Lover of Mine

      Бас проносится по клубу, проходясь импульсом по моим венам, музыка стекает из динамиков и каплями падает на кожу. Это какой-то ремикс на «Stripper Hoe» Карди Би (какая ирония), и он абсолютно не подходит моему стилю, но приходится работать с тем, что есть. Джиджи всегда говорила мне, что для успеха нужно чувствовать музыку, поэтому я закрываю глаза, хватаюсь руками за стоящий рядом шест и отпускаю себя.       Я чувствую всё, что делает этот клуб уникальным — запах затхлого одеколона, сладкие брызги фруктовых духов, сочетание крепких напитков и табака. В этом помещении я — единственный парень-стриптизёр, усердно работающий над своими движениями, но помимо меня здесь также ещё две девушки, делающие всё в два раза усерднее. У танцовщиц получается выполнить больше трюков, чем у меня, только потому, что между ног у них нет члена, и раньше я считал это недостатком, пока не понял, что именно эта часть моей анатомии отправляет меня домой с пачками денег. Каждую ночь. Настоящими пачками денег.       Открываю глаза, стоя вверх ногами, тем самым выполняя новый трюк, над которым мы с Джиджи работали всю неделю. Я до сих пор не довёл его до совершенства, и жжение в бёдрах напоминает об этом, но я стараюсь не обращать на него внимание, сползая обратно на пол. Десятки и двадцатки на сцене вокруг меня говорят о том, что усилия, по крайней мере, были отмечены. Кто сказал, что людей, работающих здесь, как-то унижают? Если уж на то пошло, тот, кто бросает деньги на сцену, чтобы посмотреть, как я кручусь на шесте в золотых стрингах, оплачивая тем самым мои счета, может в бесплатном доступе найти похожее в Интернете.       Плевать. В любом случае, уже почти подошло время пройтись по залу, и это моя самая любимая часть ночи — играть с галстуками бизнесменов, которые счастливы в браке, но не могут признаться своим жёнам (или же себе) в том, что им нравится смотреть на то, как другой мужчина раздевается. Иногда они пахнут приятным одеколоном, но в основном лишь раскаянием. Их глаза настолько остекленели от дорогого виски, что они готовы на всё ради меня, и это пинает их под дых. Но в конце зала я замечаю мужчину, и он не выглядит раскаявшимся. На самом деле, он, кажется, единственный, кто уверенно наслаждается происходящим. Меня привлекает эта уверенность.       Сигара свисает изо рта, разномастные золотые кольца украшают его пальцы, пока он потягивает то, что кажется элитным бурбоном. Я полагаю, у него есть наличные, только потому, что на столике рядом с ним стоит бутылка, и каждый раз, подзывая к себе официанта, он кладёт ему в карман стодолларовую купюру. Многое можно купить за деньги, и, в конечном счёте, это то, ради чего мы здесь и обитаем. Мы может сделать многое ради прибыли.       — Он следит за тобой, — выкрикивает Джиджи позади меня. Я слежу за тем, чтобы мои бёдра продолжали двигаться, одновременно с этим оглядываясь. Она крутится вокруг шеста, улыбаясь всем, кого видит.       — Все приходят сюда, чтобы поглазеть на меня, — возражаю я, чувствуя облегчение в ногах от ощущения холодного металла, также, как и девушка, обвивая ими шест.       — Ты ведь знаешь, что я имею в виду, — говорит она, и я знаю. Джи права. Он тот самый человек, которого каждую смену я желаю здесь увидеть.       Я решаю сделать небольшой обход, ловко приближая своё тело к мужчинам, чтобы тем самым показать, что сейчас им пора приготовить свои деньжата. Это высокомерно, но я бы не занимался этим, если бы у меня не было хотя бы немного завышенное эго.       Первые несколько разговоров типичны и кратки, полны грязных словечек и небольшой ласки галстуков и груди. Всё проходит успешно, ведь под поясом моих стринг прячется немалое количество купюр, а ведь это только начало ночи. Я почти слышу, как оплачиваются выставленные мне счета за квартиру, что вызывает внутреннюю улыбку.       Мой следующий клиент — Джерри Филдс. Обычный. Родился в конце пятидесятых. Обычно он приходит сюда после работы с запахом водки изо рта и в свитере с ромбами. Никогда не пользуется своей кредитной картой, всегда просит сигареты у окружающих, две старшие дочери учатся в медицинском институте. Они хотят стать хирургами. В такие моменты мне ненавистно вспоминать о своих сёстрах.       — Добрый вечер, мистер Филдс, — воркую я, поправляя кончиками пальцев его галстук. Джиджи научила меня тому, как сделать своими руками так, чтобы вызвать у присутствующих желание прийти снова. Это, конечно же, срабатывает, потому что мужчина наклоняется вперёд, решив немного схватить меня, чтобы погладить по бедру. Он пахнет как обычно и немного потом. Должно быть, плохой день. Я чувственно останавливаю его руку, поглаживая пульсирующую точку на его запястье. — Единственный способ сделать это — заплатить за танец. Вы ведь знаете.       Это небольшое правило, которого достаточно, чтобы в ответ услышать: — Сколько стоит танец?       Я делаю паузу, чтобы задуматься, конечно же лишь для вида. — Штуку баксов.       — Это грабёж в чистом виде! — кричит он, перекрикивая музыку, тем самым привлекая внимание нескольких мужчин, сидящих рядом с нами, включая следующего в очереди. Того, кто больше всех заинтриговал меня сегодняшней ночью, а также того, у кого сильнее всего вопросительно приподнимаются брови. Клянусь, все здесь думают, что мы беспомощны, но у меня на запястье браслет, который даст охраннику сигнал о помощи, как только я нажму на кнопку.       Я немного смеюсь и качаю головой, сохраняя свою сексуальную привлекательность, но строго заявляя: — Вы находитесь в верхнем Манхэттене, в элитном клубе, мистер Филдс. Почему ещё, вы думаете, минимальная сумма просмотра составляет десять долларов за песню?       Мужчина открывает рот и тут же его закрывает, отодвигая стул, чтобы встать и уйти. Честно говоря, я чувствую облегчение. Он был последним человеком, перед которым мне бы хотелось танцевать, поэтому я разворачиваюсь и начинаю своё путешествие к мистеру Золотые кольца.       Чем ближе я подкрадываюсь к нему, тем увереннее могу сказать, чего мужчина хочет. Он не сводит с меня глаз, пока я иду в его направлении. Даже не отворачивает голову, чтобы выдохнуть сигарный дым. Я облизываю губы, проводя взглядом по всей его фигуре. Мягко говоря, он прекрасен. Кольца, отражающие свет и демонстрирующие его изящные пальцы, мягкие каштановые волосы, зачёсанные назад, и к чёрту эту ухмылку, словно показывающую его понимание того, что сегодня — он самый привлекательный мужчина в этом заведении.       Когда я пытаюсь покрутить его галстук в руках, он удивляет меня тем, что подаётся вперёд настолько, что я могу без проблем услышать его, несмотря на музыку.       — Ты сказал тысяча баксов за танец?       — Именно.       — Прекрасно. Сколько стоит приватная комната?       — Четыре тысячи, плюс тысяча за танец, — это ложь. На самом деле приватная будка стоит две тысячи, плюсом к той тысячи, которую мужчина платит за танец, но ему не обязательно об этом знать. Не тогда, когда он так и излучает значки долларов.       — Я согласен.       — Я весь ваш, как только закончу свой обход, — поддразниваю я, сумев провести рукой по его плечу.       Мужчине легко угодить, судя по тому, как сжимаются его челюсти, когда он смотрит на мою руку, лежащую на его костюме. Когда тот поворачивается ко мне, его глаза кажутся ещё темнее, чем до этого.       — Шесть тысяч сверху, и ты уходишь со мной прямо сейчас.       Это то предложение, от которого меня учили никогда не отказываться, да и зачем мне это?       — Я принимаю ваше предложение, сэр, — отвечаю я и говорю, что провожу его к приватным кабинкам. Там оказываются немногие. Не все люди могут позволить себе подобное.       Мужчина кивает, встаёт и разглаживает руками свой костюм. Я смотрю на то, как его руки поправляют запонки, улавливая мерцание дизайнерской метки.       «Армани».       Вот таким и будет продолжение этой ночи.       Двигаясь к задней части сцены, я осторожно жду, пока Джиджи закончит своё фирменное движение. Оно требует использования ног, и я усвоил этот урок, как-то раз вернувшись домой со слишком большим количеством порезов на щеках, оставленных высокими каблуками.       — Джи, я выйду покурить, — говорю ей я, но она знает, что я не курю, а также знает, что это означает, что кто-то попросил меня станцевать приват.       — У меня есть зажигалка, если она тебе понадобится, — отвечает она, что на самом деле означает: «будь осторожен и помни, что браслет всегда при тебе». Мы часто говорим с ней такими своеобразными кодами. Без этого никак.       Музыка затихает, когда я приближаюсь к мужчине, ожидающему позади и сейчас разговаривающему с сотрудником службы безопасности, пихая тому в руку купюры, номинал которых я не могу разобрать. Высокие, сильные мускулы Альфреда, чёрная футболка с названием клуба, навевают угрозу. Его руки скрещены перед ним, но он улыбается и смеётся над словами мужчины, делая вид, что играет по его правилам.       — Что тут происходит? — спрашиваю я, зная, что это касается моего тела, что, следовательно, моё дело, особенно учитывая, что Альфред — мой страховочный трос на обратной стороне этого браслета.       — Я только что договорился, что нас не будут прерывать, пока я не скажу, что время вышло, — отвечает мужчина, и охранник открывает дверь, позволяя ему войти.       Я всё же начинаю сомневаться, но Альфред смотрит на меня успокаивающим взглядом.       — Нажмёшь на кнопку, и я вас прерву, — строго говорит он, делая вид, что не смотрит в мою сторону. — Эти богачи думают, что могут позволить себе делать всё, что они только пожелают. Высокомерные придурки.       Я сдерживаю смех, благодарно улыбаясь ему, и направляюсь в приватную кабинку. Тут довольно уютно — кожаный диван, прижатый к левой стене, со стоящим перед ним столом, синие светильники, спрятанные в верхней части стены, зеркало прямо напротив кабинки и динамики во всех четырёх углах для оптимального звука. Это не звукоизоляция, но почти. Все звуки извне исчезают.       Мужчина проскальзывает в кабинку, указывая на место по диагонали от него, куда я должен присесть. Это что-то новое. Обычно клиенты сразу же требуют приватный танец. По крайней мере, я хотя бы смогу поставить свой собственный трек на компакт-диске и не слушать то дерьмо, которое они включают в главном зале. Помню как я, и ещё один парень, возмущались по этому поводу, но мы были в меньшинстве. Оба хотели больше альтернативной музыки, а все остальные были сторонниками обычной попсы.       Личная официантка появляется почти в эту же секунду, на ней нет ничего, кроме практически прозрачного нижнего белья и туфлей на длиннющей шпильке. Я её не узнаю, значит, она новенькая.       — Я Электра, — мило говорит она, хлопая ресницами, глядя на нас обоих, но в большей степени на того, кто отвечает сегодня за чаевые. — Чем я могу угостить вас обоих сегодня вечером?       — Принеси нам вашего самого дорогого виски и два стакана, милая, — улыбается мужчина, я замечаю образовавшиеся ямочки и то, как красиво выглядят его зубы. Боже, он такой харизматичный, хотя почти ничего не делает.       — А что, если я хочу немного бурбона? — спрашиваю я, и он вопросительно смотрит на меня. — Я видел, как вы пили его возле сцены. Смотрелось неплохо.       — Ты должен запомнить, что я помешан на контроле, — возражает он, ухмыляясь мне, а затем улыбаясь Электре, когда та ставит стаканы и разливает нам алкоголь. Её руки немного дрожат, и когда она смотрит мне в глаза, я слегка улыбаюсь и киваю. «Всё в порядке» — говорю ей взглядом, даже если у одного из её первых клиентов, вероятно, достаточно денег, чтобы купить и продать это место и всех, кто в нём находится. Она улыбается в ответ, убирая бутылку в сторону.       Я снова осматриваю мужчину. Этот костюм точно стоит несколько тысяч долларов, вместе с рубашкой, штанами и туфлями. Сомневаюсь, что он смешивает бренды. Наверное, это всё от «Армани». Хм. Он наверняка наркоторговец. Возможно, сутенёр? Я не против раздеться, но никогда не буду заниматься проституцией. Знаю, что так намного безопаснее.       — С тобой всё в порядке? — спрашивает он, выводя меня из мыслей. Я не понял, что потерял связь с остальным миром.       — Да, извините, — быстро отвечаю я. — Что вы сказали? — я не уверен, произнёс ли он хоть слово, но попытаться стоит.       Он тонко улыбается. Тем самым не оскорбляя меня. Лишь подмечая. — Я сказал тебе, чем зарабатываю на жизнь, — он ставит стакан на стол, проводя пальцем по его краю. — Я лучший брокер на Уолл-стрит.       — Это…       Он поднимает руку, чтобы заставить меня замолчать. Видимо, ему есть что сказать. Слова Альфреда проносятся у меня в голове. Высокомерные придурки. — Я знаю, где нахожусь, знаю, как всё должно пройти, просто хотел, чтобы ты знал, что я не буду пытаться продать тебя в рабство.       Я давлюсь алкоголем, который только что начал пить, закашлявшись и тут же вытирая рот тыльной стороной ладони, потому что что он только что сказал? Наверняка тот, кто хочет продать тебя в рабство, обязательно скажет, что он этого не сделает, верно?       — Извините?       — Прошу прощения за напористость, но у некоторых танцоров, с которыми я пробыл здесь до этого, был такой же страх в глазах, так что я подумал, почему бы сразу не успокоить тебя?       Хорошо. Думаю, мне нечего ответить ему на это. Поэтому я спрашиваю: — Тогда какова истинная цель вашего пребывания здесь? Оставили жену одну дома? Сомневаетесь в своей ориентации? — я склоняю голову набок. — Предполагаю, что у других танцоров возникали те же вопросы, поэтому я подумал, почему бы не спросить об этом напрямую?       Мужчина смеётся, указывая на меня пальцем с выступающим золотым кольцом в виде буквы «Г». — А ты смелый. Мне нравится это, — он делает глоток из своего бокала, прежде чем продолжить, в то время как я слежу за каждым его движением. — Я мужчина, которому нравятся другие мужчины, так что это исключает возможность того, что у меня есть жена, и у меня также нет мужа, если ты спросишь и об этом. Что касается моей ориентации, то я давно уже в ней разобрался. Как и ты. Насколько я могу судить.       — Так чего же вы тогда хотите? Вы очень много заплатили для того, чтобы я оказался с вами в этой комнате.       Мужчина наклоняется вперёд, прищурившись, словно пытаясь меня прочесть. — Ты единственный из всех тех, кого я звал сюда, назвал сумму выше той, что назначает сам клуб. Почему? — я ошеломлённо смотрю на него, ведь в моих действиях не было какого-либо злого умысла, я всего лишь хотел проверить его границы. Он замечает мой ступор, поэтому немного отступает. — Расслабься, расслабься. Я нахожу тебя интересным. Даже сексуальным.       Ладно, то, что он назвал меня сексуальным, не должно вызывать положительных эмоций. Он мой клиент. Хотя, когда это меня останавливало?       — Вы так и не сказали мне, чего хотите.       — Каковы правила? — он откидывается назад, вытянув руку по спинке дивана, скрещивая одну ногу с другой. Обнажается небольшой кусочек его носков. Наверное, тоже от «Армани». — Я просто хочу знать, чего мне ожидать, заплатив тебе такие деньги, — он акцентирует внимание на последних двух словах, и мужчина явно знаком с тем, что у каждого, кто работает здесь, разные границы дозволенного.       Я делаю глоток своего напитка и расслабляюсь, жжение окутывает горло и нервы. — Вы остаётесь в одежде. Я снимаю одежду. Ну, — смеюсь я, глядя на себя. — Я вроде как уже раздет, так что это формально. Я покажу вам всё, что вы захотите, сделаю всё, что захочу сам, но не пересеку грань между чувственным и сексуальным. Я не прикоснусь к себе в этом плане.       — Что произойдёт, если этого захочу я?       — Эта часть не зависит от вас. Обычно, если у нас с клиентом возникает химия, я говорю, чем мы можем заняться после. Иногда продолжения не бывает. А иногда мы встречаемся после моей смены. Это как заплатить за свидание и переспать в конце ночи, — я смотрю на то, как он кивает, словно вникая в каждое слово, произнесённое мной, и пытаюсь игнорировать тот факт, что между нами, похоже, есть та самая химия. — Вывод таков: я должен возбудить вас. Просто не трогайте себя, что само собой разумеется, но некоторые мужчины действительно не умеют себя контролировать… — я замолкаю, когда замечаю, как уголки его рта изгибаются.       — Интересно, — медленно говорит мужчина, делая ещё один глоток. — А как мне тебя называть?       — Как вы захотите.       — Я не уверен, что твоё сценическое имя будет хорошо слетать с языка.       — Ну, можете придумать для меня милое прозвище…       — Как тебя зовут, Сладкие Щёчки?       — Меня? Вы про моё настоящее имя? — спрашиваю я, явно слишком взволнованно. Моя личность всегда скрыта, иначе у меня не было бы сценического имени. — Вы многого хотите для того, кто едва меня знает.       Мужчина даже не моргает, когда произносит: — Ещё тысяча сверху, и ты скажешь мне, как тебя зовут, красавчик.       Тысяча. Тысяча? Он хочет заплатить мне тысячу за такую ​​простую информацию, как имя. Я действительно мог бы с пользой использовать эти деньги, и если он настолько глуп, чтобы предложить их, то это только его проблемы. Я смогу купить на них книги для следующего семестра. — Что насчёт вашего имени? — это должно оттолкнуть его.       — Меня зовут Гарри. — или нет.       Гарри. Это объясняет букву «Г» на его кольце. Надменные засранцы и их инициалы на золотых кольцах. Я присматриваюсь, и вижу, что на другой руке у него есть ещё одно, только с буквой «С». Наверное, это его фамилия или что-то очень клишированное. Мои глаза поднимаются, чтобы встретиться с ним взглядом, и сейчас он явно ждёт моего ответа.       Я сглатываю. — Луи.       — Луи? — он поднимает бровь, и я киваю. — Звучит красиво.       — Спасибо, сэр.       Он снова поднимает руку. — Зови меня по имени и давай перейдём на «ты», пока мы здесь, Луи. Оставь «сэр» на потом.       — Почему ты так уверен, что будет потом? — усмехаюсь я, откидываясь на спинку дивана и постукивая пальцами по краю стакана, стоящего передо мной. Мне срочно нужно позвать Электру, чтобы она налила мне ещё этого проклятого напитка.       — Я никогда не ошибаюсь, — заявляет он так, словно это факт, а затем кивает на стереосистему в углу. — А пока я хотел бы получить свой танец.