ID работы: 11687908

АСМР, весна и кофе

Слэш
NC-17
Завершён
1205
Размер:
111 страниц, 17 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
1205 Нравится 215 Отзывы 358 В сборник Скачать

Часть 14. Одомашненный дикий кот

Настройки текста
Холодные ветреные ночи сменились полным штилем. О жизни вне стен многочисленных мастерских, у кого в доме, у кого в институте, напоминали пролетающие высоко в небе птицы. Должно быть замечательно вот так, парить над землей. На городские огни смотреть и не понимать той суеты, что люди разводят. Последние мазки кистью. Главное не испортить работу, не добавить лишнего. Оформить в тонкую деревянную раму каждый холст, перечитать еще разок письменные пояснения и надеяться, что они не пригодятся. Четыре часа утра. Спать уже поздно, а просыпаться рано. В прошлом году Хуа Чэн бы уже ощутил поедающее изнутри чувство одиночества, когда лишь одного хочется — обнять. Он бы сгреб в эти объятия подушку и плевать, что она мягкая или маленькая. Он бы прижался. К кому? Понятия не имел к кому. К кому-нибудь. А сейчас счастливо улыбается, выходя из своей мастерской, зная, что на этой самой подушке его любовь. И его можно обнять и прижать. Разбудить тоже можно. В четыре утра. Прямо сейчас. Но как такую красоту будить? Он умывается, чистит зубы и про себя отмечает, что без глазной повязки удобнее. А если волосы собирать в высокий пучок, то челка не мешается. Да и белый цвет ему вроде как идет. Се Лянь все не знал, как отблагодарить за кольцо, поэтому в вечное пользование отдал свою футболку. А на сердце так тепло от этого. Улыбаться хочется. Хуа Чэн ложится на кровать и вглядывается в лицо Се Ляня. Сейчас оно освещается лишь слабым светом из окна. Он уже несколько дней у Хуа Чэна ночует. Перевезти его конспекты оказалось проще, чем всю мастерскую. Но предложение съехаться оставалось в силе. Отложили до конца просмотра. Се Лянь любит обниматься. Прям очень любит. С каждым днем это происходит все чаще. Сядешь на стул в мастерской, начнёшь кистью водить, а сзади тебя пара рук обхватывает, прижимает к себе и голову на плечо кладет. А от него фруктовым шампунем пахнет. Приятно так. Хочется отвлечься от работы, но остается только легко чмокнуть в щеку. На второй день своей ночевки Се Лянь прямо на Хуа Чэне уснул. Сел по-хозяйски на колени, голову уложил поудобнее и засопел через пол часа. Сейчас, чтобы не спать, надо занять себя чем-нибудь. Завтрак приготовить или Сюаня в чате достать. Hua Hua Спишь?

BlackXuan

Хэ-сюн занят, но я могу с тобой поболтать

Hua Hua Он у тебя?

BlackXuan

Я у него

А вот теперь Цинсюань и вправду удивил. Хэ Сюань к себе редко кого звал. Квартира у него маленькая была, однокомнатная и, к тому же, довольно далеко от института. Добровольно приехать туда сродни героизму. Наверное, любовь большая, не иначе. Hua Hua Оставь ему засос на самом видном месте. Скажи, что от меня На плите медленно вскипал чайник. За окном уже светало, но если выключить свет, прикрыть дверь в кухню и открыть окно, то можно, расположившись рядом, на стуле, встретить рассвет. В кружке будет обжигающе-горячий кофе, в руке дымящаяся сигарета. Когда первые лучи солнца начали выглядывать из-за горизонта и освещать многоэтажные дома, отражаясь в многочисленных стёклах, дверь со скрипом приоткрылась. Совсем тихонько, не нарушая красоты момента, а наоборот, дополняя его, вошел Се Лянь. Немного растрепанный ото сна. Он молча взял второй стул и устроился рядом. В его глазах отражался утренний пейзаж, белоснежную кожу заливало золотисто-красным, на губах играла легкая улыбка, а на шее поблескивала подвеска с кольцом. — Чего так рано встал? — Хуа Чэн пальцем проводит по его щеке, захватывая прядь волос и заправляя ее за ухо. Говорит тихо, почти шепотом. Вместо ответа он чувствует на своих губах поцелуй. Мягкий, теплый. И руки. Руки Се Ляня во время поцелуя всегда на его щеках. Поглаживают так приятно. Хотелось бы всегда их ощущать. Поцелуи по утрам не глубокие и страстные. Нежные, короткие. Они еле касаются друг друга губами. — Кофе сделать тебе? Се Лянь отрицательно мотает головой, но тянется к чашке Хуа Чэна. Сигарета давно выкурена. И Хуа Чэн понимает, что надо бы бросить эту привычку. Хотя бы ради того, чтобы целовать Се Ляня почаще. Он привкус табака не переносил, но и бросать курить никогда не предлагал. Рассвет с красно-золотого переменился на яркий розовый. Они все ещё сидели в обнимку. Молча. Иногда переплетая пальцы. Или прижимаясь друг к другу ближе. Чтобы не опоздать к просмотру нужно было выйти не позже половины восьмого. Упаковать три холста, проверить на месте ли письменное пояснение, собрать остальные работы. — А-Чэн, ты точно все взял? — не унимался Се Лянь. — Да, гэгэ. Трижды проверил. — А такси вызвал? Хуа Чэн ловит Се Ляня за талию и прижимает к себе. — Вызвал. Не волнуйся так, гэгэ. Обувайся, бери сумку и выходим. — Я не могу не волноваться. Это же твой семестровый проект. А ещё я впервые на художественном просмотре. И там будут мои фото… Он ощущает лёгкое волнение Се Ляня, разворачивает лицом к себе и касается лбом его лба. — Я люблю тебя, — шепчет он в его губы. — Я люблю тебя, гэгэ. Се Лянь мгновенно краснеет и прячется в ладонях. — А-Чэн, ты чего? И правда, чего это он? А так хочется иногда просто крепко стиснуть Се Ляня в объятиях и не отпускать. Точно влюбленный подросток. Но тошно от себя не становилось. Нравилось. А еще больше нравилось только осознавать, что меньше, чем через неделю они будут жить вместе. У обоих каникулы и свободное время. Только друг для друга предназначенное. — Ничего, гэгэ. Не переживай так. Тебе понравится. На метро, в час пик, когда миллионы жителей Пекина едут на работу, с огромными холстами было бы тяжко. В следующем году Хуа Чэн будет работать над проектом институте, а в этом, пока еще приходится думать, как холсты в машине уместить. Просмотры перенесли в выставочный зал, а значит любой желающий мог свободно зайти и насладиться видением искусства будущих мастеров. На входе большой рекламный плакат, извещающий прохожих о новой выставке: абстрактные формы на белом фоне, а внизу — перечисление тематик множества залов. Плакат гласил, что выставка откроется в двенадцать дня. Значит, просмотры должны были завершиться до этого времени. Внутри каждого из залов царил настоящий хаос. Студенты, преподаватели. Кто-то громко переговаривался, кто-то бегал в поисках забытых материалов. И все на вид такие измученные. Если Хуа Чэн не спал двое суток, то многие из присутствующих обходились без сна и пять дней. — А-Чэн, — Се Лянь немного испуганно оглядывал шумное помещение. — А они прямо тут не свалятся? — Нет, конечно. Тут не свалятся. А вот когда доедут до дома — ­проспят не меньше полутора суток. — И преподаватели ничего с этим не делают? Нужно ведь как-то больше времени на отдых давать… — А что они сделают, гэгэ? Студенты сами себя до дэдлайна доводят. Таков суровый творческий мир. А еще многие предпочитают только по ночам работать. Мимо них пронеслась миниатюрная девушка. С безумной улыбкой она кричала одногруппникам, что наконец нашла двусторонний скотч. Со своими холстами Хуа Чэн управился быстро. Тоненькая деревянная рамка, покрытая акрилом в тон, была одобрена куратором, который также забрал оставшуюся стопку работ и текстовые пояснения. — Се-сюн, ты тоже пришел! — из толпы послышался голос, который всегда был впереди своего хозяина. — Ох, ну ничего себе! Хуа-сюн, как ты смеешь так красиво писать картины? Как мне теперь этими благословленными твоей живописью глазами смотреть на этот мир? Се Лянь прыснул со смеху, а Хуа Чэн лишь шумно выдохнул. Однако, присутствие Цинсюаня означало, что его работы уже висят в фотозале. — Ты мне зубы не заговаривай. Показывай лучше, что ты сотворил с моим гэгэ, пока я не видел. — Не могу! Там очередь из первокурсниц. Пытались у меня узнать номер Се Ляня, но я сбежал. — Каждый год одно и то же, — Хуа Чэн шлепнул себя ладонью по лбу и перевел взгляд на Се Ляня, который, кажется, уже устал удивляться происходящему. — Просто гэгэ очень красивый. Фотографии они увидели только когда специальная комиссия, обычно состоявшая из нескольких педагогов и директора, вышли из зала. Студенты не присутствовали во время оценивания работ, поэтому могли свободно передвигаться, рассматривая труды однокурсников. Внимательно разглядывая черно-белый стенд, Хуа Чэн переставал ощущать себя. Он будто переносился куда-то далеко, где вместо толпы студентов аккуратно расхаживают дамы в коктейльных платьях. Вместо плиточных полов — деревянные половицы, а сбоку рояль. Звучит чисто и напоминает американские фильмы, годов, наверное, шестидесятых. С фотографий на него смотрит молодой офицер. Все его изгибы изучать хочется, всматриваться. Совсем не удивительно, что юные девушки, даже с приходом комиссии, уходить не хотели. — Ох… — только и смог вымолвить Се Лянь, увидев фотографии. — Мне их по завершении выставки вернут, так что могу отдать вам, — улыбнулся Цинсюань. — Гэгэ, хочешь забрать? — Это правда я? — удивленно спросил он, ткнув пальцем в матовую фотобумагу. — Правда такой? Хуа Чэн только с улыбкой кивнул. В тот раз, когда он сам выступал в роли модели, так же отреагировал. Цинсюань и в самом деле подавал большие надежды в качестве профессионала. А вообще, когда ты посещаешь семестровый просмотр, не грех будет пройтись глазами по работам студентов. Когда еще они покажут не вылизанные под одну гребенку работы, а те самые, с многочисленными помарками, стертой бумагой от множества перерисовок, с подтеками от акварели. Акварелью, кстати, не многие грешили. Она почиталась ювелирами, но живописники после первого курса бросали писать ею. А дальше можно и по этажам походить. Се Лянь так и поступил. Утянув за собой Хуа Чэна, он сперва завороженно, словно маленький ребенок в магазине игрушек, рассматривал студенческие рисунки, а потом и вовсе ушел куда-то, где еще не успели разобрать прошлую выставку — древнее искусство, инсталляции в точности повторяющие быт верхних чинов в эпоху правления династии Мин. Тут тебе и чайные наборы за стеклом, и даже висящие на плечиках нижние одежды. Вазы, дощечки с каллиграфией, старинные свитки. Хуа Чэн наблюдал за тем, как с интересом Се Лянь изучает каждую деталь. Его брови сходились на переносице, когда он пытался разглядеть мелкий текст и ползли вверх, если он видел перед собой часть старинного полотна. — Ну как, гэгэ, нравится? — Очень! Надо почаще на выставки ходить. А они, вообще часто проходят? Знаешь, я бы не отказался побывать на каждой из них… — Се Лянь немного смущенно глянул на Хуа Чэна. — Я что-то заболтался. — Совсем нет. Если тебе так понравилось, то почему бы не выбираться почаще? Например, в следующем месяце, в галерее Рэдбрик пройдет выставка работ Идзуми Като и Андреаса Мюхэ. Сходим? Се Лянь от счастья светился, а Хуа Чэн все больше и больше хотел для него чего-нибудь приятного сделать, чтобы почаще на эту улыбку смотреть. Спустя час можно было спокойно покидать выставочный зал. Оценки студенты узнают в лучшем случае на следующий день, а в худшем — через неделю. Сейчас лучше дать себе немного времени для отдыха. Пройтись по парку, посидеть в кафе или же наконец выспаться. Цинсюань убежал в мастерскую к Хэ Сюаню. Тот уже завершал свою семестровую и подготавливал остальные работы к просмотру, что состоится на следующей неделе. Вчетвером они договорились встретиться в одном из баров, ближе к шести вечера, так как в кои-то веки все были свободны. — Чем займемся? До шести еще много времени, — Хуа Чэн огляделся вокруг, пытаясь придумать, где скоротать несколько лишних часов. — Может домой вернемся? Тебе не мешало бы немного поспать. — Гэгэ, если я сейчас усну, то до завтрашнего обеда ты меня не разбудишь, — улыбнулся он. — Тогда… Ты не устал? — Немного совсем. — Я подумал, что можно начать разбирать ту комнату под мастерскую, — Се Лянь шумно выдохнул и приподняв уголки губ посмотрел на Хуа Чэна. — Ты не против? Времени действительно было достаточно, чтобы успеть доехать домой к Се Ляню, провести там почти пять часов и собраться в бар, поэтому Хуа Чэн не раздумывая согласился. Приехали они на удивление быстро. Только вот Хуа Чэн время от времени замечал, как у Се Ляня все из рук валится, как пальцы подрагивают или как нервно тот теребит края футболки. — Гэгэ, — обнимает он Се Ляня со спины, как только входная дверь квартиры за ними захлопывается. — Все хорошо? — Ага, — коротко отвечает Се Лянь. Но его тело сейчас еле заметно дрожит, мышцы напряжены и на объятия отвечать не торопится. Хуа Чэн не отстраняется. Оставляет легкий поцелуй на его шее, от которого Се Лянь вздрагивает, а затем напрягается ещё сильнее. — Гэгэ. — Все хоро…шо, — последний слог произносится на выдохе, шёпотом. Плечи Се Ляня начинают подрагивать сильнее. — Нужно разобрать… комнату… Немного неуклюже, ничего не объясняя, Се Лянь делает два шага вперёд, но снова останавливается. У Хуа Чэна сердце в пятки уходит. Что сейчас делать? Отпустить его или прижать к себе? Продолжать спрашивать или наоборот — молчать? Хуа Чэн снова целует шею Се Ляня, давая понять, что он рядом. — А-Чэн, ты… Ты бросишь меня? От такого вопроса по телу прошёл неприятный холодок. — Что… Почему я тебя брошу? Я не брошу тебя. — Ты разочаруешься. А потом бросишь меня. Мне… будет… больно… А потом… — с каждым словом Се Лянь дрожал все сильнее. Хуа Чэн ощутил, как на тыльную сторону ладони упала влажная капля. — Гэгэ, я не разочаруюсь в тебе. И бросать тебя я не собираюсь. Я не буду делать тебе больно, — он уже не знал, как успокоить Се Ляня, поэтому просто развернул его к себе и начал покрывать поцелуями заплаканное лицо. Се Лянь всхлипывает, пытаясь не заплакать ещё сильнее, но кажется не выходит. Он утыкается носом в грудь Хуа Чэна, смыкает руки на его талии и просит увести его в гостиную. Такая внезапная смена настроения заставила Хуа Чэна не на шутку перепугаться. На руках он отнес Се Ляня, что все еще захлебывался в рыданиях, в комнату, уложил на диван и сам же лег рядом, продолжая утешать его. Думать сейчас сил не было. Даже если очень постараться, в голове все равно абсолютный хаос. Он видел Се Ляня в подавленном настроении, видел, как тот плакал, пока слушал в Ланфане про его детство, но такое состояние — впервые. Хорошо, что перестал про расставание говорить. — А-Чэн, — Се Лянь уже немного успокоился, но дышал все также тяжело. — Помнишь, я говорил тебе, что поступил на военную кафедру для спокойствия отца? — Помню. Конечно помню. — Это не совсем правда. Прости, я соврал тебе. — Не страшно, гэгэ. Не извиняйся за это. — Я хочу все тебе рассказать, но, если честно, очень боюсь. Когда мы познакомились, я все сомневался. В тебе, в себе. Но потом, я понял, что ты другой. Совсем не такой, как он. Поэтому, я… В общем я подумал, что если ты узнаешь правду, то обязательно бросишь меня. Такие бессвязные предложения, но Хуа Чэн суть улавливал. Он и подумать не мог, что Се Лянь в себе такую бурю эмоций скрывает. — Не важно, что ты расскажешь. Я буду с тобой. И правда будет. Останется до конца, пока его самого не прогонят. Хуа Чэн для себя все давно решил и ответил не колеблясь. Они все еще лежали на диване. Солнечный свет проникал сквозь тонкий тюль, рассеиваясь по комнате. Се Лянь дышал глубоко, тихо, уже не всхлипывая. В своем рассказе он перенесся далеко в прошлое. Началось все дождливой осенью, когда Се Ляню было около четырнадцати. Он тогда в средней школе учился. После уроков бежал к метро, стараясь вымокнуть как можно меньше, чтобы мать не отругала за лишнюю стирку. Зонт, по доброте душевной, он отдал мальчику, что был на несколько классов младше. Тот беззаботно прыгал по лужам у школы, без обуви и подкатав обе штанины. — Эй, эй, ты хоть на дорогу смотри, — остановил его грубый мужской голос, принадлежащий человеку, в которого Се Лянь почти врезался на бегу. — Ты чего без зонта? Заболеешь. Се Лянь поднял глаза и увидел, что с ним сейчас разговаривает совсем не взрослый мужчина, а скорее старшеклассник или студент. Хотя голос его был грубым и низким, лицо было молодым. Длинные волосы были аккуратно собраны в высокий пучок. Только одна высветленная прядка спадала на лицо. — Простите, я вас не увидел. Я побегу. Еще раз извините. — Куда это ты по такой погоде? — парень схватил Се Ляня за плечо и оттащил под свой зонт. — Ты из средней школы, верно? Которая тут, за углом. — Да. А как вы поняли? — Твоя школьная форма, — он вынул из кармана пиджака пачку сигарет и закурил. — Как зовут тебя? На сердце стало немного тяжело, а по телу прошла волна мурашек. Если Се Лянь задержится еще ненадолго, то родители точно ругать будут. А если еще учуют запах сигарет — одними ругательствами не обойдется. — Се Лянь. Простите, мне нужно идти. На следующий день в школе объявили о том, что ближайшую неделю учителей будут заменять практиканты из педагогического института. Учителем по истории оказался тот самый парень с зонтом, что вчера расспрашивал Се Ляня. Это немного успокаивало, ведь теперь понятно, почему он вообще с ним заговорил. — Доброе утро, класс. Меня зовут Цзюнь У. До конца этой недели я буду замещать вашего учителя истории. Цзюнь У. Так вот как его зовут. Се Лянь заметил, как мечтательно уставились на нового педагога одноклассницы и усмехнулся. Тот, однако, не обращал никакого внимания ни на них, ни на самого Се Ляня. От постоянного учителя его отличала лишь внешность. Рассказывал Цзюнь У монотонно, диктовал быстро, на вопросы школьников отвечал кратко. — Се Лянь, задержись, — сказал он, когда звонок прозвенел. Значит, все-таки запомнил его. Когда в кабинете никого, кроме них двоих не осталось, Се Лянь подошел ближе к учительскому столу. — Вы что-то хотели? — К чему такие формальности, ЛяньЛянь? Я думал, мы друзья. Сердце пропустило удар. Се Лянь нервно улыбнулся и почесал затылок. — Да, да. Наверное друзья. — Ты пишешь правой рукой? — Цзюнь У встал и подошел ближе. Он аккуратно приподнял руку Се Ляня, придерживая ее за пальцы. — Я так быстро диктовал. Се Лянь не понимает, что сейчас чувствует. Ладони потеют, а сердце заходится в бешеном ритме. Рука Цзюнь У холодная, но мягкая, пальцы сжимает немного неприятно. Хочется уйти? Сбежать? Остаться? Все как-то слишком быстро. А что вообще происходит и что «быстро»? Так много вопросов в его голове. Кажется, Цзюнь У замечает его волнение и отпускает дрожащую руку. — Не нервничай так, — улыбается он и вновь садится за преподавательский стол. — Я лишь хотел сказать, что просмотрел журнал. У тебя отличные оценки по всем предметам. Это заслуживает похвалы. — Спасибо, учитель. На «ты» Се Лянь не спешил переходить. Уважительно кланялся при встрече, называл только «учитель» и никак иначе. Цзюнь У же наоборот, старался убедить его в том, что вне уроков можно и на «ты» обратиться и по имени назвать. Сам продолжал звать его «ЛяньЛянь». По началу было неприятно, но через несколько дней привык и даже начал гордиться тем, что у учителя для него особенное прозвище. От Фэн Синя и Му Цина он свое знакомство с Цзюнь У скрывал, хотя те уже начали подозревать что-то неладное. Постоянно расспрашивали, если видели, как они беседовали после уроков. — Ты не должен так дружелюбно общаться с этим студентишкой, — говорит Му Цин, когда они втроем выходят из школы. — Да ладно тебе, мы просто обсуждаем историю. А еще я спрашивал про поступление в педагогический. — Се Лянь, будь осторожен, — Фэн Синь кладет руку ему на плечо и крепко сжимает ее. — Ты знаешь правила школы. За него мы не беспокоимся, а вот за тебя — да. Фэн Синь прав. Правилами школы были запрещены многие вещи, например: нельзя было опаздывать, задерживаться после уроков, пропускать дополнительные занятия, иметь мятый воротник на рубашке, ходить в секции, заводить отношения. Также было запрещено неформально общаться с педагогами и даже с теми, кто старше тебя всего на один класс. В следующий раз они встретились только через месяц после конца практики. Цзюнь У ждал его у школы. — ЛяньЛянь, — неожиданно крикнул он, когда Се Лянь выбежал за ворота. — Уч.учитель, — Се Лянь низко поклонился, приветствуя его. — Я уже не твой учитель. Почему ты до сих пор так ко мне обращаешься? — Ой… — заметив, как настроение Цзюнь У мгновенно изменилось, Се Лянь поспешил себя исправить. — Цзюнь У. Так лучше? — Намного. Пройдемся. — Я не могу. Уже слишком поздно, мне домой надо. Матушка ругаться будет. Цзюнь У выдохнул и улыбнулся. — А мы недолго. Я лишь хотел кое о чем спросить. Вдвоем они, не торопясь пройдут до ближайшего парка. Се Лянь успеет замерзнуть, а на следующий день сляжет с высокой температурой. Он будет долго думать о том, что сказал ему Цзюнь У, вспоминать этот вечер не то с приятной ностальгией, не то с небольшой тревожностью. Попросить бы совета у кого. «Тебе нравятся мужчины, ЛяньЛянь?» «Ты красивый. Когда подрастешь, будешь весьма привлекателен.» «Если не знаешь, то почему бы не узнать?» Первый поцелуй. Грубый, волнительный, неприятный, поглощающий. Совсем не так, как Се Лянь себе представлял. Его тело дрожало от осеннего холодного ветра, щеки раскраснелись. Спину прижали к стволу дерева — за ним не было видно. Ноги подкашивались, сердце потеряло привычный ритм. К горлу подступил приступ тошноты. Это от лекарств, что дала ему мама. Такие противные, горькие. Соглашался ли он на этот поцелуй? Наверное да, раз не сопротивлялся. Теперь он в отношениях? Странное чувство. Отказать хотелось, но что-то не позволяло этого сделать. Наверное то, что Цзюнь У был старше, крупнее по телосложению и с немного пугающим взглядом. А еще без него как-то не по себе становилось. Внимания хотелось. Он ведь, таким красивым был. С тех пор они, правда, редко виделись. Только когда Цзюнь У сам объявится. Ходили все в тот же парк и целовались у того же дерева. С каждым разом он позволял себе все больше и больше. То руки под рубашку запустит, то ягодицу сожмет. Как-то раз развернул Се Ляня лицом к стволу дерева и сам прижался. «Тебе не позволено быть таким красивым.» Ужасное чувство. Это был комплимент? Хотя Се Лянь думал, что больше угрозу напоминает. Каждый раз, когда Се Лянь намекал на прекращение отношений, Цзюнь У делал вид, что не слышит его. Тему переводил. А если все было совсем плохо, то извинялся, клялся, что никогда такого больше не повторится. Се Лянь верил. Каждому его слову верил. Один год, два года, три года. Как бы плохо не было. Как бы на долго Цзюнь У не пропадал, он всегда приходил с извинениями. Искренне совершенно раскаивался и именно в эти моменты целовал так нежно, прижимал к себе крепко. — Ты любишь меня? — спросил Се Лянь, спустя три года отношений. — Что за глупые вопросы, ЛяньЛянь? — Ты никогда не говорил мне этого прямо. Вот я и спрашиваю. — А что, без этого непонятно? Я ведь провожу с тобой время, покупаю тебе подарки, слушаю весь тот бред про школьные будни. Цзюнь У снова рассердился. Ему не нравился этот вопрос. Он всегда был немного вспыльчивым, но к этому привыкаешь. Се Лянь просто взял на заметку, что спрашивать больше не надо. Со временем отношения между ними все хуже и хуже становились. Цзюнь У хотелось большего, чем просто поцелуи. Сначала он намекал, потом стал говорить об этом прямо. Когда Се Лянь в очередной раз сказал ему подождать, то получил звонкую пощечину. А через секунду снова извинения. «Прости, ЛяньЛянь. Я не хотел. Ты просто довел меня, вот я и сорвался. Не делай так больше.» Се Лянь мог бы снова его простить, но не успел. От жгучей боли он отступил на несколько шагов назад. Собирался с мыслями, хотел бы уже высказать все, что думает, но Цзюнь У ушел. «Поговорим как успокоишься.» В тот день Се Лянь наконец рассказал все Му Цину с Фэн Синем. Они, конечно, злились на него, но не больше. Убеждали, что эти отношения нужно заканчивать. До позднего вечера Се Лянь сидел у Му Цина дома. Только возвращаясь к себе он обратил внимание на то, что от мамы ни одного звонка не поступило. Хотя, ему уже семнадцать было, и наверное, стоит больше доверять сыну. — Мам, пап, я дома, — крикнул Се Лянь, захлопнув за собой дверь. — Простите, задержался у Му Цина. В гостиной был включен телевизор. Кажется, новостной канал. Не удивительно, если отец опять уснул, ругаясь на местных телевизионщиков. Се Лянь прошел внутрь, но там никого не оказалось. Из родительской комнаты послышался глухой стук. Будто что-то тяжелое свалилось на пол. Лучше б он не открывал эту дверь. Лучше бы он никогда не открывал эту чертову дверь. По телу мороз прошел. Сердце на мгновение остановилось. Се Лянь не может никак вспомнить как воздуха в легкие набрать. В кромешной темноте он видит ноги. Мужские и женские. Они раскачивались назад и вперед, вправо и влево. Рука даже не тянется к выключателю. Се Лянь просто застывает на месте не в силах ничего сказать, но перед ним возникает еще одна темная фигура. — ЛяньЛянь, тебе нравится? — с безумной насмешкой произносит Цзюнь У и легким движением включает свет. — Теперь они нам не помешают. У Се Ляня все тело дрожит от ужаса. Он судорожно хватает ртом воздух, трясет головой не веря происходящему, отходит на несколько шагов назад, а затем просто падает на пол, хватаясь за голову. От увиденного к горлу подскакивает приступ тошноты. Он отказывается смотреть на это. Это все ложь. Просто дурной сон. Нет, нет… Это все не по-настоящему. Цзюнь У его состояния не разделяет. С силой опрокидывает на пол и впивается в губы поцелуем. Се Лянь чувствует, как жадно тот припадает к нему. Словно давно не пивший воды путник в пустыне. А перед глазами сейчас потолок. Но если немного ниже посмотреть… Лишь на сантиметр ниже. На большой люстре виднеется крепкая веревка, а на ней — двое. Мать и отец. Се Лянь уже не сопротивляется. Его тело в страхе застыло и позволило делать все, что только душе угодно. Цзюнь У тащит его на кровать в соседней комнате, заламывает руки, кусает, облизывает. — Ты такой послушный, ЛяньЛянь. Мне нравится. Он уже почти раздел Се Ляня, как входная дверь открылась и из прихожей послышались мужские голоса. — Твою мать, ЛяньЛянь, какой ты непослушный все-таки, — Цзюнь У убегает быстро, пока никто не понял, что случилось, оставляя на прощание очередную пощечину. Се Лянь слышит, как к нему подбегают, что-то спрашивают. Чувствует, как укрывают чем-то теплым и мягким. А потом несколько месяцев как в тумане. Се Лянь уже ничего не помнит. Ничего не чувствует. Ничего не хочет. Под конец рассказа, он все также лежит, прижавшись лбом к Хуа Чэну. Тот молча обнимает его, гладит по спине, но руки заметно дрожат, а уголок глаза неприятно пощипывает. — Я поступил на военную кафедру исполняя посмертное желание отца, — заключает Се Лянь. — Я такой идиот. — Не надо так. Ты не идиот. Гэгэ, а что с ним сейчас? С этим… Не хочу имя произносить. — В колонии строгого режима. Благодаря Ши Уду добились для него пожизненного заключения. — Ему повезло. Иначе бы за убийство сел я. Хуа Чэн приподнимает Се Ляня и усаживает на свои колени, наконец полностью захватывая его в объятия. Мягко целует руки и шею, поглаживает по спине и успокаивает. — Гэгэ. Ты очень сильный. Се Лянь поднимает взгляд и удивленно смотрит на Хуа Чэна. — Почему? — Потому, что ты справился. Потому, что живешь дальше. Потому, что ты — это ты. Хуа Чэн бы еще сотни слов сказал, но сейчас они не нужны. Только дать понять, что ты рядом, что не развернешься однажды, не уйдешь, что будешь внимателен к мелочам и подаришь человеку себя. Сегодня они не начнут разбирать старые вещи из родительской комнаты, которая долгое время была заперта на ключ. Только откроют ее вместе. Се Лянь будет дрожать, а Хуа Чэн будет рядом. Обнимет со спины и вместе с ним повернет ручку на двери.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.