***
Чарльз открыл глаза, встречаясь взглядом с душной темнотой комнаты. Сердце истерично колотилось, на лбу выступил пот, голова раскалывалась, а сознание отчаянно пыталось найти грань между сном и реальностью. Он был у себя дома. В своей комнате. Было удушающе жарко — видимо, вчера они растопили камин слишком сильно. Он больше не слышал дыхания Эрика, не чувствовал тепла тела позади себя и не слышал его мыслей. Сердце замерло, и Чарльз резко обернулся, боясь того, что может увидеть, но наткнулся на пустую постель. Он был один. Простыни рядом с ним были холодные. Чарльз сел на кровати, пытаясь прийти в себя. Безумная мысль, что всё это — вообще всё — оказалось сном, снова крутилась у него в голове, заставляя мозг судорожно искать хоть какие-то доказательства того, что Эрик Лэншерр когда-либо существовал. Но он не видел ничего, и чем дольше это продолжалось, тем сложнее становилось Чарльзу понять, что было настоящим, а что нет. С того самого момента, как он встретил Лэншерра, мир его перевернулся, но второго такого раза Чарльз бы не пережил. Он медленно приложил руку к своему горлу, и время снова пошло. Синяки на его шее болели, как и должны были, а значит, Лэншерр был здесь. По крайней мере, сегодня ночью. Чарльз сделал глубокий вдох и уже хотел подняться с кровати, как вдруг уловил что-то. Воздух отдавал дымом. Он вдохнул ещё раз, и ещё, запах становился сильнее, сгоняя морок с сознания. За окном было раннее утро — на улице ещё висела темнота, светлеть начинало только на самом горизонте, за полосой леса. Было где-то пять утра, а значит, с момента, как он закрыл глаза, прошло не больше четырех часов. Чарльз поднялся, одеваясь на ходу и отчётливо понимая, что здесь было не так. «Эрик», — позвал он, заставляя свои силы проснуться. Запах гари становился ощутимее. Чарльз закрыл глаза, приготовившись искать Лэншерра, который мог оказаться где угодно, но едва он попытался, как внезапно наткнулся на чужое сознание. Совсем рядом. За дверью. Этот человек был здесь не один. Рядом с ним стоял второй, а дальше, — Чарльз метнулся по знакомым коридорам, — ещё десять... двадцать... тридцать… Дверь в комнату с грохотом слетела с петель. В комнату ворвались люди в форме. — Стоять! — приказал Ксавье, отшатнувшись к стене. Солдаты замерли, глядя на него пустыми глазами сквозь защитные маски. Пистолеты были направлены ему в голову. «Спи», — переборов панику, велел Чарльз одному из них, безжалостно врываясь в голову другого и считывая оттуда обрывки последних воспоминаний. «Отряда будет достаточно?» — советовался генерал с человеком, стоявшим у него за спиной. «Как минимум два, — заметил тот, окидывая взглядом военных. — Чарльз Ксавье крайне опасен» «Пробраться в особняк как можно тише, — генерал повернулся к солдатам, отдавая приказ. — Не пытайтесь его задержать, стреляйте на поражение. И подожгите его дом», — внезапно добавил он, и блондинка, стоявшая за его спиной, вдруг усмехнулась и закусила губу. У каждого были свои счёты. Себастьян хотел получить Эрика, тогда как Эмма Фрост надеялась растоптать Чарльза. И ей это удалось, — понял он, когда выбежал в коридор. Особняк горел. Весь холл и гостиная были в дыму, который не успел просочиться под дверь его комнаты. В западном крыле всё пылало — огонь шёл сюда, отрезая путь к отступлению. Стену рядом с ним прошило пулями, и Чарльз едва успел обернуться, останавливая солдат раньше, чем они нажали на спусковые крючки снова. Ещё двое рухнули на пол. Он едва видел их — дым становился гуще с каждой секундой, и Чарльз уже не мог сориентироваться, куда бежать. Но он помнил этот особняк, как самого себя, и вслепую кинулся туда, где дым был плотнее, к чёрному выходу, про который они, возможно, ещё не знали. Пуля разбила статуэтку рядом с его головой, и Чарльз ударил телепатией уже наугад — он больше ничего не видел, глаза резало от едкой гари. Справа полыхнуло жаром, он кинулся в противоположную сторону, наткнулся на кого-то, бросился вперёд, чувствуя, как его схватили чьи-то руки. — Засыпай! — крикнул он, но на их месте появились другие. Его дёрнули назад, хватая за плечи, руку резко заломили за спину, и Чарльз застонал от боли. Телепатия исчезла, вместо неё пришли отчаянье и злость — те самые, с которых всё началось, те самые, что обожгли его на дороге около колонии. Те, что когда-то гнали Лэншерра вперёд. Его сбили с ног и прижали к полу. Они схватили его, потому что стрелять в таком дыму было нельзя, они могли попасть по своим и... «Стреляй», — приказ прозвучал одновременно с первым выстрелом. Раздался крик. Ещё выстрел. Руки на плечах разжались. Выстрел. Чарльза перестали прижимать к полу. Выстрел. И солдат, расстрелявший своих, наконец упал на пол. Мысли, чувства, эмоции — всё умерло на тот короткий момент, когда Ксавье вскочил и побежал вперёд, преодолевая последние ярды и вырываясь из горящего дома. Ледяной зимний воздух обжёг пропитанные дымом лёгкие и заставил зайтись в диком приступе кашля. «Вы нашли его?» — услышал он сигнал по рации в голове одного из солдат. «Южное крыло, он ушёл туда, я слышал выстрелы» Чарльз пытался не останавливаться, но сердце вырывалось из груди. Он схватился за ограду, позволив себе последний, мучительный взгляд на особняк, охваченный пожаром. Горела старинная мебель, лак вспыхивал моментально, ковры во всём доме отлично передавали огонь из комнаты в комнату, прогорал паркет, пламя вырывалось из окон, рушились стены, рушилось всё, что Чарльз помнил и знал. Раздавались короткие взрывы — горела лаборатория. Теперь у него не было ничего — ни дома, ни книг, ни его записей, ни работ. Только его жизнь. И ещё одна, которая от него зависела. Он ухватился за эту мысль и побежал вперёд, туда, где стояла машина. На секунду он подумал, что Лэншерр мог взять её, когда уехал, но ещё издалека Чарльз заметил Форд, припаркованный неподалеку от дома. Около него дежурило четверо военных. Ему уже не привыкать. Выстрел. Трое. Лэншерр не взял машину, потому что не собирался возвращаться, — понял Чарльз, сбегая вниз по каменным ступеням. Двое. Он не останавливался, потому что чувствовал, что сюда устремился отряд солдат. В них пылал азарт гончих, почуявших зверя. Один. Ни одного. Когда раздался последний выстрел, и солдат рухнул, выронив винтовку, Чарльз кинулся к машине, распахнул дверцу, но не успел сесть — услышал треск позади, и плечо пронзило болью. Ксавье впился в чужое сознание и ударил телепатически, настолько, насколько хватило сил, потому что в голову вдруг что-то вступило, огнём разливаясь внутри. Он услышал хриплый стон и развернулся, хватаясь за машину. Внезапно тело перестало его слушаться. «Тебе осталось не больше дня, Ксавье», — перехватил он мысли Азазеля, поднявшего на него дикий взгляд. В руках у того был шприц с ампулой, в которой оставалось всего несколько миллиграмм сыворотки, которую тот не успел ему вколоть. Чарльз пошатнулся, пытаясь понять сквозь пелену, застилавшую глаза, что произошло. «Смертельная доза», — услышал он в голове демона. Чарльз физически чувствовал, как десятикратно увеличенная доза металла растекается внутри, заставляя сердце колотиться чаще в бессмысленной попытке продолжать гнать кровь по венам. Целью Азазеля было не просто убить его, потому что иначе тот полоснул бы его ножом по горлу. Нет, он хотел чего-то иного. «Когда Лэншерр увидит его погибшим от оружия людей, он поймёт, кто на самом деле...» Лэншерр. Чарльз сделал невероятное усилие, влезая в сознание Азазеля глубже. Подобно ртути, оно выталкивало его на поверхность, пытаясь избавиться, но он успел увидеть неясные образы, мелькнувшие в чужой памяти. Лэншерр был в гостиной особняка, когда Азазель внезапно возник рядом. Эрик вскинул ладонь. Руки у него были в крови, она капала с пальцев на ковер, на стол, на одежду, это было похоже на его сон — тот, в котором Лэншерр был настолько болен, что металл начал разъедать его изнутри. Мгновение — и Азазель увернулся от ножа, метнувшегося к нему, телепортировался за спиной Лэншерра, схватил… на этом всё. Чарльза выдернуло из сознания демона, сыворотка в крови вскипела, блокируя силы, но он всё равно успел схватиться за сознание Азазеля в самый последний момент. Чарльз увидел огненную вспышку, и вдруг всё у него в голове перевернулось. На секунду он потерял себя, голова у него чуть не взорвалась, и он моргнул — моргнул уже глазами Азазеля, понимая, что находится за много миль отсюда, там, куда телепортировался демон. Металл в нём плавился, руки у Чарльза тряслись. Он не умер сразу только из-за ошибки Азазеля, но его песочные часы разбились, и отведенные ему сутки утекали за минуты. Чарльз не чувствовал своего тела, но знал, что надо было торопиться, пока солдаты не добрались до машины. Азазель стоял, прислушиваясь к своим ощущениям, но не замечая его присутствия. Он оглянулся, и Чарльз увидел металлические стены и коридоры, уходящие куда-то вперёд. Он услышал голоса. Эти голоса одновременно прозвучали в двух реальностях: громкие и чёткие, отражающиеся эхом от стен — в реальности Азазеля и неразборчивые крики там, где Чарльз продолжал слепо стоять рядом с машиной. Солдаты были совсем близко. Он уже слышал их. Нужно было разорвать ментальную связь и бежать, но Чарльз ждал. Это был его последний шанс найти Эрика. Азазель подошёл ближе, его шаги гулко отдавались в огромном помещении. Здесь всё было сделано из какого-то особого металла, чего-то похожего на... «Вижу цель», — услышал Чарльз в голове одного из солдат. Азазель смотрел на Себастьяна Шоу. Рядом с Чарльзом раздался выстрел. Может быть, они попали в него. Может быть, он уже лежал с пулей во лбу. Напротив Шоу, замерев, словно зверь перед броском, стоял Эрик Лэншерр. Чарльз нашёл его и вцепился в его сознание, больше не позволяя связи оборваться. Его перебросило в собственную реальность, не давая времени даже на то, чтобы моргнуть. Действуя на одних инстинктах, он сел в машину, выехал с территории особняка. Где-то позади стреляли. Он направил солдат в другую сторону — его телепатии хватило, но плата за это оказалась слишком высокой. Как только Чарльз вырулил на шоссе, в глазах потемнело, и на короткое мгновение он ослеп, отказал слух. На секунду он перестал существовать, а затем чувства снова вернулись к нему. Организм пережил шок, — попытался успокоить себя Ксавье, дрожащими руками сжимая руль. Эта дрожь появилась не из-за страха. Любой человек на его месте давно бы умер, но мутанты были физически крепче, их естественная регенерация и иммунитет позволяли дольше сопротивляться тому, что уничтожало клетки. Однако у всех был предел. И Чарльз достиг своего. Он всё ещё держал связь, словно тончайшую нить, связывающую его с тем местом, в которое прибыл Азазель. Чарльз чувствовал, где оно находилось, чутьё вело его вперёд — именно оно однажды подсказало ему, что рядом появился мутант, Эрик Лэншерр, встреча с которым отняла у него всё и дала то, чего Чарльз никогда не имел. «Эрик», — позвал Чарльз, стараясь оставить часть своего сознания здесь, в машине, и одновременно перенестись на мили западнее, туда, где были тонны металла, невообразимый холод и удушающий жар. Эрик всё это чувствовал, и Чарльз был вместе с ним. «Эрик», — повторил он громче внутри сознания Лэншерра, который внезапно сморгнул, сознавая, кому принадлежал этот голос. Тот стоял посреди ядерного реактора в самом сердце атомной электростанции. Это сердце было перед ним — оно пульсировало, готово было взорваться, но энергия никак не могла вырваться из рук того, кто сжимал его так же, как сжимал сердце Лэншерра все эти годы. — Эрик, — улыбнулся Себастьян Шоу, глядя ему в глаза так пристально, как смотрел лишь однажды, когда убивал его мать. «Эрик, где ты?» «Не ходи сюда», — услышал он просьбу, вернее, приказ Лэншерра. Тот не хотел, чтобы он появлялся здесь, потому это была его месть. Эрик не хотел, чтобы Чарльз вмешивался, но Ксавье всё видел сам. Он понимал, где они находились — это Индиан Поинт, атомная станция, здесь, в Уестчестере. До неё было всего двадцать пять миль. Полчаса. Он мог успеть. Он должен был успеть. «Я могу тебе помочь» «Я справлюсь сам. Один» Это ошибка, Эрик, ты оказался здесь именно потому, что мы справимся только вдвоём. Шоу знал это и послал Азазеля увести тебя как можно дальше. — Видимо, здороваться тебя не научили родители, — прозвучал голос Шоу. — Не успели, наверное. Лэншерр стиснул зубы, и от стены оторвался металлический лист, разрубивший бы Себастьяна надвое, если бы не Фрост, мгновенно возникшая перед ним. Она всегда была между ними, как ферзь перед королём на шахматной доске. Но на этот раз всё было иначе. Эмма не смогла удержаться, когда следующий пласт железа ударил уже её прицельно и сбил с ног. Азазель оказался рядом, но коснуться её не успел. Сила Эрика была чудовищной, она хлестала из него, подпитываемая его яростью и жаждой мести. Это была последняя их встреча, и всё должно было разрешиться здесь. Один на один. «Эрик, это убьёт тебя» — Это всё, на что ты способен, Лэншерр? — заговорил Себастьян, заглушая голос Чарльза. Шоу даже не оглянулся, зная, что так и будет. Азазель и Эмма были для него вроде пешек или, может быть, фигур поважнее, но даже ими не жалко было пожертвовать, когда на кону стояло всё. «Эрик, это ловушка», — попытался предупредить Чарльз, но Эрик не слышал даже собственных мыслей. На мгновение он забыл о том, кем был этот Ксавье, — Чарльз отчётливо услышал эту его мысль и понял, на что именно поймали Эрика. Его сила вырвалась наружу, и одновременно с этим вскипела кровь Себастьяна Шоу. Тот дёрнулся, пошатнулся. Эрику показалось, что у него получилось, но сведённые судорогой руки Себастьяна ухватились за стержни реактора, и сила Лэншерра натолкнулась на ту, которой он не мог противостоять. Кровь продолжала кипеть в Шоу, но мощнейшая, практически бесконечная атомная энергия потекла в него, заставляя клетки восстанавливаться и отторгать разрушающий их металл. Это был пат. Игра вничью. «Эрик, уходи оттуда, он сильнее» «Я буду ждать, — звучала в голове Лэншерра одна единственная мысль. — Я буду ждать» «У тебя нет времени» «Я успею» Чарльз потерял его именно в тот момент, когда понял, что эта мысль была с Лэншерром всю жизнь и имела такую силу, против которой ему нечего поставить. Эти два слова были для Эрика всем: они отравляли его воспоминанием о том, что он не успел спасти мать, заставляли его продолжать жить, несмотря на яд в крови. Это был сам Эрик, и избавиться от них можно только полным уничтожением личности. Ксавье откинул голову назад, потому что держать её становилось сложно. Он заставил себя перехватить руль, и понял, что пальцы еле слушались. Я успею, — повторял Лэншерр, успокаивая себя самого. Я успею, — понимал он, но его подсознание рушилось от страха, что «я успею» никогда не превратится в «я успел». Мощнейший ядерный взрыв, который мог случиться, происходил прямо сейчас, но никто ничего не видел и не слышал. Себастьян пил энергию, как делал это всю свою жизнь с тех пор, как его приговорили к медленной смерти. Воздух вокруг него дрожал, словно сцепившиеся силы мутантов нагревали реактор сильнее. Силы Эрика было недостаточно, чтобы перебороть регенерацию, но он продолжал держать Шоу, как сам Чарльз продолжал держать связь, убивавшую его ещё быстрее. У них обоих были свои цели. Но отныне они не совпадали. — У тебя осталось не так много времени, чтобы тратить его впустую, — вновь заговорил Себастьян. Ни Шоу, ни Лэншерр не могли сделать ни шагу вперёд. Подойди Эрик близко, и Шоу убил бы его той силой, которую получил. Отойди Себастьян от реактора, и он уже был бы мертв. Это могло продолжаться бесконечно, но время Лэншерра заканчивалось. Шоу знал это и загнал его в ловушку, из которой тому не выбраться. — Реактора хватит надолго, Эрик. У меня много времени. А у тебя? — поинтересовался Себастьян. — Достаточно. Машина неслась по заснеженной трассе — Форд заносило, реакция Чарльза слабела, но он не сбавлял скорость, не отпускал Лэншерра. «Пожалуйста, Эрик» На очередном повороте машину вынесло на обочину, и Чарльза резко тряхнуло. Оставаться в обоих местах одновременно становилось всё сложнее. «Останься дома» «Его больше нет» Пальцы Лэншерра дрогнули, но Чарльз почувствовал, как что-то помешало ему продолжить. Связь таяла. — Ты умираешь, Лэншерр, и я не могу спасти тебя, — умиротворяюще говорил Шоу. — Но могу помочь отомстить системе, которая сделала это с тобой. «Не слушай его, Эрик!» — кричал Чарльз в своем сознании, но Лэншерр молчал. — Мы вместе разрушим её. Двадцать минут, и он там. Двадцать минут, и он поможет Лэншерру раньше, чем сила того кончится и он умрёт. Чарльзу было не важно, что случится потом, «потом» оказалось одним из тех условных понятий, которыми он жил раньше. У Эрика не было никакого «потом». Он жил сейчас. «Тебе нужно уходить, пока ты ещё можешь», — просил Чарльз, но ничего не слышал в ответ. Сила Лэншерра разрывала Себастьяна изнутри, но сила атомной энергии сдерживала клетки вместе. Шоу питался энергией реактора, не давая уничтожить себя — это была его мутация, то, почему Себастьян не умер от сыворотки, которую ему вкололи двадцать лет назад. Сейчас они были равны. «Я бы продал их всех, чтобы убить его», — именно так сказал ему Эрик сегодня во сне. Чарльз только сейчас понял, что это был их общий сон. Каждая секунда связи отнимала часы его жизни. Отпусти он Лэншерра, и времени было бы больше, но Чарльз не знал, как иначе им воспользоваться. У него не осталось никого и ничего, но самое страшное было то, что он не жалел. Он любил пару картин, что висели в доме, он потратил годы, чтобы закончить работы, которые написал, но дым от этих сгоревших картин и кипы исписанной бумаги постепенно выветривался из его волос и одежды. Всё оставалось там, за спиной, вместе с осознанием. Это не то, что он хотел видеть в последний час своей жизни. Полчаса. Десять минут... Ксавье силой успокоил сознание, глядя на свои подрагивающие руки. Он чувствовал что угодно, но не сожаление. Эрик когда-то сказал, что хочет получить от него всё, и Чарльз вдруг осознал простую вещь, которая внезапно скинула груз с его плеч — он готов был отдать своё время. Он готов был отдать всё. Но Эрик больше не видел ничего, кроме своей цели. — Ты хочешь отомстить не мне, Лэншерр. Ты хочешь отомстить тем, кто это сделал. До меня. Шоу был прав, — понимал Эрик, — и он бы стал тем, за кем можно пойти, если бы однажды не сделал главную ошибку. Чарльз слышал мысли и чувствовал Лэншерра так, словно стал им самим. Наконец он понял, какой силы лишал себя, наконец стал тем, кем должен был быть всю жизнь. «Ты не справишься один», — произнёс Чарльз последнее, что смог. Дорога поплыла перед глазами. Машина неслась вдоль чёрного леса. Время словно пошло в обратную сторону. Он снова оказался в синеватых сумерках посреди заснеженного леса, но в этот раз темноту не сгущалась, а рассеивалась, выцветала. Чёрные деревья, белый снег, ничего другого. Чарльз бы хотел, чтобы всё в жизни было только этих двух цветов. Чтобы так же понятно и очевидно с самого начала. — Я такой же результат их экспериментов, — голос Шоу не менялся. Минуты тянулись бесконечно долго, время останавливалось, Чарльз уже едва различал полосу дороги перед глазами. До станции оставалось всего пятнадцать минут, которых ему не хватило. Говорить он не мог и лишь слушал чужие отголоски в голове. — Твоя мать тоже стала жертвой этой системы, — добавил Шоу и внезапно добавил, как последний победный ход в игру: — Как и твой телепат. «Чарльз?» — услышал он голос Эрика. Чарльз попытался ответить, но не смог, голова тяжелела, каждая секунда даже одностороннего телепатического контакта убивала его, но он не мог отпустить его. Не сейчас, когда всё подходило к концу. «Чарльз?» Я здесь, Эрик. «Ответь мне» Голос Эрика прозвучал так, как будто он был рядом. Машину занесло, и Чарльз остановился, понимая, что дальше ехать не мог. — Ксавье умер, Лэншерр, — соврал Себастьян. Не слушай, — попытался ответить Чарльз, в глубине души понимая, что Шоу был прав. — Ты лжешь, — ответил Эрик. В его сознании Чарльз почувствовал далекий страх потерять то, что, казалось, уже было у него. Всё повторялось. — Ты можешь проверить, Эрик. Чарльз Ксавье умер от рук людей недалеко от своего дома. Себастьян понимал, что Лэншерр не сможет проверить. Он уже не отступит и не вернётся назад, упустив Шоу в последний раз. «Чарльз?» Эрик придёт позже и найдёт его. Он почувствует металл в его крови и поймёт, что Шоу не лгал. Он сделает то, что хотел сделать Себастьян: уничтожит колонии, а потом самого себя. «Скажи, что он неправ» Чарльз заставлял себя не терять сознание, до рези в глазах всматриваясь в пустынную зимнюю дорогу. Двигатель продолжал работать, но машина стояла на месте. «Скажи мне» Я здесь, Эрик. Он знал, что тот не услышит. Чарльз обладал телепатией с самого детства, но почти не использовал её, он научился жить так, как жили люди. Сейчас от неё зависело всё, но он потерял контроль. Чарльз наконец стал обычным человеком, которым всегда хотел быть. — Эта сыворотка убила его так же, как убьёт скоро и тебя, — прозвучал в его голове голос Шоу. Чарльз дотянулся до двери и со второй попытки открыл. Он едва чувствовал ноги, когда спустил их на землю. — Если ты пойдёшь со мной, Лэншерр, вдвоём мы сможем это исправить. Ксавье вышел из машины, вдыхая ледяной зимний воздух, но не ощущая холода. Ветер продувал через рубашку, бил в лицо и трепал волосы, но Чарльз чувствовал только лёгкие прикосновения. Его тело умоляло отпустить Лэншерра, оно хотело жить, оно не готово было умирать, но он цеплялся за эту связь, потому что это всё что у него оставалось. — У тебя нет времени думать. Чарльз оставил машину и пошёл вперёд по обочине, не ощущая земли под ногами. Он не видел Эрика и не слышал его. До него долетали только обрывки фраз, сказанных Шоу, лживых, горьких, жестких. — Ты умираешь, но ещё можешь отомстить перед смертью тем, кто действительно во всём виноват. Цель Эрика давала ему силы — он собирался держать Шоу так долго, как только мог. Цель Чарльза толкала его в спину, и с каждым шагом толчки становились всё более ощутимы. — У тебя наконец-то появился шанс успеть. Чарльз понял, что это. Его сердце останавливалось. — Пойдём со мной, Эрик. Мы хотим одного и того же. И в этот момент их связь оборвалась. Чарльз остановился, прислушиваясь и впервые не различая ничего. Выпавший за ночь снег замёл дороги и обочины, укрыл лес и скрыл следы. Утих ветер, словно всё вокруг застыло, остался только белый рассеянный свет и абсолютная тишина, которую не нарушал ни звук двигателя машины, оставшейся позади, ни голоса в голове, с которыми он жил всю жизнь, воспринимая их как данность. Чарльз попытался сделать шаг, но колени подогнулись. Он, как тряпичный, сполз в снег. Он больше не чувствовал своих ног. Удивительно, но сейчас, когда всё тело парализовало, Чарльз впервые почувствовал себя по-настоящему свободным. Что бы он сделал раньше, знай, что у него останутся одни сутки жизни? Тогда он бы, не задумываясь, ответил — он будет искать антидот, сделает всё, чтобы спасти свою жизнь. Но прошли шесть дней, не успевших сложиться в неделю, и Чарльз забыл себя прежнего. Возможно, эта метаморфоза завершилась только сейчас, именно в момент, когда он уткнулся виском в ледяную землю, не чувствуя холода. Главное — что Эрик продолжил жить. Не важно, как долго он протянет. Главное — Чарльз ему помог. Эта единственная мысль еще давала сил держать глаза открытыми. Чарльз видел серую ленту дороги и свалившееся на нее грязно-серое небо. Может быть, Эрик все-таки сумел сделать то, во что никто из них не верил — подчинил металл в своей крови. И теперь он получил то время, которого ему не хватало. Начинался новый день. То самое сумрачное раннее утро, тихие часы, когда не случаются трагедии, не решаются судьбы мира. Чарльз закрыл глаза. Это было удивительно легко и спокойно. Он поставил всё — и проиграл. Никудышный из него игрок — во сне Эрик обыгрывал его даже в шахматы. Но, тем не менее, Чарльз впервые сделал действительно максимально всё, что от него зависело. Не хватило чуть-чуть. Хорошая попытка. Будет ещё, но уже не в этой жизни.***
Утро вспыхнуло, как лесной пожар. Солнце выползло из-за линии горизонта, мутным пятном продираясь сквозь тяжелые зимнии тучи. Блёклый сизый свет набирал силу, лучи прорвали пелену облаков и ослепительно-рыжим отразились от снега. Чарльз чувствовал пятно света на своих закрытых веках. Свет пульсировал в такт его сердцу. Но вопреки ожиданию, ритм не замедлялся, а наоборот. Сначала тихий и тягучий, он набирал обороты, барабанил у него в висках. Частые удары сердца неожиданно стали приносить пульсирующую боль. А боль — первый и главный сигнал, что ты ещё жив. Боль пронзила спину, пробралась колючками под рёбра, свернулась вокруг сердца. Парализованное тело охватило огнём. Чарльз вцепился в это ощущение, привыкая к нему и вдруг понимая, что из груди оно перетекло по венам, словно кислота, очаг боли следовал за чужими пальцами. Сначала прикосновения были далекими, но он чувствовал их всё лучше. Чья-то рука двигалась по его груди, по животу, трогала шею, и ощущения следовали за ней дальше, по плечу, по локтю, и внезапно мучительная боль разорвала его предплечье. Чарльза застонал, и эта рука дрогнула. Границы его мира раздвигались, чувства восстанавливались, Чарльз начинал понимать, что лежит на ледяной земле, а его тело и зубы сводит от невыносимого холода. Он открыл глаза. Утренний свет ослепил его, он моргнул, пытаясь найти мутным взглядом источник боли. Чёрная, как дёготь, кровь тянулась из раны, словно в невесомости. Кто-то держал раскрытую ладонь прямо над ней, и тенета жуткой субстанции липли к чужим пальцам. Боль становилась сильнее. Эрик держал его, и Чарльз ощущал спиной тепло его тела, чувствовал, как дрожала от напряжения рука, которой тот поддерживал ему голову. Эрик не смотрел на его лицо, пристально вглядываясь в рану, он чувствовал металл в его крови и не видел больше ничего, боялся ошибиться, поспешить и разорвать ему сосуды, боялся не успеть и потерять его. Ладонь Лэншерра скользила по телу, собирая по венам остатки смерти, рана на его собственной руке, которую увидел Азазель этой ночью, уже покрылась засохшей коркой. В его сознании не было ничего, кроме той самой уверенности, которая подсказывала Эрику, что нужно делать, которая открывала перед ним силы, которая освобождала его не от цепей колонии, не от призрака прошлого, но от мучившей ярости, душившей Лэншерра всю жизнь. «Эрик», — попытался позвать его Чарльз. Телепатия молчала. Он так и не чувствовал своих ног. Но всё это было так неважно, так незначимо. Сейчас телепатия не была ему нужна, сейчас он видел неподвижно застывшие глаза Эрика и чувствовал его так, как не мог почувствовать даже когда обладал своей силой. Это было то самое чутьё, которое заставило их найти друг друга. Там, около колонии и на безымянном шоссе. Здесь, посреди безлюдной заснеженной трассы. Должно быть, процесс эволюции не остановился на достигнутом, и мутанты действительно научились чувствовать друг друга, — мог бы сказать Чарльз, но это бы прозвучало очередной пустой попыткой ученого обосновать то, что обосновать было невозможно. Эрик не мог знать, что он был здесь, не мог знать, что он был жив, но его чутьё оказалось сильнее телепатии, сильнее прошлого, сильнее его мести. — Эрик, — сдавшись, позвал Чарльз вслух, и его взгляд наконец дрогнул. Лэншерр нашёл то, что заставило его остановиться в бесконечной погоне за своим прошлым, которое он не смог бы нагнать никогда. Он нашёл спокойствие, которое искал всю свою жизнь. Чарльз увидел это, и воспоминание ворвалось к нему в голову, сметая всё на своем пути, оно ворвалось к нему вместе с его собственными силами, вместе с его памятью, вместе со всем холодом и болью, которыми он наслаждался, чувствуя себя невероятно, невозможно живым. Начинался новый день. Это было то самое ранее утро, когда догорали последние комнаты роскошного особняка в Уэстчестере, когда Себастьян Шоу бесполезно требовал от Эммы Фрост найти того, кто заставил его закончить вничью партию, растянувшуюся на двадцать лет, это было утро, когда на деле Чарльза Ксавье появилась маркировка «особо опасен», которой там было место с самого начала. Это было утро, которого они так давно ждали. Руки Эрика дрожали, он невозможно устал, но в его сознании бесконечно звучала одна единственная мысль. «Я успел, — повторял он, чувствуя, как бьется сердце Чарльза, разрывая порочный круг, который он не мог разорвать всю свою жизнь. — Я успел»