Родители ссорились очень редко, но когда это случалось, Долорес не покидало чувство, что она находится в ужасной опасности.
Собственный дом казался ей минным полем. Долорес испуганно огляделась. Полоска света била из-под закрытой двери на кухню. Мама что-то громко вычитывала папе, а Антонио рисовал за кухонным столом. Долорес слышала каждое, даже самое тихое слово, но ее гудящая голова отказывалась понимать смысл. Родительские голоса стали не больше, чем просто посторонним шумом. Тем не менее, именно в шуме и крылась опасность. Он сбивал с мыслей, вел неправильными путями, давал иллюзию защищенности.
Наспех стащенные арапес продолжали теплиться под бумагой. Часть из них распалась, часть сильно помялась, но иного выбора не было. Долорес и так чувствовала себя последней дурочкой, пряча еду под скатертью. Сумка, неуклюже привязанная к ноге, оттягивала кожу и Пеппа спросила, почему Долорес хромает. Этот момент вышел чертовски опасным. Но Долорес справилась. Выдала более-менее убедительную ложь и выскользнула из-за стола, заодно стащив и ключ.
Дверь в комнату Камило никогда не воспринималась серьезным препятствием, но в этот раз Долорес стало не по себе, когда ключ едва-едва вошел в замочную скважину. Страх, что ее так застанут, щекотал нервы. Замок негромко щелкнул и Долорес замерла. Голоса на кухне не стихли. Никто ничего не понял.
— Камило! — Прошептала Долорес, юркнув в темноту. — Это я!
Камило ничего не ответил. Он лежал на кровати, подбрасывая небольшой мяч. Долорес быстро огляделась. Никаких источников света тут не наблюдалось. Антонио проговорился, что злая матушка вынесла все-все, что могло бы отвлечь Камило от наказания. На люстре не было даже лампочек! Реши Камило что-нибудь прочесть, он бы столкнулся с большой проблемой.
Солнце продолжало догорать, окрашивая медным рыжим светом небо, но сумерки всегда наступали быстро и густо. Долорес была уверена, что еще полчаса или больше, как черный пузырь созреет между узких стен и Камило не увидит ничего. Даже самодельный мяч станет для него куском вечности.
— Какие люди… — Камило на нее даже не поглядел. Он продолжал смотреть на мяч. — Долли, привет! Как твоя жизнь, сестренка!
Вымученный радостный тон вызвал уныние. Долорес огляделась, притянула дверь и закрыла ту на ручку от швабры. Даже если мама обнаружит пропажу ключей, она тут же забудет о них, увидев, что дверь все еще заперта. Долорес облегченно выдохнула. Теперь дело стояло за малым — разобраться во всей этой каше.
— И что ты натворил?
Камило пожал плечами. Глаза его внимательно следили за самодельным мячом. Тот то приближался, то отдалялся, то приближался опять. В какой-то передаче, связанной с шаманизмом, говорили, что так можно оторвать астральное тело от живой плоти. В астральные тела Камило не верил, но вот заняться хоть чем-нибудь ему хотелось.
— Долли, лучше уйди. Сегодня не мой день.
Мячик выскользнул из пальцев и впечатался прямо в лицо Камило, лишний раз доказывая правдивость этой мысли. Бумага рухнула на пол и очень быстро слилась с прочим интерьером. Пеппа немного перестаралась с изъятием ненужных, по ее мнению, вещей. Книги, часть одежды, подушки усеивали пол, напоминая разбросанные частицы вселенной. Камило и Кровать считались негласным центром.
— Знаешь, я бы подумала, что тебя пытаются ограбить. — Тихо пробормотала Долорес, отпихнув ногой старый учебник по физике. Всю художественную литературу Пеппа вытащила в первую очередь. — Камило, чем ты расстроил маму?
Камило шумно втянул носом воздух и прикрыл глаза, точно этот вопрос он слышал несколько десятков раз. Долорес прикусила губу. Увлеченная своими заботами, она пропустила что-то невероятно важное и сердце из-за этого неприятно ныло.
— Тем, что родился? — Камило искренне попытался улыбнуться так, будто все было как надо, но неестественная кривоватость губ сдала Мадригаля с потрохами. Долорес тут же все поняла.
Приподняв юбку, старшая сестра спешно отвязала сумку от ноги и вынула оттуда свертки с арапес. Все еще теплые, они частично пропитали собой бумагу. Камило принюхался, но к Долорес не подошел. Лишь забросил ногу за ногу.
— Мама сказала, что никаких арапес.
Долорес видела, почти чувствовала желание брата вцепиться зубами в мягкое тесто. Но Камило попытался смирить желудок. Он даже повернулся к стене, чтобы не видеть угощения, что Долорес расценила как плохой знак. Камило не только решил нести родительское наказание, но и подумал наказать себя сам. Это вызывало смешанные чувства. От едва осязаемого восхищения до житейской апатии. Все светлые чувства вымерли и Долорес, найдя себе священный долг, с чувством дала брату затрещину.
— АЙ! А ЭТО ЗА ЧТО?!
— За то, что споришь со старшими. — Долорес вывалила свертки с арапес прямо на кровать. — На, бери! Все ешь! Чтобы и крошки не осталось!
— Вообще-то меня кормили. — Прокряхтел Камило, теряя весь трагический флёр.
Узник высокой башни резво превратился в себя самого, и Долорес не сумела подавить облегченного выдоха. Все было хорошо. Почти правильно. Старшая сестра сбросила со стула кое-какую одежду, а после уселась, сцепив пальцы в замок. Её глаза зорко уставились на Камило. Младший Мадригаль кончиком большого пальца мусолил бумагу, пропитанную маслом. Родители действительно его покормили, но вся еда, предложенная на ужин, показалась ужасно пресной без десерта. Желудок был полон, но чувство голода не уходило.
— Что тебе вообще от меня надо? — Камило попытался оттолкнуть от себя арапес, но бумага задралась, и нос защекотал слабый вкусный запах. Как назло, отец решил приготовить булочки со сладкой начинкой. Камило такое любил. — Меня приговорили к одиночеству! Позлорадствовала и хватит! Ха-ха, да, я облажался. Что еще? Разве я мало получил от родителей, чтобы теперь ты меня отчитывала?!
Внутренняя Долорес в немом испуге отпрянула, когда внешняя оставалась хладнокровной и пугающе безразличной. Обида пчелой ужалила сердце. Кем вообще видел её Камило, раз решил, что сестра готова еще сильнее испортить ему день? У Долорес не было сил не только на злорадство, но и на маленькую гаденькую улыбку! Настолько городские слухи испортили ей настроение.
— Я пришла не смеяться. — Долорес поправила складку на красной юбке. — Я пришла узнать, что случилось. Родители ссорятся, Антонио грустно, Мирабель к нему не идет.
Камило повесил голову и страдальчески вздохнул. Долорес затаила дыхание. Никто ничего ей не объяснял, но шестое чувство, что Мирабель тоже замешана в этой истории, било набат. Иначе, почему та половину дня ходила пристыженным щенком и боялась смотреть на Долорес? Явно ведь не из-за Исабеллы и… Долорес шумно втянула носом воздух. Ей стоило думать о ком угодно, но только не о демонице семьи Мадригаль. Ради своего душевного спокойствия.
— Просто я идиот. — Камило мрачно тряхнул головой. — Полез, не подумав. Еще и Миру подговорил. Придурок!
Долорес пикнула, прямо как птичка. Ее брат со злостью вонзил кулак в матрас и тот жалобно заскрипел, режа по нервам. Настолько раздавленного Камило Долорес не видела очень давно. Интуиция завопила — история скверная.
— И знаешь, ведь всё начиналось так хорошо…!
— А это обязательно?
Мирабель с сомнением посмотрела на предложенное платье. Бледно-желтое, оно висело практически у стенки шкафа и не создавало впечатления активной носки. От ткани пахло старостью и временем. Камило с наслаждением втянул носом затхлый запах. Ему нравились вещи с подобной историей. Мама, кажется, носила это еще в те времена, когда зараза в виде «детей цветов» пробралась на территорию Южной Америки. Простой фасон выгодно подчеркивал крупные белые цветы, распустившиеся то тут, то там. Время сделало рисунок бледнее, но Камило считал, что так даже лучше. Бледные краски делали людей старше.
— Хэй, ты ведь будешь играть Пеппу Мадригаль! — Камило заставил Мирабель взять платье, после чего полез к старой отцовской рубашке. — А как ты будешь Пеппой Мадригаль, если на тебе неправильная одежда?
Мирабаль растерянно посмотрела на себя. Буйство синего, фиолетового, сиреневого и холодно-розового цветов ей казалось более чем симпатичным. Камило критично покачал головой. Его мама подобное ни за что не надела бы.
— Они ведь не знают твоих родителей. — Мирабель скептично поправила очки. — Зачем такие сложности?
Этот вопрос пронзил грудь и вырвал сердце. Камило сделал вид, что ему очень-очень плохо. Мирабель кривляний не оценила. Она снова посмотрела на платье с чужого плеча, а после обратила внимание на руки. Рядом с желтой тканью Мирабель казалась себе темнее, чем она была на самом деле.
— Мир-р-ра, воспринимай это как приключение! — Камило легко ткнул соседку в сторону одной из комнат, давая сигнал к переодеванию. — Ты ведь не хочешь, чтобы нас узнали и повязали?
Некрасивый смешок заставил Камило нахмуриться. Долорес виновато улыбнулась. Тяжелый, непривычно обиженный взгляд брата точно говорил: «что смешного?». Долорес покачала головой. Ее глаза дико озирались по сторонам, прежде чем из густо накрашенных губ вылетел шепот:
— Тебе дядя Бруно передал свой дар?!
От одной только мысли у Камило земля ушла из-под ног. Тот вжался в стену. Один из украденных арапес оказался едва не раздавлен. Сердце Камило бешено забилось. Маленькая частичка его естества орала в суеверном ужасе, когда большая рациональная часть смяла эту мысль, как кусок ненужной бумаги.
— Глупости. Просто накаркал.
Отцовские вещи оказались слишком велики. Три Камило без каких-либо проблем уместились в штаны, плюс осталось бы место для одного Антонио. Действовать пришлось решительно и творчески. Подушку к животу Мадригаль повязал поясом материнского халата, а под отцовские брюки напялил еще несколько штанов. Касита дарила удивительную прохладу, но этого оказалось мало. Что станет с Камило на улице, прямо под палящим солнцем, Мадригаль боялся представить.
— Мне все еще кажется, что это лишнее. — Мирабель тихонько вошла в комнату. — Правда. Твоя мама будет злиться.
Занятый ремнями Камило сначала даже не обратил никакого внимания. Он безуспешно старался сделать так, чтобы брюки его не удушили. Мирабель призывно кашлянула и дыхание сперло. То, что произошло с Камило, Мадригаль видел по телевизору сотни раз в романтике разного пошиба. Героиня, надевшая случайное платье, неизменно выглядела прекрасно и пленительно, а главный герой стоял, прямо как завороженный и смотрел, смотрел, смотрел… Подобных сцен Камило отчаянно не понимал. Актрисы, выбранные на главные роли, из сцены в сцену оставались красивыми, когда массовка отчаянно твердила обратное. Тем не менее, реальная жизнь насадила Камило именно на этот крючок.
Платье для Мирабель было мало. Не настолько, чтобы соседка в него не влезла, но настолько, чтобы ткань в торсе стала почти второй кожей. Мирабель оказалась больше, чем вечно худая Пеппа тех лет. Камило ясно видел форму груди, свободно замечал изгибы бедер. Странная, зрелая красота накрыла собой Мирабель. Она действительно точно перепрыгнула несколько ступеней и стала выглядеть старше своих лет. Камило повернулся к зеркалу. Там, где стояла близкая к зрелости Мирабель, корчился он, смешной подросток в нескольких брюках.
Мирабель неловко засмеялась, при этом отчаянно стягивая углы декольте между собой. В ее одежде никогда не было настолько глубоких вырезов, хотя они как раз вписывались в дух времени, когда платье подобного фасона пользовалось популярностью. Мирабель казалась себе вульгарной. Присмотревшись, любой мог бы заметить кромку белья, спрятанную под тканью. Или сама Мадригаль придумала это? В любом случае, чувство неловкости лишь возросло.
— Интересно выглядишь. — Камило криво улыбнулся, не понимая, почему ему так отчаянно хочется смотреть на Мирабель до тех пор, пока в той не появится дыра. — Прямо как подсолнух, хах.
— АЙ! А это за что?!
Вторая затрещина заставила Камило чувствовать себя так, будто вот-вот мозг пойдет из носа. Перед глазами замерцали звезды, а злое сопение Долорес автоматически приравнялось к завываниям холодных ветров.
— Разве можно говорить девушке такие вещи? — Просипела Долорес, с трудом не давая еще одной затрещины. — Интересно выглядишь? Как подсолнух? Ты, блин, серьезно, Камило?! Клянусь, если бы мне такое сказали…
— Если бы тебе это сказал Мариано?!
Долорес заскрежетала челюстью. Ей хотелось выплюнуть: он бы такого не сказал! И это было правдой. В некоторой мере. Пусть Мариано и был поэтом, его поэтический круг оказался удивительно узок. Он не сравнивал женщин с цветами. Он вообще был аллергиком. Долорес кашлянула, тщательно скрывая досаду.
— Камило, я тебе как старшая сестра говорю, девушки не могут выглядеть интересно. Когда мужчина так говорит — он имеет в виду, что девушка страшная и некрасивая. Понимаешь?
— Мне лучше знать, что я говорил. — Пробормотал Камило. О том, что Мирабель была совершенно не страшной, о чем норовила сообщить солидная часть мужчин в городе, Камило умолчал. Точно также он умолчал о том, что всю дорогу до детского сада он жался к Мирабель, точно говоря, что та с ним. — Она действительно выглядела интересно. Непривычно.
Как об стену горохом. Долорес отмахнулась, удобнее устроилась на стуле и спросила:
— Ладно, актеры под прикрытием. Раз вы так хорошо подготовились, то как вас спалили?
— О… — Камило зло улыбнулся. — А это, сестра моя, удивительно прозаичная история.
