Сломанная корона

Воспоминания нескольких часов крошились на осколки, стираясь в прах, перемешиваясь в одну мутную воронку боли и разрозненных образов. Крик, то ли её, то ли чужой, разрывая горло — делая первых вдох, переплетаясь и сливаясь в один миг, множество знакомых и одновременно нет голосов вокруг, пропитанный тревогой воздух, отступающая боль, которую поглощал, забирал с собой спасительный сон. Мирабелль, вырвавшись из беспокойного болезненного забытья, сонно уставилась в потолок, не зная, где сон, а где явь, и вновь закрыла глаза, проваливаясь в пустоту. Следующее — прохладная чья-то ладонь у неё на лбу и беспокойное бормотание «хотя бы нет жара», и вновь темнота. Солнечные лучи пытались заставить распахнуться веки, и, жмурясь от света, Мирабелль выпила, что дали, слабо отпихнув чью-то руку, накрыла глаза ладонью, уже по своей воле возвращаясь к спасительной тишине дрёмы. В какой-то момент её успокаивающе-липкие сети всё же порвались, выпуская, и Мирабелль поморгала, вновь глядя в белоснежный потолок, окрашенный проникающими сквозь неплотно прикрытые шторы мазками красных отблесков. Закат, наверное. А был, кажется, поздний вечер. Прошли… сутки? — Ваше величество, — облегчённо выдохнула оказавшаяся рядом Марисса, опустившаяся на колени рядом с кроватью. — Вы проснулись. Мирабелль покорно дала взять себя за руку и выпила какой-то очередной отвар, морщась от тупой боли и всё ещё смутно пытаясь восстановить в памяти картину происходящего, но получалось плохо. Да и не знала, хотела ли этого, в принципе, важно-то только одно… — Девочка, да? — уточнила она, выхватывая из мозаики образов финальный осколок. Марисса кивнула. — Хорошо, я хотела девочку… — Мирабелль прикрыла глаза, перебирая варианты имён, столь тщательно отобранные за эти месяцы, и вновь крепко уснула. Проснулась лишь на рассвете — рядом сидела уже Атэнэйс, сонно подпиравшая голову рукой, но при малейшем её движении встрепенувшаяся. — Кларисса, — первым делом объявила ей Мирабелль, продолжая оборванную ранее мысль вслух. — Кларисса Церцея, — она задумчиво смолкла, решая, нужно ли третье имя. В обычных семьях старшим детям давали двойное, в королевской семье иногда давали и третье, подчеркнуть наследование не только власти рода, но и страны. У бабушки так было, а вот у неё, как и сестры (формально являвшейся наследницей титула матери, герцогини Шарлис, которым она почти не пользовалась, прав принцессы более чем хватало) просто два коротких имени в одном плюс второе. Изощрённый вариант, собственно, в её случае бабушкой же и придуманный, как ей рассказывали. — И Белла, — подумав, добавила она. Атэнэйс смотрела на неё во все глаза, прежде чем осознала, о чём идёт речь и что она не бредит. — Миледи, — растерянно протянула она, протянув руки и погладив её по волосам почти материнским жестом. — Разумеется. Мирабелль послушно выпила очередное лекарство, немного позавтракала (если точнее, дала себя покормить — сил не было даже на удержание ложки) и вытерпела осмотр лекарки, пообещавшей, что уже через два-три дня всё будет в норме. После ухода той Мирабелль попыталась сесть, болезненно ойкнула и вновь откинулась на подушки. Вытянула руку, разглядывая оставшиеся на ладони глубокие следы от ногтей, провела языком по искусанным до крови губам, всё ещё не зажившим, и, наконец-то дав себе волю, в голос заревела. *** Мирабелль смутно подозревала, что в лекарство добавляли если не снотворное, то, по меньшей мере, что-то успокоительное, так как после истерики её вновь вырубило на пару часов. — Эйван не заходил? — уточнила она и, когда Марисса в ответ, помедлив, всё же покачала головой, вздохнула. Ничего не понятно. То как будто бы игнорирует, то вновь заботлив — ведь после возвращения в столицу он встретил её весьма тепло, будто и не было разлуки. Она, конечно, находила этому уйму объяснений. Занят, не хотел тревожить, да и в целом она сейчас наверняка неважно выглядит, так что, может, оно и к лучшему. Но в целом всё-таки не понимала. Мирабелль привыкла легко одарять благосклонностью всех, кто ей нравился, использовать прикрытую вежливостью язвительность или холодное равнодушие по отношению к тем, кто иного не заслужил — и совершенно не могла осознать, почему подобное — муж! — словно бы применял к ней! И, в конце концов, она вынужденно научилась распознавать льстивое подобострастие и искренность ещё давно, при дяде, чтобы понимать, кто именно верен конкретно ей. Именно Эйван стал первым не из семьи и не, грубо говоря, «доставшимся по наследству», к кому её потянуло — и кто отозвался в ответ… Не могла же она просто… додумать сама то, что хотела видеть? Глупости какие-то! Мирабелль зажмурилась и мотнула головой — она всего лишь всё ещё не в порядке после недавнего, вот и лезет в голову ерунда. Кроме того, ещё и преувеличенная, ведь хорошего было много, правда. Совместных вечеров, нежности… много! Даже если она и на контрасте каждый раз тянулась за любовью как в первый, даже… Ерунда! — А Кларабелль? Она уехала всего за пару дней до — какие-то срочные дела. Обещала скоро вернуться, но Мирабелль опасалась, что её отлучка опять растянется. Все эти её масштабные опасные планы часто отнимали много времени. И вот от сестры вечно слова доброго не дождёшься, но в её любви же Мирабелль не сомневалась, так что и с Эйваном, скорее всего, себе надумала. — Её высочество ещё не вернулась, — осторожно оповестила Марисса. — Но многие справлялись о вашем самочувствии, — добавила Атэнэйс, не отрываясь от её расчёсывания. Встать Мирабелль так толком и не встала, но решила потихоньку приходить в себя. А для этого упадочные мысли точно ни к чему. Торжество, поколебавшись, она назначила на десятый день. Для объявления всегда выжидали хотя бы пару дней после рождения, но она надеялась ещё и сама получать удовольствие от церемонии, а не только официально сообщить новость, да и сестру всё же дождаться. И в подготовке самостоятельно участвовать. Десять дней, наверное, будет достаточно, чтобы всё это уместить? Мирабелль провела пальцами по расчёсанным волосам, легко разделяя мягкие волнистые пряди. Вроде бы ничего, сносно. Собственное отражение она пока видеть не хотела. — Я хочу увидеть малышку, — поколебавшись, сообщила она фрейлинам. Комнату ещё заранее обустроили совсем рядышком, так что долго ждать не пришлось. Использовали бывшую комнату бабушки, столько лет пустовавшую — переделывать её, конечно, пришлось знатно, почти всё обустраивать с нуля, но вышло в итоге прелестно. Можно было использовать ещё бывшую спальню матушки, но, выбирая, Мирабелль передёрнуло от мысли, чтобы ребёнок рос там, где мать медленно угасала годами. В детстве она и вовсе после её смерти обходила это место на расстоянии и никак не планировала задействовать как-либо в ближайшем будущем. Если будет второй ребёнок, можно найти какой-то другой вариант, уж на нехватку красивых просторных помещений жаловаться точно не приходилось. Комнату девочки, кстати, всё ещё предстоит улучшать — сейчас она должна быть довольно пустой и обезличенной, но постепенно надо будет сделать её комфортнее для малышки. Сначала, видимо, что-то на свой вкус, а дальше уже как пойдёт. Мирабелль с интересом уставилась на девочку в руках кормилицы — та спала и выглядела очень даже мило и беззащитно, тем более, сейчас уже вымытая и аккуратно запелёнатая. Хотя и, если честно, кожа куда более розовая, чем она представляла, видя малышей немного повзрослее, но, вроде, постепенно она побледнеет? Волосики довольно тёмные, но, кажется, шатенка, не брюнетка — то ли в Эйвана, то ли в бабушку. Глазок не видно, но наверняка будет какой-то оттенок карих, как у всех родственников. Брать её Мирабелль на руки не решилась, опасаясь, что сейчас (да и вообще) точно не удержит и как-нибудь навредит, потому, протянув руку, лишь неловко потрогала кончиками пальцев щёку, опасаясь разбудить. Тёплая, мягкая. Всё ещё не верилось, что она настоящая. — Кларисса, — задумчиво вслух проговорила она, примеряя имя непосредственно к обладательнице. Да, и впрямь подойдёт. Кларисса Белла Церцея, наследная принцесса Карлийская. *** Кто-то коснулся волос Мирабелль, приподнимая прядь волос и пропуская между пальцев, она же едва разлепила глаза, глядя на возвышающийся над ней силуэт, в первый момент приняв гостью за вновь решившую проверить её самочувствие Атэнэйс, но движение оказалось слишком резким. — М-м? — сонно заслонилась она рукой. — Зашла тебя проверить первым делом, — оповестил в ответ знакомый голос, и сон сразу как рукой сняло. — Охрану, кстати, надо бы усилить. — К… Кларабелль! — Мирабелль потёрла слипающиеся глаза и осторожно села. За окном царила ночь, освещала спальню лишь луна — Мирабелль всегда просила оставить немного света горящим, пока засыпала, но, раз свечи уже потушены, значит, ночь совсем глубокая. Мирабелль, щурясь, перевела взгляд на напольные часы у стены напротив, но не разглядела стрелки, и сестра, отпустив её прядь, буднично прокомментировала: — Три часа. Как узнала, так отправилась сюда. Она помнила! Мирабелль просияла: — Утром покажу. Извини, я не в форме, — она перехватила ладонь Кларабелль и тепло пожала, отмечая, что действительно сестра выглядит едва-едва с дороги. Хоть кто-то сразу же вспоминает про неё. *** Старое платье, ради интереса примеренное, оказалось тесноватым в основном в груди, но от предложения перешить Мирабелль отказалась, списав на то, что даже для повседневного оно и так надевалось слишком часто. Но, в целом, выглядела она не так плохо, как боялась. Только лицо все равно заметно осунулось — в старой одежде это бросалось в глаза как-то сильнее, что крепче утвердило её в намерении целиком поменять гардероб. Розмари по приказу Мирабелль явилась на четвёртый день, неплохо приободрив её фонтаном новых идей, как для церемонии, так и в целом, уже на шестой заявившись с готовым платьем для примерки. Мирабелль, когда её нарядили, восхищённо ахнула — этот вариант полностью скрывал всё ещё оставшуюся болезненность вида. Она задумчиво коснулась скулы, прикидывая, что с украшениями, наверное, будет ещё лучше. Мирабелль не успела поблагодарить модистку, отвлекшись на хорошо знакомые голоса снаружи — Марисса и Эйван, причём голос фрейлины звучал как будто бы резковато, но она иногда была излишне строга к своему брату. — Пусть заходит, — крикнула она, любясь отражением, чуть повернувшись так, чтобы юбка крутанулась. Красиво. Пожалуй, праздник действительно должен компенсировать последние тяжёлые дни. Эйван, между прочим, после приезда сестры всё-таки дважды заходил — как она и думала, не хотел беспокоить. Довольно заботливо. — Тебе нравится? — метнулась Мирабелль к мужу, хвастаясь. Эйван заметно скис и перевёл разговор на тему церемонии, на которой, естественно, тоже должен был присутствовать. Мирабелль, растерянная столь холодной реакцией, методично ответила на все вопросы, но и сама приуныла. — Я передумала, мне не нравится, — отрывисто кинула она Розмари, стоило Эйвану удалиться. Розмари явно растерялась: — Ваше величество, я… Что-то добавить? — Не знаю, мне не нравится, я не в настроении, — взвилась Мирабелль. Пока ей помогли вновь переодеться, Розмари потерянно предложила несколько улучшений, отвергнутых, и ушла с обещанием к завтрашнему дню что-либо придумать. Мирабелль уставилась сердито на своё отражение, обиженно закусив губу. Почему? Внешность всегда была константой, которой она точно могла гордиться, в отличие от остального, что, она честно признавала, можно было оспорить. Что ж за день такой. Только замаячило впереди что-то хорошее да наконец появилась возможность не думать об опасностях, так теперь муж непонятно чудит. Почему он не может просто порадоваться за неё и за дочь? Что вообще не так? Следующую гостью никто не остановил — резко заявившаяся Кларабелль, к которой Мирабелль даже не обернулась, глядя лишь через зеркало, прищурившись, окинула её оценивающим взглядом: — Он тебя обидел, да? — Если ты пришла не сказать что-то хорошее, то убирайся, — взвинчено рявкнула Мирабелль. — Н-никто меня не… — быстро-быстро потёрла заслезившиеся глаза, понимая, что, если не отражение, то уж это движение точно выдаёт её с головой. На пару мгновений повисла тишина, и Мирабелль невольно отметила сменившееся на задумчивость выражение лица сестры, которое, впрочем, быстро пропало. Кларабелль фыркнула и пожала плечами, вынося неожиданный вердикт: — Ты красивая. В устах жёсткой сестры, имеющей совершенно другие интересы и постаравшейся подобрать то, что ей понравится, это внезапно прозвучало так несвойственно задумчиво-простодушно, что уголки губ Мирабелль непроизвольно дёрнулись. — С-спасибо. И никто меня не обидел, — поспешно добавила она. Сестре Эйван и так не нравился, не стоило усугублять. Пожалуй, с этим ей придётся разобраться самой.