Личное пространство

      От удивительно скучных отчетов отвлекает стук в дверь. Тихий. Папайрус мог подумать, что ему послышалось, если бы звук не повторился.       — Войди, — разрешает он, и дверь приоткрывается только спустя секунду — открывается будто нехотя, и Санс не заходит в комнату сразу, оттягивая момент истины как можно дольше; он глядит в пол пустым взглядом мгновение, а потом поднимает голову на брата, ловя ожидание в его глазах. — Что-то случилось?       Опомнившись, старший проходит внутрь, прикрывая за собой дверь. В комнате Папса он чаще чувствует себя так, будто не должен здесь находиться, если ему не разрешают. Но сейчас, даже после утвердительного ответа, внутри что-то беспокойно качается.       — Ты занят? — глаза цепляются за отчеты в чужих руках. Голос почему-то опускается и становится тише, глубже. Санс хмурится. — Я не хотел тебя отвлекать. Я зайду позже.       — Санс, — бумаги откладываются на тумбу. Папайрус против воли говорит резко, будто недоволен, и Санс рефлекторно ежится от этой интонации. Папс кусает язык. — Я не занят, — пытается говорить мягче он, успокаивая сам себя, и повторяет: — Что-то случилось?       Застыв, старший глядит на брата растерянно, а потом дергано мотает головой и чешет затылок.       Взгляд Папайруса тяжелеет.       — Можно я рядом посижу? — звучит после паузы робкий вопрос, и они какое-то время устанавливают зрительный контакт, вслушиваясь в нерешительную тишину. Под конец месяца свободного времени становится меньше, отчетов и ведомостей — больше, и Папс может не выходить из комнаты до самого утра. Санс не любит его отвлекать и ощущает неприятное чувство вины за собственную потребность быть рядом с братом. Папайрус, не задумываясь, кивает головой — он понимает. И наблюдает, как брат тихими шагами подходит и опускается на край кровати, не решаясь подсесть ближе. Двигается он все еще скованно и рассматривает задумчиво пол, хмурясь.       Папайрус сам пододвигается вплотную и разворачивает брата лицом к себе. Тот не сопротивляется и безучастно следит за тем, как холодные длинные пальцы опускаются на его плечи и заползают под куртку, стягивая ее. По коже приятно бегут мурашки от невесомых прикосновений. Санс поднимает глаза и всматривается в задумчивое лицо; оно кажется более уставшим и бледным, чем обычно.       — Не хмурься, — Папс тыкает брату меж бровей, от чего тот забавно моргает, и хмурится сам.       Санс поднимает руку и касается чужого лица; ведет пальцем по шраму: от рассеченной брови до самого уголка рта, заворожено наблюдая, как брат закрывает глаза и тихо выдыхает, беря его ладонь в свою, переплетая пальцы. Санс тянется к его губам первый, оставляя теплое касание на них и ждет, когда Папс позволит углубить поцелуй, обнимая его за небритые щеки. И внутренняя пустота больше не пожирает его душу черной всепоглощающей дырой.       Санс почти дремлет на чужом плече, когда брат медленно ползет взглядом по однообразному тексту. В одной руке он держит бумаги, в другой — крепко сжимает широкую ладонь Санса. Почему-то Папс хочет, чтобы брат нарушал его личное пространство все чаще и чаще.