовщиной. — Ты кто? — опешила я. — Не лапай, у меня муж есть. — Это я, — засмеялся брюнет. — Ладно, а так? — он надул щёчки. И только сейчас до меня дошло, что это Рафи. Офигеть. — Ты… это… а где? — я провела вдоль его тела руками. — Где всё? — я повернула его боком. Вместо круглого животика были слегка ощутимые кубы, вместо мягких бочков красивая талия, вместо милых пухлых щёчек были скулы. — Ты же ещё ночью был… ну… нормальным. — Я резонно рассудил, что в честь праздника нужно порадовать тебя. Та-дам! — он покрутился, давая себя рассмотреть. — Теперь я красавец. — Ты и вчера был красавцем, — улыбнулась я. — Ты же понимаешь, что если тебя жена не узнала, Дару тебя вообще за врага народа посчитает? — сказал папочка, обнимая меня. — Скорее, он начнёт выпытывать у меня это заклинание. — Это навсегда? — спросила я, мысленно готовясь его откармливать. — Нет. Когда часы пробьют полночь, я снова стану прежним. — Толстая золушка, — усмехнулся отец. — Папа! — недовольно шикнула я. — Не надо! — воинственно протестовал Рафаил. — Сейчас я не толстая золушка! Сейчас я худой распрекрасный принц. У которого сегодня годовщина с прекрасной принцессой, — он наклонил меня над полом и мы засосались. Если честно, теперь, когда он был стройным, мне было слегка не по себе. Я-то не худая, и сейчас мне казалось, что ему тяжело меня держать. — Мне кажется, или у тебя руки дрожат? — спросила я неловко. — Неправда, — он перехватил меня другой рукой, а второй стал лапать. И тут прибежал Дару. Он уставился на меня, папу и Рафи. — Мам? — сказал он, вопросительно глядя на меня. — Сынок, только без паники. — Дару, это папа, — сказал Рафи, улыбнувшись. — Неправда! Папа… мой папа толстенький! — неуверенно возразил ребёнок. Рафи вздохнул и повторил фишку с надуванием щёчек. Ребёнок аж на пол присел. — Офигеть, — протянул он. — Уаааай, ты когда удивляешься, так на мамочку похож, — умилился папочка. — Папа? — спросил Дару робко. — Да? — Обалдеть, как ты это сделал?! — он рванул к нему и обнял за ногу. — Я тоже хочу! — Маленький ещё, — Рафи отпустил меня и взял на руки сына. — Постарше станешь, покажу. — А ты теперь всегда таким будешь? — А ты хочешь? — обрадовался Рафи. — Нет. Лучше когда ты толстенький. Падший прикрыл глаза. — Я сейчас на вас обижусь. — Не надо, — посмеялась я, обнимая мужа. — Просто мы с Дару тебя любим полненьким. Мы привыкли к тебе такому, мягкому, большому и сильному. — И тёплому, — добавил сын, обнимая отца. Рафи терпеливо вздохнул. Затем поцеловал Дару и меня. — Люблю вас, — негромко сказал он. — Какая прелесть, — пискнул папочка. — Ты плачешь? — усмехнулся брюнет. — Заткнись… что-то в глаз попало просто… — Папочка, — умилилась я, обняв своего создателя. — Ыхыыыыыых, — выдал родитель мне в макушку. В общем, потом мама забрала рыдавшего от умиления отца вместе с Дару и повела их куда-то, как она сказала: «вечером узнаете». Я же и Рафи остались вдвоём. Он приставил меня к стене и стал целовать мою руку. — Любовь моя. — М? — Сейчас, пока я легче на сто килограмм… накажи меня. — Уверен? — ухмыльнулась я. — Не боишься, что вечером не встанешь? — Лучше пусть я с кровати не встану, чем из-за стола. — Ну пойдём, — я притянула его к себе за галстук и поцеловала. В комнате нашей распутства творились несколько часов. Для себя я сделала несколько выводов: 1. Когда Рафи худой, он очень… как сказать… неугомонный, скажем так. 2. Мне не за что было его мацать. Следовательно, сложнее было вытянуть из него восклицания типа «моя госпожа!» или «мой папочка!». 3. Оказывается, у меня тоже может начать люто болеть живот. 4. Если Рафи худой — не так интересно, как когда он полненький. 5. Никогда, НИКОГДА блять нельзя разрешать ему прикасаться к ремням и ватной палочке. После всех вещей, которые мы творили, я беспомощно и устало рухнула рядом с Рафи и стала пытаться отдышаться. Не было сил даже перевернуться на спину. Через три минуты благоверный приподнялся надо мной и придвинул к себе. — Давай ещё раз? — Давай без меня, — еле-еле ответила я. — Я старая больная женщина, я больше не могу. — Любимая старая больная женщина, — добавил он, поцеловав меня, перевернув на спину и укрыв одеялом. Вечером нам надо было идти на праздник, который организовали мама, папа и Чарли с Вэгги. Рафи напоил меня энергетиком, после которого мне резко захотелось жить и творить, мы приоделись и двинули в зал, где обычно проходили все приёмы, балы и прочие тусы. Едва мы вошли, как меня оглушил ор: — С годовщиной!!! Я аж взвизгнула. Нас завалило воздушными шарами, и пока они падали, Рафи прижал меня к себе и нежно и трепетно поцеловал. Звучала музыка, мы пили, ели, праздновали, всё было замечательно. И в полночь, с боем часов Рафи волшебным образом из стройного красавца превратился обратно в обширного пухленького пончика. Я и Дару подскочили к нему и обняли с обеих сторон мягкое тёплое тельце. — Люблю тебя, милый дядюшка, — прошептала я ему на ушко и поцеловала.