🐇🎀🐇
Полки в цзинши, сундуки и даже тайник с «Улыбкой императора» под вынимающейся половицей — все было тщательно проверено, но ни следа запретной литературы Вэй Усяню отыскать не удалось. Это даже поражало — все-таки Лань Чжань на удивление оказался куда более продвинутым в искусстве любовных сражений, чем казалось, но где он мог почерпнуть такие знания, Вэй Усянь не представлял. Сам он в юности зачитывался всеми весенними сборниками, какие только удавалось достать, и три месяца в Облачных Глубинах изрядно пополнили его коллекцию, однако его знаний не хватило, когда дошло до дела. Он никогда не открывал ни единого сборника Лунъяна, и теперь его обуревало любопытство. Хотя покупать их смысла он не видел — каждого дня вдвоем с Лань Чжанем ему более чем хватало. Сейчас, когда Лань Чжань был на совете, Вэй Усянь мог «распустить руки». Он отправился в библиотечный павильон, пока ученики клана вслух повторяли уроки в ланьши. Но ожидаемо не обнаружил ни следа подобных книг. Отчаявшись, он уже собирался обратиться к Сычжую, когда в библиотеку кто-то вошел. Вэй Усянь удачно оказался за полкой, поэтому его не заметили. Заклинатель в белом — самое обычное дело в Облачных Глубинах — стремительно пересек павильон, положил что-то на стол для каллиграфии у окна и открыл спуск в тайный отсек. Значит, это кто-то, кто имеет доступ к секретным техникам. Вэй Усянь осторожно вышел из своего укрытия и подкрался к низкому столику. Книга, которая лежала поверх пачки отчетов младших учеников, пряталась за очень скучной обложкой, но Вэй Усянь имел большой опыт в сокрытии подобных улик, а потому сразу понял, что тут что-то не так. Раскрыв книгу, он обомлел. Кажется, кто-то в Гусу Лань не только читал произведение, посвященное Старейшине Илина, но и посмел его распространять! Бегло пролистав страницы, он нашел краткие и, в целом, общеизвестные сведения о себе самом — вернее, различные истории, в которых он так или иначе был замешан. Некоторые истории были забавными, как та, с Дамой, а другие слегка пугали, но ничего по-настоящему плохого в них не было. Похоже, что это была копия — страницы, испещренные идеальной каллиграфией, выглядели аккуратно, но скучно, будто кто-то переписал древний трактат, а не байки о веселых похождениях какого-то засранца из Юньмэна. Ни тебе иллюстрации, ни закладки в виде цветка! И все-таки Вэй Усянь с нежностью вглядывался в текст, едва касаясь иероглифов пальцами, словно боясь их размазать. Потом он спрятал книгу в рукав, поправил на себе одежды и спустился следом за незнакомцем со словами: — Второй молодой господин Лань, должно быть, ищет способ, как победить Старейшину Илина? Да будет ему известно, что великий и ужасный Вэй Усянь никак не может этого позволить, — на ходу рисуя талисман замка на чистой заготовке, чтобы надежно запереть за собой люк.🐇🎀🐇
Лань Ванцзи знал так мало. При жизни Вэй Ина он знал только то, что позволял себе знать. Как тот выглядит, как смеется и говорит, какой он надменный с другими и дружелюбный с ним самим. Как горят его глаза, когда он находит выход. Как руки горят, если его коснуться. Но теперь он будто стремился наверстать упущенное. Он посетил места, в которых бывал или мог бывать Вэй Ин. Заказал ужин в винном магазинчике Илина, где они обедали с А-Юанем, и в той закусочной в Цайи, где они никогда не ели вместе, но могли бы, не будь он таким ослом, тоже. Он расспрашивал людей, и все охотно делились с Ханьгуан-цзюнем историями о злобном, зверски жестоком, коварном и опасном Вэй Усяне, памятуя об их известной всем вражде, и никто не хотел говорить с ним о Вэй Ине — добром и мягком, красивом и отважном любителе шуток и флирта. Исключения все же случались, как тогда, с молодой госпожой Ло в Башне Кои. То тут, то там ростки истинной сущности Вэй Ина прорывались сквозь поросль сплетен и ненависти. Нет, Лань Ванцзи не оправдывал всего того, что Вэй Ин натворил. Он не забывал обо всем ни на секунду. И о том, кто такой Вэй Ин на самом деле, тоже не забывал — просто не мог забыть. У Вэй Ина всегда находился повод выпить. Он любил детей, девушек, уважал стариков, относился с достоинством к тем, кто отвечал взаимностью, и находил общий язык со всеми. У Вэй Ина был изобретательный ум, из тех, что рождается раз в тысячелетие. Он был способным и талантливым, казалось, мог осилить что угодно, вес всего мира на своих плечах, и выстоять. Это было ложью, фальшивой обложкой для книги, но откуда Лань Ванцзи мог об этом знать? А-Юань рос, и однажды он спросил у наставника, кто такой Старейшина Илина. А Лань Ванцзи не смог подобрать нужных слов. Следовало сказать то же, что говорили все. Старейшина Илина — ужасный преступник, распутник и отступник от Истинного Пути, погибший смертью, которую заслуживал. Именем Старейшины Илина пугают непослушных детей. Его армия нежити подвергала в страх даже знаменитых заклинателей. К счастью, мир избавлен от него и его Тьмы. Но Лань Ванцзи не мог сознательно лгать. Они сидели под глицинией около библиотечного павильона, ожидая других учеников, и Лань Ванцзи не мог сказать правду. Правила Гусу Лань гласили, что нельзя судить о поступках, не узнав полной картины. Он напомнил А-Юаню об этом, когда узнал, что послужило причиной его вопроса. А потом отправился в странствования вновь. Прошло время, раны затянулись, слухи поутихли. В пути он принялся делать заметки об услышанном, заодно внося туда же то, что знал ранее. Он не смог бы описать, как алая лента вилась за фигурой в черном, маня ухватить себя в ладонь. Не стал бы обращать внимания на чудесную игру на флейте, достойную даже по меркам его клана. Как пальцы музыканта плясали по Чэньцин, как касались ее губы. И ни к чему было бы останавливаться на том, что Вэй Ин пах медовой пыльцой, пряностями и свежей травой, когда Лань Ванцзи целовал его на осенней охоте. Он даже не записал так, как это сделал бы очевидец, первый из известных подвигов Вэй Усяня, победу над Черепахой-Губительницей, которую он не смел делить на двоих, — не хотел показаться предвзятым. Лань Ванцзи никогда не был хорош в рисовании, поэтому его записи состояли только из текстов. На полях он оставлял заметки, которые не стал вносить в финальную версию. И, вернувшись, он положил листки в тайник, дожидаться своего часа. Поэтому когда А-Юань спросил о Вэй Усяне в следующий раз, он был готов.🐇🎀🐇
Рано или поздно у всех случаются дни рождения. Таким был закон жизни, и даже великий Ханьгуан-цзюнь подчинялся ему. А потому Вэй Усянь, однажды отправившись на охоту с учениками Гусу Лань, как бы между прочим спросил у Сычжуя: — Ханьгуан-цзюнь не говорил, что ему… что-нибудь нужно? Может быть, какой-нибудь артефакт, или…? Он совсем недавно сделал дивный колокольчик для Цзинь Лина, но заставил Сычжуя передать подарок. Говорили, что глава Цзинь, как теперь следовало обращаться к юноше, покраснел от гнева и даже забросил ночную охоту, оставив Ланей с Вэнь Нином в недоумении. «Но он был рад», — поспешил успокоить Вэй Усяня добрый малый Сычжуй. Лань Цзинъи дополнил картину: «Я почти уверен, что он вспылил, потому что никак не мог выдавить из себя слова благодарности». Сычжуй мягко улыбнулся, покачав головой. И вправду, вопрос глупый — Ханьгуан-цзюнь мог и сам купить, найти или сделать все, что хотел. Если кто и мог, то, конечно, он. Вэй Усянь мог бы ничего и не дарить, ну кроме своей безмерной любви да пары-тройки новых затей для их почти ежедневных приключений в постели, но ему хотелось сделать нечто особенное для Лань Чжаня. Вечером, вернувшись в цзинши раньше обычного, он полез за вином в тайник и вспомнил, как искал там двойное дно в прошлый раз. Насколько он знал, Лань Чжань не успел спохватиться, так что самое время было вернуть украденную рукопись. Оглядываясь в поисках места, куда книга могла бы невзначай упасть при случае, он с сожалением был вынужден признать, что утонченная, строгая обстановка цзинши не позволяет разбрасывать вещи ни сознательно, ни случайно. — Это тебе не твоя комната в Пристани Лотоса, Вэй Усянь… — хмыкнул он себе под нос. В ожидании Лань Чжаня он выпил немного вина и от нечего делать принялся читать. А когда закончил, решение о подарке пришло в голову само собой. Он просто положил книгу в тайник, приготовил тушь, взял лучшую бумагу и уселся за стол. Когда Лань Чжань вернулся, он уже как ни в чем не бывало ждал его в постели. Оставалось только не позволить ему раньше времени заглянуть в его старый тайник. Только и всего, разве это сложно?🐇🎀🐇
Это оказалось весьма выматывающим занятием. Вэй Усянь терпеть не мог тайны и не любил врать своему супругу. Но ради особого подарка стоило потерпеть — поэтому он просыпался от всякого шороха и в их общее свободное время старался не спускать с Лань Чжаня глаз. Конечно, он поставил на тайник самую совершенную защиту, какую только мог придумать. Проблема заключалась в том, что Ханьгуан-цзюнь без труда бы ее снял. Наконец Вэй Усянь не выдержал и придумал свой собственный тайник. Книгу Лань Чжаня он оставил в цзинши, а сам выходил работать на полянку с кроликами — под сенью деревьев чудесно творилось, и Лань Чжань не смотрел на него с подозрением. Внимательный супруг Вэй Усяня довольно быстро понял, что что-то не так, но тактично не спрашивал, а Вэй Усянь никогда бы не признался и не разрушил сюрприз. Возможно, Сычжуй что-то ему подсказал, а может, Лань Чжань просто был идеальным во всем, потому что он никогда не пытался узнать то, чего Вэй Усянь не желал сам ему поведать. Ему не приходилось отчитываться, если отправляешься на ночную охоту, а если происходило нечто непредвиденное, он никогда не читал нотаций и мог разве что предложить помощь. Наверное, правило быть таким хорошим тоже высечено где-то на Стене Послушания. Иначе Вэй Усянь не мог объяснить эту гусуланьскую особенность.🐇🎀🐇
…у Лань Ванцзи все внутри странным образом застыло, когда по просьбе Вэй Ина он открыл его мешочек цянькунь в поисках заготовок для талисманов. А вместо них увидел новенький весенний сборник. Как зачарованный, он открыл его на первой попавшейся странице, испытывая сильнейшую ностальгию. И во всей красе увидел женские прелести на особо красочном рисунке. — Лань Чжань, скорее! — позвал Вэй Ин снаружи, и, чувствуя себя преступником, он захлопнул книгу и вернул обратно. Они сражались с духом, преследовавшим постояльцев одного трактира в Ланьлине у дороги. Но загадочное поведение Вэй Ина начало его пугать, будто недостающее встало на места и раскрыло все кости. Он никогда, ни на единый миг не сомневался в Вэй Ине. Если тот сказал ему, что лотосы вкуснее прямо со стебля, а арбузные корочки можно зажарить и съесть, значит, так оно и есть. И если целовал каждый вечер, шепча признания в сладострастном забытьи, значит, он любит. Любит его. Однако сомнения — словно Темный Путь, только для разума. Они разъедают сознание, вредят мыслям. Глядя, как Вэй Ин улыбается трактирщице и прощается с ее дочерью, чьи румяные щеки похожи на персиковый цвет, Лань Чжань ощущал себя дураком. Разве время уксуса вместо вина не ушло в прошлое? И все-таки он позволил себе проявить слабость, подозревать Вэй Ина в чем-то неправильном. Когда они остановились на привал у живописного причала, Лань Чжань отошел к воде и, опустив взгляд на отражение, отвесил себе пощечину. Он больше не повторит своих ошибок. По возвращению в Гусу он отправился к Сычжую, и тот вселил в наставника уверенность, правда, ненадолго: — Старший Вэй? Он отказывается ходить с нами в горы, — пожаловался Сычжуй, пожимая плечами. Чем-то занят в Облачных Глубинах? Это же хорошо, намного лучше, чем если бы Вэй Ин пытался куда-то уйти! — Вот именно, дни напролет проводит с кроликами, — поддержал друга Цзинъи, натирающий меч перед новым походом. Лань Ванцзи вспомнил, как застал Вэй Ина на полянке с девушкой, пришедшей покормить его питомцев. Но назавтра у него день рождения, а вечером пошел снег. И он подумал, что Вэй Ин не пойдет на кроличью полянку. Хотя бы пока. А потому вернулся в цзинши и сел писать письма, дожидаясь его. Потом обнял, когда Вэй Ин с влажными от снега волосами пробрался к нему под одеяло, прижал к себе крепко, коснулся рукой холодного плеча, отдавая свое тепло. Что бы ни происходило, все это — лишь снег на тропинке к источнику. А снег всегда тает, обнажая сокрытые под ним камни. Вэй Ин расскажет ему, когда его тропа обозначится в ночи. Разве не это они обещали друг другу, когда отбивали поклоны? — Лань-гэгэ, — шепнул Вэй Ин, подняв голову. Его взгляд сиял предвкушением, щеки раскраснелись, а губы… губы приблизились и одарили тягучим, невозможным поцелуем: — Уже твой день рождения. Поздравляю тебя, гэгэ, твой подарок на столе. Лучший день должен начаться лучше всех, так что разбуди меня утром, хорошо? Сегодня я не буду… жаловаться… Сонный и разморенный, он лег на него сверху и зевнул через улыбку. Лань Ванцзи вдруг понял. День рождения. У него же день рождения. Как он мог спрашивать себя, чем занят Вэй Ин, если у его супруга — день рождения? Поцеловав лоб за торчащей челкой, Лань Чжань ощутил, как с него упал огромный груз, несмотря на то, что на грудь давил своим весом взрослый мужчина, к тому же, заклинатель. — Спокойной ночи, Вэй Ин, — прошептал он и услышал: — Спокойной ночи, Лань Чжань. Разве мог этот день начаться еще лучше?🐇🎀🐇
Вэй Усянь еле разлепил глаза, а уже понял, что что-то не так. — Ла… Лань Чжань?! — ужаснулся он, вскочив с постели, точно спал на раскаленных углях. Он проснулся от утренних ласк. Это не было таким необычным делом, но… — Вэй Ин? — совершенно спокойно ответил Лань Чжань. Его нечитаемое лицо казалось при этом немного… взволнованным? — Разве не я должен сегодня будить тебя так? — Вэй Усянь чувствовал себя сбитым с толку. Сегодня день рождения у Лань Чжаня, и хотя он и так собирался преподнести ему свое тело с душой в подарок, тем не менее… Ему представлялось, что это он будет всячески обхаживать, любить и лелеять Лань Чжаня в этот знаменательный день. И можно не выходить из цзинши хоть до вечера, если того захочет именинник. Он никак не ожидал проснуться и увидеть свой член у него во рту. — Я нашел твой подарок, — таинственно сообщил Лань Чжань, кивнув на столик, и все сразу стало ясно. У Вэй Усяня мгновенно пересохло в горле, но он произнес: — Так и… какая страница тебе понравилась больше всего? Я… очень старался. У него все руки были в туши, а последние пару дней он почти не спал, ложась с Лань Чжанем, но вылезая из постели сразу, как только тот уснет. Все ради того, чтобы закончить книгу. Особую… книгу. Лань Чжань никогда не был хорош в рисунках, а вот Вэй Усянь — напротив. Он даже нарисовал вполне реалистичный портрет ему в подарок, когда им обоим было по пятнадцать лет. За эти годы он задолжал Лань Чжаню немало портретов, поэтому, даже не испытывая стыда сверх меры, Вэй Усянь воспользовался лучшей бумагой в Гусу и первоклассными чернилами, созданными для кисти поэтов и мудрецов, чтобы… Нарисовать целый весенний сборник про них с Лань Чжанем. Как быстро выяснилось, труднее всего не выдумывать развратные сюжеты и даже не скопировать их лица и фигуры для наибольшей схожести, а перенос желаемых образов на холст. Ему постоянно казалось, что все не то, а получаемые рисунки чересчур сильно не дотягивают до реальности. Но время подгоняло, и, чтобы как-то смириться с наверняка мнимой ограниченностью своих возможностей, Вэй Усяню даже пришлось спуститься в Цайи за парочкой примеров — «и это продают, вы серьезно?!». К сожалению, в маленькой дрянной лавке около борделя не водилось сборников Лунъяна, так что художник был вынужден выбрать наименее скучные версии с обнаженными девицами и злыми на вид стариками. И он сделал вывод, что весенние сборники создаются людьми с ограниченным воображением и напрочь отсутствующим кругозором. Потому он, словно ради чистой юношеской бравады, вставил как можно больше в свой подарок. К примеру, там был Лань Чжань, изнывающий от нетерпения под гигантскими щупальцами Вэй Усяня, чья нижняя половина превратилась в осьминога. И, чего обычные авторы явно сделать никак не могли, добрую треть сюжетов он посвятил тому, как они меняются ролями. Он никогда не видел сборников Лунъяна и не знал, насколько это распространено, но справедливо полагал, что не воспользоваться этим было бы глупостью. Теперь он, затаив дыхание, пялился на Лань Чжаня, обнаженного, родного, такого праздничного, открытого, готового повторить каждую из страниц его подарка, созданного кропотливым трудом (по мере их физических возможностей, разумеется). И Лань Чжань вдруг предложил: — Давай посмотрим вместе. А ведь и вправду. Теперь они не одни больше, Вэй Усяню не нужно ничего прятать или скрывать. Но как и прежде, он подкладывает ему непотребные книжонки и смеется, падая на кровать в его объятиях. Как в ту ночь, когда они заработали себе первое наказание в Гусу — одно на двоих. — Вместе. Разве это не лучшая часть подарка? — спросил Вэй Усянь, касаясь того самого, запретного места супруга с бесстыдной улыбкой. — Это лучшая часть, — согласился Лань Чжань, имея в виду все и сразу. Лучшее во всем. Жизнь, любовь, радость и боль. «Напомни мне любить тебя вечно и никогда не забывать об этом», — хочет сказать он, но не время. Потому что руки у Вэй Ина и вправду золотые. И таланты… таланты неисчислимы. Поэтому вместо этого он шепчет: — Вэй Ин… И они растворяются в этом чувстве вместе. Потому что сегодня — это и каждый день.