***
Сообщение с коротким "Привет, когда лучше?" и скрином расписания Разумовский, как оказалось, прислал еще утром. Игорь прикинул, когда у него ближайший выходной, написал: "В пятницу, в любое время" и закрыл ноутбук — Разумовского в сети все равно не было. Снова ответил он только к концу следующего вечера, буквально за полчаса до того, как Игорь вернулся домой. Прислал новый скрин, с записью на десять утра, и такое же короткое "спасибо". До выходных был еще один рабочий день, который Игорь собирался потратить на паблик, вернее, на общение с родными и знакомыми предполагаемых жертв. В первую очередь его интересовала выжившая девочка — при согласии родителей расспросить можно было ее саму, но тут не сложилось. Позвонив, чтобы договориться о времени, Игорь услышал, что младший ребенок приболел, поэтому разговора не выйдет. Настаивать язык не повернулся — слишком уставшим был голос у ответившей ему матери. Тем более, что она предложила зайти в субботу. Игоря это более чем устроило — в этот день, насколько он помнил, можно было еще и отца застать. До субботы тоже нашлось чем заняться. В четыре руки — все таки был толк от напарника, хоть Игорь в этом и не признавался — составили список друзей и приятелей покончившего с собой парня, Глеба. Одноклассников и однокурсников, с которыми он общался ближе, чем "привет-пока", решили проверить тоже. Семьи у парня не оказалось. Вернее, семья-то была — тетка и ее дочь, двоюродная сестра Глеба, почти ровесница самого Игоря. Но толком общаться, даже по телефону, не пожелали обе. Первая бросила трубку, только заслышав имя племянника. Вторая нехотя рассказала, что родная мать Глеба умерла, когда тому едва исполнилось десять, после чего ее мать оформила над ним опеку. Ребенком он был проблемным. "Больным на всю голову, надо было его в интернат для чокнутых сдать. Зря мама постыдилась." Череда психиатров (платных, чтобы точно не поставили на учет и никому не рассказали), множество лекарств — все это пособием не покрывалось. Школу, обучаясь на дому и занимаясь с репетиторами, Глеб едва окончил. После был отправлен на вольные хлеба. У него случались приступы паники, порой агрессии и галлюцинаций, поэтому опекать его после восемнадцати никто не захотел. Пока Игорь заканчивал прозванивать составленный список, Дима шерстил страничку Глеба. Как выяснилось, россыпь пиксельных свечек и горестных пожеланий спать спокойно принадлежала вовсе не реальным друзьям или хотя бы знакомым, а нескольким тысячам подписчиков Глеба. Он активно вел блог, с завидной регулярностью рассказывая небылицы о контактах с потусторонним миром и голосах духов, которые используют его тело, чтобы посещать мир живых, а сами взамен делятся тайными знаниями. Двенадцатого января Глеб в последний раз вышел в прямой эфир, чтобы сообщить толпе поклонников о том, что духи довольны службой, поэтому призывают его к себе. Судя по отчету судмедэкспертов, через пару часов Глеба не стало. — Получается, здесь паблик точно не при чем? — спросил Дима уже к вечеру, выключая компьютер. — У парня диагноз, причина для самоубийства понятная. Ну, для него. — Не факт, — отозвался Игорь. — Сам подумай: зачем парню, который считает себя вместилищем для духов, паблик, посвященный ментальному здоровью? Что-то тут не так. Либо он поехавшим только притворялся, либо... Непонятно пока. — Зачем ему притворяться? — Затем, что люди со слабой психикой лучше всего ведутся на подобных "экстрасенсов", так что набирать паству в подобных группах — милое дело. Но это так, догадки, поэтому давай не делать выводов раньше времени. Ты девушке его дозвонился? Дима кивнул. — Да. Только она бывшая девушка. В смысле, они расстались еще осенью. — Почему? — Не сказала. Не захотела по телефону это обсуждать. Я попросил ее приехать в участок в понедельник. — Хорошо. Когда они вышли из участка, Дима заговорил снова: — Странные совпадения какие-то. — Чего? — отозвался Игорь, оторвавшись от своих мыслей. — Ты о чем? Он прокручивал в голове все статьи на тему психических расстройств, которые успел прочитать, и сравнивал их с вычитанной на странице Глеба ересью, со словами его сестры. Сумасшествием от всего этого тащило за километр. А от Разумовского — нет. Он, на вкус Игоря, все еще выглядел слишком вменяемым для большой психиатрии. — О девочке, — пояснил Дима, — об Ане. И о Глебе. Оба из Питера, хотя паблик довольно крупный, наверняка там народ со всей страны сидит, но эти двое — из одного города, еще и живут недалеко друг от друга. И Руслан еще, тоже питерский. Странно. Игорь пожал плечами. — Может, есть и другие, просто мы о них не знаем. Сотни подростков с собой кончают, если без явного криминала и экспертиза доказывает, что никто не помогал, то мало кому до этого дело есть. Тем более, Глеб явно с головой не дружил. Я же говорил не делать выводов раньше... Погоди. Игорь прервался и полез в карман, где завибрировал телефон. Игорь забеспокоился раньше, чем успел ответить, — звонил Разумовский, который вообще-то предпочитал переписки и упорно слал либо сообщения в соцсети, либо, если было что-то срочное, смс. С чего он вдруг звонит? — Да? — Привет. — По голосу стало понятно, что беспокоился Игорь не зря. — Я тебя не отвлекаю? —Нет. Что случилось? — Игорь, понимаешь… В клинику завтра не получится. Я… запись отменил. — Передумал? Хуже ведь становится, потом все равно придется лечить. Запущенное — сложнее. — Я знаю. В этом и дело. — Он тяжело вздохнул в трубку. — Я… Я не помню, как это сделал. Закрыл глаза на секунду, и несколько часов выпали. Когда пришел в себя, сообщение увидел, об отмене. У врача график уже забит, на завтра свободных окон нет. Извини. За что “извини”-то? Игорь этот вопрос не задал. Знал, что Разумовский только больше смутится. Думает теперь, наверное, что испортил планы на день и себе, и Игорю, хотя это вообще не его вина была. — Нормально все. Я заеду? Сегодня, сейчас. Или завтра. Как лучше? — Да, конечно. Лучше… сегодня, если ты не занят. Я тебе расскажу кое-что. И покажу. — Полчаса. Игорь попрощался и отключился. Он не заметил, что успел вслед за Димой спуститься в метро. — До субботы? — спросил тот и, когда Игорь кивнул, молча махнул ему рукой. Выспрашивать не стал. Игорь зашел в подъехавший поезд.***
— Привет. Чудом под дождь не попал, прикинь. Из метро когда вышел, еще солнечно было, за десять минут тучи набежали. Только в башню вошел — и тут же ливануло. Серег? Ты чего? Разумовский, застыв на месте, глядел на Игоря в упор. — Привет, — ответил он после долгой паузы, отмер наконец и шагнул вперед, пожал протянутую ладонь. Непривычно крепко и уверенно. Да он весь был непривычный и как будто бы незнакомый. Игорь вгляделся ему в лицо, пытаясь уловить, что же смущает, и понял — глаза. Обычно синяя радужка сейчас отливала теплым золотистым цветом. Что за черт? — Ты в линзах, что ли? — Невинный вопрос, но Разумовский как будто растерялся. — Я… Да, забыл снять. — Ты же раньше не носил. — А теперь ношу. Иногда. Ты по делу или просто так? А то я тут… — Он неопределенно махнул рукой. Игорь вскинул брови. Разумовский явно нервничал и судорожно пытался выдумать то ли отмазку какую, то ли оправдание. Игорь уже хотел спросить, не помешал ли, как тот вдруг выдохнул и совершенно спокойно сказал: — Хотя, знаешь, хорошо, что ты зашел, я как раз поговорить хотел. Рассказать тебе кое-что. Он кивнул на диван и первым сел на него. Откинулся на спинку и уставился выжидающе. Если Игорь хоть немного успел изучить Разумовского за все время знакомства, то сейчас с уверенностью мог сказать — тот вел себя сейчас… не то чтобы странно, просто как-то по-другому, что ли. Внешне — без изменений. То же лицо, те же рыжие волосы, тот же дурацкий цветастый халат, но по поведению, по манере держаться это был как будто кто-то другой. Никаких беспокойных движений: сидел расслабленный, плечи расправил, подбородок вздернул. Глядел прямо, глаза в глаза. Взгляд только из-за линз казался чужим и незнакомым. — У тебя все в порядке? — спросил Игорь, присаживаясь рядом, вполоборота к нему. — Да, — быстро и уверенно ответил Разумовский и добавил: — Я в порядке. — Вот так, с ударением на первое слово. — Настолько, что запись к врачу отменил? Тот пожал плечами. — Он мне не нужен. Еще полчаса назад Игорю даже видеть Разумовского не требовалось, достаточно было слышать голос. Он был расстроен и напуган очередным провалом в памяти, он хотел что-то показать, а теперь сидел как ни в чем не бывало, совершенно спокойный и уверенный в том, что все в норме. Не врал ни Игорю, ни самому себе. Действительно так считал. Полчаса. Что могло измениться за такое короткое время? Разумовского будто подменили. Игорь припомнил ворох прочитанных накануне статей, перебрал их в памяти одну за другой. Две совершенно непохожих друг на друга личности в одном теле — хороший сюжет для фильма, но какова вероятность столкнуться с таким в реальности? Как это вообще возможно, чтобы в одном человеке жили двое? — Я сейчас задам тебе вопрос, а ты ответь мне честно, ладно? — произнес Игорь и, дождавшись утвердительного кивка, спросил: — Когда мы с тобой разговаривали в последний раз, можешь вспомнить? — Могу. Когда я предложил тебе остаться на ночь. Получается… — Разумовский (или все же нет?) на секунду задумался, припоминая. — Два дня назад, вечером. Вечером. Не ночью или утром, не в переписке вчера, не сегодня по телефону — нет. Вечером, в тот самый момент, который после выпал из его памяти. Или не из его? Они общались какое-то время, пока шло следствие, а затем и суд. Игорь заходил в башню — когда с новостями, когда просто так, приглядывал, опасаясь, что слишком совестливый Разумовский передумает и наговорит лишнего кому не надо. Особого труда это не составляло, тот и сам шел на контакт. Приезжал, чтобы забрать свой старый ноутбук, а потом несколько раз и вовсе без повода. Отвечал на сообщения — Игорь зарегистрировался в его соцсети, переписываться смсками было неудобно, а звонить Разумовский не любил — и писал первым. Он часто бывал грустным, порой выпадал на пару-тройку дней, но потом сам выходил на связь и говорил, что просто загрузился работой. Игорь надеялся, что когда суд закончится, а Волков окончательно и бесповоротно останется в прошлом, все наладится. И ошибся. Приговор был вынесен за день до католического Рождества. Игорь заранее начал уговаривать, не ходи, мол, Серега, адвоката твоего предостаточно, тебе-то туда зачем — как чувствовал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но тот покивал в ответ на эти уговоры и конечно же одним из первых приехал в суд. Игорь сел рядом с ним, хотел спросить — зачем, но Серёжа, будто прочитав мысли, вполголоса сказал: "Это было бы нечестно". А потом все время молчал. Игорь не понял, почему вдруг нечестно, но вокруг уже стало слишком людно, так что уточнять он не стал, а после не успел: стоило судье удалиться, Серега вылетел из зала заседания как ошпаренный, не сказав ни слова. Игоря в этот момент отвлекла Юля, вход перекрыли люди, тоже покидающие зал, и когда он наконец попал в коридор, а потом и на улицу, Разумовского и след простыл. На звонок он не ответил, сбросил, вместо этого прислал смс: "Извини, мне надо было уехать" и с того момента пропал. Ну, как пропал. На связь-то он еще какое-то время выходил, но к себе не звал и сам не приезжал, говорил, что много работы — готовились выпустить обновление "Вместе" в начале января. От приглашения на Новый Год (Игорь обещал чете Прокопенко позвать друзей и нормально с ними познакомить) мягко и с извинениями отказался, только поздравил в смске чуть ли не ровно в полночь, будто специально ждал. Третьего января обновление с кучей новых фишек действительно вышло, но Разумовский на радары так и не вернулся. Напротив, теперь он терялся чаще и молчал дольше. Конечно, время от времени они все равно переписывались, Разумовский даже сам выходил на связь, но все реже, и дальше пустого “Как дела? — Нормально” разговор не заходил. Последнее “нормально” Игорь получил в начале февраля и решил не навязываться: Разумовский совсем перестал подавать признаки жизни, а налаживать контакт без очевидного желания второй стороны Игорь не умел, да и не считал нужным. Теперь он понимал, что причина заключалась в неподходящих препаратах и паршивом эмоциональном состоянии. А каким еще оно могло быть, если из памяти исчезали целые часы? Серега толком не мог контролировать собственную жизнь, не помнил, что делал, с кем и на какую тему говорил. В странном порыве предложил Игорю остаться на ночь, кажется, разозлился в ответ на отказ, а потом напрочь забыл об этом. Записался к врачу, собирался поехать, а ночью внезапно передумал — и тоже это забыл. Искал что-то в интернете, потом чистил историю, непонятно зачем снимал наличку, снова терял память… А если все же не терял? Что если он забывал фрагмент за фрагментом, просто потому, что они действительно принадлежали кому-то другому? И прямо сейчас этот другой сидел напротив Игоря, внимательно и с интересом глядя чужими золотистыми глазами. Ждал какой-то реакции, ответа на свои слова. — Три дня назад, вечером, — как эхо повторил за ним Игорь. — А после? Например, ночью или наутро? — Нет. — Хорошо. Ну а до этого? Зимой? Осенью? — В переписке несколько раз. Лично — осенью, да, в октябре. Здесь, после больнички. Помнишь? Игорь кивнул. Он помнил. Разумовский тогда грустил, ему было неуютно в собственном офисе, а потом он враз переменился, впервые тогда показался непохожим на самого себя, но Игорь особо внимания не обратил, списал все на последствия травм и усталость. А выходит… Да толку плясать вокруг да около? Недомолвки только все портили, усложняли, что в работе, что по жизни, а ситуация по всему выходила и так не самая простая. — Значит, болтали мы с тобой осенью и три дня назад, — резюмировал Игорь вслух. — Минимум два раза. Меня ты по имени знаешь, а сам до сих пор не представился. Пора уже, может? Скажешь, как тебя зовут? Игорь предпочел бы услышать в ответ что-то вроде “С ума сошел?” или “Все так же”, но вместо этого другой, кем бы он ни был, только широко улыбнулся. Точь-в-точь как в тот самый день “после больнички”. — Птица. — Не понял. Это имя такое, что ли? — Ну да. — Птица (надо же было так себя назвать!) сложил руки на груди и вздернул подбородок. У него на лице так и было написано: тебя что-то не устраивает? — И… Почему ты именно… — Потому что. Исчерпывающе. Обсуждать он это явно не собирался. Ладно, оно сейчас важным и не было, пусть хоть деревом себя зовет, какая, в целом, разница. — Те моменты, которые Серега не помнит, — они твои, да? — Мои. Его я тоже не всегда помню, если сплю. Звучало как бред сумасшедшего. Игорь бы решил, что это шутка такая, но за Разумовским подобное вроде как не водилось, да и вряд ли он умел так хорошо притворяться совершенно другим человеком. — К врачу ты его почему не пускаешь? — спросил Игорь. — Это же ты запись снес, раз он ни сном ни духом. Боишься, что тебя найдут и таблетками какими-нибудь вытравят? Птица резко встал, прошелся туда-сюда мимо дивана, а потом остановился у окна. Там и замер, не сводя с Игоря прищуренных глаз. — Нет, не боюсь, — ответил наконец. — Я тебе не депрессия, чтобы от таблеток рассосаться. И нет, он меня не найдет. Врач. Сережа ему не доверяет, ничего не рассказывает, жалуется на паршивое настроение и упадок сил, а про причины молчит. Вот этот придурок и прописывает всего и побольше, а нам только хуже становится. Тело-то одно, от побочек корежит обоих. Так какой смысл? — Действительно, — пробормотал Игорь и спросил, поколебавшись: — А от чего, по-твоему, будет смысл? Птица пожал плечами. — Психотерапия? Говорят, вернее, пишут, что кому-то помогает. А кому-то нет. Все индивидуально. Ну и нашего расстройства нет в МКБ-10 как отдельного. В мире, понимаешь ли, до сих пор не могут договориться, существует оно или так, часть шизофрении. Короче, этот врач Сереже не нужен. Он не психотерапевт, психиатр, а таблетки не всегда работают сами по себе. И до сути он до сих пор не докопался. Сережа ему по делу так ничего и не сказал. — И как он тогда должен был докопаться? — Вопросы правильные задавать. Как вариант. — Ты откуда столько знаешь вообще? — Погуглил. Видео посмотрел, статьи почитал, потом списался с парочкой врачей, здешних и зарубежных, для верности. Расспросил их, чтобы убедиться. — Вот зачем ты историю чистил, — догадался Игорь. — Чтобы Сережа не увидел. Птица кивнул. — Конечно. Он мог бы восстановить все вообще-то, но я знал, что испугается. Он предпочитает делать вид, что все хорошо и ничего не происходит. Когда надо и не надо. Последнюю фразу он пробормотал так тихо, что Игорь едва смог разобрать. Птица умолк, продолжая глядеть на Игоря. Настороженно глядеть. Ждал реакции, наверное, но Игорь и сам не знал, как на такое реагировать. С одной стороны, провалы в памяти, которые Разумовского пугали до смерти, ничем хорошим не были. С другой, дичи какой-то он не творил, потому что в эти моменты его подменяло альтер эго, выглядящее вполне адекватно. Могло быть хуже. И все же сам факт такого сильного распада личности мог обернуться нешуточными проблемами. Сейчас в голове у Разумовского жил только Птица, а если появится еще кто-то? Кто-то опасный для окружающих и для него самого? — Кто-то, кроме тебя и Сереги, еще может быть? Птица вопросительно вскинул брови. — Еще одна личность? — уточнил он. — Нет, вряд ли. Думаю, я бы заметил. — А если нет? Про тебя-то он не в курсе. Птица поморщился. — Да в курсе, конечно. Уже давно догадался бы, что к чему, если бы хотел. Но он не хочет и прикидывается, будто меня не слышит и не видит, думает, что я галлюцинация. — Что он может еще подумать? Чужие голоса в голове так и называют. — Ну если я галлюцинация, а ты со мной болтаешь, то поздравляю, у тебя тоже кукуха поехала. — Птица улыбнулся, снова широко, как в их первую встречу. Тогда он, а не Серега, сказал "мы в порядке". И имел в виду не себя и город, Игоря, Юлю, Диму, кого угодно, а себя и центральную личность. Разумовский упоминал, что впервые память ему отказала, когда он нашел смету и чертежи костюма Чумного Доктора, а Волков его за этим застукал. Слишком сильный страх выбил из сознания и заставил Птицу перехватить контроль? Наверное. Игорь хотел бы спросить, но не был уверен, что получит ответ. Воспоминание паршивое для обоих, вряд ли Птица захочет это обсуждать. Может, по-другому вопрос задать? — Спросить хочу, — начал Игорь и, получив в ответ "Валяй!", продолжил: — Ты давно появился? Отделился, родился, как там правильно. — Без разницы, называй как хочешь. Давно, да. Нам три года было, с копейками. Игорь попытался припомнить себя трехлетнего и не смог. Какие-то обрывки воспоминаний из глубокого детства у него имелись, конечно, но сколько там ему было, Игорь понятия не имел. Во всех статьях, что он успел прочитать, повторялось плюс-минус одно и то же: раскол личности на части следовал за сильным эмоциональным потрясением, которое ребенок пережил в детстве. Насилие, смерть близких взрослых, все в этом роде. Если Птица запомнил возраст так точно, значит, именно тогда произошло что-то настолько паршивое, что детская психика не выдержала и защитилась, как сумела? Наверное. Делиться подробностями по своей воле тот, похоже, не собирался, а Игорь задавать вопросы не решился. Вместо этого спросил: — Серега о тебе не знает? — Не совсем. Он меня слышит и иногда видит. Но верить в меня не хочет, я же говорил уже. Поэтому сам себя убеждает, что я галлюцинация. Ему так проще. — И что? Разубеждать его не планируешь? Вы же не сможете так всю жизнь. Он чокнется. — А я что сделаю? Это Сережа морозится, я не при чем. Нет, если тебя это так беспокоит, то сам ему и скажи, познакомь нас. — Вид у Птицы был совершенно невозмутимый. — На тебя он не будет орать, чтобы ты замолчал, и психовать не будет. А может и будет… Короче. Лучше ты, чем я. Ты для него настоящий, тебя он как минимум выслушает. Так что давай, загляни завтра вечерком, ну или сегодня с нами останься. Сережа недавно уснул, так что, наверное, посреди ночи очухается, как в прошлый раз. Игорь подумал, что еще одно отличие между Разумовским и Птицей — незамутненная наглость последнего. Он не попросил помочь, а потребовал. Даже вроде как перед фактом поставил. Хотя Игорь руку бы дал на отсечение, что все это было напускное. Сведенные брови и прикушенная губа выдавали. Птица смотрел в упор и ждал. Игорь вдруг понял — отказу он не удивится. — Ну и как я должен о тебе рассказать? Птица отмер и едва слышно выдохнул. Морщинка между его бровей разгладилась. — Да как хочешь. Главное результат. Придумай что-нибудь.Ты же мент, должен уметь сообщать паршивые новости. — А ты — паршивая новость? Птица пожал плечами. — Для Сережи — определенно. Вряд ли он обрадуется. Так что? Расскажешь ему? Игорь тяжело вздохнул. Он знал, что о своем ответе и вообще всей этой затее еще пожалеет, но отказать не смог. Кроме него помочь было все равно некому. — Да расскажу, расскажу. Птица улыбнулся.