Под сводами Каситы.

      — Прошу прощения за задержку. — Воспитатель села за стол и посмотрела на часы. — И всё же я рада вас видеть. Особенно спустя столько времени.              Камило искренне надеялся, что суровая дама с седым пучком на макушке соотнесёт нервозность Мирабель с чем-нибудь абстрактным. Грудь соседки нервно вздымалась, и это не мог скрыть не крой платья, не цветастые бусы, обильно наброшенные на шею. На фоне нервной, чуть взвинченной Мирабель Камило ощущал себя величайшим лицедеем из всех. Мускулы на его лице не дрожали, а пот лился лишь из-за подушек, подвязанных к телу, но уж точно не от нервов.              Отцовская одежда странным образом добавляла уверенности в себе. Кто бы мог подумать, что рубашка с чужого плеча и старые брюки способны придать столько внутренних сил! Мысленно Мадригаль дал себе зарок приходить на все важные тесты и контрольные именно так. В одежде уже состоявшегося, оттого и уверенного в себе мужчины. Под ложечкой приятно сосало. С определенной стороны Камило предстояло отыгрывать самую настоящую роль!              Жесты, манеры, привычки Феликса — все это вроде бы было заложено и в Камило, но фрагментами. Маленькими кусочками, которые срочно требовалось возвести в абсолют. Камило искоса посмотрел на Мирабель. Материнское платье ей удивительно шло. После его взгляд упал на воспитательницу. Та смотрела колюче и недружелюбно. Как бы поступил Феликс, столкнувшись с этой ситуацией?!              — А мы как ждали этой встречи, сеньора! — Камило всплеснул руками. Голос его, по-мальчишечьи тонкий, покрылся благородной хрипотцой после нескольких минут отчаянного ора на холме. — Вы даже не представляете!              — Да-да… — Мирабель, как затравленный зверёк, смотрела то на Камило, то на воспитателя. — Очень.              Воспитатель ничего не ответила. Камило уже потянулся к ее руке, чтобы запечатлеть поцелуй, но строгая женщина тут же пресекла эту инициативу. То, что мог бы сделать Феликс Мадригаль, оказалось воспитательнице не по нраву. Простодушная улыбка на лице Камило даже не дрогнула, но осадок на душе остался. Все люди делились на два типа: те, кто проникались Камило сразу же и те, кто никогда и ни за что не смогли бы его принять. Женщина перед ним относилась ко второму типу.              — Охотно верю. — Воспитатель потерла переносицу, после чего посмотрела на Антонио.              Тот, как чумной, сидел в самом углу кабинета за маленьким желтым столиком и активно разрисовывал предложенные листы бумаги. Невольно Камило напрягся. Младший брат казался таким беззащитным, таким беззаботным, выводя розовые круги на чуть мятой бумаге. Он, наверное, даже не догадывался об истинной важности сегодняшней миссии. Оставалось лишь молиться, чтобы Антонио не забыл про игру.              — Как бы мне не хотелось, но я не могу сказать вам того, чего не говорила бы Долорес. — Воспитатель кашлянула. — Антонио очень сильно выделяется. Он мало контактирует с другими детьми. Не желает с ними играть или разговаривать. Быть может, для вас это не кажется особенной проблемой, но давайте будем честны. В будущем вашему мальчику придется очень непросто.              Камило снова повернул голову в сторону Антонио. Младший брат продолжал увлеченно рисовать, даже не обращая внимания на сказанное. Мысленно Мадригаль возрадовался. Пойми Антонио смысл этих слов, его сердце оказалось бы разбито. В этом Камило практически не сомневался. Вся братская гордость за себя самого мгновенно превратилась в ядовитую змею. Упреков в чужом голосе оказалось так много, что дрожь прошла по телу. Маска беззаботного Феликса Мадригаля треснула, но не раскололась.              — Но он такой сам по себе. — Неуверенно отозвалась Мирабель. — Разве мы можем его изменить?              Воспитатель подозрительно сощурилась. Недружелюбная женщина смотрела на Мирабель едва ли не чаще, чем на Антонио и это откровенно злило Камило. Неуверенность соседки только набирала сил. Крах подкрался оттуда, откуда Камило даже не мог помыслить.              — Многое растёт из семьи, моя дорогая.              — Что вы имеете в виду?! — Камило тут же прикусил язык. Пламя ярости в животе противно зашипело. Огромных трудов стоило вернуть голосу учтивость. — Хм… Простите, что так громко. Что Вы хотите этим сказать, сеньора?              — Антонио ходит в наш сад довольно давно, и все это время его сопровождала старшая сестра. Не вы. Со стороны это может показаться сущей мелочью, но мы ведь понимаем, что не всё так просто.              Это страшно не понравилось Камило. Мышцы лица заболели, но улыбка стала шире. Тень на семью, брошенная точно ненароком, оказалась ударом ниже пояса. Мама и папа любили своих детей в равной степени. Они никогда не задвигали одних в пользу других. Так почему эта женщина вообще позволяла говорить себе такие вещи?! Камило, все еще таящийся под маской Феликса, оскалился. Он частенько водил младших братьев и сестёр своих друзей в школу и не видел в этом ничего ужасного. Он бы и Антонио водил, но школа была в одном месте, а сад — в другом.              — Это приучает к ответственности. — Ответ вышел мрачным и был скорее в духе Пеппы, чем Феликса. Опомнившись, Камило схватил Мирабель за руку и поцеловал её ладонь. — Правда, любовь моя?              На долю секунды Мирабель задержала дыхание, и Камило искренне помолился, чтобы соседка не вытерла руку о подол платья в ту же секунду. Мирабель не стала ничего вытирать. Лишь беспомощно посмотрела по сторонам.              — Да. У нас большая семья. Сами понимаете, трое детей, а мы все в делах…              — Работа не является оправданием запущенности. — Воспитательница поджала губы. — Не только вы работаете. У нас многие родители, если Вы не знаете, пропадают на работе. Но это не мешает им воспитывать детей!              — Антонио не запущенный! — Бусы на шее Мирабель усиленно задрожали. — Он просто не любит людей!              — И вы думаете, что это нормально?              С тихим шелестом на стол упали листы бумаги. Не без труда Камило узнал в них братские рисунки. Детские каракули, такие милые сердцу, разорвали душу старшего брата на части. Антонио нарисовал Каситу, а там, у самых дверей, столпились её жители. Старые и новые. Прошлые соседи в рисунок не попали, но вот другие Мадригаль занимали место ровно столько же, сколько семья. Особенно выделялась Мирабель. Она стояла к Антонио также близко, как и Пеппа, и подол ее юбки разрывался от обилия ярких бабочек. Цветастым насекомым места на искусственном полотне оказалось мало, раз их крылья перебросились и на остальных нарисованных людей. Даже на мрачную Альму, которая волей детской руки стала выглядеть не так уж и страшно. Желтые бабочки кружили над седой головой, образовывая не то блин, не то нимб.              — Очень красиво. Тонито, из тебя растёт маленький Пикассо! — Камило засмеялся. — Отличный ведь рисунок! Что не так?              За спиной тихо заскрипела дверь, но Камило не стал оборачиваться. Тонкий палец женщины упал на еще один рисунок. Тут-то сердце почти остановилось. Воспитательница указала на портрет матери. Бледнокожая зеленоглазая женщина с копной рыжих волос и слишком очевидной щелью между зубами ну никак не походила на Мирабель.              — Здесь нет детей. И Вас, между прочим, тоже.              — Потом вошли полицейские. — Камило плюхнулся на подушку и внимательно посмотрел на Долорес. Та напряженно молчала. — После приехала мама. Вообще здорово всё сложилось. Нас почти решили везти в участок.              Смешок не помог разрядить обстановку. Долорес не улыбнулась, тем более не засмеялась в ответ. Все еще пораженная, старшая сестра смотрела куда-то перед собой, обдумывая каждое словечко. Камило лучше устроился на подушке. Вся глупость сложившейся ситуации стала очевидна лишь сейчас. Мадригаль снова задал себе вопрос: а о чем я вообще думал, затеяв все это? Ответа снова не нашлось.              Закатный свет медовыми пятнами расползся по полу и если бы не страшный беспорядок, Мадригаль бы подумал, что его засунули в исповедальню. Мысленно Камило загибал пальцы. К нему уже наведалась злая, как фурия, матушка и пришла сестра. Осталось только дождаться папочку, чтобы начать печальный рассказ с самого начала и снова прожить те ужасные моменты.              — Ты такой дурак. — Долорес почесала лоб. — Какой же ты дура-а-а-ак.              — А ты моя сестра. — Камило беззлобно усмехнулся. — Ну же, скажи, какого это быть сестрой дурака?              — Всё нормально. Ты просто приёмный.              И Долорес ушла, не сказав больше и слова. Камило благодарно кивнул. Человеческого общества в этот день оказалось слишком много. Тем не менее, любимая сестра оставила ему арапес. И хоть страшно хотелось исполнить наказ матери и не брать в рот это кулинарное чудо, Камило не сумел противостоять соблазну. Перед тем, как закрыть Камило без права на ужин, Пеппа хорошенько накормила среднего ребенка. Столько салатов Мадригаль не ел очень и очень давно.              Но ведь арапес были из другой оперы. Разве может зелень сравниться с солёным тестом и тягучей сырной начинкой внутри? Через силу запихнув в рот кусок, Камило подошел к окну. Энканто, чудесный пригород, продолжал утопать в небесном золоте и это только добивало. Камило был уверен, что созерцать родные края ему долгое время придется именно так, из-под замка комнаты.              На краю оконной рамы виднелась трещина. Тут же вспомнился пруд и Мирабель. Слабая улыбка появилась сама собой. Камило еще раз укусил арапес. Как бы ни хотелось окрестить этот день полным провалом, что-то прекрасное всё же произошло. Камило не понимал, что именно, но факт оставался фактом. Душа болела не так сильно, как могла бы.              «Мирабель пошло мамино платье»              И арапес встал поперек горла. Собственная мысль, чистое безумие, заставила Камило подавиться. Не было в ней ничего, что могло бы шокировать или просто удивить. Мадригаля застала врасплох внезапность и бесхитростность собственных умозаключений.              Мирабель. Пошло. Мамино. Платье.              Щеки тут же налились кровью. Незнакомое чувство заставило Камило улыбнуться. Мысленно Мадригаль опять вернулся к началу дня, когда он и Мирабель только-только вошли в город. Парни, юноши, мужчины смотрели на переодетого Камило так, как никто и никогда на него не смотрел и все лишь потому, что Мирабель была настоящей красавицей!              — Глупости. — Буркнул Мадригаль. — Идиотизм.              Оконные створки с хлопком закрылись. Камило посмотрел на оставшиеся арапес и бессильно развел руками. Еды оказалось так много, но сил для ее поедания больше не имелось.              Казалось, боги воплотили самый страшный кошмар.              Домашний арест иногда творил чудеса. Например, Камило проснулся лишь сорок минут назад, но ему показалось, что прошла целая вечность. За стеной глухо бухтел телевизор, на кухне кто-то что-то готовил, а со стороны материнских грядок уже слышалось журчание воды. Папа все еще не заходил для разговора. Камило не сомневался, что причиной тому было разочарование, но так даже было лучше. Не пришлось опять смотреть в грустные родительские глаза.              В ванную его выпустили часом позднее. Все еще злая мама лично проконтролировала путь от двери спальни до ванной комнаты. Утро нового дня оголило новые морщинки и следы усталости. Вчерашние события высосали сил больше, чем предполагалось ранее.              — Мам, прости меня.              Пеппа не ответила. Она молча подала полотенце и скрылась, давая Камило время на себя. Никто не мог сказать точно сколько это будет длиться, поэтому морально Камило приготовился к длительному молчанию. Когда время подошло к концу, Камило по пути к себе увидел Мирабель. Та тут же отвернулась и что-то усиленно зашептала Луизе.              «Прости»