***
27 декабря радовало уже тем, что я смогла за долгое время выспаться на своей не совсем мягкой кровати. День начался обычно: я проснулась, умылась, позавтракала, а потом начала заниматься фигнёй – как всегда. Всё равно было время каникул, поэтому делать особо нечего, к тому же всё моё тело ныло от боли, не прекращаясь; а вот моё ангельское личико было в пластырях – теперь его не назовёшь "ангельским"; ведь что нужно натворить, чтобы лицо стало кашей? Ангел таким не занимается! Для себя я открыла ужасный факт того, что теперь косплею Чифую, потому что мой правый глаз в бинтах и жутко болит – на сей момент я поняла каково ему было; к тому же Такемичи далеко не ушёл: его глаз, возможно, вообще перестанет функционировать. Ничего интересного не происходило. Хотя это были самые обычные дни любого среднестатистического японца, но, кажется, я настолько привыкла к ненормальным вещам, что не могу воспринимать эти дни всерьёз. Наверное, мне следует называть это отдыхом. Вернувшись с магазина, я хлопнула дверью, предварительно закрыв её на ключ с брелком в виде черепа, и положила пакеты с продуктами на пол – Такемичи сам разберёт, ведь нихрена не делает. Иногда задаюсь вопросом: "Почему всё всегда делаю я!?" Действительно! Пока он, будущий глава семьи, мужчина, представитель сильного пола, отсиживает бока, я должна ходить в магазин! Это нереально бесило, но сие поступки ещё не самые выбешивающие; бывали и моменты, когда я обязывалась мыть за ним посуду! Почему мой брат такой лентяй!? Так и хочется взять тазик с водой, намочить в ней тряпку, кинуть её в морду Такемичи и сказать: "Иди помой хотя бы полы, Свиномичи!" Но я уверена, что он только кивнет, протерёт немного, а потом ему надоест. Вот и спрашивается: "Мы точно брат и сестра?"Хороший вопрос...
Откинув все глупые мысли, порой раздражающие, я сняла красную куртку, подаренную братом, и направилась на кухню с надеждой на то, что это одноклеточное существо не съело мои запасы острой лапши. Но каково же было моё удивление, когда я лицезрела: огромную гору немытой посуды, грязь и мусор на столе, муку на полу. Я просто прибыла в немом шоке, и до меня не быстро дошло, что сейчас самое время врезать этому идиоту, – но главное, что дошло! Гнев просачивался во все мои клетки и ткани, давая силы подняться на второй этаж, встать перед дверью брата и открыть её со всей силы, что аж любому было бы понятно, насколько я зла; словно сам Сатана вселился в меня. – Такемичи, какого лешего-оу-ва!?... – моё лицо ещё более ошарашенно и презрительно исказилось, а гнев как рукой сняло, когда я увидела картину перед собой. Блондин сидел напротив Хинаты Тачибаны на опасно близком расстоянии, переплетая свои руки с её в замочек, который невозможно ничем вскрыть; у обоих были прикрыты глаза, – у брата один – и лишь ресницы немного дергались, видимо, от волнения; губки надуты уточкой и притягивались друг к другу, оставляя всё меньше и меньше пространства между собой; парочка как-то по-детски, ещё незрело краснела и была очень застенчива делать что-то такое. Они выглядели, как влюбленные голубки, пытающиеся сделать первые шаги в отношениях. – Сестра!? – лицо Такемичи отстранилось от Хины и повернулось ко мне, приобретя красноту помидора. – Как же ты не вовремя! – он ухватился за голову, встал и подошёл ко мне, начиная выгонять из комнаты. – Т-Такемичи, – начала было Тачибана, не менее покрасневшая, опуская глаза вниз, – д-думаю, мне уже надо домой... – девушка быстром шагом вышла отсюда. – Стой, Хина! – крикнул парень, а я изумилась тому, что он впервые назвал её именно так; обычно Такемичи говорил "Тачибана" или в крайнем случае "Хината", а сейчас всё иначе. – Это всё из-за тебя! – обидчиво и рассерженно проскрипел зубами Такемичи, одаривая меня взглядом, полным спектром эмоций. Затем он побежал за ней, а я так и осталась, шокированная, стоять на пороге. Через несколько минут я всё-таки смогла прийти на кухню, и какое же было моё счастье, когда увидела брата, моющего посуду. – Она ушла? – спросила я, на что получила лишь обиженное "ага". – Такемичи, ты больше не девственник? – от поставленного вопроса парень даже не вздрогнул, как сделал бы обычно, а лишь промолчал. "Да что со всеми вами такое твориться!?" – спрашивала я, обращаясь к Майки, Такемичи и Баджи, которые вызывали у меня странные ощущения; они были непохожи на самих себя. – Эм... – неловко подойдя к нему, я посмотрела в его, на удивление, спокойное лицо. – Может украсим дом на Новый год? – Такемичи наконец-то посмотрел на меня, соизволив одарить такую дуру, как он любит выражаться обо мне, своим вниманием. В такие моменты мне так хочется ему врезать... – Ты же знаешь, что после смерти тётушки и дядюшки мы перестали отмечать зимние праздники, потому что тебе было плохо во время них. – проговаривал брат, вытирая мокрую посуду полотенчиком. – Родители, конечно, не против отметить в этот раз, но ты точно уверена, что всё будет в порядке? – Да-да, я уверена. Не можем же мы вечно страдать по умершим, нужно уметь отпускать. – Такемичи многозначительно посмотрел на меня после сказанной мной фразы; казалось, он то ли негодовал моей неуважительности, то ли радовался этим переменам. – Если ты хочешь, то я только за. – мягко улыбнувшись мне, брат поспешил к небольшому складу, находящимся где-то в конце дома. Иногда я думала, что Такемичи готов сделать всё, о чём я попрошу, ведь его слова: "Если ты хочешь", – словно не давали ему выбора. Тёмный, жуткий, мрачноватый – такими прилагательными можно было описать склад. Я буквально ничего не видела, пока брат не потянул за какую-то верёвочку, и одинокая лампа включилась, освещая всё вокруг. Не сказала бы, что здесь было много вещей, но что-то да было, к примеру: на полке были старые антикварные вазы, в углу валялся красный мячик, насос для шин у стены, несколько коробок с подписями. Чуть дальше одиноко стояла пыльная искусственная ёлка размером чуть выше Такемичи. – А вот и она! – воскликнул брат, указывая на неё рукой. Он хмыкнул. – В одной из коробок должны быть новогодние украшения, но вот только в какой именно? – озадаченно почесав голову, Такемичи, сев на корточки, принялся открывать первые попавшиеся коробки. Я решила не сидеть сложа руки и тоже потянулась к одной; в ней лежали книги, манги и комиксы. У Такемичи же были детские вещи, с которых он вырос, и среди них нашёлся красный плащ, как у героя. – Ого, не ожидал, что найду его здесь. – слегка обрадовавшись, но внезапно погрустнев от нахлынувших воспоминаний, брат положил всё обратно. Мои глаза заприметили коробку с надписью "Не трогать!", и, как бы противоречиво это ни было, я заглянула в неё. В самом вверху лежали цветные открытки, самодельные, судя по неровно вырезанным краям и скотчу; открытки на Новый год, Рождество, день рождения и многие другие были адресованы Ханамичи. Глаза бегло прочитали содержание некоторых: "Не грусти, иначе мне тоже грустно" – было написано в одной; "Я буду твоим героем" – на другой; "Ты лучшая сестра" – на третьей. – Я думал, что ты их выкинула. – удивлённо смутился брат, сажаясь поближе ко мне и рассматривая открытки со мной. – Ты говорила, что выбросишь их. – эти слова меня расстроили, заставив отвернуться от парня; я никак не могла ответить. Продолжая рыскать в коробке, я наткнулась на множество личных вещей девушки; больше всего было тетрадок, попался дневник, несколько ободков и фотки. Такемичи взял фотографию, что являлась единственной в рамке; на ней была маленькая девочка и два родителя. – Жаль, что их больше нет. – грустно улыбнулся брат, положив фотографию обратно. – Давай пока отнесём ёлку, а потом продолжим поиски игрушек. – он встал и, подзывая меня к себе рукой, подошёл к искусственному дереву. – Как скажешь. – неуверенно сказала я, кинув на коробку многозначительный взгляд.***
– Зачем ты нас позвала? – сидя по-турецки, положив локоть на колено и поставив подбородок на ладонь, заинтригованно спросил Кейске, который, по видимому, должен был быть в школе – иначе объяснить его зализанный хвост и школьную форму невозможно. – Какого чёрта ты в школу ходишь? У нас же каникулы. – не переходя к сути разговора, поинтересовалась я, складывая руки в замок и недоумевающе смотря на него. – Я отрабатываю темы, по которым завалил экзамен. Как видишь, ради тебя я пропустил занятие. – Как благосклонно с твоей стороны. – я кинула на парня снисходительный взгляд, после чего вспомнила главную тему нашего разговора. – Я позвала вас двоих для того, чтобы рассказать о планах Кисаки. На мои слова и Чифую, и Баджи навострили уши. – Баджи, как ты знаешь, я обещала, что расскажу тебе мой секрет. – меня не покидала мысль о том, как среагирует парень, когда узнает, что я из другого мира: поверит ли он или же сочтёт меня сумасшедшей? – Чифую уже всё объяснил. – кратко ответил Кейске. Я повисла в немом молчании. Меня поражало, что Мацуно, даже не договорившись со мной, всё расплетал своему командиру, как маленькая крыса; хотя этого можно было ожидать из-за его чрезмерной верности. Да и уверенна, что Чифую знал, на что идёт. – Л-ладно, – я смущённо вздохнула, переводя глаза на рядом сидящего Чифую, который отвёл стыдливый взгляд от меня. – так ты теперь знаешь, что мне на самом деле 21 и называть меня "мелкой" больше не надо? – Что за вздор! – парень гадко усмехнулся. – Ты сейчас в теле пятнадцатилетки, поэтому для меня это не имеет никакого значения, мелкая. – последнее слово он ярко выделил, произнося его ещё более дразнящим голосом; меня ещё никогда так не унижали. – Ни ты, ни Чифую не уважаете старших... – чуть ли не рыдая наигранными слезами, выдавила я. – Так что там с Кисаки? – Мацуно остановил наш спектакль, который мог бы продолжаться в несколько актов, но, видимо, он не хотел наблюдать за ним. Сначала я неуверенно рассказывала о плане Тетты, но вскоре приспособилась и смогла передать парням всю нужную информацию, включая и будущие события. Теперь не только мне известен сюжет манги, и не только меня он так поражает; Кейске до конца не хотел верить в это, называя всё абсурдом, но выбора не оставалось, ведь его подталкивала в большей степени не я, а Мацуно, полностью доверявший мне и являвшийся самым верным человеком брюнета. Баджи, узнав, что на самом деле должен был быть мёртв, опешил, ещё сильнее возненавидел Кисаки и задумался о чём-то; Чифую же недовольно высказывался, называя Тетту всеми возможными грязными словами начиная с "придурок" и заканчивая "хуесос", порой даже выдумал что-то своё. Пока мы сосредоточено обсуждали антагониста, время прошло незаметно. – Ты говорила, что Кисаки должны исключить за предательство "Свастонов", но проблема состоит в том, что никакого предательства не было, в таком случае он останется в банде. – раздумья Чифую были верны, хоть это и не хотелось признавать. Мысли о том, как будет действовать очкарик, очень сильно меня напрягали. – Если мы хотим, чтобы всё шло по сюжету, то его необходимо исключить. – Погоди, мелкая сама сказала, что тогда Кисаки убьёт Эму. Разве нам нужно это? Лучше держать его в банде, следя за каждым шагом. Так мы хотя бы сможем предположить его следующие действия и остановить. Среди нас всех Баджи презирал Тетту сильнее чем кто-либо ещё, и, казалось бы, он хочет его отстранения, но по итогу предлагает, чтобы тот остался. А ведь раньше Кейске рвался надрать ему зад и поскорее прикончить, но, по всей видимости, опыт в битве с "Вальхаллой" показал, что так лучше не поступать, иначе можно не только лишиться жизни, но и разочаровать остальных. – Тоже не вариант. – отклонив идею Баджи, я встала с пола и направилась к своему письменному столу, на котором стояла небольшая коробка. Принеся её парням, я увидела вопросительные взгляды. – Что это? – спросил Чифую. – Это вещи, принадлежащие прошлой владелице тела. – Зачем нам это? – Кейске нахмурил брови, как он обычно делает, когда не понимает чего-либо, сузил глаза, при этом потянувшись к вещам. – Дело в том, что меня долго мучал вопрос: "Кто такая Ханагаки Ханамичи?" Но единственное, что я узнала, так это то, что она была той ещё бунтаркой и издевалась над младшим братом. – в голове сразу всплыли фантазии того, как девушка могла травмировать Такемичи. – Мне нужна помощь для этой разгадки. – Мы же должны были обсудить, как избавиться от Кисаки, а не заниматься детективными делами. – Мацуно уже перебирал в руках детские фотографии белокурой девочки. – С Кисаки как-нибудь разберёмся. В любом случае, у меня было пари с Майки: если я уничтожу "Чёрных Драконов", то он исключит Кисаки. Как знаете, банда уже уничтожена, и всё благодаря мне! – как-то самовлюблённо, уверено похвасталась я, задирая нос. Парни посмотрели на эту картину очень скептически. – Ладно, я пожалуй промолчу. – Кейске отвёл глаза. – Неужели ты никогда не интересовалась тем, почему попала в её тело? – Мацуно задал весьма важный вопрос, о котором я не задумывалась. – Ну... – виновато протянула я. – Я знаю только то, что у нас день рождения в один день. Может это как-то связано? – Не уверен. – задумался Чифую, взявшись пальцами за подбородок. – Тогда кто угодно, родившийся первого декабря, мог попасть в её тело. – Получается, я особенная? – Дураки, дело не только в дне рождении, но и в дате смерти. – неожиданно сказанул Баджи. – Ты говорила, что в том мире умерла ночью в мае, а попала сюда тоже в мае. Остаётся только понять: погибла ли Ханамичи ночью? Теория парня была самой логичной и близкой к истине. Сказать честно, я удивилась тому, как быстро он смог всё проанализировать, ведь его статус лодыря не давал верить в его ум; видимо, Кейске был рождён с хорошей интуицией. – Вау, Баджи, да у тебя есть мозги! – радостно похлопала в ладоши, на что получила угрозы об избиении. – Первое моё воспоминание в этом теле было то, как звучали сирены скорой помощи, а невыносимая боль не покидала меня. – я тщательно рыскалась в памяти, пропуская вечные посиделки за приставкой, чтение похабных журналов, поедание лапши быстрого приготовления, – вообщем, мои обычные дела на день – переходя на первые дни в этом мире. – Когда я проснулась в больнице, первое, что сказал Такемичи было: "Сестра, зачем ты вышла на проезжую часть?" – Значит её кто-то сбил, как и тебя. – весьма хорошее умозаключение сделал Мацуно. Может это была и ненастоящая причина моего "перерождения", но мы узнали хотя бы, как погибла Ханамичи. Но это не остановило двигатель моего любопытства, и вопросы так и остались без ответов. Почему Ханамичи издевалась над братом? Почему терзала животных? Почему вела ужасную жизнь? Ханамичи плохая? – А теперь я хочу узнать об отношениях между семьёй Ханагаки, а именно между старшей сестрой и младшим братом. – я не прекратила свои детективные игры, чём очень поднадоела друзьям. – Разве не достаточно знать, что они родная семья? – недовольно прожужжал Баджи, снимая резинку с волос и потрепав свои шикарные локоны, которые он, по его словам, моет только мылом. – Такемичи и Ханамичи не родные. – я словно открыла им огромную тайну, раз уж парни так сильно удивились. – Всмысле не родные!? Они же на одно лицо! – поразился Чифую, раскидывая руки в стороны. – Вот именно. Если мы тебе волосы укоротим, то вообще не отличим от Дерьмичи. – Баджи поддержал мысль своего заместителя. – Не то чтобы они совсем не связаны кровью. – я сразу начала успокаивать этих двоих, которые не дали мне закончить фразу. – Они двоюродные: их отцы – родные братья. – после этих слов Баджи и Чифую остыли, говоря: "Это всё объясняет!" Я посчитала их кретинами. – Так, давайте-ка узнаем об их взаимоотношениях. – У меня уже голова кипит от этих раздумий. – Кейске встал с пола и направился к выходу из моей комнаты. – У тебя есть лапша? – на его внезапный вопрос я кивнула головой. – Чифую, вставай, мы идём есть лапшу. – Эй-эй! Погодите-ка! – я опешила от его наглости. – Вы ко мне чисто лапшу пожрать пришли!? – Ну, – начал Кейске, потупив на меня глаза, – если честно, то да. – брюнет ядовито улыбнулся и пошёл вместе Мацуно на кухню. – Придурки! Больше не приходите ко мне! – крикнула я, пойдя вслед за ними. – Мелкая, дам тебе совет: если хочешь узнать об отношениях этих двоих, лучше напрямую спроси об этом у Хуймичи. – брюнет начал без проса открывать шкафчики на кухне в поисках заветных коробочек лапши. – Мне не нужны советы от того, кто остался на второй год! – я проскрипела зубами и, чтобы не смотреть на то, как будут терзать мои запасы, пошла на второй этаж, к комнате брата. Подойдя к двери, мне оставалось только постучаться, но смелости никак не хватало. Почему же? Я боялась того, что Такемичи опять накричит на меня, как на кладбища? Или может того, что он заплачет, когда вспомнит об издевательствах? А вдруг он ненавидит Ханамичи? Хотя, он бы не вёл себя так, если бы действительно ненавидел. А если он просто притворяется, что любит меня? Я не узнаю, пока не спрошу. Моя рука потянулась к ручке двери, но в миг остановилась, когда я услышала чей-то бурный разговор. – Такемучи, возвращайся в "Свастоны". – голос, что я давно могу различить среди других, прозвучал неуверенно. – Ты знаешь моё отношение к этой банде. И хочу напомнить: ты так и не выполнил обещание, данное у церкви. – отверженно, с неким раздражением кинул брат. Я была на все сто процентов убеждена в том, что Такемичи смотрел на Майки холодным, равнодушным взглядом, не скрывая презрения. – Я выполню его! В этот раз точно! – Сано, – Такемичи никогда так не обращался к своему другу. – я устал от твоих вечных обещаний. Если ты не ничего не предпримешь, то это сделаю я. – голос начал казаться более чётким и громким. Внезапно брат открыл дверь прямо перед моим носом и удивился моему появлению; на его лице застыла обескураженность. – С-сестра, ты подслушивала? – Нет, я только что пришла... – моё удивление было не меньше чем его. – Такемичи, я хотела поговорить... – Я должен идти. – не дав мне закончить фразу, брат, толкнув меня в сторону, как можно скорее пошёл прочь, на первый этаж. Он оставил после себя плохое впечатление, заставив заволноваться и задаться вопросом: "Что с тобой не так?" Такемичи ведёт себя странно, и это беспокоит; поэтому я не стала на него злиться. Повернув голову в сторону второго блондина, сидевшего в котецу, я заметила его недовольный, разочарованный взгляд, направленный на меня. В его глазах я видела вину за свои действия и обиду на Такемичи; горькая тоска отзывалась в глубинах пустых, бездонных зрачков. Майки, словно не хотя, чтобы я видела его таким, специально отвернулся, а губы досадно сложились в уточку, несколько раз вздохнув от напряжения. – Твой брат такой упрямый. – проскулил, не тая обиды, парень, взяв в руки мандарин и беспощадно его чистя от яркой кожуры. – Раньше он таким не был. – запихивая себе в рот весь нектар, проговорил он, усердно разжевывая еду. Майки, так сильно задумавшись о чём-то и старавшийся не давать вида печали, превращая её в детскую шутку, даже не заметил, как я внезапно оказалась перед ним, грея ножки в тёплом, как лучи летнего солнца, котецу. От такого неожиданно появления блондин едва заметно дёрнулся, пока я с любопытством рассматривала его детское, испачканное в соке лицо, пытавшееся выражать равнодушие на холодное поведение близкого друга. – Когда ты успел здесь появится? – спросила я. – Несколько минут назад пришёл вместе с Такемучи с прогулки. – невзначай ответил Майки, скрестив руки, а я в это время начала припоминать, что слышала, как кто-то вошёл в дом. – Баджи и Чифую сейчас на кухне. – Знаю. – уверено бробунил он, – Я слышал, как вы кричите друг на друга. – Да это всё Баджи виноват! Я не при чем! – вскрикнула я, думая, что мне вынесут приговор за перепалку с командиром первого отряда. Блондин многозначительно хмыкнул, сверля меня недоверчивым взглядом. Он промолчал так секунд пять, отвёл глаза, потянулся к тарелке с мандаринами и начал чистить один из них, медленно, стараясь убрать все ниточки. – Как вижу, ты часто тусуешься с ними. – в его словах были ясно выражены нотки огорчения и немного злобы. Я робко кивнула. – Это ведь Баджи учил тебя драться? – осторожно снимая кожурку с плода, парень метнул взгляд на меня. Одно моё лицо дало ему ответ, которым он, скорее всего, был очень недоволен. – Слушай, Майки, – я решила начать нормальный диалог с вполне нормально вопроса, потому что то, как мы общаемся сейчас, просто невыносимо. – о каком обещании вы постоянно толкуете? – Тебя не касается. – стрелой кинул он, раня моё сердце. – А по-моему, вполне касается. – ответила я. – Убери свои ноги. – Майки с силой толкнул мои ноги, что покоились на его бедрах, тем самым заставив меня айкнуть от боли. – Я хотел отдать этот мандарин тебе, но передумал! – взбодрившись, он сунул мне чуть ли не в лицо идеально очищенный мандарин, после чего запихнул его целиком себе в рот. – Ты очень плохая девочка! – с набитым ртом проговорил он, встав с котецу и направившись вон из комнаты, не дав мне что-то ответить на такое поведение. – Я всё равно не люблю мандарины! – крикнула я вслед противному блондину, что в последнее время только и делал, что не соответствовал самому себе. Изменения в его отношении ко мне пугали: значит случились неприятные обстоятельства, заставившие поменяться за такой короткий срок. Либо Майки хотел отгородить меня от самого себя, либо его чувства, которые он называл "любовью", остыли, либо он ненавидел меня. Хотя, я бы не сказала, что могу вызывать у него ощущение неприязни, холода и уж тем более ненависти, ведь я знала, как сильно Манджиро дорожит своими близкими, но это выглядело именно так: "Он меня презирает". И я бы спросила, что произошло с ним, что я могу сделать для него, что вызывает у него все эти чувства, но парень никогда не рассказывал мне в открытую, что его тревожит, а если рассказывал, то редко; он не скажет мне, как сильно боится одиночества или потери родных; или же он говорил, а потом улыбался, чтобы не беспокоить других. Я никогда не смогу понять его проблем, потому что вокруг него собрано много хороших, отзывчивых друзей, близких, готовых поддержать Майки, в то время как у меня такого не было; но если мы отличались своим окружением, то и характером тоже: я всегда открыто говорила, какая тяжесть лежит на моей душе, но я говорила не тем людям, о Манджиро переживают все, его любят, но он ни за что не расскроется. И так получается, что никто не в силах кого-то понять или же принять. Абсолютные противоположности – вот, кто мы.