10 января 2006 год.
Ночь во многом боготворят философы, писатели и многие другие люди, мыслящие глубоко. Это тёмное время суток, казалось бы, мрачное, опасное, представляло намного больше, чем густая мгла, во коей прячутся твои страхи и всякие монстры, придуманные твоим воображением. Как бы ни была ночь представителем небезопасного времени, она таила в себе что-то необычное, не данное понять какому-то узко мыслящему человеку. Секрет в ней был. И понятное дело, раз мы постоянно гадаем, что может скрываться в её темном покрове. Но ночь открывает неизведанное, как те же звёзды, которые не увидишь днём из-за огромного светила. Могут происходить ужасные вещи: убийство, насилие, воровство; а могут и такие удивительные, что и сам едва ли веришь. Но самое прекрасное из этих вещей, так это самые глубокие откровения – не только в сексуальном подтексте. Люди, кажущиеся совсем неблизким, могут часами напролёт во тьме разговаривать по душам, точно знакомы всю жизнь, плакать друг другу в плечо – разве это не одно из проявлений магии ночи? Да, ночью бывает много всего, из-за чего мы не спим. Мы видим в ней успокоение, то время, когда можно быть самим собой, отдохнуть, внять весь мир. Но я был другим. Пока одни изливаются друг с другом любовью, одни плачут навздрыв, а другие спят, я провожу всё темное время суток в делах таких же мрачных, как ночная мгла. И, пожалуй, единственная вещь, отличающая меня от других, – это чувства. Все начинают понимать себя, свою натуру, желания, страсти, а я заблуждаюсь ещё больше. Я смутно вникаю даже в свои мысли. Мне казалось, что если я пойму причину своей мести, то пойму и чувства – это было ложно. Для меня словно всё начинало медленно разрушаться, стоило только мне найти ту самую суть, как будто от осознания правды легче не становилось. Но было ли это правдой? Я не мог добраться до истинны. Всё было скоротечно: бессонные ночи, отданные "Чёрным Драконам", нескончаемые мысли о неудаче всей затеи, моё чувство беспомощности, – и даже мои мысли о том, что я наконец-то нашёл ту самую причину. По их окончанию начиналась новая волна угнетения – я словно не понимал, для чего действительно всё делаю. Имеет ли цель ценность, если не знаешь, почему ты это делаешь? Но как хорошо, что боль тоже не навсегда. Ничего не вечно. Но это превращалось в бесконечный круг самокопания, принятия своих чувств, мыслей, их отторжение, страдание и опять поиск самого себя. Чтобы хотя бы не обращать внимания на всё это, я пытался прикладывать как можно больше усилий на улучшение "Чёрных Драконов". И даже темного времени не хватает на то, чтобы отвлечься, поэтому я бываю занят и в светлое время суток – и так проходят мои дни одним за другим. К счастью, это хотя бы окупается, и я вижу наглядный результат: к нам добавляются люди. Я не могу сказать точно, почему вдруг кто-то захотел к нам примкнуть, но мне кажется, что это дело рук Вакасы; наверняка он замолвил за нас словечко – хорошего о нас мнения, несмотря на то, что мы с Инуи его выбесили. И всё равно людей не так много, как хотелось бы, – всего-то 10-15, – но даже это уже какой-то результат. Уставший от всех этих дел, я вернулся домой после очередной ночи в магазине Шиничиро – теперь это база одиннадцатого поколения "Чёрных Драконов". Постоянные размышления, как быть дальше, усугубляли моё и так неважное состояние. И к моему несчастью, стоило только открыть дверь, как меня встречает человек, которого я сейчас хочу видеть в последнюю очередь – вообще, если честно, не хочу видеть совсем. – Такемичи, ты где был? – недовольный взгляд сестры даже не нуждается в том, чтобы проходиться по всей моей фигуре, ибо ей хотелось только смотреть на мои стыдливые глаза, где отражалась вся правда. Она всё ждёт ответа, зная, что не получит его, поэтому решает ругать меня молчанием, прищуриванием очей, точно залезает в душу, присматривается, и хмуростью светлых бровей. – Ты время видел? Поздняя ночь!.. – Не начинай сейчас. – равнодушно произнёс я, но не из-за ненависти или отсутствия чувств, а как раз таки из-за чрезмерного отчаяния, нежелания снова выслушивать бесполезные лекции – понятное же дело, что я не буду им следовать, потому что не могу сейчас всё оставить. Я надеялся, что моим словам сестра не придаст значения, но вижу только её широко раскрытые глаза, возмущённые таким поведением. – Что не начинать? – внезапно она вся разозлилась, закипела от гнева, что было видно по её лицу. – Ты вечно пропадаешь не пойми где, и мне остаётся гадать, что с тобой происходит. – ох, сестра, если бы я сам знал это... Тревога Ханамичи была мне понятна, ведь я, будь на её месте, сам злился бы на себя, – а может я уже? Но я не мог мириться с её чрезмерной опекой: она мне уже порядком надоела. Сколько сестра ещё будет доброй? Меня от этого тошнит. Ей уже давно пора понять, что я взрослый парень и могу постоять за себя сам, что не нужно за мной следить, ухаживать и уж тем более защищать – это последнее, чего бы я хотел. Неужели та битва в Рождество для неё ничего не значила? Разве я не показал, что могу и сам со всем справляться, что не маленький ребёнок, что мной можно гордиться? Да, Ханамичи говорила, что я силён, но было ли это честно?.. Всё моё детство она то и дело издевалась надо мной, и я просто не могу поверить в эти слова. Я не могу верить своей родной сестре. "Мы даже не родные", – подумал я. – Да я просто с ребятами тусуюсь. – я быстро придумал себе оправдание, в точности, как это делает она – а ведь постоянно думает, что я не замечаю её лжи! Но тем не менее мои глаза неловко убегали в сторону, то ли от стыда, то ли от нежелания сталкиваться с мёртвым взглядом, пытающимся проделать во мне дыру и надавить на совесть. Пожалуйста, не смотри на меня такими пустыми глазами. Сестра скептически на меня посмотрела, помолчав пару секунд, после чего, к удивлению, удалилась прочь, оставляя меня одного в прихожей. Я, успокоившись, взглянул на часы – три часа ночи, – а затем задался вопросом, почему она не спит; на Ханамичи даже была обычная повседневная одежда, а не пижама, доказывающая, что спать она и не собиралась. Но чем тогда будет заниматься девушка ночью во время каникул? Моя сестра не из тех, кто проводит время за учебниками и тетрадями. Ну, думаю, мне и знать не обязательно – своих проблем хватает. Потому я начал разуваться и стоило мне только подумать о том, чтобы снять куртку, как Ханамичи вернулась, держа в руках знакомую книгу. – "Как заработать криминальным путём". Твоя книга? – она чуть ли не в лицо мне её пихнула, заставая меня в беспокойстве. Это та самая книга, на которую я ориентировался, чтобы начать заработок для "Чёрных Драконов". Я даже не помню, где купил её – удивительно, что вообще нашёл, потому что не думаю, что это законно делать такие книжонки. Там было много полезного, и некоторые способы по отмыванию денег я всё-таки воплотить смог, но этого всё равно не достаточно. Но сейчас больше всего меня волновало то, что сестра нашла эту злосчастную книгу. Теперь у неё точно возникнуть какие-нибудь мысли по поводу меня и моих дел; ей станет понятно, куда я постоянно деваюсь. И мысли о том, что Ханамичи прознает о "Чёрных Драконах" вводила меня в ужас, тревогу, вызывая неоспоримое желание поскорее смыться, дабы не выдавать себя ещё больше – но даже это будет подозрительно. – Ты что, рылась в моей комнате? – я поменял тему разговора, надеясь увертеться от ответа. – Да. – она ответила сразу, отзываясь резкостью и полным пониманием моих выкрутасов. – Так зачем тебе эта книга? Ты что, в мафиози заделался? – сестра трясла ею перед моим лицом, а затем наконец со стуком чуть ли не бросила на тумбу, складывая освободившиеся руки в замок на груди, ожидая ответа на поставленный вопрос. Она так просто не отстанет. – Да отстань ты, просто взял. – я был на пределе из-за всех событий, произошедших за всё время, а боязнь, что Ханамичи всё прознает, не давала мне рационально мыслить; паника меня потихоньку охватывала, потому что я прекрасно осознавал, что ничего из моих слов не может меня оправдать, а поведение уж тем более вызывает ещё больше вопросов – и скоро на них появятся ответы, если так продолжится. Я должен сдержаться от взрыва своих накопленных чувств. – Я тебе не верю. – сестра сомнительно свела брови, выражая недоверие, но больше я замечал в её образе чувство обеспокоенности, тревоги за меня. Она больше переживала, чем злилась. – Скажи мне правду, Такемичи! – но её почти равнодушный облик мигом разрушился, давая волю всем эмоциям, из-за которых она раскидывала руки в мольбе, делала маленькие шаги навстречу мне, поднимала голову, а не смотрела из-под лобья – а глаза блестели, от слёз, наверное... Я не могу устоять. Прямо передо мной человек, готовый выслушать меня, готовый понять. Возможно, если я всё расскажу, то тогда мне станет легче на душе и смогу идти дальше по этой тяжёлой дороге; а может я и вовсе пойму причину всех своих поступков. Я бы очень сильно хотел найти того, кто меня поддержит – Инуи, хоть и помогает мне во всём, но это совсем не такая поддержка, к которой я стремлюсь. Я хочу, чтобы меня утешили, сказали, какой я молодец, раз могу так держаться. Но сестра явно не тот человек. Кто угодно, но только не она. Оттого я, невзирая на её отчаянные попытки меня расколоть, словно облился холодом, обретя чёрствость во взоре, прошёл мимо неё, "случайно" толкнув в плечо, не смотрел даже в её опечаленные глаза, поставив для себя более приоритетные вещи – забрал книгу, которая ещё мне пригодиться. И я делал это, даже сам не замечая, как начинал себя ненавидеть за лицемерие, ложь и непринятие своих же чувств. Что со мной? Почему я веду себя так отчуждённо рядом с теми, кто пытается меня спасти? Наверное, ответ проще, чем кажется: я просто хочу их защитить – неважно, какой ценой, даже если придётся сделать больно. Поэтому мне приходилось держаться таким равнодушным аж до самой комнаты, потому что чувствовал, что сестра ещё не потеряла надежду; я ощущал всем своим естеством, как она, будучи ошеломлённой, поворачивается, как кидает на меня волнующий всю душу взор, как приближается ко мне, готовясь снова быть отвергнутой. – Да что со всеми вами!? – хрупкие... Нет. Руки сестры схватили меня за свитер жёсткой хваткой да так, чтобы я точно не смог сбежать. Когда она успела стать такой сильной? – Что ты, что Баджи, что Майки – все ведётся себя странно! – восклицала Ханамичи, стараясь добиться ответов, которых, конечно, не получит. Но слова про "Непобедимого Майки" застали меня врасплох. Я не хочу слышать... – Не говори о Майки! – я не выдержал, и все мои чувства резко на меня нахлынули, как выбившаяся река из плотины, и намеревающаяся уничтожить всё на своём пути. Я не мог скрывать более всего, что таилось внутри, но этого было так много, что невозможно было узнать, что вырвется наружу первым; это как будто была гонка для всех эмоций. И кто же оказался лидером? Ох, если бы только не был упомянут ненавистный Сано, то гнев ни за что не прорвался первым, окутывая меня с ног до головы, вырываясь из моих гнусных уст, сверкая в голубых, совсем не созданных для злости, чистых очах – разве для этого я предназначен? Это явно не то чувство, которое я должен был отпускать так легко в этот момент; надо было контролировать себя получше, держать всё на поводке... Теперь всё неизбежно – я понял это сразу, как только накричал на сестру. – Я ничего о нём не хочу слышать! И хватит меня опекать! Я тебе что, ребёнок маленький!? Я младше лишь на полгода! – я ощущал, как во мне всё кипело: кровь, лимфа, пот, неготовые слёзы. Мои руки автоматом, сами по себе двигались, жестикулируя в такт моих небрежных, необдуманных слов, то поднимаясь, то опускаясь; и я не мог не заметить, как ладони раскрывались, близились к лицу сестры, но, одумываясь, я их сжимал и убирал прочь. О Господи... Как же я испугался... Не того, что хотел ударить Ханамичи. Я боюсь самого себя. Я боюсь того, во что я превращаюсь. Но почему... Почему я продолжаю кричать на неё? Почему я не могу просто прекратить делать больно тем, кого люблю? Если я действительно хотел бы защитить кого-то, то нашел бы другой способ. Какой же я трус... Даже осознавая все свои действия сейчас, я не могу взять вверх над собой, не могу контролировать всю грязь, что выходит изо рта.Посмотри на себя, Такемичи, ты же зверь.
– Я же просто волнуюсь, Такемичи... – сестра была в замешательстве и не знала, что делать. Таким она видела меня впервой. – Ты же мой брат... – Да мы даже не родные! – последние слова привели меня в себя, но было бы лучше, приди в себя я раньше. Стоило только мне сказать это, как я закрыл свой рот, переваривая всё своё дерьмо. Зачем я говорил столько? Зачем сказал именно эти слова? Я не могу теперь посмотреть сестре в глаза, потому что боюсь... – П-прости, я... – у меня даже нет прав просить прощения. "Я не знаю, что на меня нашло". "Я не хотел этого говорить". "Прости меня, этого не повторится". Бессмысленно говорить вообще что-либо. Нужно быть реалистом: такое не простительно. Я осторожно поднимал глаза, ожидая увидеть слёзы на её щеках. О боже, я не выдержу этой картины. Но что я вижу? Растерянный вид, распахнутые светлые ресницы и... Чистые, пустые глаза, в которых лишь страх; а моё чёткое отражение в них пугало, ведь я видел, каким был монстром. Она боится меня?.. Сестра смотрит на меня в точности, как тогда, при нашей ссоре, в мае – именно после этого она чуть ли не умерла. Я не хочу видеть этот взгляд вновь. Я не хочу отражаться в её очах. Я не хочу снова всего, что произошло тогда. И я не выговорил в этот миг и слова, развернулся, с ужасом понимая, что наделал, нервничая, и быстро удалился прочь в свою комнату. Я даже не извинился и не буду, ведь если попрошу прощения, то обязательно его получу. Не заслуживаю. Такой человек, как я, даже надежду на него не заслужил.Пожалуйста, сестра, не прощай меня...
***
11 января 2006 год.
Когда находишься в церкви, тебя всего пробирает насквозь. Становится жарко настолько, что начинает казаться, что на дворе не зима, а лето; и зной сопровождается ароматом благовонных свечей, которые зажигают во время обрядов, но даже потухнув, их запах всё ещё витает в пространстве, въедается в стены, иконы, скамьи, даже в людей, что ходят сюда – а кто же здесь засиживается в молитвах? В Японии мало христиан, но какие-то единицы есть; в основном я видел только стариков и старушек, что тихо бормотали молитвы, стояли перед портретами Иисуса Христа – молодежь же приходит редко. Людей очень мало. Тишина начинает тебя всего съедать. Ты весь на иголках. Даже неверующий в Бога человек, зашедший в оную обитель, прочувствует всё то давление на себе. Появляются какие-то странные ощущения: хочется признаться в грехах, искупить их, стать другим человеком – неужели, это лишь из-за воздействия всей здешней атмосферы? Начинается неравномерный стук сердца, прибавляющего скорость, дабы перекачивать кровь быстрее – а как мы знаем из курса биологии, кровь терморегулирует наше тело. Пот скапливается на лбу – я протираю его, после смотрю на мокрую ладонь, что тоже вспотела, будучи сжатой в кулаке. Я на нервах. – Он точно придёт? – я смотрю на Инуи, сидящего рядом со мной. Он одет в светлый свитер, оттягивает воротник от жары. Куртка же лежит на краю скамьи. – Должен. – кратко отвечает, но, видимо, сам пытается себя в этом убедить. Как-то необычно находится в месте, где тебя недавно избивали, ломали, раздирали в клочья. От воспоминаний становилось только хуже. – Так, давай ещё раз, какой у тебя там план? – спрашивал Сейшу, облокачиваясь на спинку скамейки и поворачивая свою запрокинутую голову ко мне. Я с неодобрением на него посмотрел. – Ладно, объясняю в третий раз: мы переманим Тайджу к себе. – я снова повторил свою безумную затею, в которую ещё не до конца верил. Инуи скорчил сконфуженную рожицу, опуская хмурые брови, сужая глаза и поднимая вверх губы. – Вообще-то, это цель. – заявил тот. – И каким образом мы его заманим? – Оу... Об этом я как-то не подумал... – я расстерялся, а Сейшу раскрыл рот, но не от удивления, а от осознания, что наш приход в церковь бессмыслен. – Ну понимаешь ли, я поздно ночью домой пришёл, так устал, даже сил не было... – Да не, я всё понимаю, не переживай. – меня успокоили. – Думаю, у нас ещё есть время всё продумать. – Да, ты прав. – я утвердительно покачал головой, и друг вместе со мной. Мы же никуда не торопимся. Просто ждём Тайджу, вот и всё. Он же не придёт сюда прямо сейчас, когда у нас нет ни плана, ни речи для его вербовки. Мы же не в каком-нибудь сериале, где жизнь главным героям постоянно подставу создаёт. Неожиданно, громоздкие двери, ведущие внутрь здания, распахнулись в полную силу и с грохотом закрылись. Мы не смели поворачивать головы назад, чтобы увидеть вошедшего человека, но его глухие, тяжёлые шаги говорили сами за себя. По спине прошлась дрожь. Я снова ощутил ту самую ауру, которую никогда не забуду ещё со дня Рождества. Шиба Тайджу здесь, и этот факт неоспорим. И где он был час назад, когда мы только пришли сюда!? Почему пришёл именно в тот момент, когда мы собирались обсудить план!? Ну что за подстава! А вот шаги становились всё громче. Я слышал, как они звучали где-то вдалеке, справа, прямо по середине – по дорожке, ведущей к главной иконе; мы же с Инуи находились в левом фланге скамей, сидели в первом ряду. Шум утих – лишь свечи прерывали тишину своими языками пламени вместе с бормотаниями людей. Внезапно, резко для нас двоих, стук его обуви доносился до наших ушей всё с большей чёткостью и звоном – Тайджу приближается к нам. Ох, Господи... Прошу, пусть это не так... Но, к сожалению, Бог ко мне не мил, потому мои уши ловят, как буквально сзади нас садится человек. Мы с Сейшу не двигались. Старались даже дышать осторожно, смотрели вперёд – казалось, что мы мертвы. Картина выглядела так: два опоссума посреди засохшей травы в саванне притворяются мёртвыми перед хищником, царём зверей – львом. Я бросил осторожный взгляд на Инуи: он очень нервный, а невозможность оттянуть с шеи воротник из-за страха вела за собой такую проблему, как скатывающийся пот с его лица прямо вниз по горлу. Вот блин, даже у меня уже брови промокли. Человек, сидевших сзади нас, задвигался, что было понятно по шуршанию его одежды и скрипа дерева, из которой сделана скамья. Его руки легли по обе стороны от нас, шокированных, чуть ли не хватая за шею, но зато придавливая её и притягивая наши головы к себе. Тайджу наклонился к нам, и его горячее дыхание опаляло и без того вспотевших нас. Мы в беде. Его руки сильно сжимали меня и Сейшу, что мы даже ухватились за них, дабы ослабить хватку, но наши веточки ничего по сравнению с его стволами. После Тайджу заговорил: – Ну чё, побазарим на улице? – серьёзность в его гласе о многом говорила. – Божий дом осквернять грешно. Мы аккуратно встали, пока ладони дьявола переходили на заднюю часть шеи, сдавливая в этом месте, дабы мы точно не сбежали. С таким же подчинением мы прошли к дорожке, направились к огромным дверям, ведущим нас на наказание, в ад. Не было даже возможности повернуть голову – сжимали так сильно, что появлялась опаска, что нас просто сплющат. Каждый шаг даётся с трудом, но возникает мысль, что нельзя вечно бояться. Я попытался собраться с духом и приготовился к последствиям нашего с Сейшу прихода в это опасное место. – Чё вам надо, уебаны? – с такими словами тиран бросил нас на землю, стоило только выйти наружу. Встав сразу, я отряхнул с себя грязь и посмотрел на Шибу, одетого в обычное, коричневое пальто и бледно-синий шарф – не слишком ли холодно для такой погоды? Или же мускулатура спасает от мороза? Я очень старался не показывать волнение перед ним, по крайней мере, не боялся, ведь это был не тот человек, которого нужно пугаться. Не для меня. Да, Шиба жесток, опасен, силён и может избить, даже убить кого-нибудь; но из-за чего-то я не мог колебаться. Потому мои чистые глаза, в коих пасмурное небо выглядело совсем светлым, с решимостью глядели на воплощение ада. И как такое существо способно посещать церковь после всех совершенных грехов? – Тайджу, сколько лет, сколько зим! – я немного посмеялся, похоже, старался успокоить себя ещё больше. – Я хотел кое о чём поговорить с тобой. – Поговорить? – он бросил на меня скептический взгляд, прищуривая тусклые, но зоркие очи, как у орла. Голова его поднята вверх, смотрит, как на букашек, ни во что не ставит. – Точнее, я хотел попросить. – от поведения, показывающего незаинтересованность, я начинал сомневаться, но мигом понимал, что так легко мне ничего не добиться. Шиба навострил уши. – Тайджу, я хочу, чтобы ты вступил в одиннадцатое поколение "Чёрных Драконов". Ты мне очень нужен. От услышанного он засмеялся, чем ввёл меня в замешательство. – Ханагаки, да какой мне резон вступать к вам? – вполне очевидный вопрос задал тот, резко приобретя серые оттенки серьезности не только в лике, но и во всём стане. – Ну, вообще-то, никакой, – я начал нервно перебирать пальцы, чувствуя, что, даже выйдя из жаркой церкви, пронизывающей меня всего, по моему телу всё равно скапливались маленькие капли пота – от стресса? – Но если ты нам поможешь, то банда расшириться, наша мощь повысится, а вместе с этим и доходы. Единственное, что я могу тебе предложить, так это деньги... Я не успел договорить, как почувствовал сильную хватку за свой шиворот, как ноги отпрянули от земли и всё моё тело повисло в воздухе, поддерживаемое всего одной рукой Тайджу. Всполошенный таким неожиданным действием, я что-то промычал – не досказанные слова, – взглянул в лицо тирану и по нему понял причину такого буйства. Шиба был разозлён настолько, что не было даже того самого злостного оскала, который он так любил. Моё предложение чем-то оскорбило Тайджу, и я за это поплачусь. "Только недавно пизды получал, теперь снова придётся!?" – подумал в ужасе я, вспоминая, с какой болью отзывались синяки, подаренные тираном в Рождество. – Я кто, блять, по-твоему, такой? – свирепость отчётливо слышалась в его стальном голосе, виднелась в его опасных глазах, чувствовалась в его крепкой хватке. – Думаешь, я подстилюсь под тебя из-за денег? – в одночасье он засмеялся, но в миг прекратил – сразу видно, не от веселья хохочет. – Да я лучше тогда сам создам свою банду и буду зарабатывать столько бабла, сколько тебе не снилось. Но в любом случае, здесь дело не в деньгах: они меня не интересуют. Тогда и мне предлагать больше нечего... – "Чёрные Драконы" собираются сразиться со "Свастонами". – Сейшу, вставая и отряхивая грязь от светлого свитера, решил внести и свою лепту в наш разговор, который, кстати, шёл не очень гладко. Но, к удивлению, его слова действительно заинтересовали Тайджу, что было заметно не только по его расслабившемуся взгляду, но и появившейся спокойной улыбке. – Это и есть главная причина создания одиннадцатого поколения. – Ого~, – как-то бесчувственно протянул Шиба, – так вы хотите, чтобы я стал вашей тяжёлой артиллерией против них, потому что у вас самих нет никого стоящего в банде? Как эгоистично, я же ничего с этого не получу. – Ну да, конечно, ты ничего с этого и не получишь. – легко сказал Инуи, будучи полностью расслабленным; он даже смел гордо поднимать голову, повернутую немного набок, как будто бы в несчастной ситуации сейчас находится тиран, а не мы с ним. "Инупи, идиот! Только хуже делаешь!" – кричал внутри себя я, смотря на "друга" осуждающим взглядом, пытаясь сказать, чтобы тот перестал говорить – иначе хуже сделает. – Но разве ты не хочешь посмотреть, как Ханагаки надерёт зад "Непобедимому Майки"? – какая нелепица слетела с его губ; но то была нелепица, которую я хотел воплотить в жизнь. Слова его заставили меня перевести взгляд на молчащего, призадумавшегося Тайджу, чья тишина говорила только об одном: он реально клюнул на это гнусное объявление. Затем глаза быстро бросились обратно к Сейшу, зачинщику возгораемой страсти тирана, и я понял, что он изначально этим предложением и хотел привлечь внимание самого дьявола. Но неужели ему нужно только представление, где неудачник побеждает непобедимого? Разве с этого шоу есть прок? Это имело значение для Шибы? – Инупи, лучше бы сразу с этого и начал! – пролелеял наконец-то Тайджу, отпуская меня, упавшего задницей на твёрдую землю – но я был благодарен, что меня не швырнули, как это делали в Рождество. Ох, его оскал теперь сиял от дневного света, отражая лучи своими белыми зубами. – Если поможешь нам в формировании банды, то будешь смотреть на бойню в первых рядах. – Сейшу, заметив, как крупная рыбёшка схватила наживку, тут же предоставил условия и награду за их выполнение. Делает всю работу за меня... – Только вот за грань нормального выходить нельзя. Мы не восьмое, не девятое, не, уж тем более, десятое поколения; одиннадцатое собирается стать новой версией "Чёрных Драконов", что не будет пачкать руки в грязи по локоть. – но он также не забывал про свои изначальные цели: создание банды, что будет беззаботна и чиста. Хотя какая здесь беззаботность, значащая отдых, веселье и несерьёзность, если созданы мои "Чёрные Драконы" из-за мести. В принципах Инуи что-то поменялось – или он сам? Он говорил мне, что готов на любые методы, так почему сейчас опять твердит о чести? Может, Сейшу верит в хоть какой-нибудь шанс? Если всё оборвется неудачей, то, неужели, он со всем смириться лишь тогда? – Ты чо, ненормальный? – внимание! Наблюдается резкая смена настроения у самого опасного парня на районе! Просьба подбирать слова аккуратнее! – Банда это тебе не Иисус, чтобы святым быть. Для развития такого "детского сада" нужно много времени и сил, к тому же время таких группировок уже давно прошло: сейчас всех волнует нажива, деньги, власть, а не дружественные погоняловы на байках по улицам. Тайджу мыслил логично; он видел всё таким, каким оно должно быть, а не каким бы хотел видеть. И это его виденье заставляло сомневаться в удаче наших мечтаний с Инуи – хотя мы итак давно приняли факт, что не всё будет успешно и так радужно. Но в то же время я хотел заполучить Шибу себе в "Черные Драконы" из-за его реалистичной точки зрения, ведь понимал, какой ценностью он обладает, какую пользу принесёт нам, что найдёт нам пути для продвижения вглубь криминала и что увеличит шансы победы над "Свастонами". Да, это и была моя изначальная причина, почему мне нужен Тайджу. Несмотря на его жестокость, именно она и подняла его на вершину, показала, как можно легко добиться господства, характеризовалась твердостью в решениях и несгибаемой волей. Он ответственный человек, способный очаровывать других, более мелких людишек, что поплетутся за ним, за его широкой спиной – а впереди лишь успех; я хочу владеть этой харизмой, этой силой и уверенностью – все нужные качества лидера, а главное победителя.Уговорить его. Любой ценой.
– Тайджу, ты прав. Мои "Чёрные Драконы" не могут быть чисты. – но я смотрел на всё не только в реалиях, но с душевной точки зрения. Шиничиро, глава первого поколения, был хорошим человеком, что в душе, что снаружи – оттого и время его правления было самым безмятежным. Внутри него распускались яркие цветы на чистых полях под золотым солнцем, греющим каждого встречного человека – ангел во плоти, не так ли? Не способен на зло. А что внутри меня? Буря, шторм, волна эмоций и недосказанных чувств; ураган где-то сносит дома, в коих находятся мои близкие и они страдают, – а их крыши, отрываясь, летают туда-сюда, словно качели, – моё сумашествие. И говорить не стоит о том, какие наводнения случаются там, что если бы они были в настоящем мире, то непременно затопили бы всю Японию, – не то ли моя печаль? Как вулканы, из которых сочился дым, а вместе с ним и чёрный пепел, извергались, трясясь, плеваясь вулканическими бомбами, что падали, раня не только моё сердце, но и сердца моих дорогих людей, – это есть мой гнев. Что может получиться из этого внутреннего мира? Ровным счётом ничего хорошего. Но самое страшное, что всё это пытается вырваться наружу, заслонить моё желание сделать всё по-хорошему. Поэтому, как бы я не старался, мои "Чёрные Драконы" никогда не станут добрячками. Но надо ли мне это? Ведь единственное, что меня удерживало, так это Сейшу, но теперь и он готов на всё. Не значит ли это, что теперь мне дан полный карт-бланш?.. – Подумай, если бы я действительно стремился к этой невинности, то разве обратился бы к тебе? – и впервые я за сегодня надменно взглянул на Тайджу, короля тиранов, закидывая голову верх вместе со спокойным взглядом и выдыхая воздух, белеющий на морозе. – У тебя есть опыт работы в бандах, а самое главное связи с влиятельными людьми, способными помочь нам не только финансово, но и поднять репутацию, замолвить словечко среди всех байкеров. Я не против, если ты, Тайджу, используешь насильственные методы. Просто дай использовать тебя. Шиба прищурился, точно обдумывал заманчивое предложение, в то время как Инуи не то с шоком, не то со спокойствием – а может злостью? – смотрел на меня широко распахнутыми очами, сжимая кулаки. Ему не понравилась моя тяга к жестокости? – Я не тот тип людей, что позволяет марать об себя ноги и подстраивается под других, – начал было молвить Шиба, показывая, как моё приглашение ударяет по его эго. – Но раз уж я смогу взглянуть на проигрыш "Непобедимого Майки", то готов вступить в ваши ряды; к тому же мне интересно, какими станут "Чёрные Драконы" под руководством слабого Ханагаки, принявшего такого неконтролируемого монстра, как я. – он даже не отрицал тот факт, что является чудовищем, и это ещё сильнее пугало меня в нём, когда я смотрел на его широкую улыбку в данный момент. – Что ж, теперь тебе понятен мой ответ. Не разочаруй меня. – с этими словами, Тайджу отвернулся, зашагал к массивным дверям церкви и ушёл прочь от нас, по всей видимости, желая как можно скорее помолиться Богу. А я всё ещё глядел, куда он ушёл, сам не веря в выполненную цель, монотонно дыша в такт своего сердцебиения – удивительно, но оно такое спокойное... Я был рад. Наконец-то, всё пойдёт на лад, ведь теперь с нами есть тот, на кого можно возложить ответственность за финансы; да и люди будут присоединятся не только из-за денег, но и из-за влияния этого тирана. Будь я плохим парнем, точно бы последовал за ним в десятое поколение "Чёрных Драконов". – Ну вот, теперь точно можно забыть о добросовестности одиннадцатого поколения. – проговорил Сейшу, подходя ко мне и тоже смотря на громоздкий вход церкви. – Всё будет хорошо! – я попытался убедить его в том, что данный вариант самый лучший, но мне всё равно было как-то не по себе. Я не понимал не только себя, но и своего друга, а именно его цели и мотивацию идти дальше. Я боялся, что он оставит меня, осознав, что от первого поколения ничего не останется; но я утешал себя воспоминаниями, когда он сам говорил, что будет идти на любые меры ради развития моих "Драконов". И оттого я предавался сомнениям, ловил противоречия. – Я не Шиничиро. – после долгого молчания промолвил я. – Знаю. – ответ Сейшу показался мне каким-то уже не таким разочарованным, а понимающим, смирившимся. – Я же сказал тебе, что готов на всё, так что хватить уже мешкать, Ханагаки. – он похлопал меня по спине, а после громко чихнул. – Вот чёрт! Куртка в церкви осталась!***
15 января 2006 год.
Я открывал ворота, заходя во двор частного дома семьи Сано. Даже будучи здесь не впервые, мне всё равно было как-то непривычно находиться в подобном месте; возможно, это чувство возникало из-за моих натянутых отношений с Майки. Солнце ярко светило, но не грело, ослепляя глаза, и мне было противно от такой чудесной погоды, ведь мои предположительные планы на ближайший час не представляли из себя ничего положительного. С "Чёрными Драконами" дела обстояли очень хорошо, что не могло не радовать; стоило только Тайджу стать частью банды, как мы сразу же поднялись по лестнице криминала. Да и численность членов сильно возросла за пару дней. О финансах тоже можно было не беспокоиться, ведь множество путей заработка нам открыл непосредственно Шиба. Но меня всё равно напрягала вся та грязь, в которую мы начали ввязываться; большинство нашей работы была, мягко говоря, не самой святой, что только ещё сильнее давило на мои итак расшатанные моральные принципы. Я делаю зло не потому, что я этого хочу, а потому что у меня нет другого выбора. Приходится жертвовать нервами, бояться, что нас поймают за совершением преступлений, жалеть невинных людей, которых мы грабим или избиваем. А что, думали, преступной организацией так легко руководить? Как Тайджу и говорил: "Людям нужна нажива", – поэтому деньги для нас в приоритете, ибо это единственное, что удерживает всех негодяев, составляющих "Чёрных Драконов", в банде. Вот почему финансы были самой главной проблемой... Но, я считаю, что есть ещё одна проблема, не менее серьезная: моя нерешительность. И дело не в том, что я не знаю, стоит ли идти против Майки или нет – я уже решил, что войне быть. Скорее уж мои чувства до сих пор не прояснились полностью. Быть как Майки... Это явно не всё, чего я желал.Не смей переживать за меня, своего врага.
– Майки, я и есть глава "Чёрных Драконов". – с грохотом посуды на столе я резко встал, упираясь руками, прожигая взглядом дыру, но не в