天狗 | «Небесная собака. Спасение души несчастного»

Наутро после инцидента, всполошившего все и вся в Поднебесной, у покоев молодого господина собралась небольшая толпа: несколько слуг, что держали в руках аккуратно свернутые одежды, наставник и госпожа У. Последняя стояла в центре и негодовала: — Еще не проснулся? — Женщина с самого восхода солнца ожидала увидеть сына в приемном зале, уже одетого и готового ко всему, что бы ему ни предстояло, и, не дождавшись этого, сама пришла к его дверям. Одна из служанок, не поднимая головы, промолвила: — Г-госпожа, извините, но мы правда не смогли до него достучаться... — Бесполезные! Немедленно проверьте, может, с ним что случилось! — Госпожа, прошу. Это я запретил им заходить внутрь, — спокойным голосом перебил ее Го Бохай. В подтверждение его слов слуги закивали. — Получается, ты разрешаешь ему проспать такой день? — ядовито добавила хозяйка. Го Бохай улыбнулся: — Знаете, госпожа, есть старое поверье: если зайти в спальню мужчины без дозволения — быть беде. Нужен как минимум благоприятный знак, например — увидеть кота [1]. [1] Древнем Китае кот или кошка считаются священными животными и рассматриваются в качестве защитников дома от злых сил. Подобная примета действительно была распространена в местных краях. Считалось, что четвероногое приносит удачу, но подобное ожидаешь услышать скорее от пожилых людей, нежели от миловидного аристократичного господина. Женщина скривилась, не успев высказать, как наставник старомоден в верованиях, но, к своему удивлению, и правда увидела черного кота. Животное запрыгнуло на перила, воссело на них и, размахивая хвостом, принялось наблюдать за столпотворением. Его приметили слуги, и тут же раздались изумленные охи. — Вот видите... — Го Бохай, не скрывая улыбки, подошел к двери и, перед тем как войти, попросил: — Не стойте здесь, я скоро приведу господина в приемный зал. Слуг и убеждать не нужно было: не поднимая глаз, они растворились в своих заботах. А госпожа даже не успела ничего промолвить, как двери перед ее лицом захлопнулись. Го Бохай тихо вошел и внезапно понял, что давно не заглядывал к ученику. Юноша чаще всего приходил в покои наставника, нежели приглашал к себе. Окинув комнату взглядом, Го Бохай счел ее обстановку восхитительной, но далеко не примерной. Покои молодого господина были в два раза больше его собственных и вместо одной комнаты, как у наставника, состояли из двух: комнаты для приема и спальни, которая была скрыта за длинным шелковым пологом алого цвета, так что не совсем было ясно, есть ли за ним кто-то. В комнате для приема у стены стоял большой открытый шкаф, который всем своим видом кричал: приберитесь здесь! В нем небрежно были распиханы книги, развернутые свитки свисали по краям полок, а прямо перед шкафом горкой валялись письма и рваная бумага. В другой стороне комнаты стоял цвета темного нефрита письменный стол, заваленный пожелтевшими томами и исписанными листами, которые, по-видимому, уже не вмещали переполненные полки. Го Бохай, немного прищурившись, взглянул на его поверхность: ученик, похоже, что-то недавно писал и второпях опрокинул емкость с тушью, из-за чего все, что там лежало, окрасилось в глубокий черный цвет. В этой комнате был не то что бардак, а царил сущий хаос, из-за чего Го Бохай с ужасом подумал: «Слуги здесь совсем не прибираются?» У перегородок, разделявших спальню и комнату для приема, стояли две большие изысканные вазы из голубого фарфора. Только вот утонченная работа мастера не интересовала наследника: из одной вазы торчал отцовский меч, который У Чан будто хотел в ней спрятать, а на другой и вовсе красовалась трещина от слабого удара. Го Бохай подошел к красным полотнам, за которыми должен был отдыхать У Чан, и остановился. Он провел рукой по первому ряду тонких тканей — а всего их было около десяти, — отодвинул их в сторону и увидел еле заметный, размытый силуэт лежащего на большой постели, застеленной такими же, только более плотными алыми шелками. Фигура юноши шевельнулась, и, не желая его потревожить, Го Бохай отдернул руку. Особого смысла звать ученика по имени не было, да и наставник знал, как сложно его разбудить. Убеждался в этом Го Бохай не единожды: у наследника не сон, а настоящая зимняя медвежья спячка. Ни словами, ни действиями до него не достучаться, можно лишь смиренно ждать, когда наследник сам пробудится. Однажды у господина Го почти вышло разбудить этого «медвежонка», когда тот уснул за изучением книг в покоях наставника. Но даже тогда все усилия растолкать воспитанника ото сна не увенчались особым успехом: тот лишь приоткрыл глаза и принялся разговаривать с учителем, продолжая видеть сон, — именно в такие моменты добиться чего-либо внятного от У Чана было попросту невозможно. Го Бохай шагнул назад и, не заметив валяющийся под ногами свиток, наступил на него. Он-то и стал причиной падения наставника. Мужчина почувствовал, как теряет равновесие, и инстинктивно ухватился рукой за красные ткани, свисающие перед ним. Полотна не выдержали такого натиска и с треском надорвались, не дав Го Бохаю и капли надежды на спасение. Падая, к счастью или не очень, он успел второй рукой схватиться за вазу, из которой торчал меч. Но та также не была благосклонна к нему и позволила несчастному с грохотом свалиться на пол. Го Бохай примерно понимал ценность этого фарфора и потому решил в первую очередь подумать о его спасении, а не о своем. Он обнял вазу обеими руками и, лишь когда встретил затылком пол, поприветствовал взглядом вываливающийся из горлышка сосуда меч. Оружие издало металлический скрежет и встретилось со лбом мужчины. Только сейчас Го Бохай прочувствовал, насколько оно тяжелое. Удерживая вазу и молча проклиная боль во лбу, он повернул голову в сторону кровати. Если бы У Чан сейчас был свидетелем падения наставника, то наверняка разразился бы смехом: «Учитель! Ха-ха-ха, извините! Но вы же самый ловкий, кого я знаю!» — именно такая ироничная реакция ученика мелькнула в голове Го Бохая. Но У Чана этот шум не разбудил. Го Бохай аккуратно вылез из-под вазы и поставил ее на место. Он сразу же подбежал к бронзовому зеркалу и взглянул на себя. По ожиданиям, на голове должна была красоваться шишка, но пока что там виднелась только красная отметина, оставленная рукоятью меча. Он натирал лоб в попытке унять боль и вдруг услышал позади шорох. Го Бохай замер, размышляя про себя: «Ужасно! Ужасно!» Опустив взгляд на лежащий на столе мешочек камушков для игры в вэйци́ [2], наставник схватил его и приложил ко лбу. [2] Вэйци́ (второе название го) — настольная стратегическая игра, в которую играют черными и белыми камнями на прямоугольном поле, расчерченном вертикальными и горизонтальными линиями. «Что делать?.. Что?..» — не успел он закончить свою мысль, как из-за спины раздался сонный голос: — Учитель? Го Бохай, только услышав это, решил резко обернуться и в своей элегантной манере, не подавая вида, сказать: «А кто же еще мог зайти к тебе в покои?» — но так у него не вышло. Как только он попытался повернуться, его сковал стыд от донесшегося звука, похожего на смех: — Хах! — по-видимому, то был Сянцзян, который наблюдал за всем происходящим. Го Бохай рассвирепел и скомандовал, но только про себя: «Пущу на суп!» — Учитель? Держа на лбу прохладный мешочек, Го Бохай высоким голосом воскликнул: — Д-да! Прошу, У Чан, побыстрее оденься, нам нужно идти! Сонный наследник, повинуясь, накинул одежду на свою нижнюю рубаху и штаны. — Извините, учителя возмутил мой вид? — смущенно поинтересовался У Чан, в спешке завязывая пояс. — Нет, с чего бы? Го Бохай посмотрел на свое взволнованное лицо в зеркало, на отражение одевающегося ученика и понял: вариантов в юной голове было немного. Реакцию покрасневшего наставника можно было принять за ответ на оскорбление, иначе почему тот столь взволнованно торопит наследника в сборах? Он убрал мешочек с камушками со лба и на этот раз увидел там приличных размеров шишку. «О, нет... нет-нет-нет!» — такое точно не объяснить без подробностей, поэтому он вновь прикрыл позорный бугорок мешочком и обернулся к воспитаннику. — Готов? У Чан, натягивая сапог, в недоумении спросил: — К чему? — Верно, ты же все проспал... Расскажу по пути. Юноша подошел ближе и предстал перед наставником в весьма неприглядном виде: непричесанные волосы торчали во все стороны, словно всю ночь боролись с подушкой, а заспанное лицо было изрядно помято. Зевая, У Чан промямлил: — Извините... я еще не совсем проснулся. Го Бохай удивленно приподнял бровь. «Что же ты всю ночь делал, раз к полудню все еще не выспался?» И словно прочтя его мысль, У Чан произнес: — Этот ученик всю ночь не мог уснуть. Он не желал, чтобы наставник злился на него из-за его упрямства, и отправил служанку к нему. Скажите, Минь-Минь принесла вам то, что я просил? И только сейчас на Го Бохая снизошло озарение: они общаются как ни в чем не бывало, словно ничего такого серьезного, из-за чего стоило бы переживать, и не случалось. У Чан смотрел на него, как и ранее, черными, как мгла, и глубокими, как океан, глазами, и в них не было того страшного презрения или недоверия, с которыми боялся столкнуться Го Бохай. Сдерживая восторг от улетучившихся переживаний, наставник ответил: — Д-да, благодарю... — Это же замечательно! Только, учитель... — М-м-м? — Что с вами стряслось? Го Бохай в непонимании поморгал. — Ты о чем? — Вы держите у лба... — А-а-а! Это? Не стоит переживать, — помахал Го Бохай рукой перед своим лицом. — Просто у учителя болит голова, не более... — Ученик как-то может помочь? Го Бохай, краснея, промолчал. — Может, я взгляну? — Нет! Над их головами, на крыше, раздался шорох и растянутый смех: «Ха-ха-ха-ха!» У Чан даже не успел уточнить, зачем наставнику мешочек с нефритовыми камушками для игры в вэйци, что были сделаны вручную и подарены наследнику клана вместо обычных фишек, как отвлекся на этот шум. Он поднял голову к потолку. — Что это? — Наверняка тот старый дрянной кот, что никак не может наконец испустить дух. Пошли. — Го Бохай проводил воспитанника к выходу и, не убирая руки со лба, начал торопливо объяснять: — Вчера ночью Небеса дали знак. С сегодняшнего дня ты будешь готовиться к вознесению. На днях старейшины решат, откуда начнется процессия. Мы с тобой это много раз обсуждали и... — Он остановился, заметив, как У Чан замедлил шаг. Растерявшись, он начал запинаться: «Но... Но...» — и тут же услышал: — Не переживай. Я буду с тобой до твоего отъезда. От этой новости У Чан остолбенел: — Что?! Вы разве со мной не поедете? — Нет. Наставники в этой процессии не участвуют. Ты должен выступить один, показав всем, каким благочестивым богом ты станешь. — Я... — У Чан опустил голову, скрывая растерянность во взгляде. — Я не смогу. Юный господин сжал руки в кулаки, пытаясь сдержать внутреннее возмущение: все же он надеялся, что этот день никогда не наступит. — С чего бы это? — прозвучал голос Го Бохая. — Мы... не все изучили... Я плохо владею оружием, я не умею себя контролировать... — Ноги У Чана сделали шаг назад. — В конце концов, мне нечего показать народу! — Не говори глупостей, мы столько с тобой занимались. Ты лишний раз себя запугиваешь дурными мыслями. Но У Чан никак не отреагировал на эти слова, продолжая смотреть себе под ноги. Го Бохай наконец понял, что слишком резко окунул воспитанника в омут новостей. — У Чан, пойми, — он опустился на корточки перед учеником так, что стало видно растерянное выражение на юном лице, — то, что тебя сейчас это взволновало, уже говорит о тебе как о достойном человеке. Любой другой даже не задумался бы о таком, а ты сразу осознал, где могут быть твои слабости. — Го Бохай взял свободной рукой ладонь воспитанника и добавил: — Поэтому этот учитель и спокоен за тебя. Он уверен: на церемонии Посвящения будущих богов ты покажешь себя лучше всех. У Чан приподнял голову, не встречаясь со взглядом наставника. — А меч? — скромно пробурчал он. — М-м-м? — Вы подарите этому ученику свой меч? «Ха...» — усмехнулся мысленно Го Бохай. — Конечно, как и обещал. *** Гора Хэншань. Приемный зал. Госпожа У наконец выдохнула спокойно: в дверях объявились сразу оба — Го Бохай и У Чан. Однако, только увидев их, она начала с возмущений: — Почему так долго? Вы словно от центра Тяньцзинь сюда пешком шли! Оба виновато склонили головы. — Усаживайтесь побыстрее... У Чан! — женщина заострила свое внимание на сыне. — Что за вид? Она так громко это выкрикнула, что у двоих в дверях зазвенело в ушах. — Я только проснулся, матушка-государыня, не к чему так сотрясать воздух. Воспитанник и наставник уселись на месте, как вдруг У Чан вопросил: — Что это? Перед ним лежали аккуратно свернутые ткани. Он приподнял их, взглянул и понял: это же будущие одеяния для церемонии! Лицо юного господина приняло хмурое выражение. Пренебрежительно он отодвинул их от себя, выказав негодование. — Не нравится? — улыбаясь реакции наследника, поинтересовался наставник. — Конечно же нет! Я что, буду готовиться стать уличным циркачом, раз вы предлагаете надевать такое? За пылким высказыванием последовал шлепок руки госпожи по столу. — Это лучшие шелка с Востока, что нам привезли! Что в них такого унизительного? — Да хоть с самих Небес! Я не буду надевать на себя такое — больше для девиц подходит, чем для будущего небожителя! — У Чан! — разгневалась госпожа, подскочив на ноги. Не прошло и минуты, как приемный зал поместья вновь наполнился спорами и криками. Холодное выражение лица женщины сменилось гневным, даже яростным. Казалось, она вот-вот лопнет от переполнявших ее эмоций. — Ну-ну, не гневайтесь, госпожа, — принялся успокаивать ее Го Бохай. — Я свожу его на рынок, чтобы... — Нет! Я заставила слуг обшарить все рынки на Востоке, эти шелка нам непросто достались! Он наденет это! Не желая повиноваться, У Чан сложил руки перед собой и отвернул голову, выказав непоколебимый отказ. Его жест ввел госпожу в полнейший ступор. Не зная, как поступить, она принялась сверлить сына взглядом. Сил находиться на поле немой войны между этими двумя у Го Бохая более не оставалось. Каждая такая встреча заканчивалась для него мигренью, а на сегодня боли в его голове было уже предостаточно. К тому же он прекрасно понимал: у его воспитанника, как и у породивших его людей, целая телега упрямства. Если их не усмирить сейчас, пойдя на поводу у кого-то одного, то они так и не придут к общему решению. Поэтому он обратился к обоим: — Будет вам, мы же не для споров здесь собрались. Да и настоящие платья небожителей не имеют швов [3], этот же наряд можно заменить любым другим. Незачем ругаться из-за подобного. [3] Образное выражение, которое обозначает что-то совершенное. И попытка оказалась удачной. Госпожа приняла его слова, вздохнула, переведя дух, уселась на место и, обратившись к мужчине, пояснила: — Северную территорию избрали как начальную точку процессии. Вот из-за чего я так встревожена... Сдержав удивленное «что?», Го Бохай слегка напрягся. — Мы не рассчитывали на подобное, — продолжила госпожа. — Наверное, со времен падения династии Агатового императора это впервые... Нам нужно как можно скорее приготовиться к приезду старейшин и будущих небожителей с других территорий Поднебесной. И все должно быть идеально... Го Бохай даже за своими мыслями не поспевал: «Так быстро приняли решение?..» — Нельзя упасть в грязь лицом перед ними, и... — Она повернула голову в сторону сына, закончив фразу, пристально глядя на него: — На днях приезжает глава. У Чан быстро обернулся к ней, и по его лицу казалось, что он не сильно этому рад: в глазах было больше испуга, чем радости, вызванного долгожданным возвращением отца. В повисшей тишине раздался голос Го Бохая: — Хорошо, госпожа. Встретившись взглядом с сыном, женщина добавила: — Он уедет сразу же после церемонии Посвящения, поэтому, прошу, не избегай в этот раз встречи с ним. Она так вкрадчиво это произнесла, что у наставника зародились опасения. Го Бохай не сильно вдавался в отношения главы клана и его наследника, но сейчас это прозвучало так, словно они уже давно надломились. — Я постараюсь, — коротко бросил юноша. — От вас двоих требуется лишь одно — быть готовыми к церемонии. Го Бохай, — госпожа перевела взгляд на него, — надеюсь, вы знаете, что надо делать, уж в этом мне не надо участвовать? — Не надо, — мужчина выпрямился и добавил: — Лучше приготовьтесь к приезду главы. Она встала и прошла к выходу, волоча за собой подол одеяний, похожий на длинный хвост величавой птицы. Го Бохай повернулся к воспитаннику и, не успев ничего спросить, застыл. У Чан коротко обратился к нему: «Извините...», — а после, как и госпожа, не оборачиваясь, покинул комнату. «И что это “извините” значило? — мужчина лишь успел увидеть в лице У Чана растерянность. — Молодого господина что-то тревожит? Быть не может! Я бы первый узнал...» Он уже собрался догнать воспитанника, потянувшись за его брошенным на столе одеянием, как услышал шорох крыльев взлетающей птицы. Подобные звуки для Го Бохая уже стали предвестником чего-то плохого. Ворон примостился в центре зала и, не тратя времени на приветственные речи, начал с недовольства: — Уважаемый не хочет объясниться? Чёй-то я должен ехать с мальчишкой? Го Бохай поднял голову и, раздражаясь от одного только голоса неожиданно появившегося собеседника, проговорил: — А ты, как я посмотрю, совсем стыд и страх потерял! Заявляешься днем, да еще и прямо перед лицом У Чана мельтешишь! — Ты не ответил! Наставник потер шишку на лбу и, вздохнув, пояснил: — Ты обеспечишь ему защиту, вот и все. Что тут непонятного? — Го Бохай! Как ты... — птица пару раз тряхнула крыльями, словно сбрасывая негодование. — О какой ты защите говоришь, когда боги ищут у подножия горы именно тебя! — О чем ты? — наставник резко прекратил разминать лоб и поднял глаза. — Я же вчера ночью тебе говорил, — они подобрались к нам. — Но ты же не уточнял... — Из прошлого разговора Го Бохай не совсем понял, какие именно небожители повстречались Сянцзяну и насколько уже близки к ним. Отбросив лишние размышления, он растянул вздох и коротко добавил: — О ком речь? — Как и всегда — Лян Фа, вот только на этот раз в сопровождении двух красавиц. Одной подвластна сила земли, вторая правит южными водами. — Неужели Лун Сяомин и Лун Сяолин? Ворон немного поежился от удивления: — Раньше я не встречался с ними, но слышать слышал. — Оно и понятно... Но это очень плохой знак! — пробурчал Го Бохай. — Пока что за нами охотились только одни недотепы да Лян Фа. Хоть он и бог войны, однако не в его компетенции и силах выискивать кого-либо, но вот у этих двух... После этих слов Го Бохай призадумался, чем сильно заинтересовал Сянцзяна. Тот мигом подлетел и уселся перед ним на столик. — А что? Что с ними не так? — Та дева, что зовется Сяомин из семейства Лун, — богиня земли, — начал пояснять Го Бохай. — Как ты и сам слышал, ей без труда подчиняется все земное. Вторая, Лун Сяолин, — богиня воды, она властвует над южными водами Поднебесной. Эти двое, как инь и ян. Если они ходят в тотеме, значит, им будет подвластно очень многое, в том числе и отыскать кого-либо. Найти нас они могли бы за час без особого труда... — Тогда? Что тогда? Ведь они все еще в поисках, а мы более или менее в безопасности! Го Бохай хмыкнул, словно его что-то осенило, и вслух предположил: — Тогда, получается, то заклинание для защиты, что ты наложил на меня, укрывает нас. Других вариантов я пока не вижу. — Го Бохай! — закатив глаза, гаркнула птица. — Моя сила не скрывает тебя от взора Небес, пока ты пользуешься своей! Той ночью над горой Хэншань ты поразил Кукловода молнией, что не заметил бы только слепой, и тем самым снова нас подставил! Ты в очередной раз привлек внимание богов, и сейчас этому способствовало твое сомнение в мальчишке. Дай уже ему проявить себя, начни верить в его силы, а сам тем временем поработай над своей выдержкой! — Ворон в пару прыжков приблизился к лицу Го Бохая, отчего тот немного отклонился в сторону. Сянцзян строго добавил: — Даже если того будут требовать обстоятельства! Понимаешь? Я лично запрещаю тебе пользоваться своей силой! А иначе тебе и правда придется ждать еще много лет, прежде чем мальчишка вновь переродится!