Графиня Малфой

Одиноко свеча догорает. Мерцает... Черно-белые блики на стены Бросает. В них я вижу картины Живые. Светотени рисуют мне лица Родные. Всех, кого я душою любил, Не забыл. Они в памяти вечно живут, Не уйдут. Их глаза молчаливо со мной Говорят. И сердечные раны мои Бередят. Не видать мне, наверно, прощенья От них. От любимых, единственных, милых, Родных. Я в раскаянье буду свой век Доживать. Только можно ли это жизнью Назвать... Одиноко свеча догорает. Тает... Жизнь моя, как сквозь пальцы песок, Утекает... © Александр Майский

На трюмо догорала одинокая свеча, мерцая и бросая на стены причудливые блики. Гермиона отстраненным взглядом смотрела в зеркало. Она похудела, лицо осунулось, а синие глаза потускнели. Гермиона бессильно зарычала. Как же ей хотелось выдавить пальцами эти глаза, чтобы ничего больше не видеть. Не ощущать этого горя, не разделять всеобщего молчания, не существовать в этом мире. Как же она ненавидит каждый закоулок этого места, каждый дюйм чужого тела. От того, сколько горя оно ей принесло. От того, что она, как и Лаура, стала забывать себя. Гермиона закрыла лицо руками. Дверь резко отворилась без стука. Гермиона стремительно обернулась. Лаура. Она тоже осунулась, даже стала будто меньше ростом. Карие глаза смотрели с болью. — Здравствуй... — Я думала, вы уехали. — Я посчитала, что нужна здесь. — Да. Нужна. Мне плохо. Очень плохо. И я не могу держать это в себе... — И не нужно, — Лаура быстрым шагом приблизилась к Гермионе и схватила ее за руку. — Я буду рядом. Ты сможешь. — Слишком много. И я совсем запуталась. Что мне делать? Гермиона смотрела с отчаянием. Она совсем ничего уже не понимала, не помнила. Прошла неделя. Самая тяжелая неделя ее жизни. Похороны. Словно в тумане. Какие-то утешительные слова, блеклые люди, полные печали... И лицо. Спокойное и безмятежное. В ясное небо. Словно Эвелин немного устала и спит... И рука, безвольно упавшая вниз. Слезы. Беснования Поллукса, разыскивающего тех детей. Что они сделали? Аарон, о чем-то спорящий с Артукусом. Элладора, часами сидевшая в кресле и задумчиво смотрящая в окно. Люкорис, рыдающий за порогом своей комнаты. Игрейна и Ивэн, помогающие все организовать. Принимать многочисленных гостей. Потому что Поллукс не мог. Не мог сидеть на месте, не начиная сметать все на своем пути. Потому что Гермиона не могла. Не могла смотреть на эти скорбные лица, не начиная рыдать. Элейна, повсюду по пятам следующая за Гермионой. Отчего хотелось развернуться и кричать, умолять, чтобы оставили. Чтобы вернули обратно. Чтобы заставили забыть. Чтобы забрали эту боль. Почему она?! Почему она здесь? Почему? За что? И Лаура. Словно исчезла. Словно ее не существовало. Была безмолвной тенью. Что-то говорила, делала, но Гермиона не помнила. Ничего не помнила. Все в тумане... — Что мне делать? — глухо повторила Гермиона. — Пережить это. Мы поможем тебе. Я. И Артукус. — Он знал, — с ненавистью прошептала Гермиона. — Конечно, нет. Тебе показалось. Гермиона вытерла слезы и потушила свечу, еле заметно вздрогнув от обжигающего огонька. — Я хочу услышать правду. — Ты не готова к ней. — Позволь мне решать самой. Я устала жить чужой жизнью. Мне нужен смысл. Слышишь? Лаура молчала, устремив взгляд в окно. — Это все изменит. Все, что тебя когда-либо окружало и будет окружать. Все твое представление о жизни, понимаешь? — Понимаю. — Нет. Не понимаешь. Я не стану рассказывать. Ты не готова сейчас. И Лаура, не глядя на нее, покинула комнату. — А когда я буду готова?! — закричала Гермиона в пустоту. И тишина была ей ответом... Лишь легкий цветочный аромат, витающий в воздухе, доказывал, что Лаура действительно приходила. Душил. *** — Это не выход, Поллукс. Граф Поллукс отвернулся от окна, в которое бездумно всматривался последние полчаса, и метнул злой взгляд в Аарона. — Виновные найдены, и они понесут должное наказание, — в голосе звенела холодная ярость. — Серьезно? Виселица? Это дети, Поллукс. — Монстры, — Поллукс в пару шагов пересек кабинет и схватил Аарона за ворот камзола. Тот не шевельнулся. — После того, что они совершили... — Они тоже чьи-то дети, Поллукс, — Аарон устремил на друга прямой взгляд. — Как ты будешь смотреть в глаза их родным? Хочешь убить детей? Как убили твою дочь? — Не смей, — его голос слегка задрожал, выдавая бессильный гнев. — Ни слова. Ни слова о ней. Я запрещаю. — Поллукс, — Аарон мягким движением отстранил от себя Поллукса и тяжело вздохнул. — Месть не облегчит тебе жизнь. Не заберет твои страдания. — Это не месть, — Поллукс усмехнулся, в глазах плескалось безумие, — это всего лишь правосудие. Я обязан вершить его на своей земле. — Поллукс, пока не поздно отменить приказ. Ты не прав. Это может вызвать нежелательные последствия... — Да что ты знаешь?! — прошептал Поллукс. — У тебя даже нет детей, ты не смеешь судить! Ты не знаешь, каково это — потерять их! Аарон сжал кулаки, шумно выдыхая. — Ты переходишь границы, Поллукс. — А ты нет? Аарон. Аарон несколько мгновений смотрел в глаза Поллуксу, а затем развернулся и вышел, не сказав ни слова. *** — Смертей все больше. — Это просто грипп, Арти. — Может, в твоем времени эту болезнь спокойно лечат, но здесь... Они расположились в музыкальной гостиной. Лаура сидела за роялем, не дотрагиваясь, впрочем, до клавиш. Артукус занял свое любимое место — у окна. — Если бы я могла рассказать о лечении... — Может, в этом и состоит твоя миссия? — Не знаю... — задумчиво проговорила Лаура. — Мы уезжаем. — Вы же решили остаться. — Аарон только что ворвался ко мне и сообщил, что, как только лошадей приготовят, мы покинем имение. — Я буду беречь Гермиону. — Я должна сказать ей. — Правду? Ты ведь не хотела. — Тогда она не была так потеряна. Сейчас... — Лаура закрыла глаза. — Мы ведь можем больше не увидеться... Попасть в будущее... Артукус издал смешок, однако глаза его оставались серьезными. — Если кто-нибудь когда-нибудь в него вернется. — Она пойдет к тебе после. — Я знаю. — Прощай, Арти. — Прощай, Лаура. — Даже не обернешься? Артукус грустно улыбнулся. — Мне не нужно оборачиваться. *** ... говорят, она дразнилась... ... говорят, они толкнули... ... говорят, они смеялись... ... говорят, все это видели... ... говорят, никто ничего не сказал... ... говорят, она умерла... ... говорят, их накажут... — Граф! Граф идет! Разговоры на площади тотчас смолкли. Народ провожал взглядом процессию. Несколько карет, пересекающих площадь. Из замка в тюрьму. И серые глаза, с яростью осматривающие опустивших взгляды людей. И губы, шептавшие ненавистное слово. «Маглы». — И вы намерены терпеть?! — раздался властный голос из толпы, и вперед вышел мужчина. На вид ему было лет пятьдесят, виски уже осеребрились, но глаза сияли внутренней силой. — А что ты предлагаешь, Грейнджер? — крикнул ему кто-то. — Наших детей повесят! Или казнят. Или сожгут! Каждый день умирают десятки людей! Будь то голод или потница! Мы умираем! А Малфои... — Гэндальф Грейнджер громко расхохотался. Никто не последовал его примеру. — Неужели мы это так оставим? — вкрадчиво произнес он. Несколько мгновений тишины... И толпа закричала. *** — Я знала, что найду тебя здесь. Гермиона вздрогнула, когда Лаура нарушила привычную тишину. Она часто заходила в Северное крыло, садилась на маленький стульчик и часами смотрела на детский фарфоровый сервиз. Так ей казалось, что Эвелин еще жива. Господи, как же мало времени она с ней проводила. Как же мало она ей отдала. Эвелин ведь была тем островком, что вселял в Гермиону надежду. А сейчас все исчезло... — Что-то случилось? — прошептала Гермиона, невольно поежившаяся от опасений. Она не выдержит больше. — Мы покидаем имение. Гермиона резко обернулась, лихорадочно рассматривая Лауру. Словно стараясь что-то увидеть в ее чертах. А может быть, кого-то. — Я пришла рассказать правду. У Гермионы изумленно расширились глаза, в горле пересохло. — Ты ведь не хотела... — Я была неправа, — в глазах Лауры блеснули слезы. — Прости меня, — она прошла вперед и опустилась на второй стульчик. — Мы знакомы? Лаура улыбнулась, вспомнив, как Гермиона уже задавала этот вопрос. — Нет. Я, как и ты, родилась в магловской семье. Поступление в Хогвартс было невероятным счастьем для меня. Я встретила друзей. Я нашла любовь. Гермиона не отрывала от нее взгляда, жадно впитывая каждое слово. А Лаура улыбалась сквозь слезы. И смотрела на Гермиону каким-то другим, светлым взглядом. Словно воспоминания дарили ей свободу. — И кого же ты любила? — А как ты думаешь? Почему я попала в тело Лауры Поттер? Я всегда любила Джеймса. — Джеймса?.. Поттера?! Так ты... Ты Лили Эванс? — почти беззвучно. Она даже удивилась, что была услышана. Лаура кивнула. — О... Но... Но я все равно не понимаю... Откуда ты знаешь обо мне? — спросила и в ужасе замерла: сейчас она спросит, есть ли причина, отчего она не знакома с подругой своего сына. Вправе ли Гермиона рассказать ей? Может ли она уберечь Поттеров? Сумасшедшие мысли, лихорадочно сбивающие одна другую, притихли, как только Лаура снова заговорила: — Мне рассказала Изабелла. Бедняжка... Она все знала. Знала, что ее заменят. Так бывает. Истинная Лаура Поттер тоже знала правду. И успела проститься с близкими... Ты правда дружишь с моим сыном? — Гермиона медленно кивнула, нервно сцепив ладони, Лаура не заметила ничего и расплылась в счастливой улыбке. И прежде, чем Гермиона успела что-то добавить, быстро сказала: — Не говори ничего больше о нем или обо мне. Ты не представляешь, как опасно может быть вмешательство во время. О, Гермионе очень хорошо было известно, какими это чревато последствиями. Очевидно, именно поэтому она вступилась за Гэндальфа Грейнджера. И безусловно, она не теряла голову, уговаривая Эвелин прогуляться по площади. Гермиона вымученно посмотрела на Лауру. На Лили? Она не могла называть ее Лили. Даже в своих мыслях. Не хотела еще больше чувствовать вину. За то, что знает, но молчит. Лаура, нахмурившись, вглядывалась в ее лицо, пытаясь прочесть эмоции, мысли, страхи. Словно почувствовала что-то. Поздно. Она ничего не скажет. Все ее благие намерения в итоге оборачиваются страшными последствиями. Если что-нибудь случится и с Гэндальфом, это будет только ее вина. Лаура опустила голову и вздохнула. И снова улыбнулась. Словно солнышко озарило ее лицо. — Значит, я вернусь, — Лаура подняла взгляд. Затем ресницы дрогнули, и она вздохнула: — Правда, не знаю, когда... — Зачем ты здесь? — вырвалось у Гермионы. — Зачем Джеймс Поттер попросил тебя о таком? — Джеймс? О, милая. Он не знает. Он бы не позволил. И навлек бы беду на себя. — Беду? — Да. А я не могла допустить такое. Я люблю его. Так же, как ты любишь Малфоя. Что? Нет, она имеет в виду: что?! Гермиона задохнулась. Захотелось оглушительно расхохотаться и крикнуть, что Лаура, к черту, абсолютно ненормальная. Невменяемая. Психованная. Что, должно быть, у нее поехала крыша за три года в этом времени. Но вышло как-то тонко и пискляво: — Что? — Лаура в ответ на это саркастически подняла бровь. Гермиона прокашлялась и воскликнула уже уверенней: — Я не люблю его! — вышло как-то по-детски. Гермиона недовольно фыркнула. Лаура наконец опустила чертову бровь и мягко рассмеялась. Выть хочется. — Ты лжешь себе. Заклинание никогда бы не сработало, если бы ты не испытывала к нему никаких чувств. Но все получилось. Так было, есть и будет всегда. Гермиона ошарашенно глотала ртом воздух. Она не будет об этом думать. Не сейчас. Мерлин. Вообще никогда. Ни за что не станет. — Зачем вообще это? — Гермиона махнула рукой. Словно хотела показать на что-то. Как можно показывать, если понятия не имеешь, с чем имеешь дело? — Все дело в магии. Так уж заведено, что чистокровные женятся на чистокровных. — Снова кровь?! — она еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. — Нет. Я же сказала: магия. Послушай, сейчас не это важно, — Лаура подалась вперед и сжала ладонь Гермионы. — Ты не вернешься назад, не принеся жертву, понимаешь? Гермиона похолодела. — Какую жертву?.. — Я не знаю, — прошептала Лаура. — Это должно быть что-то глобальное, что оставит след в истории. — Почему ты не говорила, кто ты? — с горечью произнесла Гермиона. — Было бы намного легче... Лаура вздохнула, закусив губу. — Возможно, это было моей ошибкой. Я... прошу прощения. Мне жаль... Жаль, что не говорила, жаль, что оставляю тебя сейчас, жаль, что теперь совсем нет времени... — она быстро покачала головой, — Прости. Прости меня... Лаура медленно поднялась на ноги, пристально посмотрела в синие глаза Гермионы, а затем развернулась и в несколько быстрых стремительных шагов покинула комнату. Все... Гермиона нервно посмотрела на захлопнувшуюся дверь, а затем замахнулась и отшвырнула сервиз в сторону. Послышался звон сотни маленьких осколков... *** Гермиона быстро шагала по коридорам, не видя перед собой ни эльфов, ни слуг. Несколькими минутами ранее Поттеры покинули поместье. Поллукс направился в городскую тюрьму, чтобы утвердить приказ. Тех детей казнят, а Гермиона не знала, что думать. Ей было больно. Отчаянно больно. Но она бы не выбрала месть. Так стремительно проделавшая весь путь, Гермиона резко остановилась перед заветной дверью. А затем, не давая себе опомниться, громко постучала. — Войдите, — спокойный мелодичный голос. Гермиона распахнула дверь и вошла в комнату. Артукус поднял удивленный взгляд от пергамента на столе. Затем поспешно свернул его и отложил в сторону. — Изабелла... — Я все знаю. — Да... — он сглотнул. — Я в курсе... — Кроме одного. Что случилось бы с чертовой магией, если я осталась бы в себе?! — Я не знаю. Лаура не говорила. — Но ты ведь знаешь все, — вкрадчиво проговорила Гермиона. — Чего ты хочешь? — устало спросил Артукус, поднимаясь из-за стола и подходя к ней ближе, так, что их разделяло теперь лишь несколько шагов. — Я не знаю... — вымученно произнесла Гермиона. — Я уже ничего не знаю. — Она невольно шагнула вперед. — Почему ты поцеловал меня? — Это было моей ошибкой, не более. Почему все твердят об ошибках, будто ей станет от этого легче? Не станет! — Я хочу знать! — отчаянно выкрикнула Гермиона. Артукус молчал. — Говори! Говори, говори, говори! — она заколотила кулаками по его груди и бокам. Артукус попытался схватить ее за руки, но она вырвалась, яростно выгибаясь. — Я устала жить в чертовом неведении! Почему ты меня поцеловал?! — она замерла, руки опустились вдоль тела. Все силы разом покинули ее. Артукус закрыл глаза. Сглотнул. Взгляд невольно привлек дернувшийся на шее кадык. — Я целовал... не тебя. — Что?.. — Гермиона неверяще склонила голову набок, отступая назад. Он немедленно к ней подскочил. — Я всегда любил ее! И она! Она тоже меня любила! Всегда! Только меня! Слышишь?! Эти руки! — он грубо схватил ее за запястья. — Эти руки обнимали меня! А губы... — он сумасшедшим взглядом посмотрел на губы Гермионы. — Они целовали меня... — Артукус взглянул в ее глаза. Испуганные, со страхом мечущиеся по его лицу. — Только в ее глазах я тонул... Всегда. А ты... Ты все разрушила, — он сжал ее ладони сильнее. Почти раздавливая. — Все, что было у меня... Гермиона попятилась, через силу вырывая руки из его стального захвата. — Ты не можешь обвинять меня! — прокричала прямо в лицо. — Думаешь, я рада здесь находиться?! Я хочу назад! В конце концов, я принесу эту чертову жертву, и будешь ты опять со своей Изабеллой! Артукус тихо засмеялся. Зарылся руками в волосы, отбрасывая их назад. У Гермионы невольно пробежали по спине мурашки. — Ты действительно не понимаешь? Как ты думаешь, почему Лаура не возвращается? Гермиона недоуменно на него смотрела, с тревогой ожидая дальнейших слов. — Потому что единственный способ вернуться — умереть. Только так можно. — Что? Почему ты не сказал Лауре? — прошептала Гермиона, но Артукус не слышал. — Ты умрешь. Но Изабелла... Она никогда не вернется! Я никогда с ней не буду! — взревел Артукус, Гермиона задрожала. Внезапно он подлетел к ней, хватая за плечи и лихорадочно осыпая ее шею поцелуями. — Нет, отойди! Не надо! — Гермиона ощутила дикий ужас, осознавая, что не может высвободиться от его хватки. — Пожалуйста... — словно спятивший, шептал он, непослушными пальцами пытаясь развязать шнуровку на ее платье. — Пожалуйста... Мне это нужно сейчас, понимаешь?.. — Нет, — щеки обожгли горячие слезы. — Нет! Я буду кричать! Отпусти меня! Она отчаянно толкнула его, и он невольно отшатнулся и упал навзничь. — Зачем ты так, — простонал он, пытаясь подняться на ноги, но Гермиона уже кинулась к двери. *** — Где же Артукус? Гермиона невольно поежилась, опуская взгляд в свою тарелку. — Он сказал, ему нездоровится, Ивэн. — Ясно... Снова та же гостиная, только вот без Поттеров и Артукуса стало как-то пусто... — Почему Поттеры так спешно покинули поместье? — поинтересовалась Игрейна. Элладора вздрогнула, бросая тревожный взгляд на Поллукса. Тот так сильно сжал бокал, что побелели костяшки пальцев. — У Аарона возникли срочные неотложные дела. И довольно об этом. — Граф Поллукс? Почему бы не простить тех детей, тем самым показав ваше милосердие? — осторожно спросила Элейна, Игрейна задохнулась от возмущения. Люкорис бросил на нее быстрый взгляд. — Разве молодая леди не должна с уважением относиться к старшим? — процедил Поллукс, посмотрев на Игрейну. — Она не в себе... После всех этих событий... Я поговорю с ней... — пролепетала она, награждая дочь возмущенным взглядом. Элейна посмотрела на нее в ответ совершенно спокойно. Гермиона ощутила теплоту: Элейна стала смелее. — Я требую прекратить любые разговоры на эту тему, — властно произнес Поллукс. В этот миг дверь распахнулась, и сердце Гермионы упало при виде Кэтрин. Поллукс тотчас побледнел. — В чем дело? — Граф... — прошептала Кэтрин. — Заключенные покинули тюрьму... — Что? — изумленно спросил Поллукс, вскакивая на ноги. — Но из этой тюрьмы нельзя сбежать! — Они и не сбегали... Их выпустила стража. Горожане поднимают бунт. 08.05.2014