Abussus abussum invocat

Утром я проснулась в прекрасном настроении. Решив не трогать Рафи, ибо вчера я его порядком утомила, я чмокнула его в щёчку и пошла будить детей. Я их причесала, одела, накормила, отвела в школу, и сделав это, я поплелась домой. В голову мне пришла шикарная мысль. Нужно сварить Рафи зелье и привести его в чувство. Дома я разместилась в кухне вместе со своим блокнотиком, хранящим мои шикарные рецепты ещё со школьных времён. Я принялась готовить. Итак, нужно закинуть слёзы слизи, осьминога, кошачью мяту, оленью почку, глаз циклопа, муравьиную жопку и… куромамку? стоп, чё? Звездец у меня почерк. Я стала крутить блокнот в руках, пытаясь прочитать размытое слово. Ну, что-то куриное, очевидно. Или курительное. Или чью-то мамку? Фак, ни хрена не видно. Ладно, не буду добавлять эту мистическую куромамку. Теперь нужно как следует подогреть эту радость. Я прибавила огня, не накрывая крышкой, и тут вошёл Рафи. Помятый, в одном халате на голое тело. — Доброе утро, любовь моя, — сказала я. — Доброе, — он опёрся рукой на стол. — Можно просьбу маленькую? — Я тебя слушаю. — Давай ещё раз? Я вскинула брови. — Ещё раз — что? — Накажи меня, моя госпожа, — он прижал меня к себе. — Мой папочка. — Прямо сейчас? — рыкнула я, лаская его щёчку. — Нет, — он грузно опустился в кресло, обнимая меня. — Через пять минуточек. Я только в себя приду. — Есть не хочешь? Я тебя на голодный желудок наказывать не буду. — Это очень странно звучит. Ой, погодь, а где он? — Кто? — Плод нашей любви, чье имя я не рискну произносить ещё лет десять. — Дару в школе. Кэтс тоже. Я решила не будить тебя и увела их сама. Тут моё зелье стало пениться. Пискнув, я рванула его реанимировать, как тут что-то резко и громко бумкнуло, и меня вырубило. Очнулась я, опираясь на что-то спиной. Зверски болел низ живота и пресс, и немножко попа. Кое-как открыв глаза, я обнаружила, что я сижу. Ого, как я удачно приземлилась. Прямо в кресло. Тут я увидела, что на мне халат. А в см… это же не то, о чём я думаю? Я еле-еле встала, живот очень ныл, и стала себя осматривать. Большое брюшко, тёмные волосы, рост стал выше… я Рафи? Из-под стола стала выглядывать рыжая макушка. — Ай-ай-ай, — сказала макушка моим голосом. — У меня херовая новость, — вздохнула я, осматривая тело Рафи. — Чего? Погодь, что у меня с голосом? Моё тело встало и уставилось на меня. Беспомощно и с волнением. — Нет… — Да, — сказала я. — Дорогой, теперь ты моя жена. Рафи начал пялиться на меня в своём теле. Вздохнул. — Я такой огромный… такой жирный. — Ты пусечка, — улыбнулась я. Муж стал осматривать себя. Затем стал довольно лыбиться и мацать себя за грудь. — Ыхыхых, я могу лапать себя сколько захочу, и мне никто ничего не скажет. — Извращенец. — Ой! Ой! Это ТЫ мне говоришь? Ты, дорогая? — Молчи, — буркнула я. Рафи наколдовал зеркало и стал рассматривать себя со всех сторон, лапая и покусывая губы. — Рррргх, какой же я пиздатый. — Мне как-то нехорошо, — сказала я, сев обратно, ибо мне стоять было тяжело, и взявшись за низ живота. — Никогда в жизни больше доминировать не буду. — Ну почему я такой сексуальный? Ну почему всех с ума я свожууу? Ну почему я такой сесуальный? Ну почему, ты скажи, почемууу? — напевал Рафи, стоя перед зеркалом. Потом он резко повернулся ко мне, выгнулся, выпятив грудь, и раскинул руки в стороны. — Любовь моя, я требую прикормить тебя! — Зачем? — слабо спросила я. — Чтобы тебя стало больше, моя аппетитная ватрушка. — Делай что хочешь, только не трогай меня в этом теле, — я откинула голову назад. — Как плохо. — Моя бедная девочка, — он полез обниматься. Поцеловал в щёку. — Сейчас полегче станет. — Почем… аааааах… — муж сделал грелку и приложил мне к животу. Приятное тепло оттягивало боль. — Божечки, Рафи, не убирай… — Конечно, дорогая, — Рафи чмокнул мои губы. Облизнулся. — Как классно быть легче в два раза. — В полтора, — неловко заметила я. — Ключевое слово «легче». Смотри, как могу. Он магией прижимал ко мне грелку, а сам резко так встал на мостик. Затем вытянул одну ножку. — Кайфыыыы! — Зато я теперь выше. И… апчхи! За спиной что-то с шорохом распахнулось. Обернувшись, я увидела шесть огромных крыльев — Ой. — Будь здорова. — Кстати! — я руками взяла грелку и взмахнула крыльями. — Яхуууууууу! Я могу нормально летать и не уставать! Тут пришёл папенька. И за халат резко стащил меня вниз. — Одиннадцать утра, ты чё не одет? — спросил он. — Пап, это я, — улыбалась я. — Мы телами поменялись. Он моргнул. Затем посмотрел на Рафи. — И каково тебе в теле моей кровиночки? — Зашибись, — он довольно потянулся. Затем стал лапать себя. — Завидуй мне, отец. Папа щёлкнул пальцами. Я и Рафи снова оказались в своих телах, и создатель меня отвесил мужу подзатыльник. — Не лапай мою дочь в моём присутствии. — Аааааааай, — падший осел на пол, подобрав грелку и прижав к себе. — Ты чего? — Да после вчерашнего… ай-ай-ай… Софочка, миленькая, дойти не поможешь? — Иди ко мне, мой маленький, — я обняла его и помогла подняться, а потом мы поплелись в комнату, попрощавшись с папочкой. В спальне Рафи свалился обратно на кровать и уткнулся в подушку лицом. Вздохнул. — Давно у меня такого не было, — как-то неопределённо, как бы рассуждая, протянул он. — Извини меня, мой сахарный, — я прилегла рядом. — Не надо было мне вчера тебя так изводить. Ты же у меня… эм… — Старый, толстый и ленивый, — печально сказал падший. — Рафи, ты просто устал, — я поцеловала его. — Вчера ты только начал отдыхать от детей, и тут я злая. — Давай честно, — он устроился полулёжа, опираясь спиной на подушку. Падший взял меня за руку, поглаживая по ней и смотря в глаза. — Я — старый, разъевшийся и избалованный брат короля, то есть князь, который только пьёт, ест и лапает жену. Что я сделал в этой жизни? Трахнул племянницу, а потом на ней женился? Породил сына в инцесте? Каким меня запомнят? Я умру, и моё имя исчезнет. Мой род исчезнет. Даже память обо мне исчезнет. — Так, ты «игру престолов» пересмотрел? — Да. — Мой любимый, — я прильнула к его груди. — Ну пожалуйста, не надо так. Я тебя очень люблю, и меня не смущает то, что мы родственники, и что я по сравнению с тобой — эмбрион. — Спасибо, — проворчал дядя. — Не комплексуй пожалуйста. Ни из-за возраста, ни из-за веса. Ты мой сладенький аппетитный пончик в сахарной пудре. Моя булочка, мой самый красивый и самый нужный. Наш сын любит тебя. И я тоже. Как же мы без тебя, Рафи? Ты же самый-самый. Мой милый муженёк. С самыми сладкими щёчками. Рафи аж покраснел немножко. Он обнял меня. — Спасибо тебе, родная. — Главное не грусти, моё солнышко, — улыбнулась я, чмокнув его щёчку. — Хорошо, — посмеялся падший и тихонько прошипел, взявшись свободной рукой за пузечко. — Ссссс, ай. Наверное, мне лучше полежать сегодня. — Конечно. Принести тебе что-нибудь? — Покушать, — жалобно сказал он, делая щенячьи глазки. Я его накормила, напоила, спать уложила. Потом пошла забирать детей. Со мной пошла мама. И вот, идём мы, заходим в школу, и нас встречает Катрина. — Тетя София! Бабушка! — вопила она, мчась к нам. — Моя бусинка, — улыбнулась мама, протягивая руки. — Ты так соскучилась? — Т-там Дару с каким-то мальчиком дерётся! — Что?! — я рванула в коридор, из которого выбежала племянница. Там стояла толпа детей, окружавшая Дару и ещё какого-то парня чуть старше. Сын стоял с синяком под глазом и ссадиной на щёчке. — Дару! Он вздрогнул и обернулся. Собственно, как и все. Пацанчик, который был его оппонентом, стоял с небольшой царапиной. Я строго на них посмотрела. — Это что? — У меня такой же вопрос, — раздалось у меня из-за спины. Возле меня стояла красная демонесса в очках. — Сэм, за мной, — процедила она. Затем глянула на меня и как-то заставила себя сказать, — Извините. Мы поговорим. — Мы тоже, — сказала я, смотря на сына. Он подошёл ко мне, смотря себе под ноги. Я за руку повела его за собой, ничего не говоря. Он увидел впереди бабушку и сестру, и прошептал: — Мама, я не виноват. Правда, это не я. Я вздохнула. Затем посмотрела на маму. — Вы идите домой. Мы с ним пройдёмся. Обе ушли. Сын и я свернули в парк, где я села на лавочку и поставила его перед собой, взяв за пухлые бочка и осматривая. Весь лохматый, в волосах побелка, пара синяков на руках и животике, под глазом и на плече. Дару шмыгнул носом. — Что случилось? — спросила я спокойно, убирая с его головы побелку и… это таракан? Господи, убейте его! Рафи! А, нет, это просто мусор. — О-он назвал меня уродом и… и… мф, — он всхлипнул и обнял меня. — Он тебя обозвал. — Меня? — потерялась я, лаская ребёнка. — Как? — Он… это не я, эт-это правда его слова… — Я слушаю. — Он сказал… твоя мама шлюха, так мои родители говорят… Я опешила. У меня дёрнулся глаз. возникло желание догнать и уебать и мелкому ушлёпку, и его родителям. — Ох, Дару, сладенький, — я поцеловала его, убирая синяки. — Это плохое слово, да? — Да, оно… оно неприличное. Не надо его употреблять. Только в крайних случаях. — Я люблю тебя, мамочка. — Я тебя тоже, моя булочка. Шлюха, значит. Инцест, значит. Рафи, едем крошить лица, я в терпилу играть не собираюсь. — Папе не рассказывай, пожалуйста, — попросил Дару. — Про то, что ты подрался? — Да. Он меня подкалывать будет, что я Сэма не сломал. — Ладно, — ухмыльнулась я. Мы с ним вернулись домой. К этому времени Рафи уже проснулся и взвизгнул, когда Дару запрыгнул на него обниматься. — Не надо, — я сняла с него ребёнка. — У папы животик болит. — Ты болеешь? — обеспокоенно спросил Дару, тихонечко обняв отца за брюшко. — Вроде того, — вздохнул Рафаил, ероша волосы сына. — Ты умираешь?! — Твою ж, да нет конечно! — Тогда ладно, — Дару отпустил его. — Мама, я кушать хочу. — Быстро же ты волноваться перестал, — усмехнулась я. — Иди в столовую, бабушка тебя покормит. — Я с тобой хочу. — Мы с папой сейчас будем говорить про любовь. Да, милый? — я демонстративно прильнула к мужу. — Ну видимо да, — Рафи обнял меня, наклоняя над полом и трясь носиком об мой. — Фууууу! Бабушка! — завопил сын, убегая есть. Мы взглядом проводили Дару. Затем я выпрямилась и взяла Рафа за плечи. — Надо поговорить. — Я уж понял. В чём дело? — Сначала пообещай, что не полетишь давать пизды без меня. — Так, кто его обидел? Имя, внешность, адрес. — Да там не совсем его… ну вернее, его потом… — Софит, — Рафаил взял меня за бока, подвёл к себе и строго посмотрел в лицо. — Внятно. — Меня назвали шлюхой, Дару стал меня защищать, и… — я резко осеклась. У Рафи дёрнулся глаз. — Пожалуйста, дыши. — Я дышу. Я само спокойствие, — процедил он сквозь зубы. — В общем, мне кажется, о нас с тобой думают не в лучшем свете. И инцест осуждается, даже если я принцесса, а ты князь. — Софа, — спокойно начал Раф. — То, что мы родственники, и всё, что у нас происходит, касается только нашей семьи. Знаешь, как говорил мне Люцифер, когда я был младше? Льва не волнует мнение овец. И тебя не должно. — Меня бы не волновало, если бы это не затрагивало нашего сына. — Я с ним сам поговорю, не переживай, — он чмокнул мою щёку. — Теперь скажи пожалуйста, кто тебя такой назвал? — Да хмырь какой-то мелкий. Сэм зовут. — Хорошо, — с нехорошей улыбочкой протянул Рафаил. — Очень хорошо. — Ты мне обещал! — Нет, не обещал. Я спросил имя и адрес. — Рафи! — Люблю тебя, сладенькая! — он быстро чмокнул меня в губы и умчался в окно. Я конечно понимаю, что пиздить подданных за осуждение, а тем более детей — нехорошо. Но с другой стороны, он когда злится, он такой сексуальный. Решено, вечером накажу его ещё раз.