Умница

Трудно было не трогать волосы. Аккуратно постриженные и по-голливудски просто, тщательно уложенные, они прямо не давали покоя Флориану сегодня. Отчего-то. И ветра не было вроде, но парнишка то и дело пропускал короткие пряди через тонкие пальцы. Он не лохматый? Самого его не волновало такое никогда, но... Лучше бы не быть сейчас взъерошенным. Раннее — нет и девяти — сентябрьское буднее утро в Мёнхенгладбахе. Нойхаус встал два часа назад, сильно шокировав организм таким ранним подъёмом. Но многое надо было успеть: малость потянуться дома, сходить на пробежку в нелюдный парк у дома, принять душ, позавтракать. И всё бы как всегда. Одно "но" — Флориан потратил уйму времени сверх нормы. Обыскался геля для душа: легкого, но ароматного какого-нибудь, решив вдруг помыться не просто с мылом. Единственный обнаруженный, не с мощным "морским бризом" или сбивающей с ног древесной композицией, гель — макадамия и миндаль. Флориан ощущал себя сконфуженно, ещё намыливаясь. Слишком женственный, заигрывающе-сочный, но крепкий аромат. Он надеялся, что выветрится скоро. Сперва Флориан выбрал аккуратную до строгости кремовую водолазку, не думая влез в джинсы и натянул тонюсенькую черную ветровку, кстати висевшую на видном месте. Однако, случайно зацепившись взглядом за свое отражение, парень чуть не пал духом. Это ведь никуда не годилось. И он всегда так одевается?.. Оливковая кожа терялась, игрок Мёнхенгладбаха весь будто закрывался, серел, сливаясь даже с собственной прихожей. В панике видя, что потерял неизвестно на чем полчаса, Нойхаус всё равно полез в шкаф. Ему было сложно. Парень особо никогда не умел в стиль. Вместо этого у него были простота и предсказуемость, однослойность. Тем не менее, — на непритязательный взгляд Нойхауса, — простая тёмно-зеленая кофта, светлая джинсовка и джинсы насколько возможно в тон были гораздо лучшей идеей. Флориан вдруг расслабился, опустив напряженные плечи, и кротко улыбнулся себе в зеркале. Точно. Это — всё, что у тебя есть, Фло. Улыбка — больше предложить особо нечего. Может ли этого оказаться достаточно?.. Прошло два месяца с Евро и его вынужденного озарения, но Нойхаус по привычке оберегал свое сознание от открывшегося ему оксюморона. Вот и сегодня твердолобо проронил про себя, что весь импульсивный марафет и слабость в желудке — "вдруг" да "отчего-то". Влюбиться в Матса Хуммельса. Самое что ни на есть сочетание несочетаемого. Холодные простыни, обжигающие ладони, крем для загара, Олимпиада-2020 в 2021. Нелепый набор слов всплывал в самые неподходящие моменты, как у какого-то Зимнего Солдата. Парень вприпрыжку преодолевал квадрат каменной плитки за квадратом. Без пяти девять. "Чего время зря терять?" — одно из последних, крайних сообщений от Хуммельса. Которое Нойхаус запомнил насмерть и часто крутил в голове, пока шли страшно быстро две недели до назначенной встречи. Разумеется, Матс написал первым. И ему было больше надо. Они созвонились по видеозвонку, успев переговорить за Розе, пока Флориан готовил пасту, с комментариями Хуммельса под руку подбирая специи для фарша. Защитник расспросил его так дельно, что прощался игрок Мёнхенгладбаха, уже смущенно уплетая за обе щеки макароны. В тот день они виделись впервые с Чемпионата Европы. Новизна их общения ударила кровью парнишке в голову. Ещё зарок тот, нелепый, самому себе после импровизированного массажа... Он позвал его в Мёнхенгладбах. Матс принял приглашение с энтузиазмом и известной галантностью. Ему понравился импульс, который подарила эта идея, да и Флориан славный парень. Отказывать не было никакого желания. Нойхаус остановился под витиеватой вывеской "Рио". По вечерам она светилась неоном. Проверил время на телефоне. Вероятно, не стоило поднимать глаза так резко. Улица окраины Мёнхенгладбаха качнулась под белыми кроссовками. Переходя дорогу, к нему шёл Хуммельс. Игриво и так по-своему подмигнул. Полузащитнику физически почти поплохело от радости: её стало слишком много — покрасневшие уши, поехавшая неверная улыбка, сама собой поднявшаяся в приветствии рука с согнутыми пальцами. Матс непринуждённо летел в сером пальто и лёгком белом свитере... Если цвет пальто можно было назвать голубо-дымным, то защитника хотелось выкурить. То, что эта мысль пришла в голову Нойхаусу, заставило его отмереть. — Матс, — переполненно вздохнул Флориан. Защитник, не заметив протянутой внизу ладони, одной рукой приобнял и коротко притянул его. — Доброе утро, Фло, — невесомые объятия кончились быстрее, чем начались. Парень едва успел положить ладони на спинку кашемирового пальто. — Доброе утро, — воспитанно исправился Нойхаус, — привет, — торопливо добавил, нескладно смутившись скопированному приветствию. Дружно развернувшись, игроки пошли вдоль пустого тротуара. Нагоняя длинноногого Хуммельса, парень попытался заглянуть ему в лицо и, как в прокручиваемом в голове плане, начать разговор первым. — Ты ещё про Марко хочешь расспросить, наверное. Дерьмо. Спросил ровно то, что вертелось на языке недели и что он так усердно настраивал себя не ляпнуть. Флориан снова задешево выдал свою неуверенность, "вежливо" обесценив их встречу. Как будто с него, кроме Розе, нечего и спросить... — С Розе мы закончили, — рассмеялся Матс, диву даваясь на ход мыслей этого серьёзного — порой чересчур, — молодого человека. — Мне казалось, это уже наша встреча, нет? — деланно-обеспокоенно округлил тёмные глаза мужчина. — Скучаешь по нему? — Хуммельс моложаво подоткнул его в бок, едва не вынеся задумавшегося Нойхауса на бетонную клумбу. — Нет, — стряхнул непрошенные мысли парнишка, непоколебимо качнув головой. — Тренера приходят и уходят. Нет, на самом деле. У Флориана могло бы быть немало личных причин тосковать по Розе. Но он старался не смотреть на происходящее сейчас, как на результат влияния третьих лиц. Спрашивать и ждать чего-то он может только с себя. Просто надо думать и работать в два раза больше. Сложного-то тут никогда ничего и не было. Нойхаус обычно объективно оценивал себя, а когда переживал, становился ещё и максималистом. Конечно, он и не подумал бы, что игрок Дортмунда клонит к его игровой ситуации. Но сам полузащитник ожидаемо подумал именно о ней. Хуммельс улыбнулся понимающе и перевёл взгляд на другую сторону улицы, не став развивать тему. Этим он лишь поставил бы парня в тупик, заставив легкомысленно отшучиваться. Чего Нойхаус не умел. — "Рио"? — остановился вслед за полузащитником у двери Матс, присвистнув. — Мы будем пить кофе через коктейльные трубочки, а наутро у нас будет раскалываться голова? Флориан в легком ступоре, ещё более очевидном на его несколько вытянутом лице, замер. — Нет, — с заметным движением мысли хлопнул ресницами. Дошло, кажется. — Не очень звучит? — вопросительно чуть скривил губы. — Многообещающе, — хмыкнул защитник, уверенно нажав на ручку и зайдя в кафе, опережая замешкавшегося Нойхауса. Когда полузащитник вошёл, прикрывая за собой аккуратно дверь, с Хуммельсом уже хороводно здоровался белозубый неизменный бармен, он же старший сын держателя кофейни. — О, — стрельнув сдержанной ответной улыбкой, выразил удивление мужчина, — кроме нас никого? Несмотря на ранний час, в помещении уже были включены жёлтые лампочки: щедро насаженные вербены загромождали колоритные узкие вытянутые окна, закрепощенные снаружи решёткой цвета синий Мажорель. — Хозяин — марокканец, — отодвигая стул, чтобы намекнуть Матсу на выбранное для них, его облюбованное место, пожал плечами Нойхаус. — Восточный нрав. Ему было бы выгодно открываться раньше... Но он не гонится за прибылью. Точнее, покой и комфорт ему важнее. Обычно они закрыты в это время, — парень, увиливая от сорвавшихся слов, начал обводить взглядом стены. В самый последний момент сложив два и два, Нойхаус, всё позабывший в предвкушении, приехал вчера в удаленный от центральных улиц Мёнхенгладбаха район. Матс пожелал очень раннюю встречу — в девять на месте. Флориан очень заранее выбрал "Рио" — нераскрученное и душевное кафе, удаленное от центра города, где сам бывал относительно часто. И на свидании, и один, заходя приятно провести время в неигровые дни. Идеальная выборка: значит, местечко подойдёт и для того, и для другого. И если хочется осторожно попробовать совместить. Нойхаус вчера просто, навалившись в спешке на стойку, поинтересовался у Саида, будут ли они завтра открыты в девять. Марокканец не повёл точеной тёмной бровью, ýшло стрельнул глазами на график работы кофейни — "10.00 - 23.00" — прямо на двери и снова на запыхавшегося вечернего гостя. — Подходите, — слаще патоки улыбка была красноречива, но Флориан ни на что не обратил внимание. От сердца отлегло: не придётся менять время и выглядеть нерадивым организатором. — Повезло, — округлил бровь Хуммельс, сбрасывая пальто с плеч. Сел напротив, лицом к слабому свету из окна. Сцепил руки в замок на столе. Нойхаус приклеился взглядом к браслету-веревочке на правом запястье. Право дело, кроме них не было совсем никого... С кухни потягивало тёплым кардамоном и веяло звенящей, с восточной ленцой тягучей мелодией. — Знаешь, Фло, — мужчина подхватил маленькое меню, — специально позавтракал легко, чтобы оторваться здесь: ну, понимаешь. Умираю с голода. Парень только и смог, что растаять нугой в широченной улыбке и рассмеяться — мило, скованно, так неестественно. Он сдавался искренности и непосредственности Матса каждый раз, изумляясь ей и любя её. Саид незаметной тенью прошёл к колонке, запрятанной среди бутылок сиропов и склянок с соусами позади барной стойки, и сделал музыку громче. Флориан ощутил благодарность и смущение этой помощью. Он ведь ничегошеньки не понимает, всего лишь пытается удержать незваных гостей. — Не везде состав даже написан, да? — вскользь заметил Матс, отложив меню. Полузащитник готов был провалиться сквозь землю — или, может, он уже провалился? И вскинул бессильные глаза на Саида, этого упрямца, которого он уже дважды, покидая заведение, вежливо просил доработать меню, помня об уважении к посетителям. Для святого большинства из которых "кришлет" и "шбекия" не яснее арабицы на Дариже. — Побудь моим марокканским гидом, — защитник закинул руки за голову, — Фло. Закажи нам что-нибудь на свой вкус, — Хуммельс качнулся вперёд, принципиально подняв указательный палец, — только разное! — и попробуем друг у друга. — Да, — парень просиял, ощутив облегчение и оценив лёгкое, подчеркивающее их доверие решение Матса. Без сомнений закрыл меню, вернув на подставку справа. Поднял руку, даже подавив не вовремя появившуюся слабость-дрожь в кисти. Не успел открыть рот, только губы дрогнули, а Саид уже направлялся к ним с широкой и вместе с тем такой ширмочной, обхаживающей, себе на уме улыбкой. — День добрый, — как будто посмеиваясь, с сияющим, как марокканский апельсин, лицом сделал лёгкий поклон в сторону Нойхауса. — Рады, рады частым гостям. Пускай и ранним, — будто бы журя или намекая на что-то, в чем парнишка якобы должен был признаться, деланно задорно прищурился араб. Хуммельс с интересом переводил взгляд с одного на другого, давая Саиду вести свои дела, как он привык. — Я, — Флориан нанес на побледневшее от смутного волнения лицо по-немецки вежливую улыбку, — пробовал предупредить вчера. — Верно, — гостеприимно расхохотался мужчина, обхватил парня за плечи и потряс слегка. — Потому вы сейчас и внутри, а не воркуете на лавочке в ожидании. — Кукуете, — сглотнул игрок Мёнхенгладбаха. — Простите? — ослепленный собственным обаянием и громогласностью, переспросил марокканец. — Говорится "куковать", то есть долго и безнадёжно ждать. "Ворковать" — это другое... Флориан сам не обратил внимания, что вцепился смуглыми пальцами в стол, прижавшись спиной к стулу. Напряженный, слегка подавленный складывающейся беседой и языком без костей у Саида. От стресса его зрение стало трубчатым, и полузащитнику трудно было бы повернуть голову и посмотреть перед собой. Матс, непосредственно прикрыв рот длинными загорелыми пальцами, слабо сдерживал улыбку. Какая вожжа Фло под хвост попала? Парень совсем сбил с толку бармена. — Красив и непознаваем немецкий язык, — Саид изящно и благоговейно обрисовал кистью полукруг в воздухе, уступая. — Готовы ли вы сделать заказ? — Да, — стушевался полузащитник, своими неловкими придирками сделав лишь хуже. — Бривет и пахлаву, пожалуйста. Это для нас, — торопливо показал указательным с себя на Матса, имея в виду, что это весь заказ. Южанин сделал паузу — одними чёрными глазами, — остро стрельнув на парнишку и задержавшись — считанные мгновения. — Пить что-то будете? — Саид высился стройной мрачноватой громадой у левого плеча Хуммельса, едва ли ниже последнего, и, кажется, вынужден был подсказывать. Флориан же уже успокоился, притянув салфетницу, в надежде что марокканец сейчас уйдёт. — Будьте добры, — магнолией расцвела ответно тёплая улыбка на губах защитника. Спасительная для потерявшего сноровку, очевидно, не только на поле Флориана. — Кофе, — мужчина без лишних вопросов заказал два, зная вкусовые пристрастия Нойхауса почти как свои. — Будет готово, — Саид почтительно и в то же время приветливо кивнул. — Через десять-пятнадцать минут. — Что на тебя нашло? — мягко ухмыльнулся Матс, отсылая парня к смущающим придиркам к бармену. — М? — сжав твёрдо губы, невнятно отозвался Нойхаус. — Не заметил. Всё хорошо, — пожал плечами, и это был ужасный, палящий его стыд жест. — Да, — Хуммельс предполагал, что у товарища по сборной с утра по раньше могли появиться свои причины напрячься. — Знаешь, я вот совсем не удивлён увидеть тебя в этом, — мужчина смело протянул руку через стол, потянув вальяжно Флориана за ворот кофты. Паренёк обмер, наблюдая, как в слоу-мо, за длинной рукой, выжидающе-смеющимися глазами, ощущая чужое запястье у ключиц. Он так упорно думал, во что одеться, и вот, Матс отметил это тоже, но что-то не так... — Цвет, Фло, цвет, — чуть нетерпливо, как будто полузащитник порядком тупил, протянул игрок Дортмунда. Мёнхенгладбах-minded? — голосом победителя, как срывая куш, продолжил Матс. Это был и вопрос. И ответ. Флориан лишь сейчас осознал, почему, возможно, ему оказалось так легко и комфортно выбрать это. Право дело, почти точь-в-точь клубный цвет Боруссии. — Один выходной — уже соскучился? — мягче, доверительнее улыбнулся, не показывая зубов, мужчина. — Правда, ты как и сейчас на работе. Было бы чуднó увидеть тебя целиком в чёрном, в розовом, жёлтом. У Нойхауса кролик забился посреди грудины, но чуть левее. Трусливый, белый пушистый комочек. Защитник Дортмунда любил ангажированных, с горящими глазами увлеченных людей. А Флориан, по его мнению, не мог расстаться и на минуту с родными цветами сегодня. Но не значило ли это разочарования, кульминации в его раскрытии, познании личности полузащитника? "Ничего у тебя за душой нет, кроме футбола. Да и тот порой от тебя бегает. Ничего нет, Флориан Нойхаус, ничего..." Что ж, он виноват сам и только сам. Парнишка знал, что нужно было одеться лучше, продумать образ, постараться зацепить. В конце концов, он не тот, на ком и скафандр будет вызывать восхищенные взгляды. А тут ещё эти клубные цвета, которые в одночасье захотелось смыть, стянуть с себя. Из-за невзначай брошенного, несерьёзного комментария Хуммельса хотелось сорвать с себя одежду. Матс наконец аккуратно отпустил шиворот — Нойхаус слишком долго позволял сжимать его, не проронив ни слова. — С утра в голове какой-то бардак, — не сводя глаз с мужчины напротив, заговорил довольно правдиво парень. — Надел, не думая, — и очень глупо наврал, ведь он, хоть и наошибался по всем фронтам, оделся так для Хуммельса. В этот момент в русой голове было предостаточно левых мыслей, чтобы признать это чистосердечно и с уколом разочарования. — Ну и глупость ты сказал, Фло, — игрок Мёнхенгладбаха ощутил предательски подступивший к горлу спазм. — Ты красивый парень, Фло. Тебе не нужно одеваться, как Неймар, чтобы смотреться отлично. Вот теперь у Нойхауса точно защипало в глазах, а горло спёрло — от облегчения. Неужели это то, что его обожаемый защитник действительно думал? Что-то, тянувшееся с лета, делало паренька уязвимым и беззащитным. Как можно было навоображать, что, после всех поделенных пирожных, выпитого и пролитого кофе, участия и родства в общении, Матс изменится по отношению к нему из-за неискушенности в одежде? И ещё. Он произнёс кое-что, от чего в порозовевших ушах кровь била в набат со всех минаретов. Красивый. На вкус Матса Хуммельса — красивый. Под влиянием эмоций, подобных буре в пустыне, и изнывая от удовольствия и польщенности, Флориан не удосужился догадаться, что это был мимолетный комплимент. Искренние, но лёгкие, успокаивающие слова. Защитник все ещё глядел на серьёзного, ёрзающего и сегодня особенно рассеянного мальчишку, из которого он вдруг с трудом вытягивал слова. — Вообще-то, мне очень по вкусу зелёный, — наконец обрёл дар речи, даже просияв, Нойхаус. Где-то на периферии сознания он понимал, что окрылен безумно и непозволительно. Слишком глуп, когда дело доходит до Хуммельса. — И в обычной жизни. — Не собираешься менять цвета? — прищурился Матс, и глаза, запрятанные в оазисной тени густых ресниц, стали похожи на клинки. — Гражданские, — предусмотрительная, шпионски отыгранная полуулыбка. — Нет, — немного заторможенно, озадаченно ответил полузащитник. В мгновение к нему пришло осознание: он ни о чём с Матсом не говорил, но защитник обо всём знает, всё понимает. — Не знаю, нет. Честно. Последнее было лишним. Хуммельс хорошо изучил Флориана. В их беседах не было тёмных пятен и затененных углов, парень раскрывался перед ним — с ним? — априори, как утренний лотос. — Ещё в прошлом сезоне я знал, что придётся думать, — очаровательно, сжимая губы, улыбнулся Нойхаус. — Но... Что думать в таких обстоятельствах... Я пройду через это, мы все — профессиональные спортсмены, — похоже, начал рассуждать вслух, опять обнажаясь перед Матсом без задней, без любой мысли, Флориан. — Но в этом сезоне чуть-чуть сложнее, — полузащитник осмелился наконец показать ровные крупные зубы, легко расслабил тёмные дуги широких бровей. — Кто знает, что будет дальше, — решил не тормошить парня, не тревожить попусту мужчина. Он знал и без заявлений Нойхауса прекрасно, что игрок относился к своей ситуации с полной серьёзностью и, возможно, даже излишне ответственно. — Именно поэтому я не стану говорить тебе то, что мог бы сказать. Чтобы потом, где бы ты ни оказался, если нас спросят, я мог бы откреститься с чистой совестью. Игрок Мёнхенгладбаха в течение мгновений распутал загадочную вязь Матса. Верно, на смуглом лице изобразилось большее сожаление, чем подразумевала ситуация. Даже не станет пробовать? — Разве что... — хитрый взгляд заставил парня споткнуться на собственных мыслях, затаив дыхание. — Известно дело, что девушки на Востоке укутываются в чёрную паранджу и увешивают себя золотом . Но тебе я это не предлагаю, не-е-ет, — немного пародируя ажитированные интонации арабов, выставил ладони Хуммельс. — Я не девушка, — абсолютно покоренно, с придыханием и гордостью мягко осадил Флориан. Он предложил. — То-то же, — усмехнулся, неожиданно ощутив смущение за пришедшую в голову метафору, Хуммельс. Странно и то, что... Со второго подхода мысль обвесить Флориана золотыми украшениями с ног и, желательно, до головы, не показалась такой дикой. Это было бы эстетично, жёлтым по черному. Только пришлось бы придерживать полузащитника за гибкую полупрозрачную талию, стоя сзади чуть поодаль, чтобы груз золота не сломал хрупкую фигуру. Что-то вроде того, что Матс делает прямо сейчас. — Позвольте, — выйдя на животрепещущую тему и почти не сводя глаз друг с друга, дочитывая там недосказанное, друзья не услышали приближение Саида. Как чёрт из табакерки, пусть не обессудит их религия. На крепких длинных пальцах мужчина удерживал поднос, наполненный песком, под которым, как после песчаной бури, практически потонули две турки. Защитник Дортмунда окинул всё это дело сметливым взглядом, прикинув, что ошибиться с заказом марокканец не мог — они были единственными в "Рио". — Надеюсь, наши гости не будут против лёгкой вольности, — учтиво и коротко улыбнулся мужчина. — Этот кофе готовила моя жена. Она посчитала, что было бы верхом негостеприимства подать таким ранним посетителям самый обычный напиток . Примите от нас кофе по-восточному — так вы называете это в Германии? — араб тонко ухмыльнулся, одарив смеющимся взглядом отдельно Флориана. — Латифа сама подбирала специи. С бадьяном — изумительное растение, очень ценится в восточной кулинарии, — Саид принялся переливать целиком сваренный напиток из турки в кружку и осторожно поставил перед Нойхаусом. — Гвоздика с чёрным перцем для вас, — так же почтительно передал Матсу. — Восхитительно, — опаловый взгляд мужчины прямо вспыхнул в укромном полусвете кофейни. — Он не значительно дороже капучино, но мы пробьём его по цене обычного кофе, — доверительно сообщил, чуть склонившись к полузащитнику, араб. — Саид, — непринуждённо и открыто обратился к марокканцу, как к доброму знакомому, Хуммельс, — поблагодарите свою жену. Мы польщены, правда, Фло? — выразительные брови взмыли вверх, как в подтверждение слов, и игрок Дортмунда живо обратился к товарищу. Тем временем марокканец возвратился с подносом, полным пахлавы и двумя бриветами. — Как красиво, — Хуммельс рассмеялся тому, как заблестели глаза Нойхауса. Хотя, чего греха таить: сейчас они хотели одинаково сильно одного и того же. — Шукран, — шустро и признательно вскинул ореховый взгляд полузащитник. Саид улыбнулся победоносно, но всё так же уважительно и добродушно. Флориан краем глаза жадно проследил, как защитник Боруссии приоткрыл рот после его слов, гордо качнув головой затем. — Шукран, — с радостью помогая арабу уместить все сладости на небольшом столике, быстро сориентировался Хуммельс. Доселе заглушаемая стуком и звоном с кухни, музыка заиграла громче, звонко и по-утреннему сочно ворвавшись в их начавшуюся марокканскую трапезу. Флориан сделал лишь глоток кофе — куда более густого, насыщенного и горького, чем европейцы привыкли, — но сердце уже стучало мелко и дробно, будто превышена норма. Глядеть поверх ободка кружки на Хуммельса было харамом. Утром пораньше вид неизменно растрепанного, но с упругими шоколадными изгибами кудрей Матса вызывал досадные мысли. Мысли, которые парнишка прогонял как можно скорее. А защитник, греясь в тонких лучах достигавших их "кельи" солнца, улыбался разобранно, слабо, нежно. Как будто... Всё было уже, только Нойхаус забыл. Сгорая от недвусмысленных сожалений и следующих за ними раскаяний, полузащитник начинал спешащим, въедливым взглядом обводить линию носа Матса. Тонкий и прямой, с лёгкой горбинкой — возможно, единственная небезупречная черта, сводившая, однако, с ума. Если бы кто спросил Флориана, какие ему нравятся носы, он бы описал что угодно. Но, оказывается, ему нужно было, чтобы было именно так. Нет. Ему одно с июня нужно — чтобы глаза-агаты посмотрели иначе, заинтересованно; так, как точно не одобрил бы Коран Саида. Аллах!.. — Флориан? — остановившись на середине пересказа вчерашнего теннисного матча, округлил красивой, естественной формы брови Матс. К изумлению Нойхауса, в сердцах чертыхнулся он вслух. "Habibi, habibi, habibi... " Единственное так неуместно знакомое Нойхаусу слово предосудительно закрутилось в вихре припева, едва он чутко вздрогнул на вопросительную интонацию защитника. — Мне что, станцевать сегодня для тебя, чтобы ты заметил меня, Фло? — шутливо журя, не стесняясь, с лёгкостью в голосе воскликнул Хуммельс. Привлекая досужее внимание и топкий взгляд Саида, протиравшего, очевидно, с деланной погруженностью, стаканы за стойкой. Смакуя секундную заминку полузащитника, Матс игриво и намекая на ожидание ответа покрутил ромбик пахлавы, зажатый между пальцев. Флориан поймал приступ паники, ощутив девственную пустоту в сознании, когда требовалось ответить, и испугавшись себя. Это медово-розовый сироп начинал стекать по смуглым пальцам или молодой игрок наблюдал, как сам тает при нём и ничем не может себе помочь?.. — Нет, — ужасно медленно, с непозволительной задержкой проговорил Нойхаус. — Я весь тво... Весь в твоем распоряжении. Весь внимание. Весь к твоим услугам. Черт, Флориан, в круговерти правильных ответов — почему в твоей голове вертится тот, неверный? — Я весь твой, я слушаю, — не повышая голоса, наконец почти прошептал Нойхаус обессиленно. Глаза цвета тёртого какао окаменели, в глухом отчаянии, чуть не обиженно замерев на защитнике. Так именно: у парнишки от ужаса уши заложило, а его лицо не изменилось вовсе; разве что мордашка могла показаться несколько насупленной, хотя он и близко таких эмоций не переживал. Сдержанная мимика, порой мешавшая игроку Мёнхенгладбаха быть правильно понятым и сполна выразить себя, стала единственным спасением на последних минутах. Не будь подавленный собственной ошибкой Флориан так болезненно сосредоточен на самоконтроле сейчас, он увидел бы, что Матс выглядел куда более растерянным. Соболиные брови на какое-то мгновение беспомощно-обеспокоенно выгнулись дугами; в карих промелькнуло непонимание, смешанное с почти болельщическим желанием, чтобы Флориан нашёл слова. Уже трезвее захлопав глазами, приоткрыв рот в готовности начать первым, как на низком старте, мужчина выдержал ещё паузу в надежде, что полузащитник станет доступнее для понимания. — Фло, — до тягуче-сладкой тахикардии тёплым низким голосом заговорил Хуммельс, — ты невыносимо... Нюдовые почти — девушки для таких красятся — губы Нойхауса предупредительно дрогнули. Нет, он не испугался первых слов Матса, но вновь потерял фокус, любовно, наивно застряв взглядом на ресницах защитника — чёрных, недлинных и прямых. Это они добавляли жгучим глазам то едкости, то мягкости. —... невыносимо очарователен, — Нойхаус не умел быть мечтателем и додумывать, а дортмундцу чертовски нравилось быть с ним прямым. — Только не вгоняй меня в смятение. Улыбнись, Флориан. Игрок Боруссии Д оперся локтями о стол и призывно потянулся вперёд... протягивая с заманивающим видом кусочек пахлавы. "Ну же" эффект от Хуммельса, и Нойхаус просиял без раздумий, вдруг забывшись, опасно обольщенно, как одалиска. — Ну же, — вторил промелькнувшей в голове мысли вслух парень, ещё инертно чуть отклоняясь назад, упираясь ладонями в стол. — Давай-давай, — быстрым командирским тоном начал приговаривать Хуммельс. Поднося соблазн Востока ко рту жмурившегося в предвкушении и смущении Флориана. — Лучше бы ты танцевал, — сам себя не помня, выдохнул, запаниковав, Флориан. — А, да? — самоуверенно и стирая какие-либо следы дерзости с лица полузащитника, хмыкнул Матс, не донеся десерт. Нойхаус одарил его посерьёзневшим, почти умоляющим взглядом. Защитник приструнил свой язык, решив дать парню передышку и сосредоточиться на том, чтобы сделать ему приятно. Наконец. Игрок Дортмунда ощутил теплое неглубокое дыхание на подушечках пальцев и аккуратно дал Нойхаусу зажать кусочек пахлавы зубами. Как в знак благодарности, парень слегка кивнул, придержал сладость, прикрывая рот ладонью и избегая заглядывать Хуммельсу в глаза: пока тот не убрал руку, Флориан неосторожно коснулся губами его пальцев. Это не было ни в коем случае намеренно и в исполнении полузащитника вышло скорее неловко и невинно. Но он всё равно ощутил себя немного не в своей тарелке, немного обнаглевшим. — Флориан, — мужчина поднёс чашку крепкого кофе, поверх ободка которой блестели тёмные глаза, ко рту. Нойхаус с опаской прилип взглядом к загорелым пальцам. — Ты много читаешь про текущую ситуацию? — глаза цвета горького шоколада пристально, но не давя, заботливо всмотрелись в юные черты. — Я? — с искренним изумлением отозвался парнишка. — Нет, на самом деле. То тут, то там что-то попадается... Но да, я в курсе, что говорят СМИ. И некоторые фанаты, — по-детски нетвердая линия губ чуть обиженно, в действительности беззащитно изогнулась. Флориан сохранял лицо, продолжал держать марку. — Зря, — почти раздосадованно, тут же, правда, подавив эту интонацию, качнул головой Матс. — Тебе это не надо, — проницательно, внушительно проговорил защитник. — Сам знаешь, есть такие парни, которых надо злить; которым постоянно надо "изменять" с резервистами, чтобы они ценили. Нойхаус, малость сконфуженно такой своеобразной, хотя вполне уместной метафорой, несколько раз отвёл глаза. — Но ты, извини меня, с головой, — Хуммельс выразительно постучал костяшками по столу. — Только кровь себе попортишь, и больше никакой пользы. Ты — другой сорт, Фло. По количеству адресных призывов и ёмкости речи, сконцентрированной на нём одном, можно было судить, как серьёзно мужчина намерен перенастроить игрока Мёнхенгладбаха. Не стоило большого труда погрузить Нойхауса в мир, где прямо здесь и сейчас Матс озабочен лишь им. — Какой же? — совсем не вызывающе, по-доброму усмехнулся Флориан, абсолютно как подросток просто желающий услышать его комментарий о себе. По правде, он слабо верил, что это было сказано не просто так — не в контексте того, чтобы вдохновить его на героический отказ от чтения критических статей. — Интеллигентный, — однако, без заминки ответил защитник. Глядя прямо и очень светло, убеждённо-карими, греющими, как солнце в спину сейчас. — Чувствительный, — продолжил чуть ли не гордо, без тени порицания, как об одном из лучших качеств игрока "зелёно-белых", Хуммельс. — Очаровательный. Флориан отбарабанил длинными пальцами по бокам кружки. Он верил каждому слову. И глядел на Хуммельса, забывшись, неотрывно — поглощающе. — Фло, ты всех нас очаровывал в прошедшем сезоне, — Матс поставил кофе на стол, считывая невероятную прилежность, если не страсть, в притихших чертах. Плавных, ещё не до конца оформившихся. — Мы с тобой знаем, что случайностью это не было, — сразу отрезал защитник. Нойхаус, чьё самолюбие могло быть поцарапано с начала сезона, но точно не смущено подобными идеями, спокойно кивнул. Он — спортсмен, и отлично знал, чего стоило его мастерство, а что в его карьере было "везением". Что делало его положение более болезненным, чем если бы парнишка просто сложил руки и полномочия. — Ты понимаешь и сам, Флориан, что всё зависит от того, как ты отреагируешь, — мужчина, доверительно понизив тон неповторимо мягкого и низкого одновременно голоса, склонился чуть вперёд. — А, судя по вашим матчам, реагируешь ты хорошо. Полузащитник Боруссии М на мгновение потерял чувство пространства и времени, совершенно бешеное сердцебиение добило ситуацию. Молодой игрок почувствовал себя окрыленно-счастливым... и пригвожденным внезапным наивным опасением. Матс смотрел их матчи и наблюдал за ним тоже. И он ведь сделал достаточно, показал всё то, чего этот мужчина непременно ожидал от него в сложившейся ситуации?.. Конечно, с середины сентября защитник имел не много материала для анализа его игры. — Я ничего не менял, — просто повёл округлым хрупким плечом в жёсткой джинсовке полузащитник. — Стараюсь дать Хюттеру то, что он хочет. — Только нужно ему другое, — проницательно, с пониманием кивнул Хуммельс. — У тебя, Фло, совсем другие сильные качества, — игрок Дортмунда проскользил вытянутой изящной кистью по столу. Длинные сильные пальцы зависли над оливковой кожей ладони Нойхауса, будто прицеливаясь. — Вызовы — это хорошо, и тот, кто сладит с ними, точно станет хорошим игроком... — Матс небрежно хмыкнул, — хотя я желал бы тебе лёгкой и безоблачной карьеры. Ладонь мужчины надёжно и решительно накрыла руку Флориана. Нойхаус резко вскинул глаза. Большие и пустые, безумно влюбленные глаза. Очарованные?.. Он не знал, не мог оправдаться перед собой в момент слабости. Рот приоткрылся в отчаянно необдуманной попытке заговорить. На секунду в оживленных глазах Хуммельса промелькнуло осознание, что он потревожил покой парнишки этим поступком. Это был только миг. Флориан умирал от самого факта касания и неискренности стыда, который наскоро пытался внушить себе. Полузащитник знал, наверное, подсознательно всегда: у него не хватит ни духа, ни сердца, ни желания сказать "нет" Матсу. И сейчас имело значение, как он отреагирует. Игрок Мёнхенгладбаха замер, не отклеивая ожидающего, доверчивого взгляда. Бездействие — тоже реакция. — Хочешь, расскажу, что ты сделаешь затем? — внезапно для Нойхауса продолжил простым, но таким звучным низким голосом защитник. Попытайся, Матс Хуммельс. Парнишка не мог представить, что произойдёт с ним, если ещё пару бесконечных и томных мгновений это продолжится. Флориан чувствовал, как ладонь согревалась под по-мужски красивыми пальцами товарища по сборной. — Хочу, — чувствуя, что говорит именно то, что вертелось на онемевшем языке эту минуту, сглотнул наконец слюну Нойхаус. В горле предсказуемо пересохло. Удивляясь, что полузащитник не прервал его жест поддержки раньше, Хуммельс убрал руку первым. — Пойдёшь и скажешь что-то, — очевидно, дортмундец намекал на послематчевые рандеву с журналистами. — Я восхищаюсь твоей взвешенностью, ответственностью, — Матс говорил с чувством, заглядывая прямо и искренне в глаза, и парень чувствовал себя особенным. — Но, чёрт, Фло, ты сейчас горячий. Флориан труднее воспринимал доводы Хуммельса теперь, когда он перестал касаться его руки. Мысли и даже нить разговора убегали от него, уступая место легкому головокружению напополам с растерянной досадой. — Не понимаю, — взмолился Нойхаус, — я не понимаю, Матс, — в это имя хотелось укутаться. Он произнёс его нарочно, так мелочно ухватываясь за отголоски присутствия ладони защитника поверх своей. Неожиданное и бережное посягательство игрока Дортмунда пробудило в полузащитнике странный голод до тактильного контакта. Которого никогда не было много между ними, возможно, в силу этого разрыва... Почерневшие глаза, испуганно-любопытные, как у жеребенка, вернулись к лицу Матса: ему было без пяти минут тридцать три. Флориан вдруг уловил в взвеси бадьяна с корицей в воздухе ненавязчивый и притягательно знакомый запах свежего одеколона. — Ты уязвлен, — негромко заговорил мужчина, — и хочешь всё исправить. Вернуть, — Хуммельс улыбнулся широко, понимающе и с какой-то искринкой в шоколадных глазах. — Я это тоже чувствовал в своей жизни. Перестань следить за медиа, иначе аккумулируешь все реакции; в один день они спросят, а ты ответишь. Нойхаус смотрел на произносившие все эти своевременные и рассудительные слова губы, вдыхая и принимая на веру каждый совет. В его окружении не было никого, кто был бы таким рассудительным и заботливым, опытным, кто... был бы как Матс. До помутнения всегда ясного, довольно приземленного сознания захотелось обнять его. За одно то, что Хуммельс всё-всё увидел (и как интерпретировал) и проявил такую обеспокоенность, хотя Флориан в этом деле вовсе не был брошен друзьями и близкими. Паренёк закусил губу до обидной, снимающей эмоциональное возбуждение боли. — Спасибо, — милая, привычно сдержанная улыбка смягчила несколько вытянутые черты. — Не думаю, что я на грани, но, — парнишка крепко обхватил кружку кофе обеими руками, — ты так поддерживаешь меня, — нижняя губа дернулась от волнения, — и я не подведу, всё сделаю... Мысли завихрились и схлынули от понимания: насколько хочется обнять защитника, настолько мечты рушатся разделяющим их столом в кафе "Рио". Флориан никогда не встанет и не сделает это так откровенно, это не похоже на него. Хуммельс улыбнулся изумительно расслабленно, без снисходительности глядя на смотревшего на него терпеливо, немного растерянно от его молчания и вот этого на лице полузащитника. Мужчина встал из-за стола и прошёлся до стойки марокканца, прихватив с неё парочку салфеток. Саид остро выстрелил предупредительной приветливой улыбкой, не позволявшей подумать, что он не пребывал в блаженной лености, а внимательно следил за нуждами гостей и кофейней в целом. Вернувшись к полузащитнику, Хуммельс небрежно кинул салфетки рядом с тарелкой. Игрок Боруссии М только и успел что проводить разлетевшиеся квадратики глазами. Матс обогнул стол и положил широкие ладони на узкие плечи, тягучим жестом притянув сидящего Нойхауса к себе. Паренёк уткнулся тонким носом в мягкий белый ворс свитера защитника, придержавшись обеими руками за его талию. Это произошло ненамеренно и естественно. — Я тебя озадачил, Фло, — хоть и улыбаясь коричными глазами, малость досадуя на себя, заговорил Хуммельс. — Нет, — с юношеским очарованием попробовал уверить его Флориан, проговорив нечетко, жадно выдыхая в тёплую ткань. Большим пальцем Матс неосознанно провел по коротко выбритому затылку. Задумчиво, ногтем вверх-вниз. Парнишка зажмурился, патокой тая от невзначайных и бережных касаний, и сделал случайный огромный рывок в том, что все с симпатией называли Флориан Нойхаус. Смуглые почти мальчишеские ладони плавно сместились с талии защитника, проскользив ему за спину. Руки доверчиво, благоговейно перекрестились на ней. Полузащитник не думал в тот момент особо ни о каких своих предрассудках, только обожал очень-очень. Матс ведь, стоя рядом, уже обнимал его, как обычно возвышаясь и легко пробуждая чувство уюта, защищенности. А Флориан всего только ответил ему. Взаимностью, конечно. — Нет? — чуть рассеянно переспросил мужчина. — Ты меня обнадежил, — опустил голову, обращаясь к макушке Нойхауса. При дневном освещении русые гладкие волосы местами светились нежными, почти блондинистыми прядями. — На самом деле, с тобой не происходит ничего архистранного. Всё очень естественно. Полузащитник с готовностью вскинул глаза, запрокинув голову наверх. И сразу готов был, — может, впервые за их знакомство, — поставить под сомнение слова обожаемого защитника. Спутанные лёгкие кудри, совсем не по-немецки жгучие, темнее горького шоколада, спадали Матсу на загорелый лоб. В искристо прищуренных, разомлелых глазах плескалось море неробкой уверенности, твёрдость и ещё что-то, что не позволяло и мысли допустить, что мужчина мог сейчас жалеть его. Совсем нет, Хуммельс был синонимом откровенности и справедливости. И всё же в его партнерски равных отношениях с Нойхаусом ненавязчиво проявлялась деликатность, внимание, обусловленные его превосходством в опыте игровом и социальном, и неподдельный интерес. Полузащитник поражённо ловил на себе эти взгляды и раньше. Матс давал ему пространство и наблюдал, что Флориан скажет. Как будет держаться. Как поведёт себя в той или иной ситуации. При этом готовый прийти на помощь, вдать по тормозам. Нойхаус, чистосердечно не отдавая себе в этом отчёт, бессовестно прижимался сильнее к высокому защитнику. Матс будто почувствовал неутоленный голод молодого игрока по себе и тактично, как бы невзначай, дал то, что прилежно замалчивалось. — Нет, действительно, Матс, — испуганно поняв, что глядит на него, не отрывая глаз, не открывая рта необъяснимо долго, заговорил Флориан. — Моя ситуация волнует меня меньше, чем тебе показалось. Я тренируюсь, и я с командой. Пока этого достаточно, — улыбнулся мягко, стеснительно не размыкая губ. Игрока Боруссии М выбивала из колеи спутанность его сознания, такой однозначный, невышибаемо романтический мандраж, далёкий от естественного, когда речь о них двоих. Такой Матс — взрослый, и в глазах темнело от этих цифр; ведущий его и изучающий в свою очередь; всегда знающий, как правильно. С трёхдневной не особо ухоженной щетиной, от взгляда на которую плечи напрягались, подползая к самым ушам. Которая шла ему слишком. Белый свитер стягивал всё внимание к загорелой коже, острому взгляду завлекающих глаз и всегда немного парирующей, сдерживаемой улыбке на краешках губ. Флориану показалось, что в его оценке слишком много желания; он буквально не знал, на чём остановить взгляд, утопая в этих чувствах. — Хорошо, — вполне поверив, решив не будоражить парня почём зря, потряс его одобрительно за плечо Хуммельс. Улыбнулся свежо, опьяняюще молодо и придержал Нойхауса за подбородок, в каком-то наставляющем жесте мазнув большим пальцем вдоль него. В ответном неотрывном взгляде плавящихся глаз можно было увидеть решимость. А можно было — что парень пропал. Но защитник Боруссии не отметил на простом, как немецкая национальная кухня, лице Флориана ничего тревожного. И уже поглядывал на молчаливого, обманчиво занятóго Саида и пару посетителей, пришедших ровнехонько к открытию. — Заказать тебе ещё кофе? — вернувшись на своё место, поинтересовался мужчина. Парень понял, что одно новшество, которое он хотел внести в их встречу сегодня, не успел проговорить вслух. — А я, — Нойхаус сделал паузу, чтобы привлечь внимание и затем прозвучать внятно и однозначно, — думал, мы поделим. Или, — парнишка взволнованно огладил свои пальцы, — я угощу тебя. Хуммельс не сводил с него глаз, но и не ухмыльнулся, только приподнял бровь. Будто давая второй шанс — подумать и изменить свои слова. — Мне совсем не неловко периодически платить за нас, Фло, — без незрелых подшучиваний, дипломатично огибая "каждый раз" и заменяя "тебя" на "нас", невозмутимо и веско произнёс Матс. От простых и серьёзных интонаций защитника щекам Флориана стало горячо. До сих пор — хотя не так часто они встречались эти два года — примерно в половине случаев мужчина брал оплату пирожных и кофе в их, чаще всего, недёшевых кафешках на себя. На правах... они никогда не задумывались, почему. Может быть, с позиции старшего. Как бы ни забывался полузащитник, разрыв между ними всегда был. Потому что игрок Мёнхенгладбаха никак не мог избавиться от орехового, смущенного и ужасно простодушного взгляда снизу вверх на чемпиона мира и Бундеслиги. — Но ведь я позвал тебя, — негромко, но убежденно проговорил Нойхаус. — И ты у меня, — молодой игрок, очень желая убедить, даже потянулся корпусом вперёд. Карие глаза всматривались в Хуммельса, ища поддержки и одобрения. Защитник Дортмунда медлил. Только Нойхаус говорил всё правильно, был последователен, не придирешься — умница, одним словом. Игрок Дортмунда поднял руки обезоруживающе легко. — Ты так настойчиво ухаживаешь, — Хуммельс поджал губы в вольной ухмылке, — Флориан. И это был типичный Матс. Раскрепощенный, языкастый, умеющий везде ввернуть шутку. Но парню показалось, что он поставил его в положение, что сказанное — может быть, защитником, а может ими обоими — не было достаточно невинно. Не настолько, чтобы не заставить Нойхауса вздрогнуть и, похолодев до кончиков пальцев, прокрутить в голове всё произнесенное. На миг всё показалось так плохо, что оставалось только сдаться... — Остаётся только сдаться, — как кот, разленившийся на солнце, поощряюще заулыбался мужчина. Парнишка вернул ему скованную улыбку в ответ. Как и хотел Хуммельс, они заказали по капучино. Флориан беспечно светился и прижимал кружку ближе к губам неосознанно, по привычке прикрывая свои чувства. Они болтали о каких-то общих или ставших общими вещах; Матс помнил о незначительных моментах, которыми поделился полузащитник, и сейчас спрашивал о них. Его глаза и оттеняемые загаром абрикосовые губы были куда лучше вживую и восхитительны вблизи. Нойхаус слушал увлечённо, подперев подбородок кулаком, в свою очередь врываясь с захлебывающимися комментариями непосредственно, не задумываясь. С Матсом было как всегда легко и спокойно, и парень не сразу заметил свой жест. С окрыленной, нежно мелькавшей на губах улыбкой он уже дважды систематично провел носком кроссовка по ноге Хуммельса. Вверх и вниз. Неспешно, от лодыжки до середины внутренней стороны голени. Продолжая ловить каждое слово, улыбаясь преданно, скромно. Флориан убрал ногу резко и почти раскаянно поглядел на защитника из-под темных чётких бровей. Но... Что нашло на него? Не стоило вообще так реагировать, как ошпаренному; ведь не случилось ничего лишнего... Нойхауса прошибло холодком стыда вдоль всего позвоночника, особенно от осознания, что случайным то движение ноги не было: он загляделся, как иногда на поле заигрывался с мячом, и соперник отбирал его прямо из-под носа. Увлёкся Матсом и забылся. Это был флирт с его стороны. Гораздо более чувственный и осмелелый, чем Флориан мог ожидать от себя. Теперь сознательный полузащитник с оправданным страхом задержал дыхание. Это было так кричаще: Матс всё заметил, не мог не заметить. Парнишка, кажется, потерял способность мыслить рационально и приготовился отрицать просто всё, любой ценой. — Флориан... Нойхаус раскрыл глаза шире с сорвавшимся облегчением на лице, настолько голос мужчины был мягок, совсем не раздосадован странным поведением товарища по сборной и расслаблен почти неприлично. —... так где мы оказались: в Марокко или Рио? Они сидели в по-восточному прохладном теньке в глуби кофейни. Но широкий луч света из вытянутого окна упал на лицо защитнику, осветив лишь сладко прищуренные, тёплые глаза и окутав его паранджой тени. — Мы, — Флориан, непонятно осчастливленный этим моментом, легко нашёл ответ на романтично поставленный вопрос, — застряли где-то посередине. — Застряли, — дружелюбно и, как показалось полузащитнику, малость опьяненно восточным парадизом, согласно улыбнулся мужчина. — Похоже на то. Мужчина недвусмысленно придвинул тарелку с последним кусочком пахлавы Флориану. — Попроси счёт, и пойдём, Фло. Молодой игрок с замирающим сердцем услышал саидово "оплачивать будете пополам?". Марокканец давно был привычен к гордым и независимым, — по крайней мере финансово, — воззрениям немцев. Парнишку так распирала необоснованная гордость и чувство лёгкой виноватости за неё, что он почти ждал чего-то вроде "недостаточно средств" на экране терминала. Знал точно, сколько денег лежит на этой карте, и всё равно ожидал. Всё должно было пойти не так в последний момент, как пробуждение ото сна, который потом и вспомнить не сможешь. — Прямо так? — Матс заглянул ему через плечо, иронично хмыкнув. Намекнув, что наел на хорошенькую сумму со счёта галантного Нойхауса, стоящего сейчас с таким лицом. — Нет! — охнул полузащитник, фамильярно подталкивая Хуммельса в плечо, и спрятал глаза. Ему очень хотелось порадовать Матса, угодить, и выразить эти чувства через вкусненькое было буквально идеально для самого парня. Достаточно интимно и доходчиво, но без излишней откровенности и тем более слов. Глядя в спину Хуммельсу в дымчатом пальто, Нойхаус готов был на всё. В этот момент он отдавал себе отчёт, когда и где — на их совместном Евро в конце июня — зародилась эта решимость. Досягаемость цели поднимала горячую волну в нём. Те амбиции и образ мыслей, что заставляли Флориана палить с тридцати метров или заряжать дальний медленным навесом, ловя вратаря на неверии в такой удар, почти своенравно и очень импульсивно занимаясь мячом вместо тех, кто находился в лучшей позиции. Матс придержал ему дверь на выходе, пропуская под рукой. Сложив руки в карманы пальто, защитник обернулся вокруг своей оси посреди тротуара в ожидании парня. Невероятно высокий, стройный и мужественно широкоплечий одновременно — Нойхаус глядел на него и снова терял аргументы, делая себе поблажки. Лёгкость и моложавость, которыми были окутаны походка и манеры Хуммельса, значили в этот момент в его покоренных, ведомых глазах больше, чем неприличная разница в возрасте. Длинноногий полузащитник догнал Матса, и они пошли вместе, молча взаимно и нетягостно, каждый ещё мыслями в атмосфере кофейни Саида. — Не легко оделся? — вдруг воскликнул мужчина, придержав Нойхауса за плечи и сжав их слегка. Было такое. Витая в бесплодных фантазиях о назначенной встрече, подавленный отсутствием хороших идей, как сделать свой образ более привлекательным, Флориан надел первое же, что показалось выигрышной комбинацией. И разница со вчера всего три градуса минус, не должно было так ощущаться... Погода, однако, была скорее на пальто, чем на легкомысленную джинсовку. Парнишка сдержанно, упорно промолчал. Потому что было зябко и ветер задувал за шиворот. Но ему казалось, что вся их прогулка тут же оборвется, признайся он. Это звучало наивно и неразумно — всегда можно зайти погреться в кафе, — но Нойхаус мнительно в ответ даже дышать боялся. — Ну, Фло. Игрок Дортмунда усмехнулся всезнающе, опытно над детской молчанкой товарища. В следующий момент всегда казавшиеся полузащитнику изящными и сильными загорелые пальцы переплелись с его и длинная ладонь Флориана нырнула в карман пальто защитника. — Матс, — стушеванно, куда-то в сторону от него проговорил Нойхаус. Игрок Боруссии Д ощутил, что рука парня была почти тёплая. Но было поздно, и он уже грел её в обнимку со своей в глубоком кармане над бедром. Флориан поглядел на защитника снизу вверх, идя так близко, касаясь его плеча. И снова отвёл растерянные, разгоряченные карие глаза, свободными пальцами несколько раз ненужно проведя между аккуратно уложенным локонами. Молодой игрок Мёнхенгладбаха умом понимал, что это та самая ситуация, где он должен быть осмотрительнее, сказать "нет". Чтобы не обнадеживаться, так открыто не таять, давая добро на всё и с первого раза. Только Нойхауса это не устраивало. Хуммельс сделал это сам — так взял его за руку, по-подростковому романтизируя, вздохнул сам с собой Флориан — и парнишка ощущал от этого вдохновляющую, безответственную безнаказанность. Матс — взрослый и опытный, ему виднее, и он, в отличие от полузащитника, прекрасно владеет собой. Значит, они не делают сейчас ничего такого, чего он боялся и ждал. Флориан тихо хмыкнул, собираясь, и несильно сжал крепкие пальцы, сокрытые от глаз прохожих под тканью пальто, в ответ. — Потрясающее место ты нашёл, Фло, — Хуммельс, довольный, что паренёк прислушался к нему, отвесил совершенно чистосердечно комплимент. — Я уже хочу туда вернуться. — Правда? — засиял изнутри Флориан, улыбаясь широко, будто наконец выдал в этом сезоне безукоризненный матч. — Разумеется, — несколько покровительственно улыбнулся мужчина, и уютный узор мимических морщинок проявился у глаз, на скулах. — Мне так нравится кофейня Саида, — как поглаженный за ушком, вдохновленно заговорил полузащитник. — Хотя нечасто получается туда выбраться, я практически в другом конце живу... Продолжая говорить, Нойхаус повернул направо к просторному скверу с тонкими невысокими кленами, забывшись, потянув за собой Хуммельса. Их несильно сцепленные пальцы обнажились. Защитник первым разжал руку, выпуская Флориана, которого понесло куда-то в сторону. Игрок Мёнхенгладбаха лёгким шагом, воодушевленно перебирая стройными ногами в белоснежных кроссовках, подошёл к качелям. Два ряда качелей стояли буквой "Г" по бокам аллеи — одиночные, на двоих или в полный рост, как те, у которых встал паренёк. Нойхаус, возбужденно дыша, как после пробежки, придержался за железные цепочки, навалившись на качели. Поглядел на Матса чуть снизу, от волнения вызывающе прямо. Он не понимал, как смотрел в тот момент. И осознал до обидного поздно, что разорвал рукопожатие, не успев прочувствовать момент, который больше не повторится. Вице-капитан Боруссии Дортмунд живо цокнул языком, к лихорадочному волнению туго соображавшего Нойхауса вставая напротив, с готовностью взявшись за цепочки. Топкие глаза с маскируемой веселостью уловили плохо скрытое замешательство. — Ты меня видел? — наигранно охнул, ступая, однако, на деревянную "лодочку" качели у самой земли. Ладонь выразительно очертила фигуру в полный баскетбольный рост. Полузащитник, вовсе не планировавший ничего подобного с Хуммельсом, всего лишь поддавшийся игривому порыву, неопределённо пожал плечами. — Что ты со мной делаешь, Фло, — с заигрывающе недовольными нотками, тепло улыбнулся абсолютно довольный мужчина, ловко пригибаясь пол верхней балкой стандартной стоячей качели. Флориан расслабился тут же, обольщенно и радостно улыбаясь его словам. Парнишка встал на другой конец доски, поравнявшись с Хуммельсом, глаза в глаза. Защитник Дортмунда начал раскачиваться, не отводя взгляда и посылая время от времени краткие простые улыбки, напоминавшие, что ему и правда несподручно с таким ростом. — Матс, — скрепя сердце, почувствовал, что не мог притворяться с ним, вдруг позвал Нойхаус, — мне неуютно. От всего этого. В команде мне... не к кому обратиться, — игрок Мёнхенладбаха был искренен и прост, глазом не моргнув. Он говорил ровно то, что имел в виду, без недоговорок. — Ларсу свои проблемы надо решать, а остальных я, — парень улыбнулся, не скрывая грустного разочарования, — подводил слишком часто. Что со мной, не знаю, — мотнул головой стушёванно. — Но после всего я не могу жаловаться им. — Флориан, — не ожидавший уже возврата к завершенному у Саида разговору, с трепетной серьёзностью в голосе отозвался Хуммельс. — Продолжай, — безыскусно и твёрдо. Глаза Нойхауса умиленно расширились, и спокойствие стало понемногу, накатами возвращаться к нему. Вот то, почему он в Бундестим беспрестанно искал Хуммельса, возвращался взглядом к номеру пять в центре защиты, как по инструкции тренера. С Матсом он стоял на ногах удивительно твёрдо и верил в себя, а смелый изгиб губ призывал отрезвляться в самых горячих ситуациях. — Извини, — парнишка просветлел, улыбнулся скромно. — Я волнуюсь немного, что не получается влиться. Может, это прозвучит высокомерно, но я чувствую, что меня не хватает. Вместе мы смогли бы большее. Матс до сих пор несколько неверяще, проницательно-карими всматривался в юное, почти детское ещё лицо. Нойхаус боится, что ему не хватит характера; что он не тот — внеочередной юнец, слишком быстро взлетевший и чересчур захваленный. Для опытного мужчины это было совершенно читаемо, хотя паренёк и старался скрыть тревогу, пошатнувшееся самолюбие. — Это классно звучит, Фло, — с ободряющей дерзостью изогнулись губы Матса. — Ты продолжишь работать и продемонстрируешь характер, — он не сомневался, как будто предсказывал будущее. — У тебя появится шанс и в сборной. Это точно. Воспользуйся им, — чуть строже свёл брови; Хуммельс был из той породы, того поколения немцев, для которых Манншафт была любовью всей жизни. В его словах не было слышно, что он взволнован, напряжен и озадачен метаниями юного таланта Боруссии. Защитник был спокоен и уверен, в первую очередь потому что сам так думал, а не лишь пытался убедить в этом Фло. К и без того волновавшим Нойхауса восьми годам между ними добавлялись его собственная незрелость, ещё юношеские сомнения в себе, делая разницу головокружительной. Парнишка ощутил, как далёк был в своей опытности от Хуммельса, такого гармоничного, раскрепощенного... взрослого. — Фло, — с едва уловимым укором позвал защитник. Парень поднял заполоненные вновь всплывшими заботами, но немного рассеянные глаза. — Ты такой серьёзный парень, всё образуется, Флориан... И Матс собирался прикусить язык, умом понимая, что подтрунивание сейчас будет неуместным, но иногда он сам себе не мог противостоять. — "Флориан", — как будто внезапно осознав, непринуждённо хмыкнул мужчина, — слишком милое имя для парня, нет? Нойхаус готов был отдать многое сейчас, чтобы ему просто послышалось. Потому что не воспринять это превратно, близко к сердцу и до наивности мечтательно он не смог. Даже от Хуммельса это было... не в меру кокетливо. Барахтаясь в топких, неудобных и желанных мыслях, полузащитник воплощал свое имя. Ещё не отшлифованный, но крайне рассудительный, открытый душой, оптимистичный и скромный. Цветущий непосредственным и мягким обаянием и не подозревающий об этом. А сердце Нойхауса тем временем всерьёз заколотилось: темноволосый Матс Хуммельс вызвал в памяти ритмичные и самоуверенные набаты марокканской песни из кофейни. Одному богу ведомо, почему. Продолжать смотреть в глубокие карие было невозможно, Флориана вело. Парнишка перебрал пальцами по железным цепочкам качели, улыбнувшись беспомощно, очаровательно скромно. Он запрещал себе думать — воображать себе — с чего Матсу пришло в голову иронизировать над таким распространенным именем. — Почему ты говоришь так? — с чувством сладкого стыда проронил Нойхаус. Он знал, что не должен был решиться на переспрос и этим повернул ход беседы. Ухнуло где-то под ключицей, когда защитник посмотрел на него непонимающе, подняв широкие брови домиком. Хуммельс тоже был уверен наперёд, что игрок Мёнхенгладбаха спустит ему его кокетство, молча стрельнув глазами. Мужчина позволил себе этот комментарий довольно... безответственно. — Любознательный, — укромно улыбнулся игрок Дортмунда, пряча замешательство и нежелание отвечать Нойхаусу. — И очаровательный, — опустил глаза и повторил свои же слова, произнесенные в кафе марокканца. — И недостаточно... — сдуру, как с ним бывает на поле при давлении со стороны соперника, выронил скоропалительно и взволнованно Флориан. Смуглые щёки нервно покраснели, а мальчишка дёрнулся вперёд, шатнув их качель криво вбок. Он не осмелился и, по правде, почти не знал, как хотел продолжить. Недостаточно мужественный? зрелый? опытный? проницательный? Всё это, на взгляд полузащитника, действительно не было его сильными сторонами, и подобные риторические вопросы самому себе устроили ему "качели" уверенности в общении с Хуммельсом на Евро. Видя так высоко ценимого им защитника каждый матч в старте на железные девяносто минут, ему хотелось сказать что-то значимое при встрече после игры, сотворить фурор в сознании Матса. И он не мог произнести ни слова, задыхаясь в прелестных и смущенных улыбках. Его просто никак не могло быть достаточно для такого, как Матс. — И чего тебе постоянно не хватает? — несколько задумавшись, только делая вид для парня, что целиком с ним, сказал Хуммельс. — Хочешь всего и сразу, Фло, — вовсе не укоряюще, почти одобрительно произнёс мужчина. — Недостаточно терпеливый — может быть. Хотя и неплохо это маскируешь под усердием и — что уже неосознанно —мягкостью, додумал про себя Матс. Для многих, кроме, разумеется, напарников по Боруссии, это вяло текущее проявление самолюбия могло бы оказаться открытием. Хуммельс же довольно скоро после того, как они сблизились два года назад, заметил это в юноше. — Достаточно, — казалось, так незначительно и легко дал ему оценку защитник... но так веско для потерявшегося от прямоты предыдущей фразы Нойхауса. — Ты выуживаешь из меня комплименты, Фло, и почти бесстыдно, — широко, но сдержанно заулыбался вдруг сообразивший мужчина. Черно-виноградные глаза блестели на пристыженного Нойхауса. Парнишка заигрался с его поддержкой и заботой, опрометчиво и сам того не замечая требуя их. — Нет, — проговорил испуганно молодой игрок. — Я нет, Матс. Защитник по расстроенно поджатым тонким губам и дрогнувшей челюсти понял, что слишком стушевал его. Да и понятно было с первого взгляда, что в Флориане говорил совсем юный, засомневавшийся в себе парень, долго копивший в себе эти тревоги, а не честолюбие. Хуммельс приостановил качель, опустив длинную ногу на землю. Протянул руку Флориану, и тот, не задумываясь, сжал его кулак и спрыгнул с возвышавшейся доски. — Хочешь домой? Возвращая себе равновесие после легкого помутнения сознания на качелях, игрок Мёнхенгладбаха прихватил Матса за отворот пальто, подступив ближе. Опустив глаза ему на грудь, залюбовавшись нежно-белым свитером, парень через мгновение только понял. Нойхаус быстро поднял голову, раскрыл рот растерянно и тревожными тёмными глазами заскользил по лицу Хуммельса. Что он сделал не так, что защитник собирается покинуть его так скоро? Он смотрелся чересчур измотанным, озабоченным чем-то своим, что Матс решил оставить его в покое? Видя вдоль и поперек, насквозь эту панику в его взгляде, Матс выдохнул коротко, немного устало; возможно, отчасти озадаченно в корне неверной и неуверенной — больше в себе самом, чем Хуммельсе, — реакцией молодого игрока. Из-за манипуляций Нойхауса с его пальто, они стояли совсем рядышком, и парнишка неровно дышал, смотря как-то хрупко вверх прямо защитнику в неизменно, даже на солнце тёмные глаза. — Позови меня к себе, — мужчина наклонился и похлопал его слегка по лопатке, суфлируя через плечо. — Предложи чашечку капучино. Ещё озадаченный, не сказать что поникший, а скорее принявший опять все предложения Матса — разойтись на сегодня — по умолчанию Нойхаус услышал, но не сразу понял произнесенное негромким инструктирующим голосом. — Ты не уходишь? — откровенно переспросил полузащитник. Его лицо не выражало тех эмоций, что он испытал. Хуммельс так же просто покачал головой. Флориан сжал несильно карман джинсов, в котором лежали ключи от машины. Неопределённо и сдержанно повёл плечом, лёгким кивком предлагая Матсу следовать за ним. — А... — притормаживающе выдохнул не понявший его сперва Хуммельс. Он отвезёт. Не на автобусе ведь игрок Дортмунда приехал в другой город. Мгновение погодя, по решительному полуобороту остановившегося подождать его Нойхауса, мужчина вспомнил, что не только он. Фло повезёт их, он будет за рулём. Защитник в считанные секунды принял решение. И решил, что это лучший вариант для них. Флориан отвёз их. Аккуратный и тщательный за рулём, как и на сборах Бундестим. Полузащитник Мёнхенгладбаха жил на квартире. Пройдя в прихожую, Нойхаус сразу неловко развернулся, будто позабыв про зашедшего следом Матса. Мужчина инстинктивно прикрыл глаза при резком взмахе локтя перед самыми глазами. Носки белых кроссовок соприкоснулись с такими же, только адидасовскими. В просторной прихожей им удивительно не хватало места: парнишка, смущенно раздосадованный неповоротливой попыткой закрыть дверь, опустил взгляд, уже почти касаясь грудью Хуммельса. — Места достаточно, Фло, — с долей непонимания поднял брови защитник; на лбу выступили две глубокие морщины, так часто сопровождавшие живую мимику игрока. — Извини, — тихо кивнул головой полузащитник. — Я закрою, — почти отодвинул Хуммельса плечом, протянувшись над его рукой. — Обувь можешь здесь оставить, — топорно, как будто ощущая себя в гостях в собственной квартире, указал на полку у двери. На ходу стягивая джинсовку, Нойхаус неспешно прошёл вглубь, глядя немигающим взглядом только перед собой и слабо отдавая себе отчёт в каждом шаге. В квартире был минимум вещей и белая мебель с вставками темно-коричневой. Становившемуся порой мнительным при защитнике Флориану не приходилось бегать по квартире и распихивать по шкафам стыдные, нежелательные или попросту неловкие следы своего проживания в ней. Лишь три повешенные диагонально рамки с семейными фотографиями между ванной и гостиной говорили за молодого игрока. В остальном — просто, вполне элегантно и даже уютно, светло и образцово убрано. Матс, сориентировавшись в незнакомых апартаментах, завернул в ванную. Вымыл руки тщательно, как коронавирус и необходимость заботиться о безопасности кучи людей вокруг приучили. Задержался, не сумев устоять, перед большим овальным зеркалом. Беглым непринужденно-наметанным жестом слегка влажными пальцами поправил пушистые спутавшиеся на ветру кудри. Оттянул ворот свитера, позволив ему тут же опять обвить шею. Глядя неотрывно и собранно в собственные темно-шоколадные в отражении, мужчина огладил щетину. Только Хуммельс, — задумчивый, будто старавшийся выиграть какое-то время, — прикрыл за собой дверь в ванную, ему навстречу с кухни вышел полузащитник. — Матс, — парнишка несмело развёл руки, неосознанно преграждая ему путь на кухню, — забыл. Кофемашина не работает. Что-то перегорело или загрязнилось, — только теперь в неосвещенном коридоре мужчина заметил по яркому пакетику в каждой руке у полузащитника. Матс любит кофе. Обожает просто. Хороший кофе. Очень хороший. И Флориану думается, защитник Боруссии не польстится его предложением. Да и спонтанно, почти бессловесно у них это всё вышло... ничего и не должно было получиться. А кофемашина только позавчера перестала работать. Флориан не успел ни разобраться сам, ни отдать в ремонт. Спокойно пил воду и какао. О кофе и думать забыл: у него столько мелочей забивает не-такую-уже-светлую с начала сезона голову, а ещё он не мог дождаться защитника Боруссии. Боже, Нойхаус и сейчас сделал неведомо что и теперь не знал, как повести себя, чтобы не потерять Матса сегодня. Прежде чем решить, что ещё сказать, полузащитник протянул руки вперёд. — "Лесной орех". "Амаретто". Извини, — Нойхаус поглядел снизу вверх почти подчинённо, неподвижными распахнутыми тёмными глазами. Между пальцев парнишка зажимал оранжевый и зелёный пакетик растворимого кофе. — Они вкусные оба, я их очень... — уже приготовившееся к неудаче, снимавшей с него необходимость идти дальше, сердце Флориана нервно забилось. — Амаретто, — Матс едва взглянул на него, взял оранжевый пакетик и прошёл на кухню. Лёгкий ветерок от его движения аккуратно коснулся смуглой щеки Флориана. Матс оставался, снова. Теряя ориентиры и присутствие духа от снедающих, смешанных с волнением чувств, игрок Боруссии М сжал в кулаке оставшийся ему пакетик кофе. Нетерпеливо и прилежно развернулся, поскальзываясь в белых носках, и поспешил за Хуммельсом на кухню. Хуммельс прислонился к раковине на светлой небольшой кухне Нойхауса. Парень включил чайник и стоял над ним, не поднимая глаз, как будто помогал вскипеть. Наливая, полузащитник всё боялся, что руки начнут трястись и Матс всё поймёт. Однако организм ожидаемо не изменял ему, только спокойнее от этого молодому игроку Мёнхенгладбаха не становилось. Растворимый кофе был налит в большие кремовые кружки с крохотным чёрным силуэтом сердечка у кромки. — А ты в порядке? — Флориан встревоженно взлянул на защитника своими орехово-карими, передавая кофе. Он хотел спросить очень давно. И даже решил к дню их встречи, что не стоит. А сейчас растерялся и всё напутал. Игрок Боруссии Д посмотрел на парнишку озадаченно; как показалось Нойхаусу, с лёгкой досадой, что тот спросил так прямо. — Всё путем, — ласково и открыто, всем своим видом подкрепляя эти слова и подкупая Флориана, улыбнулся мужчина. Блестящие тёмные глаза светились уверенностью и спокойствием, в этот раз специально для полузащитника. — Я так боюсь травм, — потерянно, бессильно пробормотал паренёк, отпивая кофе и пряча растроганный взгляд от Хуммельса. — Разминайся перед игрой. И не волнуйся зря, — неодобрительно цокнул языком и покачал головой мужчина. — Я имею в виду, что ты вроде бы ответственный парень и делаешь всё, чтобы обезопасить себя, Фло. Молодой игрок некрасиво зажевал губу. "Твоих", — не хватило духу досказать ему. Нойхаус вытянул шею вперёд, прихлебывая кофе и пытаясь безуспешно скрыться от защитника за кружкой. Матс окинул его внимательным и сложным, почти колеблющимся — на грани принятия решения — взглядом. — Ауч, — только сейчас распробовал вкус парень, зажмурился и распахнул глаза. — Ту сюкр, ту мьель, — прикрыл один, взглянув сбоку на защитника. — Маркус постоянно ворчит — "слащавый, сладенький". Ему всё такое, — усмехнулся, заговариваясь. — Сладкий, как пирожное... — А если как раз любишь пирожные? — загорелые длинные пальцы качнули кружку у самых губ. Флориан слегка надул щёки, смеясь уже глазами, и тихо хохотнул, как обычно будто немного стесняясь своего смеха. Защитник Боруссии Д смотрел — с начала самого смотрел на него, внимательно, — но только сейчас зацепил наконец спотыкающийся и избегающий взгляд Нойхауса. Полузащитник сиял мягко и светло, завороженно глядя из-под прямых ресниц на мужчину. Большим пальцем вытер сладкую каплю у уголка губ, приоткрыл рот, но... Горький шоколад Матсовых глаз сбил все намерения и дыхание. Взгляд ожидающий и замерший, неотрывный и по-своему сухой. Защитник отпил кофе из поднесенной кружки, не переставая на него так смотреть. У Нойхауса опустились руки. Он не должен был допускать этого, но в голову полезли все странные и смелые мысли, которые сбивали с толку на Евро и ещё раньше. Хуммельс глядел и держался как воплощение его шанса; как самая дурная искра, пробегавшая по позвоночнику свежим вечером, пока сильные руки дортмундского защитника гладили его сразу и везде во время массажа. Игрок Мёнхенгладбаха скоро понял, что веселиться было нечему. — И что тогда? Нойхаус насилу оторвался от стола, медленно развернулся прямо к Хуммельсу. Обмерший, растерянный... и устремленный. Наивно, как котёнок, в другой конец кухни, где стоял его защитник Бундестим. — Это я хочу услышать, и что тогда. Мелодичный и низкий, вошедший в его сердце голос ответил кратко и просто. Хуммельс ждал всерьёз. В мягких тёмных глазах не было давления, но Флориан сам был падок на сладкое: по нему словно буря прошлась, парнишка давно был на грани, чтобы споткнуться о любой предлог. То, на что у него хватило зрелости и неуверенности в себе на чемпионате Европы, было инфантильно позабыто сейчас. — Что угодно. Нойхаус стоял, перебирая пальцами по бокам бёдер, сгибая и разгибая их. Напряженные плечи чуть подтянуты к ушам. Аккуратная уложенная стрижка — всё, что осталось от осмотрительности и благоразумия. В карих глазах тревога и нетерпеливая решимость, страх себя и предельная открытость всему, что касалось Хуммельса. — Я допил кофе, — игрок Дортмунда поставил почти не тронутый кофе на стол сзади. — Нам надо поговорить, Фло. Хуммельс находился в квартире парня, но ощущал, что ответственен за него. Его "Фло" переминался с ноги на ногу в белых носках, поджимая пальцы. Не так взволновала его готовность на всё, как убежденность, что он готов. И после его слов... долгое молчание между ними, подчеркнувшее безумные идеи в чернеющих глазах и растерянность, метавшиеся по лицу Нойхауса. Сперва Матс считал, что стоит выдержать характер и не нагнетать давление сокращением дистанции, новыми жестами, собой. Но в моменте он принял иное, которое увидел куда более верным, решение. Мужчина сдвинулся с места, и Флориан прикрыл глаза, как от удара. Хуммельс достиг полузащитника в три шага на небольшой кухне так беспардонно, что гипотетический Нойхаус должен был уже занервничать, внутренне отвергая подобное прыткое поведение, всей тонкой сжавшеся фигурой сигнализируя о неготовности. Флориан в самом деле пошатнулся, отклонившись назад, как будто не сумев отнять длинные ступни от пола. Игрок Боруссии Д остановился прямо напротив в тридцати сантиметрах, обстоятельно и с выдержанной непринужденностью уложив ладони себе на пояс. Матсу было немного жаль делать это с ним — поджатые от волнения губы, выделившиеся на вытянутом лице широкие скулы говорили об определённом воздействии мужчины на него, — но так надо было. Парнишке из Мёнхенгладбаха в первую очередь. — Флориан, ты знаешь меня, — защитник был выше почти на десять сантиметров, и, вещая спокойным голосом в распахнутые, внимающие глаза под собой, уже не ощущал вины перед Нойхаусом. — Я открыт всему непривычному, если только оно настоящее... и стóящее. Love unites. Если только правильно тебя понял. Смуглые ладони с проступающими на тыльной стороне венами по-хозяйски легли по обе стороны от полузащитника на кухонный гарнитур. Фигура Хуммельса, если смотреть сзади, полностью накрыла юношески стройного, узкоплечего Флориана. Игрок Дортмунда откровенно нависал над ним, отдавая чем-то пряным, очень мужским, и Нойхаус сжал зубы, глядя в упор и без сопротивления. Загорелые тонкие кисти ведомо, тягуче отклеились от стола позади и припали к талии Хуммельса. — Да. Матс, всё так, — завороженно, слепо оглаживая корпус мужчины, руки двинулись вверх вдоль рёбер. — Ты... понял, — смущенно и совершенно не отдавая себе отчёта, что уже происходит, с благоговением порывисто выдохнул Флориан. — Раньше, — опустив чёрные недлинные ресницы, томно произнёс вполголоса Матс, — пора было заняться тобой. Его лоб почти соприкоснулся со лбом Нойхауса: признание, обличающее всё, так тревожно скрываемое на Евро парнем, прошлось горячим по коже. Матс, не таясь, вдыхал аромат макадамии и миндаля от русых волос. Полузащитник выставил ногу вперёд, заведя ему за спину, будто стремясь обнять ею высокую фигуру. Мужская ладонь слегка сжала отставленное вперёд, обнимавшее его бедро повыше колена. Взбалмошные и несмелые пальцы полузащитника отпрянули, как обжёгшись, от широких рёбер Хуммельса. Нойхаус оперся ладонями о кухонный гарнитур сзади, локтем задев кофемолку. Он отстранился в смятении, но ожидающе, с безыскусной тихой улыбкой вглядывался в карие глаза Матса. Его пальцы на светлых джинсах ощущались как обвивший ногу золотой браслет; Флориан почувствовал жар на щеках оттого, какую гордость возбудил этот открытый, необдуманный, но до сих пор деликатный по отношению к нему жест. Парнишка, положа руку на сердце, не знал, как реагировать на руку защитника на себе, но ощущал спокойствие и защищённость, не чувствуя себя стесненным чьим-то чужим желанием. Повторно несильно сжав бедро, рука Хуммельса плавно исчезла с него. Игрок Дортмунда оперся о стол позади Флориана и, уже не так громоздясь над ним, склонил голову набок. Блестящие и решительные, как всегда, но как будто заполоненные тем что видят перед собой шоколадные глаза воскрешали марокканские пылкие набаты. Смуглые пальцы потянулись к уложенной причёске полузащитника. Давно знакомый, очаровывающий низкий голос наконец рассеял молчание. — Фло, — Матс аккуратно, почти нежно убрал вылезший светлый локон ему за ухо, — ты сладкий, как финик. Нойхаус чувствительно, как котёнок, потянулся ухом за рукой. Защитник дал, как бы ненароком, им соприкоснуться. Слегка. При виде, — нет, уже при одном запахе Хуммельса молодой талант Мёнхенгладбаха удерживался на неблагонадежных волевых от того чтобы растечься перед ним. Как он давно был близок к этому, но наедине Флориан оказался просто катастрофичен: колени слабели, бедра предательски разъезжались в стороны — парнишка только успевал, опоминаясь, стыдливо сводить их вместе. Матс мог почти поддаться миражу пустыни, который наводили обожающе изучающие и в лучшем смысле невинные, прямые с ним глаза Нойхауса. Но мужчина гнул свою линию и был начеку — язык тела Флориана был куда честнее карих глаз, и защитник на опыте легко прочёл, в каком тот сейчас пограничном состоянии. Наконец оборона, в которой Нойхаус всегда был слабее, чем в созидании, подвела. Парень тихо и упаханно выдохнул, запрокинув голову назад, вдруг запустил тонкие смуглые пальцы в опрятную прическу. Так же нервно убрал руку, оставив всё уже в беспорядке. В последний для них обоих момент Хуммельс придержал, не делая этот жест грубым, его за челюсть. В ожидаемых для него сантиметрах от своего лица. — Ты не готов. Мужчина отпустил его сразу. Испуганный и решительный взгляд напротив лез грудью на амбразуру, и защитник собирался продолжить. Он думал над тем, что предложит Флориану, с начала осени. — На всё Матс, — блестящие от растерянных слез глаза Нойхауса настаивали с юношеским максимализмом. — Я серьёзен, я... — парнишка огляделся, как в поиске опоры. — Дай мне начать. Взволнованный полузащитник не сразу почувствовал, как широкие горячие ладони накрыли его руки, прижимая их к столу. С тех пор как они уединились на кухне, Матс говорил разное, но ни разу не переставал удерживать его. Такой близкий и будоражащий. И Флориан ощущал, как, краснея, горела шея. — Мы начнём вместе, — тонкие губы артикулировали чётко, стремясь воздействовать на Нойхауса. — Только не торопись, Флориан... Погодим до конца сезона. Нет, — твёрдо мотнул головой защитник, когда чёрные брови на смуглом лбу вздрогнули. — Всё в силе между мной и тобой. С той разницей, что я должен тебе всё, ты мне — ничего. Полузащитник, не решаясь, как осторожный зверёк, посмотрел на него несколько сбоку. Тонкая губа побледнела, когда паренёк смятенно и завоеванно прикусил её. — Я не знаю, что сказать, — выдохнул честно молодой игрок. — Кроме "да", — горячо исправил себя Нойхаус. — Я согласен на всё. На всё, что ты предложил, Матс, — "и предложишь" чернело в возбужденных и неверяще осчастливленных глазах. Хуммельс улыбнулся разморенно и увлеченно, медовые губы растянулись в интимной улыбке и тепло проговорили куда-то в выбритый висок. — Я всё сильнее влюбляюсь в одного умницу, Фло, — может, показалось, но его колено сильнее вклинилось между расставленных бёдер Нойхауса. — Теперь скажи, что с тобой происходит то же самое. Хуммельс соблазнял его чувства, согревая близостью и не давая продыху от себя. Даже за тонкой завесой до дурноты знакомого, чисто хуммельсова одеколона Нойхаус чувствовал его запах. И то, что тот, сбивая с толку, легко оставался на нем при соприкосновении и поглаживании ладоней. — Происходит, — чистосердечно проговорил Флориан. Защитник вновь был очень близок — мерно вздымающаяся грудь в каких-то сантиметрах, загорелая шея под мягким свитером. Нойхаус снова убедил себя, что Матс старше, опытнее. Значит, всё предусмотрел, знает за них двоих, что делает прямо сейчас. Без шансов оторвать прижатые Хуммельсом ладони от гарнитура, Флориан потянулся вперёд и поцеловал смуглую щёку, ощущая губами колкую свежую щетину. Быстрый и крепкий, при этом невыразимо необдуманный, простой поцелуй. Поцелуй как сам Флориан. Тёмные как крепкий кофе глаза, изумленные поцелуем в щёчку, пытливо устремились к его лицу. Парень, буквально воспламенившись под этим взглядом, беспокойно одёрнул руку, но безуспешно. Мягко уступая его волнению, Матс перестал давить на ладони сверху, длинные пальцы соскользнули и отпустили узкие запястья. Нойхаус импульсивно прикрыл рот ладонью, чуть отвернувшись. Взбудораженные собственной дерзостью и прямотой, — как при своевольном, но плотном ударе метров с тридцати, — глаза блестели на защитника. Отчего он всё делает не так в этом сезоне? Сказали же не спешить, не давать. Флориан забеспокоился: Хуммельс обратился к нему открыто и честно, рассчитывал на его зрелость и ставил на одну ногу с собой... Но какая же между ними, видимо, пропасть. Полузащитник с придыханием, приоткрыв рот, взволнованно посмотрел на давно глазами залюбленные черты. Агатовые спокойные глаза, уютные мимические морщинки вокруг широкой расслабленной улыбки и тонкий нос — вовсе не безупречной формы, но казавшейся парнишке теперь такой, — с лёгкой горбинкой. Наверное, от ношения очков. Юный талант Мёнхенгладбаха до сих пор помнил, как был в свое время удивлен: после дерби двух Боруссий защитник соперников встретил его в очках в элегантной, едва заметной оправе. Они собирались в Konditorei Heinemann, мужчина оплатил их заказ — опять, — но это уже было почти по умолчанию, и Нойхаус мог себе позволить глазом не моргнуть... Парнишка не решался больше делать шаг, и взаимное молчание стало заметно. Сердце Хуммельса противилось видеть Флориана таким потерянным, но он приложил усилия, чтобы не терять голову. Защитник потянул его за прижатую ко рту руку. Чмокнул в запястье. Поймал — намеренно, глядя открыто исподлобья, — дрогнувший, но никаких вопросов не задающий, охотно вверяющийся взгляд. Мужчина приподнял ребром ладони растрепавшиеся волосы со лба Нойхауса. Убрал, причесывая пальцами, назад , чтобы вернуть парню привычный аккуратный и собранный вид. Флориан был неотразимым. Как тающая карамель; как кофе, смешавшийся с молоком. Ещё час назад уверенный, что Хуммельс пришёл и не заметил вновь его чувств. И вовсе не павший от этой совсем не новости духом, а наивно счастливый просто иметь их дружеские встречи в кафешках. Матс покрепче сжал его руку, наклонился и поцеловал полузащитника в правый висок. Сочный поцелуй, и Нойхаус ощутил горячие мягкие губы на коже. Парень не знал, куда себя девать: он подобного от Матса боялся и ждал. — Никому не справиться с таким искушением, Фло, — отстраняясь от него, был прост, отчасти будто извиняясь перед ним, защитник. — Но тебе можно, — мечтательно вздохнул игрок Мёнхенгладбаха. Не успев подумать. Хуммельс коротко, пряно улыбнулся ему. — Флориан, мы вместе, — мягко констатируя, посмотрел на него. Тёплое дыхание — снова так близко — огладило щёку; Нойхаус прогнулся в спине, отклоняясь назад, усаживаясь на белый кухонный гарнитур. Инстинктивно и стыдливо отпрянув от слишком желанной близости, парень ушибся затылком о навесной шкафчик. Защитник оперся предплечиями о его дверцы, сцепив руки в замок. Длинные ноги сидящего Флориана торчали из-за спины Хуммельса, раскрытые бёдра подпускали непреднамеренно тесно и легко. — Крамер, — проговорил полузащитник, глядя на кадык на загорелой шее. — Мюллер, — в унисон, одобрительно проговорил ему куда-то в лоб Хуммельс. — И Ларс, — завороженно, не поднимая головы, припомнил Нойхаус. — Подождут, — выдал тягуче, но уверенно, почувствовав сразу за тем широкие ладони на талии. — Ты хочешь меня поцеловать? Потому что я хочу, — откровенно без "слишком", без тени чувственности и снимая страх с опешившего Флориана, спросил Матс. Непонятно, было ли это спонтанным желанием или реакцией Хуммельса на дальновидное, взвешенное, будто снятое с языка решение молодого игрока. Твёрдо и чётко. Для Матса чертовски возбуждающе. — И я, — карие глаза посмотрели на него вверх звонко, выразительные чёрные брови взволнованно подняты. — Хочу, Матс. Как по щелчку, после очаровывающей просьбы-признания игрок Дортмунда наклонился и оставил крепкий, неспешный поцелуй на макушке Нойхауса. Ладони, которыми, казалось, он запросто в кольцо мог заключить стройную фигурку, невозмутимо покоились на его талии. Флориан заёрзал на столе, сводя смущающе расставленные бёдра, но так только крепче обнимая ногами бёдра мужчины. Он понимал, что опытный — и волнующе взрослый — Матс всё замечает. Защитник же видел, с силой отводя взгляд от оливковой кожи скул и шеи, что Нойхаус сам не знает, чего хочет. Хуммельс приложил большой палец к уголку губ полузащитника Мёнхенгладбаха и едва ощутимо чмокнул туда. Терпеливо направляя, как давая подсказку на поле, потянул его за руки и уложил их себе на спину. Парень привычно и усердно следовал подсказу своего Чемпиона мира и, сам не свой, жадно утопил пальцы в мягком белом свитере. Матс заулыбался окрыленно, умиротворенно и поцеловал в другой уголок губ. Прямо так, в тающей широкой улыбке. Нойхаус средними пальцами подцепил шлевки для ремня сзади на брюках защитника. Тёплые загорелые ладони легли на светлую джинсу на коленках, и игрок Дортмунда подтолкнул его глубже, дальше на стол. Стройные ноги несколько неуверенно, но уже окончательно обвили корпус Хуммельса. — Фло, — защитник на всякий случай придержал его под бёдра и нежно поцеловал в переносицу. — Всё по-настоящему, — просиял, не утаивая восторга, Нойхаус. — Да. — Матс, я, — стройные ноги потерлись о бока защитника, — не знаю, как правильно. И в этом на духу, чистосердечном и точно нелегко давшемся признании — вся растерянность Флориана. Он просил поддержки пережить эти самые лучшие и бесконечно смущающие первые моменты. — Всё потом, — убедительно и понимающе кивнул Хуммельс. — Смотри на меня, Флориан, и никуда не спеши, — выражение лица защитника серьёзно, он желает помочь юному таланту Мёнхенгладбаха, внушить спокойствие. — Как скажешь, — паренёк радостно заёрзал, усаживаясь поудобнее. От засмущавшейся улыбки на щеках проступили ямочки. Нойхаус как нежный котёнок. Как яблочко в карамели. — Умница, — вместо всего этого, что было бы ошибкой прямо сейчас, выдохнул Матс. Влюбленный и уколотый сообразительными карими глазами под самую нашивку BVB. Матс приготовит юному полузащитнику овощи с фаршем. Флориан будет сидеть смирно на стуле, завороженно сгрызая все ногти. Хуммельс подключит своего протеже, и парнишка подберет специи на свой вкус. Им всё-таки придётся отвлечься и полчаса проболтать с Крисом по видеозвонку, попутно уплетая ужин. Всё пройдёт непринуждённо: второй чемпион мира не вчера узнал, что его хороший друг по Боруссии М давненько сдружился с Матсом. Они будут ездить друг к другу на неделе, Хуммельс попытается оставаться иногда на пару дней. И, как они оба любят, готовить для Флориана.