Под сводами Каситы.

      Иногда Мариано казалось, что он себя не знает. Настолько сложные и противоречивые чувства терзали его душу. Незримое давление становилось все меньше, а Касита — дальше. Когда милый дом скрылся окончательно, Мариано показалось, что с его плеч скинули целую гору. Сегодня, как не странно, чудесный дом не подарил и толику тепла, хотя раньше Мариано ловил себя на мысли, что иногда ему очень сложно уходить прочь. Настолько хорошие люди жили в славном двухэтажном доме.              Сейчас же Мариано не хотелось туда больше возвращаться. Чувство, что он сделал нечто ужасное, предложив Исабелле завтра прогулку, окончательно воцарилось в душе. Хотя, что он сделал плохого? Бабушка вообще сказала, что лучшей партии в Энканто не сыскать. Красивая и утонченная, Исабелла стояла на несколько голов выше прочих девушек. С этим Мариано был не согласен. Та же Долорес была ни чуть не хуже писанной красавицы в фиолетовом платье. Может, даже наоборот, лучше. В ней хотя бы чувствовалась жизнь, когда Исабелла напоминала живую статую изо льда.              «Но она хорошая! Шьет, умеет готовить, поет, чтит старших. Таких сеньор сейчас редко встретишь, внук мой»              Долорес весело смеялась над шутками Мариано, всегда была готова помочь и готовила точно ничуть не хуже! От одной только мысли о ее фирменных плюшках животы многих парней Энканто начинали урчать, прямо как дикие звери. Мариано не был исключением.              — Ну да, Исабелла хорошая. — Пробормотал Мариано, искренне жалея, что рядом никого нет. Быть может, кто-нибудь иной сумел бы растолковать сумятицу на душе?              За руку таких, как Исабелла, шли целые войны. Мариано не сомневался: едва он начнет встречаться с подобной девушкой, как большая часть друзей превратится в злейших врагов. Не потому, что они плохие друзья или нехорошие люди. Вовсе нет. Просто женская красота — это опасное оружие, которое вечно придется охранять.              Тоска почти сжала горло. Мариано не хотел быть цепным псом до конца своих дней! И уж тем более не желал терять названных братьев из-за девушки! Но, тем не менее, это произойдет. Бабушка не говорила ничего прямо, но Мариано знал — этот союз уже обговорен. Отец Исабеллы — работает в банке (престиж!), ее мать — бывший доктор (практично!), да и сама Иса — чистое совершенство. Если добавить к этому неплохие данные самого Мариано (дети точно будут красивыми!), небольшую бабушкину лавку в городе (ее можно сделать большой!) и дедово наследство в виде огромного участка на другом конце страны, то пара выйдет воистину великолепной.              Мариано едва не всхлипнул. Прагматика бабушки, однажды вытащившая семью из нищеты, впервые принесла странную горечь. Это точило всякую волю к сопротивлению. Ни матери, ни отца Мариано не помнил. Всегда была бабушка и братья. Его фундамент, его жизнь и, судя по всему, ноша.              Когда грязные туфли ступили на асфальт, Мариано поймал себя на мысли, что ему не хочется возвращаться домой. Не хочется видеть радостное лицо бабушки и отвечать на вопросы об этом ужасном, унизительном и мерзком свидании. Не хочется думать о будущем, которое было так близко, что просто закрыть глаза не выходило.              Ветер растрепал волосы, точно в знак утешения. Мариано задрал голову и ахнул. Темное небо с ущербной луной рассекла упавшая звезда. В запасе было всего несколько секунд, но Мариано не растерялся. Зажмурившись и напрочь забыв о потенциальных машинах, Гузман загадал желание.              «Пусть все будет так, как раньше!»              — Эй, звезда моих очей,       Ты убавь сиянья!       И лиши меня ночей       Полных черного отчаяния!              Строчки выпорхнули сами. Мариано растерянно моргнул, точно выбравшись из транса. Выпаленное четверостишье прозвучало на удивление недурно, хотя последние слово звучало несколько странно. От-ч-а-я-н-и-е. Разве он отчаялся?              Что вообще значит это странное слово?              «Может, мне не стоит возвращаться?» — Вдруг подумал Мариано, повернув голову в сторону города. Манящие огоньки далеких домов весело подмигивали в знак согласия. Там, до ближайшей автобусной остановки, а после — куда глаза глядят. Ветер вновь подул на лицо, смахивая влажные пряди волос со лба.              В мире столько невероятных историй! Сколько захватывающих поворотов! Так почему не взять и не схватить удачу за хвост? В мире ведь полно таких Мариано. Испуганных, сомневающихся и потерянных, но вытащивших шанс один на миллион! Фантазии тут же нарисовали красное кресло, студию с панорамными окнами и ведущего, заинтересованного молодым дарованием из колумбийской глуши.              — Я пошел как есть! — Сказал бы Мариано в интервью. — В грязном костюме и без песо в кармане. Нет, без обмана говорю. Зато смотри, каким я стал сейчас. И это все из-за женитьбы! Точнее, из-за того, что жениться я не особо хотел!              Ведущий бы ответил одну из бородатых шуточек про ужас брака, после чего начал задавать иные вопросы. Вот они и нагнали жути.              — А как отреагировала семья на ваш побег?              Мариано тряхнул головой, отвернулся от города и пошел в противоположную сторону. Домой все еще не тянуло, а вот пруд казался хорошей альтернативой. Пару минут созерцания воды могли снять некоторые тревоги.              Злость на себя, собственную пугливость и нерешительность смешались в одно. Мариано не хотел жить тем планом, который был заготовлен бабушкой. Но и идти против него тоже не посмел. В его мире не было ничего, что было бы ценнее семьи.              «Да и она, наверное, тоже так жила»              Мысли о том, что его мать, да и сама бабушка были детьми не любви, а расчета, никогда раньше не проскальзывали. Теперь же Мариано не мог от них отвлечься. Он точно стал грязным.              — Кто я? Что я? Почему?       Отчего мой путь тернистый       Известен лишь Богу одному?       Почему же я нечистый?              Рифма, одна унылее другой, сильнее нагоняла тоску. Тем не менее печаль оказалась удивительно плодотворной. Подавленность толкала тележку с вдохновением вперед, и Мариано вдруг осознал, что ему даже нравится подобное состояние.              — Не узнаю я любви,       Но не буду одинок.       Я проклинаю среди мглы       Людской жадности порок!              В безрадостном будущем появилось светлое пятно. Мариано не будет любить Исабеллу, как и та не полюбит его. Но он будет писать стихи, упиваясь собственным отчаянием и тогда, через много-много лет в школах Южной Америки незадачливые ученики будут заучивать грустные строчки наизусть, а несчастные влюбленные черпать в них стимул для жизни дальше.              «Но все же это будет печально. Умереть, не познав истинной любви»              Отсутствие стороннего слушателя стало плюсом. Мариано бы другие парни не поняли. Выпади им жребий в виде женитьбы на Исабелле, никто бы не стал жаловаться.              «Дураки»              — Хамф!              Мариано неожиданно остановился. Пруд был совсем рядом и там кто-то был. Досада вцепилась в горло. Гузман рассчитывал, что он побудет у воды в полном одиночестве.              — Ах!              Он должен был уйти. Исчезнуть прочь, не мешая другим. Сам не зная почему, Мариано скользнул за дерево. Щеки тут же обдало жаром, а кончики ушей мучительно запылали. Не так его воспитывала бабушка.              Возня, всплеск воды и странные голоса смешались в одно.              «Тут может происходить что-то незаконное. Может, я смогу в случае чего помочь?»              Но это оправдание не облегчило стыд. Уши продолжали предательски гореть, а кончики вовсе потянуло вниз. Никаких звуков настоящей борьбы не слышалось. Мариано осторожно скользнул к другому дереву. В темноте ярким пятном виднелась брошенная одежда. Руана, рубашка, брюки и…юбка?!              Сердце тут же забилось изо всех сил, а лицо загорелось так сильно, что Мариано решил, что его искусали пчелы. От смущения перед глазами заплясали точки. Нет-нет-нет! Как вообще сам не догадался?! Пруд, кустарники, жара…              — Черт. — Ругнулся Мариано себе под нос и замер, прикрыв рот рукой.              Осторожные любовники запросто расслышали бы его голос, но эти даже не боялись обнаружения. Наоборот, они делали все, лишь бы попасться на глаза.              — И чего ты ожидал? Думал, я тебя не оседлаю?!              Сердце едва не превратилось в лепешку. В немом ужасе Мариано выглянул из-за дерева, искренне надеясь, что память на голоса его подвела.              Сидящая сверху Мирабель заливисто засмеялась. Выпачканные в песке и грязи кудри тяжело закачались. Камило беспомощно дернулся. Почти сидящая на животе соседка не дала и шанса вывернуться. Злорадная улыбка исказила лицо Мирабель. Пальцы ее потянулись к подмышкам.              — Ох, не-е-е-ет. — В притворном ужасе завизжал Камило. — Убиваю-ю-ю-ют!              Мариано растерялся. На мгновение ему показалось, что это явно призыв о помощи, но через секунду пруд сотряс смех. Мариано смущенно отвернулся. Увиденное выбило ментальную почву из-под ног.              — Смерть твоя будет страшна! — Пообещала Мирабель.              — Ох ноу… — Камило заерзал, прямо как змея. — Не дождешься! АЙ! Больно!              То, что для Мирабель было щекотанием, то для Камило оборачивалось потенциальными синяками. Не было в девичьих пальцах нужной легкости. Прятались там лишь боль и страдания. Схватив соседку за бедра, Камило круто повернулся в бок. Мирабель рухнула снова.              Власть сменилась.              Мариано стыдливо отвернулся. Он не должен был этого видеть. Видит святая матерь, не должен был! Но все же увидел. Зрелище это его странно шокировало. Камило он знал едва ли не с пеленок, оттого непривычно было рассматривать того как взрослого юношу.              Захохотав с большим злорадством, чем когда-то Мирабель, Камило защекотал у самых ушей. Более странной завязки Мариано представить не мог. Не дожидаясь, когда запретное станет явью, Гузман торопливо зашагал прочь.              Все же стоило забыть обо всем и идти домой, без всяких стихов, прудов и прочих мелочей. Теперь то, что Мариано не должен был видеть, будет преследовать его до конца дней.              Что-то, но хранить чужие секреты Гузман умел.              Когда от смеха пошел кашель, Камило соскользнул прочь и впечатался щекой в мягкую землю берега. Мирабель слабо толкнула Камило ногами, но после успокоилась. Силы их покинули. В легких клокотал кашель, а глотки напрочь истощились от смеха. Тем не менее, не издавать звуков тоже не выходило.              — Знаешь, щекотать — это не твое признание. — Посмеиваясь, сообщил Камило.              Шумное дыхание перекрывало стрекот сверчков.              Некоторое время они не говорили. Камило старался отдышаться, а Мирабель глядела на небо сквозь грязные линзы очков. Из-за разводов и земли большая часть пространства казалась скрытой за грязными клубами, но звездам было плевать. Они продолжали пробиваться сквозь тьму, будоража воображение.              — Уснула? — Камило несильно толкнул Мирабель в бок.              Она не видела его лица, но чувствовала, что на губах дрожит улыбка.              — Не дождешься. — Мирабель толкнула Камило в ответ. — Просто небо сегодня красивое.              Тот кивнул. Ткнув пальцем вверх, Камило указал на горсть звезд.              — Это созвездие — оленьи рога.              Мирабель удивленно приподняла брови. Покойный дедушка умел читать по звездам. Он говорил, что был моряком в свое время. Мирабель этому верила, хотя дома не было ни доказательств, ни опровержений этой истории. Дедушка знал звезды как свои пять пальцев, и Мирабель хотела уметь то же самое, но сколько бы она не старалась, ничего не выходило. Она не умела ориентироваться в небе.              — Любишь астрономию?              — Не-е-е-е. — Камило отмахнулся. — У меня по ней тройка.              — Тогда откуда ты знаешь, что это «оленьи рога»? — Мирабель чуть растерянно нахмурилась.              — Потому что я его придумал. — Горделиво сообщил Мадриггаль. — Вон, видишь? Та, та, та, та, та, та и та звезда — похожи на рога. Вон, ниже круг, это голова. Вот тебе и олень. А вон, выше, охотник. У него в руках лук и он вот-вот выстрелит в яблоко.              То, что Камило звал оленем, Мирабель примерно увидела. Охотника тоже. Но вот откуда взялось яблоко? Где яблоня?              — Почему он стреляет в яблоко, а не в оленя?              — Потому что Антонио просил, чтобы охотник никого не убивал. Пришлось придумывать яблоко.              Мирабель почесала нос.              — А в реальности как называются эти созвездия?              — Я не астроном. — Запрокинув руки под голову, Камило сдул с носа волосок. — В любом случае мои названия лучше.              — От скромности не умрешь.              — А ты как думала? Скромность — худший порок для артиста.              И они замолчали, каждый думая о своем.