Шелковое сердце.

Егор, будто вернулся на двенадцать лет назад в 1998 год. Тогда ему пришлось похоронить всю свою семью, братьев, отца с матерью… Сестру с племянником несколькими годами позже. Его словно снова испытывали на прочность. Сразу после похорон Авдеев уехал домой. Психологически он был измотан до предела, сил не было выслушивать бесконечные соболезнования, пусть даже искренние. Плевать. Хотелось просто побыть одному. Стемнело, но свет Егор не зажигал. За свою жизнь он видел столько смертей, но ни в одной из них не чувствовал себя прямым виновником. Обещал Марине позаботиться об Иване, и не сдержал слова. Впервые в жизни не сдержал. Казалось, там, на кладбище, она смотрела на него с фотографии на могиле с такой укоризной. Было так паршиво, словно он собственными руками убил племянника. Боль не отпускала, вцепившись в горло мертвой хваткой. Егор плеснул себе приличную порцию коньяка и опрокинул залпом. Считал, заглушать боль алкоголем последнее дело, но теперь было не до принципов. Хотелось просто забыться, он зверски устал и толком не спал все эти дни. Алкоголь делал свое дело, затуманивая рассудок. На краю стола все еще лежали полностью подготовленные к операции документы. Кому нужны теперь эти бесполезные бумажки?! Егор сгреб со стола папку, швырнул ее в ящик стола. «Всего один день. Если бы этот придурок не сбежал, операция прошла бы вовремя» — пронеслось в голове. Накатила вдруг такая злость, дернув на себя один из ящиков стола он, почти вырвав его из пазов, нашарил холодную сталь пистолета. «Тварь! Пусть и он тоже умрет!» — пронеслось в его больном сознании. Егор направился в подвал, где до сих пор находился донор. За все время, пока он занимался организацией похорон, никто даже не вспомнил о парне. Рванув на себя металлическую дверь, Егор шагнул в комнату. Мальчишка сидел на столе. Мужчина подошел к нему, приставив к голове пистолет, приготовился выстрелить. Никита поднял было на палача глаза, но тут же отвел взгляд. Злость все еще кипела в Егоре. Он убрал пистолет и ударил им пленника наотмашь, Никита вскрикнул, но больше от неожиданности, чем от боли. Егору хотелось не просто убить ненавистное создание, разорвать его на клочки, изуродовать, заставить орать от боли и отчаяния. Он снова и снова бил его, Ник даже не защищался и не сопротивлялся, что взбесило Егора еще больше. Авдеев поднял парня с пола за шиворот и швырнул навзничь на стол. Выстрелил, но спьяну промахнулся. Он приставил пистолет в упор к его спине, хотелось, чтобы не нужное теперь сердце мальчишки разлетелось на куски, словно стеклянная безделушка, упавшая на каменный пол. Но нет! Не так скоро! Он еще не наигрался, еще не получил удовлетворение от созерцания мучений своей жертвы, чтобы позволить ему так легко и быстро умереть. Ему хотелось сейчас, чтобы в его руке оказался не пистолет, а нож, которым он вырезал бы Никитино сердце. Егор еще никогда не испытывал подобной животной ярости. Никита лежал на столе, словно овца на заклании, а Егору была совсем не интересна его скучная покорность. Он хотел было прострелить пленнику руку или ногу, чтобы тот орал от дикой боли, захлебываясь собственными криками, но в голову пришла совсем другая идея. Авдеев снова приставил пистолет к голове мальчишки и скомандовал: — Раздевайся! Никита даже не шелохнулся. То ли от страха, то ли принципиально не желал подчиняться. Мужчина взвел курок, Парень мельком взглянул на разъярённую физиономию Авдеева, пытаясь поймать его взгляд, но в итоге сам отвел глаза. Авдеев ждал, казалось, что Ник делает все так медленно. Егор озверев, снова наотмашь ударил поленика по лицу рукой с зажатым в нее пистолетом, Никита здавленно вскрикнул. В яростном нетерпении он грубо толкнул пленника на стол. Что может быть унизительней и больней, чем когда тебя берут против твоего желания? Егор нетерпеливо расстегнул брюки. До Никиты, наконец, дошло, зачем его просят раздеться. — Не надо — севшим голосом попросил пленник, — Лучше просто… Пожалуйста… Авдеев смотрел на расквашенное лицо парня, отчего-то ни черта было его не жаль. Скорее наоборот. Хотелось, изувечить его еще больше, разорвать на куски, унизить. Казалось, это вполне заслуженная кара. Ему нравилось смотреть на его кровоточащие раны, затравленный взгляд, полный ужаса, когда Авдеев далеко не аккуратно брал его. Ник выгнулся и вскрикнул, что подстегнуло Авдеева быть еще жестче. Он грубо, насиловал своего пленника, заставляя того орать во всю глотку. Его крики сейчас были словно бальзам на душу. Мужчина наслаждался своей изощренной местью за невольно отнятую жизнь. Затуманенные алкоголем мысли путались, Егор трахал его, словно дикое животное, следуя первобытным инстинктам. Кончив, брезгливо одернул руки, еще мгновение назад так крепко сжимавшие его тело. Никита все еще лежал на столе лицом вниз. Авдеев выстрелил несколько раз и вышел прочь, победоносно грохнув металлической дверью. Наутро Егор чувствовал себя отвратительно. Физически ему было паршиво благодаря изрядной дозе выпитого спиртного, но внутри ощущалось некое удовлетворение. Он принял душ и, как ни в чем не бывало, отправился завтракать. Но есть совсем не хотелось, тем более что Авдоша приготовила любимые Ванькины блины с творогом, которые Егор терпеть не мог. Поковырявшись в тарелке, Авдеев придвинул чашку с кофе и закурил прямо за столом. Авдотья покачала головой, но ничего не сказав, ушла в свои кухонные владения. Егор выкурил несколько сигарет подряд. Из головы не выходила вчерашняя выходка. Он все никак не мог себя заставить пойти в подвал и посмотреть, что с пленником. Вчера он был так пьян, что теперь и половины не помнил, что случалось с ним довольно часто, после злоупотребления алкоголем. В памяти осталось воспоминание о том, как перед уходом он несколько раз выстрелил в парня, а может и не в него, Егор не знал точно. Спустившись вниз, немного помедлив, он осторожно открыл дверь и заглянул внутрь. Ник спал, сидя прямо на бетонном полу в углу, рядом с обогревателем. Лицо его было сильно разбито и, Егор мысленно отругал себя за несдержанность, пьяным он бывал очень агрессивен. Пленник оказался вполне себе жив, а вот насколько здоров, Авдеев мог только догадываться. Вернувшись обратно, Егор попросил у Авдоши приготовить «нормальной еды» и вспомнил, что парень, торчавший в подвале, ни крошки не съел за все дни, что Егор занимался похоронами. Он снова спустился в подвал и, теперь уже уверенно распахнув дверь, шагнул внутрь, оставив тарелку с едой, вышел вон. Никита все еще сидел в углу. Несколько дней Егор приходил только для того, чтобы оставить пленнику поесть. Но Ник ни к чему не притрагивался. Он не понимал, почему его не убили тогда. Сразу. Для чего мучают? Он решил, что не будет ничего есть. Раз уж этим тварям нужны его органы, так нате, получите замученного голодом донора, посмотрим, кому вы такое сможете продать! Да и не хотелось ему есть, все тело болело. Он едва мог удобно устроиться в своем углу, не хотел лишний раз шевелиться. Не говоря уже о том, чтобы доковылять до стола, где его надсмотрщик оставлял еду. Пошел Он! Лучше уж сдохнуть быстрее с голоду! Продержался без еды Ник не долго. Отказаться было просто, когда он не мог даже подняться с пола, а опухшая от побоев физиономия, которую и лицом то с трудом можно было назвать, болела так, что невыносимо было даже моргать. Но когда стало полегче, а надзиратель принес для него нестерпимо аппетитно пахнущий кофе со свежей выпечкой, Никита понял, что голоден настолько, что готов съесть все, даже если Он будет кормить его с ложечки! Необходимость принимать еду из рук надсмотрщика еще больше подорвала моральные силы Ника. Он не мог простить себе эту слабость. Позорную готовность принимать еду, принесенную этой тварью, будучи не в силах вытерпеть голод. Поздно вечером, вернувшись из города, Егор отправился в подвал. Он снова пил. Сам не понимал зачем. Просто было очень паршиво. Мальчишка лежал на столе, свесив ноги, даже не шелохнулся, когда Авдеев вошел. — Идем! — скомандовал Егор. Юноша неспешно поднялся, Егор отвел его в душевую сауны, находившейся здесь же, в подвале. Там было довольно прохладно, но Егора это не очень-то беспокоило, он всего лишь хотел, чтобы пленник привел себя в порядок. Ник, разделся и забрался под горячий душ, просторное помещение наполнилось паром. Егор сидел на скамье, поеживаясь от холода, наблюдал за тем, как моется никому уже не нужный донор, размышлял, как же теперь с ним поступить. Шлепнуть и закопать он, как оказалось, не в состоянии. Просить об этом Руслана он ни за то не станет. Держать вечно в подвале тоже не выход. Никита долго просто стоял под душем, пока Егор не поторопил его. Окрашенная кровью розоватая вода растекалась по светлому полу. Но Егору, отчего-то было совершенно плевать на расквашенную физиономию пленника, его лишь раздражало, что тот так долго моется. Не выдержав, он подошел и выключил воду в душе. Ник стоял перед ним полностью обнаженный и Егор не смог отказать себе в удовольствии взять его здесь же. Авдеев грубо имел его, наслаждаясь покорностью. Только сегодня Ник и звука не издал. Что жутко бесило. Егору, хотелось, чтобы пацан орал, как недавно, может быть, даже сопротивлялся и просил отпустить. Но, он молча, покорно позволял себя трахать, будто ему действительно было наплевать на происходящее. Авдеев скоро наигрался, не получив желаемого морального удовлетворения отступился. И на следующий день Егор ушел, так и не добившись желаемого и после. Егор топил горе в бутылке, пытаясь унять нестерпимую боль, заглушить чувство собственной вины за все случившееся. Забыться. Он истязал своего пленника, перекладывая вину за все случившееся на него, понимая, что он ни в чем не виновен, но быть виновным самому было во стократ больнее. Ник только раздражал его своей покорностью и безразличием ко всему, что Егор с ним делает. Авдеев быстро потерял интерес к амебной игрушке. Визиты к нему стали некой обыденной рутиной, не приносящей больше никакого морального удовлетворения. Он не знал, что делать с пленником, как донор мальчишка был больше не нужен. Отпускать его было нельзя. Один плюс, что хотя бы от Андрея отвязался, деньгами долг он все равно никогда не вернул бы. Егор умел держать слово, Никита подходил Ивану, как донор, стало быть, долг можно было считать оплаченный, вот только что делать теперь с этой оплатой? Не убивать же его! Тем более, Егор поклялся на могиле сестры, что больше на его руках не будет ни чьих смертей. Он научился решать проблемы по-другому, не так, как решал его отец и братья, которых давно уже не было в живых. Хотя иногда так и подмывало придушить этого засранца. На пьяную голову он несколько раз порывался закопать Ника живьем в одной могиле с Иваном, но дальше сиюминутных порывов дело не сдвинулось. Егор понимал, проблема вовсе не в мальчишке и совсем ни в том, что он убежал и операция не состоялась вовремя. Не факт, что она вообще что-то изменила бы. Глупо было обвинять парня во всех своих бедах, но так ведь всегда проще, если есть на кого свалить вину. Спустился в очередной раз в подвал Егор, уже по привычке. Он совсем не собирался сегодня навещать пленника, но лишняя выпитая рюмка сделала свое дело. Никита сидел на столе. Собственно, сесть там было больше некуда. Дверь с грохотом закрылась, но парень никак не отреагировал, будто был глухим. Он никогда не смотрел на Егора, никогда не издавал ни звука, пока он удовлетворял свою похоть. Никогда, кроме того, первого раза, когда Егор зверски его насиловал и избивал до полусмерти. Иногда ему так хотелось сделать мальчишке настолько больно, чтобы он с воплями умолял прекратить. Но Никита всегда молчал, что бы Егор с ним не вытворял. В глубине души он прекрасно понимал, что Никита не виновен в смерти Ивана, но пока издевательство над пленником было единственным способом хоть как-то заглушить боль от потери родного человека. «Кукла, глупая бесчувственная кукла, — подумал он, глядя на пленника, — Скучная безделушка». Он всегда брал его сзади, уложив на бильярдный стол. Не было никакого желания смотреть на его расквашенную физиономию. Юноша безропотно терпел, будто ему, в самом деле, было глубоко все равно, кто и что с ним делает. Егор, рывком вошел в его тело, так чтобы ему по-настоящему было больно. Никита непроизвольно дернулся, но не издал ни звука. «Кукла, — пронеслось в голове у Егора. — Тебе ведь так же больно, как и любому другому человеку! Амеба! Вот интересно, а если наоборот, я сделаю тебе до одури приятно, будешь ли так же молчать?» Воодушевленный своей идеей, Егор развернул пленника к себе лицом и усадил на край стола. Тот, даже не взглянул в его сторону. Егор снова вошел в него, теперь медленно и не так глубоко. Никита никак не отреагировал. Егор дернул его за подбородок, разворачивая к себе, очень хотелось теперь видеть его реакцию. — На меня смотри! — приказал он. — Только посмей отвернуться. Никита поднял глаза на своего мучителя. Егор продолжил основательно трахать мальчишку, пытаясь доставить ему теперь не боль, а удовольствие. А уж как удовлетворить мужчину он очень хорошо знал. Егор двигался очень медленно и чутко, наблюдая за реакцией подопытного. Никита всегда одинаково безразличный к палачу будто смотрел сквозь него. Авдеев не отступал. Во взгляде мальчишки всего на одно мгновение вспыхнула растерянность, быстро сменившаяся дикой ненавистью к визитеру. Ник буквально испепелял его взглядом полным презрения. Егора это вполне устроило. Нику противны были визиты надсмотрщика. Тем более противны его собственные ощущения. Невыносимо сознавать, что собственное тело отзывается на ласки этой твари. Урод! Зачем? Таким Он еще никогда с ним не был. Юноша сдерживался, чувствуя насколько разные ощущения, может получать человек, от секса, даже если с тобой человек, которого ненавидишь больше всех на свете. Егор все еще держал его за подбородок, глядя в затуманившиеся от таких необычных ощущений глаза. Никита не издал ни звука, лишь рвано задышал. Авдеев довольно усмехнулся. Ощущая на себе пристальный, оценивающий взгляд Егора, Никита не мог сдаться. Хотя так и подмывало отвернуться, разорвать визуальный контакт с палачом, откинуться на стол и позволить ему делать все что захочется, забыть, что с ним эта мразь. Никита держался из последних сил, не понимая уже, зачем тут, когда его, наконец, избавят от надобности видеть это ненавистное лицо, позволять ему пользоваться своим телом. Но нет, он не станет покоряться ему, ни за что! Пусть только скорее удовлетворит себя и убирается! Путь оставит его в покое! Егора немного раззадорило Никитино упорство. Он почувствовал разницу между манекенной покорностью и теперешней дикой бурей, мечущейся в его взгляде. Он только прерывисто дышал, глядя ему в глаза, больше ничего, но и это вполне удовлетворило Егора. Он стал двигаться быстрее, Никита прикусил губу, пытаясь не выдать себя. Хотя хватило его ненадолго. Впервые доведя пленника до оргазма, Егор кончил практически следом за ним. Никита не выдержав пристального, ледяного взгляда Егора, отвернулся вопреки приказу и сдавленно простонал поражение. Егор даже не ожидал, что это будет так ярко и приторно. Сам испугался своих ощущений и еще больше желания, развернуть снова к себе это нахальное личико, впиться в губы неистовым поцелуем, прижать к себе, почувствовать, как бешено колотится сердце в его груди. Он оттолкнул его, выскочив вон, как ошпаренный, опасаясь, что так и поступит, если помедлит еще, хотя бы секунду. Метнувшись по коридору, он споткнулся на ступенях, упал, тут же вскочив на ноги. Почувствовав, что больше и шага ступить не сможет, медленно сполз по стене, усаживаясь на холодном полу. Долго не мог отдышаться, будто прошел ни пару метров, а пробежал много сотен. Никита был ошарашен происшедшим не меньше Егора, в первую очередь своей реакцией, а не поведением надзирателя. Он впервые в жизни жалел о его уходе. Почувствовал себя таким уставшим и одиноким, не униженным, не побежденным, просто безумно измотанным. Обычно после визитов палача возникало желание скорее одеться, стереть с себя его запах, сжаться в комок, забыть ощущение касающихся к его вечно замерзшему телу горячих рук. Он всегда удовлетворял только себя, отчего же сегодня решил поступить по-другому? Ник не понимал, чего они ждут, зачем столько времени держат его в подвале, когда наконец убьют. В тот первый визит Авдеева, Никита был напуган до полусмерти, решил, что сегодня его последний день на этом свете, не понимал только почему после всего, мучитель оставил его в живых. Он не пытался сбежать, видел в окошко под потолком, что вокруг забор и он наверняка на территории частного владения. Да и как открыть металлическую дверь с пустыми руками, да будь у него в кармане даже набор отмычек, он все равно не сумел бы этого сделать. Никита просто смирился и ждал. На следующий день Егор не появился. Не пришел и через день, лишь оставил спящему пленнику поесть. Ник ждал. Нет, он вовсе не желал появления своего мучителя, просто его отсутствие навивало некое беспокойство, не задумал ли тот еще чего. Он пришел поздно ночью. Повел, как обычно мыться, только теперь не в подвал, а в одну из спален дома. Никите собственно было безразлично, куда его ведут. Он долго стоял под горячим душем, наслаждаясь минутами, когда мог почувствовать себя человеком, а не игрушкой извращенца. Совсем забыл за время своего заточения, что значит находиться в нормальной домашней обстановке. Егор развалился в кресле, дожидаясь, пока Никита покончит с водными процедурами. Он толком не понимал, почему сегодня привел пленника в дом. Просто прихоть. И потом в нетопленной сауне было довольно холодно, пусть и мылся он под горячим душем. Не доставало еще, чтоб заболел, возись потом. Никита вышел из ванной, смущенно остановившись в дверях. «Какой же он худой — невольно подумал Егор, — он ведь таким не был, когда его привезли». Авдеев медленно поднялся и подошел к нему, обойдя вокруг, словно что-то прикидывая в голове. Мальчишка уставился в пол, Егор остановился напротив, все так же разглядывая его. Никита поднял глаза на долю секунды, встретившись взглядом с мучителем, тут же отвернулся. Егору не давало покоя происшедшее недавно в подвале. Последние месяцы от жил как во сне. Без четкого понимания, что творится вокруг него. Словно заведенная механическая игрушка, у которой заканчивается завод, но она продолжает медленно вышагивать последние сантиметры. А этот мальчишка вдруг словно заново повернул ключ в замке. — Сядь туда, — приказал Егор, кивнув в сторону стола, Никита подчинился. Егор не торопился. Никита всего лишь ждал, он и так понимал, что последует за его просьбой, хотел, чтобы все поскорей закончилось, его отвели в холодный подвал, где он, наконец, останется совершенно один. Егор медленно провел рукой по щеке парня, тот нервно сглотнул, затаив дыханье, ему очень захотелось повторить свой недавний эксперимент. Ник сидел перед ним, отвернувшись в сторону. В комнате было тихо, лишь тяжелое дыхание, которое парень тщетно старался выровнять, выдавало его волнение. Егор медленно провел рукой по его бедру. Ник рвано выдохнул и снова перестал дышать, прикрыв глаза, будто все это действительно могло сойти за равнодушие к происходящему. Даже самому себе он ни за что не признался бы сейчас насколько возбуждали его теперь прикосновения Егора. Да, ему действительно нравилось. Как бы противно ни было признавать. Ник убеждал себя, что это лишь своего рода побочный эффект его заточения. Егор продолжил, Никита сидел застыв, будто манекен, едва сдерживая тяжелый вздох, хотелось вдохнуть полной грудью, но нельзя. Авдеев придвинул мальчишку ближе к краю, придерживая за бедра, медленно плавно вошел, наблюдая, как тот отреагирует. Никита пожал губы и уставился на что-то позади Егора, сжав край стола на который опирался. «Что ж пусть делает, что хочет, а я посмотрю» — решил Егор. Он был покорен всегда, но никогда не показывал своих эмоций, а теперь будто боялся чего-то. Никита был напряжен, как никогда не в пример обычному поведению. Егор ждал. Он хотел увидеть того дерзкого не покорного сопляка, мечущегося между желанием разорвать обладающего им на части и желанием получить еще больше удовольствия от близости с ним. Так хотелось взглянуть ему прямо глаза, но они это уже проходили. Егор положил руку ему на грудь, почувствовав, как бешено колотится его сердце. — Тебе ведь нравится? — спросил с усмешкой Егор. Ник только отрицательно мотнул головой в ответ. Егор усмехнулся. «Врешь! Еще как нравится! Тебя не устраивает лишь, что удовольствие подобного рода доставляю тебя я! Как же ты, наверное, меня ненавидишь?!» Он ненавидел, его. Да! Ненавидел себя за то, что позволяет так с собой обращаться, за то что, сдался и потерял всякий интерес к жизни, смирившись с тем, что совсем скоро она оборвется, разрешил себе хотеть эту мразь больше чем кого бы то ни было в жизни. Ждать с нетерпением, когда тебя придут лишать жизни, чтобы этот кошмар наконец закончился и ждать, когда это человек явится, чтобы привнести в его существование хотя бы что-то положительное сравнялось по ценности. Он ждал и того и другого одинаково. Презирал себя, за то, что думает о нем, но ловил на мысли, что жаждет появления своего мучителя. Егор ускорил темп, Никита повернулся, ловя теперь его взгляд словно ища в нем спасения. Было что-то дико-непокорное, умоляющее в его взгляде. Егор и сам не понимал, что чувствует сейчас. Дикое возбуждение, ненависть, желание сломать, наконец, этого сопляка. Все смешалось в его голове. Он неистово брал его, впиваясь пальцами в бедра, Никита смотрел ему в глаза, словно боясь, что-то упустить, его возбужденное дыханье срывалось на хриплые стоны. Егор знал, что это всего лишь агония перед финалом. Ему хотелось еще немного поиграть, он несколько раз полностью вышел из такого желанного, напряженного тела, медленно вошел снова, Егор ласкал твердый от возбуждения член мальчишки. Никита, снова сдерживаясь теперь, поджав губы, прерывисто всхлипывал, не отрывая взгляда от Егора, окончательно потерявшись в ощущениях, словно покоряясь ему, наконец. Егор позволил теперь ему кончить, наслаждаясь тем как Ник, опершись на руки, отвернулся от него, сладко застонал в голос. Авдеев продолжал трахать его не в силах остановиться, понимая, что стонет он уже далеко не от удовольствия. Наигравшись, наконец, нехотя выскользнул из покоренного пленника. Никита все еще сидел, закрыв глаза, не решаясь теперь взглянуть на Егора. Растерянный, смущенный, он не понимал, что же делать дальше, ждал, как поступит теперь мужчина, несмело поднял на него глаза. Егор притянул его к себе, легонько коснувшись его кожи губами, Никита ответил не смело. Егор рассмеялся и отошел. — Одевайся, — холодно скомандовал он, швырнул ему полотенце. Никита все еще не мог успокоиться, руки тряслись, он присел на край стола, чувствуя, что не в состоянии сейчас встать на ноги. Егор выключил свет, подойдя к столу, поцеловал пленника. Поцелуй вышел слишком уж долгим и ласковым, для ненавидящих друг друга. — Ложись — кивнул на расстеленною кровать Егор. Никита медлил, будто прикидывая, чем ему это может грозить. Егор вздохнул и, перехватив его за запястье, подвел к кровати, небрежно откинул одеяло, подтолкнул Никиту в постель. Казалось, Ник так долго пробыл в подвале, что совершенно забыл каково это спать в нормальной кровати, с мягким матрасом, подушкой, одеялом, это было так давно, будто в прошлой жизни. Никита моментально провалился в сон, хотя решил, что ни за что заснет тут. Егор сидел в кабинете. Выкурив не бог весть какую по счету сигарету, поставил бокал с коньяком на стол не выпив не глотка. Шаг был сделан. Он сам не понимал, почему так поступил и что делать дальше. Одно четко решил, в подвал пленник больше не вернется. Авдеев не планировал приводить его в свою спальню, тем более оставлять там, все вышло спонтанно. Просто захотелось, чтобы он остался. Надоело засыпать и просыпаться в полном одиночестве. Надоел этот огромный пустой загородный дом, в котором он чувствовал себя не уютно. Отец строил его для большой семьи. А в итоге никого, кроме Егора, из его многочисленного семейства в живых не осталось. Он устал от всего. Егору было сейчас так необходимо, чтобы кто-то заполнил пустоту в его душе. Пусть даже этот, мальчишка, волей случая оказавшийся запертым с ним в этом огромном склепе, который он называл домом. Он ненавидел Никиту, сделав его виновным в смерти племянника, понимал, что это не правильно, но делать виноватым себя было еще больнее. Ивана было уже не вернуть. Никто был не виноват в его смерти, Егор понимал. Никита не мог вечно находиться в подвале. А в доме достаточно места для того, чтобы не видеться слишком часто, особенно учитывая тот факт, что Егор бывает здесь только ночами и то не каждый день. Да и охрана такая, что муха не пролетит не замеченной, Савинов настоял, чтоб Егор оставил охранников, деться, мол, некуда парням, да и Егору спокойней. Авдеев не был уверен, что поступает разумно, полагал, что по крайней мере сейчас, так будет правильней.