***
В начале июня я бесцельно гулял вечером по окраине нашего района. Страсть к прогулкам появилась, как только я избавился от палочки, а нога стала легче переносить нагрузки. С самого детства я не был в этой части района, и как же вокруг всё изменилось! На бывшем пустыре куцые гаражи сменили новые здания, которые выросли, как грибы после дождя. Даже сквер разбили и фонтан построили. Выйдя на перекресток, я направился вдоль торговых рядов. В лëгких сумерках глаз что-то царапнуло, и я даже не сразу понял, что именно. На парковке стояла старая Шкода Практик с кактусом на капоте, вызывая противоречивые флешбэки. Я обошёл машину, запоминая на всякий случай номера, и уставился на украшающую дверь наклейку «Экспресс доставка цветов». Что-то будто толкнуло меня в спину. Может, интуиция? Развернувшись к огромной блестящей вывеске «Цветы», я всмотрелся через панорамное окно внутрь. За прилавком возился Алим, упаковывая красиво собранный букет в обëрточную бумагу. Закончив с букетом, он отдал цветы угрюмому мужчине, повозился за кассой и устало выгнул спину, когда посетитель покинул магазин. Я во все глаза рассматривал новый образ Каримова. За зиму я привык к коротким джинсам, широкому пуховику и вытянутым футболкам. Сейчас же он очень стильно выглядел в синих джинсах и белоснежной рубашке. Тëмно-русые волосы красиво и опрятно спадали на лоб. Но я помню, как ещё красивее они рассыпались по моей подушке. А идеальный образ Алима — совсем без одежды. Хватило одного раза, чтобы запомнить, а потом смаковать каждую деталь. В голове мельтешили радостные мысли сделать что-то глупое, но романтичное. Подарить огромный букет из этого же магазина, заказать доставку по телефону на свой адрес, или перевернуть табличку «Открыто» и… И что? Разложить его прямо на прилавке? Перед панорамными окнами? Все идеи были бредовые, но настойчиво лезли. Не давая себе время передумать, я толкнул дверь. Над головой звякнул колокольчик. Алим поправлял узкие вазы с цветами в стоящем позади холодильнике, и я оставался незамеченным, пока не приблизился. — Здравствуйте! Что жела… — Алим закрыл рот на середине приветственной фразы. Его лицо переменилось, а в карих глазах мелькнул испуг. Неужели подумал, что я пришёл ругаться? — Алим… — я поймал его холодные пальцы и крепко сжал, не собираясь отпускать. Я не видел себя со стороны, но почувствовал, как губы исказились в дурацкой, но совершенно счастливой улыбке. — Я тебя нашёл! — Ярослав. Послушай, это… — Нет, это ты меня послушай! Ты всю весну не давал мне сказать ни слова! Поэтому выслушай меня хотя бы раз! Давай поговорим и выясним, что между нами происходит! — Алим? Всё в порядке? — со стороны неожиданно послышался женский властный голос. Статная, смуглая женщина, которую я сначала не заметил, расставляла открытки на круглой стойке. — Да, тётя Зайнаб, всё хорошо, — Алим слабо улыбнулся, не делая попытки освободить руку. — Это он? — она с интересом посмотрела на меня, и я в замешательстве приветственно кивнул в ответ. — Кхм… Знаешь, ты можешь идти на сегодня. Я сама тут закончу, — произнесла она с улыбкой и вновь занялась открытками, как ни в чём не бывало. — Спасибо. О чём ты хочешь поговорить, Ярослав? И где? — Можем зайти в кафе. Пройтись. Или пойдём ко мне. Как захочешь! — К тебе. Лишние уши ни к чему. Садись в машину. Словно само собой разумеется, мы сели в старую Шкоду с наклейкой кактуса, и Алим уверенно порулил в сторону моего дома.***
— Спрашивай. — Кто ты? — мы сидели на кухне и грели руки о никому не нужный чай. Привычка, выработанная поколениями. — Алим Каримов. — Я не про это. Хотя то, что имя настоящее — уже неплохо. Расскажи нормально? Алим тяжело вздохнул, смотря в окно и барабаня пальцами по столешнице, будто решаясь. Я не торопил, лишь жадно блуждал взглядом по ставшему родным лицу. — Хорошо. Я расскажу. Ничего такого нет. Просто наше общение началось с обмана. — Это я уже понял, — я нервно рассмеялся, начиная паниковать. Вдруг он сейчас скажет, что участник в банде террористов? — В моей семье всегда царили суровые нравы. Мы русские, христиане, но родственников у нас много, включая мусульман. Понимаешь? — Конечно. Смешанные браки давно стали нормой. — Верно. Так вот… Я всегда хотел стать актёром, но в наших краях это не престижно. Быть лицедеем, кривляться за деньги, наносить грим и красить волосы — это недостойно настоящего джигита, — Алим усмехнулся с горькой иронией. — Поэтому, когда я объявил, что уезжаю в Москву поступать в театральный, разгорелся жуткий скандал. Я не знаю, каким чудом мне удалось отстоять своё мнение, но я оказался в столице и без особых проблем поступил на первый курс. — Так ты актёр? — я улыбнулся, представив Алима в свете софитов. А что, ему пойдет! Играть юного принца Османской империи, например. Или наложника падишаха. Кхм… Интересно, а я бы мог стать актёром? Например, тем самым падишахом? — Будущий. После первого курса я вернулся домой, на каникулы. Знаешь, большие города раскрепощают людей. Я за тот год насмотрелся всякого. Одно метро как лотерея: каждый раз гадаешь, кто зайдёт в вагон: обычный человек, неформал или фрик. Но мои каникулы в отчем доме закончились побоями, запретом обращаться за помощью к соседям и пожеланием сдохнуть в выгребной яме — родственники слишком болезненно пережили ту минуту, когда увидели меня в обнимку с парнем. У меня отобрали телефон и личные вещи. Оставили только документы и три с половиной тысячи рублей. Ровно столько, сколько стоит билет на плацкарт до Москвы. Даже на постельное и обед не хватило. Хорошо, что проводница поняла и подсунула мне пару лепëшек… Пришлось добираться через пол страны до студенческого общежития в той же одежде, в которой меня били. Правда, кровь удалось замыть на вокзале в туалете. Но все равно странно, что нигде ППС не остановили. — Да уж, — едва выдавил я. Грудь сдавило от жалости. Какими же зверями нужно быть, чтобы отправить родственника в таком состоянии в никуда? — Когда вернулся сюда, стало легче. Устроился помощником коменданта, и мне позволили жить в своей комнате до второго курса. Остаток лета я приводил общагу в порядок: красил перила, стриг газоны, мыл двери — в общем, помогал. Вечерами работал грузчиком и на подхвате в магазине. Получал копейки, но хотя бы не умирал от голода. Потом начался второй курс и снова потребовались деньги. Не на развлечения даже, а просто чтобы выжить и учиться, чтобы перейти на третий курс. Я не афишировал свою ситуацию, но самые близкие приятели всё равно собрали мне вещи. Даже сумка, с которой я ходил на лекции, это не моя, а подаренная соседом по комнате. Я слушал молча и не перебивал, подавляя желание обнять Алима, а ещё лучше, накормить. — Ещë тяжелее стало к новому году, — продолжил он. — Отчего-то я решил, что осенней куртки мне хватит и на зиму. Не хотел тратить деньги на тëплые вещи. Но в итоге я простыл, валялся с температурой. Я не мог ни работать, ни учиться. И пришлось покупать лекарства. А потом, чтобы наверстать пропущенный материал и не вылететь с бюджета, пришлось отказаться от работы. Последние деньги я потратил на пуховик из секонда. А ещё я хотел есть. Постоянно. Стоило мне оказаться на улице и хоть немного замёрзнуть, как голод вгрызался в меня, как дикий пёс в сахарную косточку. Какое-то время я питался только пустыми макаронами с хлебом — самой дешёвой и сытной едой. А из сладкого был бесплатный чай в институтской столовой. Пару раз буфетчица спрашивала, почему я не ем, и нахваливала то плов, то голубцы… Наверное, думала, что я брезгую… А мне приходилось притворяться, что я просто не голоден. Она верила — я же актер, сумел отыграть свою роль перед простодушной женщиной. Но запахи из общажной кухни сводили меня с ума. Особенно когда соседи заказывали куры-гриль. Запах поджаренного мяса со специями разливался по коридору, а у меня урчал желудок и текли слюни. Но я не мог просто налить супа у соседей или стянуть котлету, пока никто не видит! Я же не вор! А кушать хотелось. Я был уже почти в отчаянии, Ярослав! — Алим запустил пятерню в волосы и с силой оттянул. Глаза немного затуманились, словно он погрузился в картины прошлого. — Я понимаю. Всё хорошо, Алим. Всё хорошо, — я успокаивающе сжал его пальцы и пожалел, что заставил это всё вспоминать. Что там врачи советуют после болезни, особенно молодому растущему организму? Свежие фрукты, овощи, мясо, творог, морепродукты и витамины? Ну-ну… — Был, конечно, вариант взять в долг. Но долги нужно отдавать, а мне было нечем. Я полностью согласен с выражением «Берёшь чужие и ненадолго, а отдаешь свои и навсегда». В общем, когда появился Саня, я уже был согласен на почти любой заработок. — Что за Саня? — ревность уколола меня ржавой иглой. Был Ахмед, теперь вот Саня… — Это старшекурсник с психфака. Он пишет какую-то крупную работу и собирает для неё материал. Тему точно не скажу, что-то про социальную адаптацию незащищённых слоёв общества. Вот он и предложил мне, как актёру, подработку. Нужно было выбрать тихий район на окраине города и притвориться нищим. Записывать всё, что происходит, на диктофон и после надиктовывать свои ощущения и эмоции. Саня потом работает с этими записями, анализирует. Я не вникал. Моей задачей было максимально вжиться в роль. Утром я студент, а вечером лазаю по мусорным бакам. Естественно, никакой работы на рынке и Ахмеда не было. Всего лишь часть легенды... Я специально подобрал «рабочую» одежду, старался соответствовать. Только грязным ходить не мог. Понимал, что выбиваюсь из роли, но не мог допустить, чтобы ты видел меня вонючим, с грязными волосами и с нечищенными зубами. — А почему не в центре? — только и спросил я, пытаясь уложить всё по полочкам. — Потому что Сане нужно было статичное общество, а на вокзалах и площадях контингент постоянно меняется. А ещё, там несанкционированного нищего могут просто побить. — Ясно, — я пытался наложить полученную информацию на свои воспоминания. «Пусть будет так. Для чистоты эксперимента, да? Ведь именно так поступил бы бродяжка?» — всплыли в памяти слова Алима, когда я так нелепо предложил сблизиться. А ещё стало понятно, откуда он знает в деталях про мимику, метафизическое восприятие фильмов и Хичкока. — Уже под конец моей подработки меня разыскала тётя Зайнаб — ты видел её в магазине. Она ещё в юности взбунтовалась и вышла замуж за совершенно неподходящего, по мнению её семьи, человека. Вдрызг разругавшись с родственниками, она сбежала сюда и начала жизнь заново. Я даже не знал о ней толком, только слышал, что среди дальних родственников есть «паршивая овца». Но она, видимо, поддерживает какие-то связи с родней. Оттуда и узнала, что родители выгнали меня из дома, и начала искать. Когда встретились, я решил больше ничего не скрывать и сразу объявил о том, что мне нравится мужчина. Удивительно, но она поняла и приняла меня. Дала денег на первое время и устроила в свой цветочный магазин продавцом и доставщиком. Теперь те голодные времена в прошлом. — Когда ты уходил от меня и сказал, что тебе недалеко идти, ты имел в виду магазин? — Да. Само вырвалось, подумать не успел. Но и общага тут недалеко. Новый корпус ближе к центру, а старый тут. Поэтому я и выбрал ваш район — чтобы на дорогу много времени не тратить. — Значит, ты записывал всё на диктофон и передавал это дальше? — по идее, я должен был злиться, но почему-то не мог. Не после того, что рассказал Алим. — Ну, почти. Но наше общение я записывал только в первые две встречи — когда я поднял тебе заказ с обалденно пахнущей выпечкой и когда менял слив у ванны! Остальное… Ярослав, я больше не записывал, честное слово! Я просто не включал диктофон… Прости меня, — голос Алима задрожал от эмоций, и он до побелевших костяшек стиснул кружку. — Поэтому ты не хотел поговорить со мной? Ты же видел, что нравишься мне! Что я хочу не покупать тебя, а помочь? Но ты не давал мне объясниться! — теперь это объяснение стало логичным. — Да. Прости, Ярослав! Я чувствовал себя очень виноватым! За то, что обманывал тебя с самого начала, за то, что, можно сказать, продал запись наших первых встреч, за то, что продолжаю обманывать, прикидываясь нищим и заставляю тебя чувствовать вину! Но я очень боялся рассказать! Мне становилось дурно, стоило представить твоё презрение. Я начал эту ложь, но никак не мог закончить. Я пытался расслабиться, отвлечься и забыть. Но не мог выкинуть из головы то, как ты на меня смотришь! А когда у нас начался курс пластики по хореографии, я двигался только с мыслями о тебе. Преподаватель советовал представить того, ради кого хочется танцевать, соблазняя. И я в совершенстве освоил этот навык. Представлял, как ты раздеваешь меня взглядом, и не мог сосредоточиться ни на чём другом. Прости! Несмотря на всю ложь, мои чувства искренни! Мы помолчали. — Ну ты хоть немного побаловал себя после того, как получил гонорар? Кстати, он был авансом или по факту? — почему-то мне было интересно. — Двумя частями. Получив аванс, ещё до того, как приступить к работе, я… да, побаловал. Себя и соседа. — Чем же? — я ощутил укол ревности, когда на ум пришли эротично-романтичные картины. — Курицей-гриль, о которой мечтал весь второй курс. Купил сразу две штуки в тонаре. В пропитанном маслом лаваше и обмазанную чесночным соусом. Мы умололи обе тушки за один присест. Очень хотелось поесть досыта, — прошептал Алим и опустил глаза. — Прости меня. Я встал и потянул его на себя, заставляя подняться. Не в силах бороться со своим желанием, я обнял его, уткнулся в шею и глубоко вдохнул запах, по которому так скучал. — Нужно было давно рассказать. Ты не представляешь, какие мысли только не посещали меня за это время! — Ты не злишься? — я почувствовал тонкие ладони на своей спине. Алим робко обнимал меня, словно сомневаясь, позволено ли ему это. — Сложно сказать. Мне досадно, что ты не рассказал мне сразу или хотя бы со временем. И конечно, мне неприятно, что ты ушёл в прошлый раз, даже не попрощавшись. Но если моя бестолковая болтовня обывателя помогла тебе заработать на кусок хлеба, а ещё лучше, на куриное крылышко, то я только рад. — Правда? Спасибо, — выдохнул Алим с облегчением. — Тогда теперь я буду прощаться. Если захочешь, — он прильнул ко мне всем телом, прижимаясь плотнее. Настолько правильно, что я не сразу понял, о чём он говорит. А когда понял, сердце ухнуло вниз. — Прощаться? Ты хочешь уйти?! — Утром. Я буду прощаться по утрáм. Если ты захочешь, чтобы я приходил, — в финиковых глазах промелькнуло веселье. Вот же хитрюга! Наверняка специально сказал так двусмысленно! — Нет. Я не хочу, чтобы ты приходил, — отзеркалил я его приëм в ответ. Но увидев переменившееся лицо и почувствовав, как замерло его тело, передумал выдерживать мхатовскую паузу. — Ты уже пришёл. Ты тут. И я хочу, чтобы ты остался. Насовсем.