***
Ной просыпается от собственных всхлипов с единственным именем на губах, которое срывается с них, стоит ему открыть глаза и сморгнуть капли слёз с ресниц. — Луи… Первое, что обнаруживает Ной — он лежит головой на чьих-то коленях. Чьи-то пальцы зарываются в его волосы, с особой щепетильностью перебирая их прядь за прядью. Пристроившийся рядом Мурр размеренно урчит, прикрыв глаза, оставив лишь две довольные разноцветные щели, и великодушно позволяя чужой руке чесать свою спинку вдоль шерсти. Рёбра отзываются лёгкой ноющей болью при попытке сменить позу. Значит, всё в порядке. Он выжил после столкновения с Жанной и теперь лежит на коленях у Доминик, пока она ласково гладит его по волосам. И самое главное, Мурр цел и невредим — хотя вот уж кто меньше всего волновался за своего хозяина. Ной, конечно, не обижается на кота. Он рад, что Доми приехала, и что он сможет рассказать ей обо всём. И даже о монстре с золотыми глазами, что всколыхнули воспоминания, припрятанные в самом тёмном уголке его души. Она склоняется к Ною и нежно улыбается. Он по-прежнему слаб от ранения и окружающий мир перед глазами расплывается мутными блёклыми пятнами, поэтому фокусирует взгляд на её лице. Что-то неуловимо не так. Те же самые чуть резковатые, заострённо-аристократичные черты лица, но улыбка не та и не тот взгляд — будто что-то диковатое и даже хищное. Ной силится вспомнить, какой длины были волосы Доми в их последнюю встречу, но они точно были длиннее, чем сейчас, едва касающиеся кончиками плеч. Но есть что-то ещё, чего Ной не сразу замечает. Под губой у «Доминик» — маленькая, больше похожая на точку, чёрная родинка. — Наконец ты проснулся, — произносит Луи, развеивая последние сомнения Ноя, помнящего каждую интонацию его речи. Его голос прежний, разве что стал чуть более хриплым. — Ты плакал во сне. Тебе снился кошмар? Луи бледен, словно сама Смерть. Он всегда был бледным, но теперь вместо благородного мрамора его лицо обрело мертвенный оттенок, как если бы его годами не касался ни единый луч солнца, и даже его губы не наполняла кровь. Его руки, напротив, почернели, словно испачкавшись в угле по самый локоть. Луи мёртв. Но он касается Ноя, совсем как живой, и говорит с ним. А Мурра, тянущегося за лаской, кажется, и вовсе не волнует такая ерунда — будь хоть живой, хоть мёртвый, только чесать, будь добр, продолжай. Ной хочет ответить, что память страшнее кошмаров, а ещё спросить: «если мы оба умерли, то как здесь оказался кот?» Но снова проваливается в бессознательность.2.
28 мая 2022 г. в 15:47
Про́клятых не хоронили.
От Доминик Ной узнал, что их общих приятелей — Фанни, Жиля и Фреда — похоронили на сельском кладбище на следующий же день после произошедшей трагедии. По её словам, на похоронах собралась почти вся деревня. Родных Мины там не было — они уехали рано утром, оставив дом, в котором прожили всю жизнь.
Слухи стремительно разлетались по всей округе. Вряд-ли страшное клеймо, что легло на семью, позволило бы ей спокойно жить среди знакомых лиц после случившегося. Родителям не вернуть погибшей дочери, но у них остались младшие дети и стоило побеспокоиться об их будущем.
Учитель вёл себя так, словно ничего не произошло, и даже словом не обмолвился о Луи, пожелав доброго утра в привычной манере и предупредив, что будет в своём кабинете. Ной ощущал, будто из его жизни с корнем вырвали значительную, наверное самую необходимую часть, оставив истекать кровью, в то время, как жизнь вокруг шла своим чередом, делая эту пустоту невыносимой.
Домашняя учительница рассказывала что-то про формулы и квадратные уравнения, словно это всё ещё имело хоть какой-то смысл, и скорее по привычке кидала взгляды то на Ноя, то на свободный стул рядом с ним. Знала ли она, почему пустует место за партой?
Ной проспал всего пару часов за ночь и теперь сон хаотично мешался с реальностью. Всему находилось объяснение: этой ночью ему привиделся дурной сон. Луи остался в комнате, сославшись на плохое самочувствие, чтобы не пойти на первое занятие и поспать подольше, ведь они оба были невероятно плохи в математике.
Но Луи так и не пришёл на остальные уроки. Луи не было в его комнате и не было в библиотеке. Луи не появился в столовой к обеду, но на десерт Ною принесли второй кусок тарт татен.
Луи всегда был сладкоежкой, но делился с Ноем своей порцией, если на десерт подавали его любимый пирог. Но на этот раз кусок упрямо не лез в горло, утратив для Ноя всякий вкус. В этот момент он окончательно и бесповоротно осознал, что ничего уже не будет, как раньше.
Ной хотел увидеть Луи в последний раз. Хотел поцеловать на прощание в холодный лоб или прижать к губам тыльную сторону ладони, как делают это на похоронах близких родственников. Ной знал об этом слишком много для своего возраста: ему довелось хоронить значимых людей дважды — это были его приёмные родители, и он был уверен, что на этом боль закончится.
В лесу была поляна, а на ней среди диких трав росли необыкновенной красоты полевые цветы. Пару лет назад Доми пыталась научить Ноя плести венки, и он, высунув от усердия кончик языка, старательно вплетал бутон к бутону. Тонкие стебли рвались, а стройный ряд распадался, оставляя прорехи, и приходилось раз за разом начинать сначала, но Доминик оказалась на редкость терпеливым учителем.
Луи сидел рядом, уткнувшись в томик Шекспира, совершенно безразличный к происходящему за пределами книжных страниц, и конечно не ожидал, что на голову ему мягко опустится венок. Он поднял растерянный взгляд, ощупывая пальцами предмет у себя на голове, пока Доми хихикала в ладошку, а Ной молчаливо, словно боясь нарушить момент, наблюдал, как на губах Луи зарождается робкая улыбка, а бледные скулы обретают очаровательный розовый оттенок.
Мысль зрела в уме Ноя целый день, становясь навязчивой. Никому не сообщив о своём намерении, он покинул замок сразу после ужина. Путь к поляне через лес он смог бы отыскать даже с закрытыми глазами. Вместе с Луи и Доми они множество раз устраивали там пикники ранним утром, когда воздух ещё не успел прогреться, касаясь лица прохладой, а не летним зноем, а трава была влажной от росы, и порой возвращались в замок лишь к сумеркам.
Цветы оказались мокрыми от прошедшего совсем недавно дождя, которого Ной даже не заметил, проведя день в полузабытьи, и выглядели поникшими. Несмотря на это, Ной собрал их, стряхивая капли влаги и бережно расправляя пальцами лепестки. Он не мог прийти с пустыми руками.
Ступая по разбитым каменным ступеням когда-то монументального здания, Ной почти крался на цыпочках, чтобы не наделать шума.
Учитель приводил сюда Ноя и Луи однажды, когда они были совсем детьми, и рассказывал, что во времена его юности здесь был храм — тогда религия ещё имела значение — но в силу возраста, сильнее всего их поразило, что Учитель когда-то был юным, а не появился на свет великим и всезнающим. Теперь же это место стало последним пристанищем для Луи. Могли ли они предположить такой исход, беззаботно играя в прятки и догонялки среди каменных руин некогда священного места под внимательным взором Безликого?
Ной замер на месте со скверным чувством в груди. Ему предстояло снова заглянуть в мёртвые глаза самого близкого человека, в которых не осталось ничего, что он так сильно любил, увидеть обезглавленное тело на полу в неестественной переломанной позе. По самому ему непонятной причине он нуждался в этом, будто знал, что если не исполнит этот ритуал прощания, Луи — не тот, которого он помнил, а этот, убитый, неживой — останется с ним навсегда.
Усилием воли Ной преодолел желание развернуться и пуститься прочь со всех ног. Страх, который он испытывал, был нечестным, неправильным — в конце концов, это всё ещё его Луи.
Внутри помещения по-прежнему стоял запах крови, не сумевший выветриться даже за сутки и с лёгкостью улавливаемый обонянием вампира. Подошва ботинка ступила во что-то липкое и Ной опустил взгляд, обнаруживая, что стоит посреди подсохшей на церковных плитах темно-красной лужицы. По спине градом прокатился холодный пот от мысли, что кровь, запачкавшая его ботинки, могла принадлежать Луи. Вчера Ной стоял на коленях посреди этой кровавой лужи, совсем не замечая, что его ладони, одежда, лицо и даже волосы перепачканы в липком и алом, а терпкий металлический запах пропитал его настолько, что сколько бы Ной ни растирал кожу мочалкой до боли, она хранила его всю ночь.
Вот только тела здесь не было. На полу в паре шагов от Ноя обнаружилась одежда Луи, запятнанная кровью и сложенная так, словно тот, кто снимал её с трупа, нарочно озаботился тем, чтобы придать ей прежнюю позу, оставив на том же самом месте.
Или же он просто… исчез?
Ной опустился на колени, бездумно хватаясь за ткань одежды, за потемневший от впитавшейся крови воротник когда-то белой рубашки, оставляющий липкие следы на пальцах. Но как только он попытался сложить вещи, чтобы забрать их с собой, что-то посыпалось на пол. Ной отряхнул жилет, рубашку, брюки, и на полу образовалась небольшая горстка серого пепла.
Он бережно собрал лёгкие пепелинки в ладони, но они утекли сквозь пальцы, оставшись на них серым налётом, подобным пыли. Ной опустил букет увядающих цветов посреди пепла и уткнулся в свои ладони, давая волю слезам.