Ловушка

      Прикосновение холодной стали между лопаток выбивает из Зарины сдавленный хрип: во рту пересохло, и она больше не способна кричать в полный голос. Острие ножа, будто в насмешку, резко виляет вправо, оставляя на открывшейся под распоротой тканью коже поверхностную, но саднящую царапину. Зарина шипит, рефлекторно дергает руками, однако после скалится уже из-за боли в запястьях — тонкие цепи, и без того сдавившие ей руки, опасно впиваются в кожу, оставляя не только калейдоскоп всевозможных ощущений, но и чувство полной беспомощности.       Из этой ловушки был только один выход — полностью подчиниться происходящему.       Ее мучитель перемещается по пространству черной тенью: в глубине мрака о его нахождении здесь напоминают только пустые белые глаза и редкая короткая усмешка в те моменты, когда сама Зарина не издает никаких звуков. Он давит на рукоять в стене, и цепь, удерживающая Кассир за оба запястья, начинает медленно подниматься вверх с каждым новым скрежетом этого жуткого механизма. Зарине не остается ничего, кроме как подчиниться: на негнущихся ногах она пытается встать с колен. Убийца останавливается, стоит ей коснуться ступнями пола, и вновь исчезает где-то у нее за спиной в полумраке.       Он возвращается внезапно, обрушивая на Зарину удар, от которого та вскрикивает, прогибается в спине и снова тянет за цепи, не осознавая, что делает этим себе только хуже. Кнут рассекает воздух с характерным звуком, и его узел касается свежей царапины, делая это соприкосновение болезненнее предыдущего — на этот раз из глаз хлещут слезы в ответ на подобное.       Она выдерживает еще несколько ударов напряженной струной, но затем резко обмякает, застывая на месте, словно распятая. Спина горит огнем, слезы мешают обзору… и все же какое-то трудно объяснимое чувство заставляет ее свести колени вместе, пальцы на ногах поджаться, а зрачки карих глаз расшириться, стоит чужим пальцам схватить ее челку и потянуть назад, вынуждая Зарину запрокинуть голову.       Они встречаются взглядами — она и ее Убийца, — и Кассир пытается избежать зрительного контакта, но его пальцы, запрятанные в перчатки, смыкаются вокруг ее челюсти, не давая двинуть головой.       — Какая дрянная девка, — размеренно, нарочито медленно проговаривает Стрелок, добавляя к своей речи как можно больше ирландского акцента, и холод его плаща, когда он прижимается к ней грудью со спины, вызывает у Зарины ни с чем не спутываемое облегчение. — Мои пленники еще ни разу не испытывали от пыток удовольствия.       Издевательский шепоток, с которым была сказана последняя фраза, отзывается в теле Кассир предательской дрожью от головы до пят, закусанной до крови губой и заискивающим взглядом. Она была готова использовать любой аргумент, лишь бы доказать свою невиновность.       Или, скорее, невинность.       — Это… не правда, — свой осипший голос Зарина узнала не сразу; сухость во рту драла горло — из-за нее слова получались обрывистыми. Ладонь Калеба съехала к Кассир на горло и сжала где-то чуть выше основания шеи, лишая последней возможности говорить.       — Вот как, — привычная усмешка оказалась прямо рядом с ухом Зарины, а сухие губы Калеба мазнули по ее шее по воле случая (или специально — ей было неизвестно). — Не думаешь, что я уличу тебя во лжи?       Кассир попыталась изречь хоть какой-то звук, однако у нее получилось лишь тихо захрипеть, поскольку пальцы Стрелка стиснули ее шею с новой силой. Он был мастером в своем деле и знал, как, куда и с какой силой нужно давить, чтобы доставить нестерпимую боль… или блаженство, принимаемое не всеми. Взгляд Зарины молил о пощаде, но тело играло по правилам Куинна, отзывающееся на любое новое касание.       Стрелок ослабил хватку: его слишком сильно увлек ремень на джинсах Зарины, не поддавшийся с первого раза, а потом он решил уделить внимание впалому животу, прикосновения к которому Кассир пыталась избежать, сделав несколько шагов назад. Из ее идеи все равно ничего не вышло — в конце концов Зарина уперлась Калебу в грудь, чем сделала услугу для своего мучителя — теперь ее тело было в полном его распоряжении куда ни тронь.       Калеб не был глупцом, чтобы упустить представившуюся возможность, и под протестующее сипение Зарины опустился ниже, минуя и край ткани джинсов, и белье одновременно. Остановился он только после того как убедился в своей правоте, будто это не было очевидным, и в поучительном тоне цокнул, довольствуясь крупной дрожью своей жертвы и влагой на кончиках пальцев.       — Что скажешь в свое оправдание, пташка?       В голосе сквозила неприкрытая издевка, а его пальцы трогали, изучали, давили там, где Зарине этого хотелось больше всего. Как бы она не пыталась отрицать свои реальные эмоции, сокрыть правду от Стрелка было занятием бестолковым и практически невозможным, особенно когда она была настолько очевидна. Ощутив то, с каким усердием Кассир сдерживает себя, он почти в заботливом жесте позволил ей откинуть голову к нему на плечо и отнял руку с шеи.       — Калеб, прошу…       И снова мольбы. Возможно в любой другой раз Куинн пощадил ее так же, как делал это на Испытаниях, зачастую идя наперекор Сущности, но не так давно Зарина провинилась перед ним настолько, что ни щенячий взгляд, ни жалобные нотки в голосе не могли повлиять на его мысленно вынесенный насчет нее вердикт. Впрочем, было ли действительным наказанием то, от чего получали ни с чем не сравнимое наслаждение они оба?       — Не слышу аргументов.       Он бессовестно пользовался своим положением, и эти жалкие попытки настроить его на нужный Зарине лад, веселили Стрелка. Калеб как никто знал правило «на войне все средства хороши», даже если это не была война в полном смысле слова, и его пальцы, ласкающие Кассир изнутри и снаружи, имели гораздо большее подспорье, чем привычно женские уловки самой Зарины.       Куинн закрывает ей рот ладонью, проникает пальцами глубже, добавляет еще один, делая эту партию безвыигрышной для Зарины, которая, устав сопротивляться, лишь удовлетворенно мычит, не замечая того, что слезы давно испортили ее макияж, а волосы стали похожи на воронье гнездо. Она вертится в его грубых объятиях, вцепляется зубами в кожу перчатки и почти хнычет, когда он едва не доводит ее до пика.       И останавливается.       Зарина готова умолять, но уже слишком поздно — с ее тела исчезли обе его руки, и сам Стрелок дистанцировался куда-то ей за спину, оставляя Кассир трепыхающейся, сбитой с толку и ошеломленной.       Она вскрикивает в последний раз, окончательно срывая голос, когда кнут снова врезается в ее кожу сзади чуть выше уровня таза, и она получает долю своего извращенного удовольствия, чувствуя с какой силой дрожат ее ноги и бедра, а собственная влага пачкает оставшуюся на ней одежду.       Зарина не ощущает кистей, когда Стрелок опускает цепи вниз, позволяя ей склониться вместе с ними, но прекрасно ощущает то, с какой непривычной для этого жуткого мужчины бережностью Калеб берет ее на руки и, практически убаюкивая теплом своего тела, шепчет ей что-то сначала на ирландском, а после — на английском.       «Хватит с тебя на сегодня».       Кассир уже не разбирает слов, но может уловить его настроение, и ей кажется, что в этом мурлычущем тоне она находит подтверждение тому, что отработала свое наказание.       Она закрывает глаза и перестает противиться теплу, исходящему от люка, обволакивающего ее целиком.