Заключенный №214782

— Ещё раз, Эрик, — потребовал Ксавье. — Соберись. Вытяни руку. Лэншерр был вымотан до крайности, но не просил дать передышку, а Чарльз не предлагал. Его пальцы мелко подрагивали, когда он перевернул кисть ладонью вверх. Ксавье сжал его широкое запястье. Вена под пальцами мелко пульсировала. — Помни, что в твоей крови просто металл. Такой же, каким ты управляешь, — повторил он то, что говорил час назад. Чарльз коснулся скальпелем кожи на сгибе локтя Лэншерра и почувствовал, как лезвие наткнулось на невидимую преграду. — Эрик, отпусти. — Ты так получаешь удовольствие? — холодно усмехнулся тот. — Боль поможет тебе сконцентрироваться на этом месте, — спокойно объяснил Ксавье, проводя пальцем вдоль его вены. Сопротивление исчезло, и он быстро рассек кожу над ней, почувствовав, как дёрнулась рука Эрика. — Начинай. Лэншерр бросил на него усталый взгляд и коротко кивнул. «Я готов» Кому ты лжёшь, Эрик. Чарльз крепче стиснул пальцы на его запястье. Магнитное поле вокруг нагнеталось и пульсировало. Застыли медные стрелки старинных часов, маятник отклонился и завис. Кровь каплями выступила из пореза, но толку не было. В тишине скрипнул часовой механизм. Эрик резко выдохнул, обессилено опуская голову. — Ты направляешь свою силу куда угодно, только не внутрь, — Чарльз выпустил его руку из своей ладони, но всё равно успел почувствовать судорогу, сковавшую его мышцы. Слабые отголоски приступов давали о себе знать всё утро, но Лэншерр ни разу не попросил остановиться и переждать накатившую волну боли и тошноты. — Ты так много знаешь о моей силе? — сдержанно огрызнулся Лэншерр. В его сознании оставались только безразличие и пустота, он хотел, но не мог понять, как именно нужно было действовать, что именно нужно было сделать, чтобы теория Чарльза сработала. Здесь не могла помочь даже телепатия. Эрик воспринимал свои способности как безотказное и смертоносное оружие. Он умел обращаться со своей силой, но не понимал одной простой вещи — она была неотделимой частью его самого, продолжением его мыслей, чувств и эмоций. Лэншерр поставил цель отомстить и отрицал в себе всё, что ему мешало её достичь. Если бы он принял самого себя, то смог бы найти точку, лежавшую между его безотчетной яростью и удушающей апатией. — Ради бога, Эрик, я только хочу тебе помочь. — С чего вдруг? Потому что иначе я никогда себе этого не прощу. — Просто соберись, — нейтрально ответил Чарльз. Да, это было лучшее слово. Нейтрально. Лэншерр не смотрел на него, но его взгляд был пустой — он как будто ничего не видел или, напротив, видел слишком много. Он следил за Чарльзом — уставшим, разозлённым, с воспалёнными глазами, которые оттого казались ещё ярче. Чарльз потёр висок, но видение не исчезло. Мозг не выдерживал дикого напряжения последних суток, и телепатия выходила из-под контроля. Он просто не мог закрыть ментальную связь с Эриком, и мысли Лэншерра влетали ему в голову. Чарльз видел себя его глазами, и это было до черта странно, почти страшно, потому что он чувствовал и замечал то же, что и Эрик. Как он сам только что потрогал голову — раздраженно, нервно, как его брови дрогнули и между ними залегла морщина. Чарльз ничего не мог сделать и выходил из себя, Эрик же злился в ответ — он понимал, что должен был делать то, что велели, слушать и подчиняться. Его это бесило. И возбуждало. Чарльз резко отвел руку от виска. — Эрик, — Чарльз сморгнул, приходя в себя во всех смыслах этого, чёрт подери, слова. Он не знал, что ему говорить. Делать вид, что он ничего не видел и не знал? Что вчера он не стёр Лэншерру память, после того, как они едва не переспали? — Что случилось? — Я не знаю, — голос Эрика звучал как раньше, но теперь Чарльз различал низкую грудную вибрацию, на которую прежде не обращал внимания. — Чего-то не хватает, я как будто что-то забыл. Знал бы ты, что именно. — Тогда сконцентрируйся на том, что помнишь, — Чарльз отвернулся, поднял со стола книгу по гематологии, раскрывая на первой попавшейся странице. — Зачем это тебе, Ксавье? — прозвучал тот же вопрос, который Чарльз слышал в его мыслях с того самого момента, когда этим утром велел Эрику поднять рукав свитера и объяснил, что именно ему вкололи пять лет назад. Он рассказывал всё что узнал про идею медленного геноцида, но в голове у Лэншерра не было ни возмущения, ни гнева, ни удивления. — Не мне, Эрик. Это нужно тебе, — Чарльз взглянул на него. — Иначе ты вырубишься при первом же применении силы. И тогда Шоу тебе точно не убить, — не нужно было говорить этого вслух, они оба и так всё отлично понимали. — Попробуем через десять минут, — подытожил Ксавье, возвращаясь к книге. — Сейчас. — Сядь и сконцентрируйся, Эрик. — Ещё раз, — потребовал Лэншерр, но в его сознании это «ещё раз» породило совсем иные образы. Чарльз не успел закрыться, и они ворвались ему в голову. Там не было мучившей Эрика слабости и холода в крови, там было душно и жарко, там он держал Чарльза своей широкой ладонью за шею сзади, не давая поднять голову. Там его руки погладили Чарльза по спине, по бокам и заставили развести ноги шире. «Ещё раз», — прохрипел ему на ухо Лэншерр, и Чарльз выгнулся под ним, потому что ему стало больно, и боль была именно такой, какой её представлял Эрик — тягучей, выматывающей, возбуждающей ещё сильнее. — Эрик, — позвал Чарльз, но Лэншерр услышал это иначе, и его фантазия мгновенно подстроилась, позволяя другому Ксавье в его голове произнести то же самое. Чарльз бессмысленно вглядывался в его глаза, понимая, что образы в голове Эрика не исчезали. — Эрик, — голос осип, и Чарльз повторил ещё раз, резче и увереннее: — Хватит. — Что хватит? — Лэншерр поймал его на оговорке. Ксавье ошибся. Он стёр ему воспоминание, но ничего не смог сделать с чувствами и памятью его тела. Эрик не помнил, но разум говорил ему другое, и он верил своим инстинктам. В отличие от Чарльза, он не сопротивлялся им и не пытался скрыть свои мысли, как стыдливо делали это остальные. Взгляд Лэншерра дрогнул, опускаясь ниже, когда Чарльз нервно облизал губы. «Они у тебя слишком яркие, Ксавье. Как будто ты их постоянно кусаешь» Чарльз медленно сглотнул. Вся рациональность, его холодный ум, всё это летело к чертям. — То, что ты делаешь, Эрик, — скрываться дальше было глупо. Там, в своём воображении, Эрик трахал его, именно трахал — он называл это так. Не насиловал — Лэншерру это было неинтересно. В его фантазии Чарльз сам подошёл к нему и велел сесть на диван, сам снял свою рубашку и расстегнул Эрику брюки. Там Лэншерр поставил его на колени и вставил ему, зажимая ладонью рот, потому что ему нравилось, как Чарльз надрывно задушенно скулил, но он не хотел, чтобы тот кричал. Ксавье резко закрыл книгу. Маятник часов снова застыл в неподвижности. — Приходи в себя, Эрик. И мы продолжим, — бросил он, скрываясь в коридоре. Чарльз постыдно сбежал, боясь признать, что проиграл даже собственным способностям. Чутье Эрика было сильнее любого обмана, любых уловок. Оно было сильнее равнодушного взгляда Чарльза и необходимости бесполезно тратить время, пытаясь избавиться от болезни, которая давно стала частью самого Лэншерра. Он выиграл — а Чарльз проиграл. Сколько Эрику понадобится — час или два? — чтобы прийти в себя и вспомнить, зачем он здесь? Вспомнить, что было его целью, пока он не пришёл в этот дом, пока Чарльз не попытался удержать его? Его память восстановит себя сама и вернёт ему каждое слово вчерашнего разговора. Что будет потом, Чарльз не знал. Его шаги по коридору гулко звучали в пустом особняке, сливаясь с воем поднявшегося к ночи ветра и скрипом веток, скребущих по окнам. Чарльз остановился посреди прихожей и прислушался. Тишина — непривычная, с некоторых пор страшная тишина была повсюду, словно он никогда не жил здесь раньше. Особняк опустел со смертью матери, но он старался поддерживать прежний уют дома, наполненного слугами, важными гостями и друзьями семьи, каким он помнил его двадцать лет назад. Ксавье зажигал свет во всех комнатах, прогоняя давивший сумрак, растапливал камины даже в тех комнатах, куда не заходил, включал радио в гостиной внизу, он продолжал обманывать себя, но с каждым годом это становилось всё сложнее. Зимний холод промораживал каменные стены и подбирался ближе. Бесполезно было забиваться ещё глубже в своё убежище и искать спасение в псевдоуютном одиночестве. Чарльз думал, что прятался от всего окружающего мира, ненавидящего мутантов и желающего искоренить их, как худшее зло. Но он не понимал одной вещи — этому миру на самом деле не было до него никакого дела. Единственный человек, которому он был необходим, сейчас остался в пустой гостиной со своим неутолённым желанием стать ещё ближе. Эрику не нужен был просто секс, но он не умел иначе выразить ту дикую, раздирающую его привязанность к Чарльзу, свою жизненную потребность в нём. Ксавье резко остановился и прислушался. Он оглянулся на пустынный холл, тонущий в полумраке — в люстре горела только одна лампа. Чарльз никого не видел и не слышал, но совершенно точно знал — теперь они с Эриком были в доме не одни. Порыв ветра с шумом налетел на стену. — Я не вор, не нужно меня выслеживать, профессор, — прозвучало за спиной. Чарльз сжал пальцами дверной косяк и медленно повернулся. Себастьян Шоу смотрел на него с доброжелательным спокойствием. Он всегда был таким — даже в полных ненависти воспоминаниях Эрика. — Что вам опять нужно? — сдержанно спросил Чарльз. Он быстро отыскал сознание Лэншерра. Тот всё ещё был в гостиной и снова пытался почувствовать металл в своём теле. На мгновение перед глазами Чарльза мелькнуло лезвие скальпеля, которым Эрик рассёк себе кожу, пытаясь сконцентрироваться на боли. Он был поглощён и взбешён неудачей, и какое счастье, что Лэншерр не был телепатом и не чувствовал, что происходило здесь. Чарльз, как мог, бережно коснулся его сознания, успокаивая, пытаясь сгладить острые углы раздражения. Всё хорошо, Эрик. Продолжай. Только не выходи сюда. — Нехорошо заставлять друзей ждать снаружи, но я не могу пригласить их в дом без вашего разрешения, — точно уловив, чего опасался Чарльз, Шоу легко поддержал его желание сохранить их беседу в тайне. — Прогуляемся немного? Ветер на улице гнал мелкий снег. В пятне мутного света фонаря застыл Азазель. Эмма, кутаясь в белоснежное манто, вызывающее непонятное отвращение своей роскошью, не сводила с Чарльза взгляда. Он плотно закрыл входную дверь. Тонкий пиджак не спасал от пронизывающего холода. — Надеюсь, за те несколько дней, что меня не было в стране, вы, Ксавье, хорошо всё обдумали, — начал Себастьян. Чарльз уловил смутные образы серых улиц, где люди месили ногами грязную снежную кашу на разбитом асфальте. Среди них Эмма тщетно пыталась отыскать того, кто им был нужен. Себастьян предпринял ещё одну попытку найти металлокинетика, но ошибся, не обнаружив в Кракове ничего, кроме пробирающего до костей мороза и усталой досады из-за впустую потраченного времени. — Вам нужен именно я, Себастьян? — Чарльз больше не видел смысла молчать. Он проигнорировал пронзительный взгляд Фрост, от которого, казалось, на улице стало ещё на пару градусов холоднее. — Потому что ваш ручной телепат не справляется? Эмма резко выпрямилась. Чарльз почувствовал, как её разум ударил по выставленному им ментальному щиту. «Попробуй, Эмма, и Шоу узнает, из-за кого он упустил Лэншерра семнадцать лет назад» Её лицо почти не переменилось, но Ксавье почувствовал, как под безупречной маской всколыхнулся настоящий страх. Когда Эмма солгала Себастьяну и позволила отправить Эрика в колонию, она не думала, что её ревность повлечёт такие последствия. Сейчас признаваться во лжи было поздно. — Мне больно это признавать, но вы намного сильнее моей дорогой Эммы, — Себастьян поймал настороженный взгляд Фрост и снова посмотрел на Чарльза. Это не было грубой лестью, нет, Шоу был слишком умён и изобретателен для такого дешёвого метода. — Было бы жалко потерять талантливого телепата в вашем лице. — Вы достаточно неплохо устроились, Себастьян, — бросил Чарльз. — С чего вдруг вам понадобилось разрушать установленные порядки? Они с Шоу были на равных условиях. Оба они были мутантами и работали на людей. Только Себастьян, как показалось Чарльзу, этим откровенно наслаждался. — Старые счёты, профессор, — усмехнулся Шоу и поднял рукав своего пиджака. На запястье у него было выбито клеймо. Всего три цифры, тогда как номера заключенных не бывали короче пяти: первые две означали колонию, где ставилось клеймо, остальные — порядковый номер. Трехзначные номера носили только мутанты на особом положении — те, кого направляли в лаборатории, держали в стеклянных камерах и изучали, как уникальный материал. 703. Чарльз узнал этот номер. Когда вышёл из-под контроля реактор в институте, и Ксавье, один из первых схвативший дозу радиации, лежал в коридоре на носилках, сквозь звон в ушах и треск зашкаливающих счётчиков Гейгера он слышал надрывающийся голос профессора Корнелиуса: «Да мне насрать, полковник, где его носит, через час Семьсот третий должен быть здесь! Мы на бомбе сидим, если рванёт — весь Нью-Йорк к чертям накроет!». Чарльз не интересовался, что произошло дальше и кто был тем мутантом, который поглотил энергию целого реактора, остановив неконтролируемую реакцию. Мойра что-то говорила ему, но Чарльз не слушал, слишком поглощённый собственной трагедией. — Я один из первых подопытных, на ком доктор Корнелиус испытывал свою сыворотку, — Шоу на одно неуловимо короткое мгновение поморщился. — Вы знаете, о чём я, профессор. Чарльз знал, но не смог удержаться: смутные образы воспоминаний Шоу плавали на самой поверхности, однако едва он коснулся разума Себастьяна, как хлесткий телепатический удар разорвал этот контакт. «Пошёл вон», — Эмма злилась и до отчаяния боялась, что Чарльз выдаст её секрет. Это значило для неё куда больше, чем забота о воспоминаниях Шоу. — Я единственный, кто выжил, — продолжил Себастьян, опустив рукав и скрывая метку. Он не заметил, как Фрост встала у него прямо за спиной. Впервые в её холодном сознании Чарльз почувствовал страстное желание сделать хоть что-то не только ради себя. — Почему вас отпустили? — спросил Чарльз вместо того, чтобы задать действительно важный вопрос. Шоу был нужен Эрик, но он предпочёл говорить с Чарльзом наедине, вместо того, чтобы явиться прямо в гостиную. — Меня никто не отпускал. Мутант номер Семьсот три по-прежнему числится подопытным материалом в вашем институте. — Клаус Шмидт, — вспомнил Чарльз. Шоу понимающе усмехнулся. — Как вижу, Эрик всё рассказал. Наверное, он ещё уточнил, что и Лэншерр — это тоже не его фамилия? — вкрадчиво поинтересовался он. — Этим старым методом пользовались ещё его предки, спасаясь от фашистов. Нацистская форма была бы Шоу к лицу. — И каково вам, Себастьян, предать собственный вид ради людей? — Чарльз понял, что заговорил словами Эрика. — По крайней мере, я не прячусь, — парировал тот, неожиданно переходя на резкий, лишённый прежней вежливости тон. — Подумай, где ты окажется, когда Лэншерр умрёт. Не пройдёт и месяца, как ты сам будешь на его месте. Я лично посоветую посадить тебя в ту же камеру. Себастьян наконец сделал открытый выпад. Они слишком долго ходили вокруг да около, Шоу давал ему возможность самому принять правильное решение, но не дождался. Чарльз отступил, зная, что его не защитят ни стены дома, ни собственная телепатия, ни Эрик. Эрик. Ксавье попытался отыскать его, надеясь, что сможет всё решить сам, но в гостиной Лэншерра больше не было. — Мне нужно, чтобы ты заставил его подчинить всего пару сотен мутантов, — продолжил Шоу. — Они не выживут после этого, — Чарльз прекрасно понимал, что тому плевать. Сотни мутантов, отправленных на смерть, стали бы достойной платой за новый мировой порядок. Эрику достаточно было оживить металл в их крови, чтобы они, как бешеные животные, кинулись вперёд. То, что не получилось сделать в Неваде, было осуществимо здесь, в Нью-Йорке. Никто не осмелился бы нанести бомбовый удар по штату с такой плотностью населения. — Они умрут и так, Ксавье. Через месяц вымрет первая тысяча заключенных, — напирал Себастьян. Хуже всего было то, что ему не нужно было лгать — правда оказалась страшнее. Шоу не оставил шанса на отступление. Чарльз бросил взгляд на Азазеля, молчаливо стоявшего в стороне и безучастно наблюдавшего за ними. Не нужно было лезть в его мысли, чтобы понять: когда прозвучит отказ и Шоу потеряет интерес к вербовке нового телепата, именно Азазель должен будет всё закончить. Днём позже Чарльза найдут мёртвым на крыльце собственного особняка. — Мне всё равно, узнает Лэншерр про меня или нет, — продолжил Шоу. Он шёл на неслыханные уступки. Себастьян не давал привилегии выбирать никому, даже Эмме. — Я предоставляю тебе полную свободу. Чарльза никогда в жизни не загоняли в угол, ему казалось, из любой ситуации можно найти выход. Он лихорадочно пытался отыскать разум Эрика, и ему это наконец удалось. Лэншерр шёл сюда. «Не надо, Эрик. Пожалуйста, возвращайся, всё хорошо», — пытался убедить его Чарльз, глядя в глаза Шоу. Себастьян не торопил, но в его пронизывающем взгляде читалось нарастающее нетерпение. — Ксавье, если откажетесь вы, я найду другого телепата, — спокойно объяснил тот. — Что тогда будет с Лэншерром, я гарантировать не смогу. Эрик ускорил шаг. Чарльз был слишком встревожен, его мысли наполнял страх, и он неосознанно подбросил его Лэншерру. Тот был слишком нестабилен, эмоции бросало из одной крайности в другую, и одного импульса хватило, чтобы окончательно нарушить баланс. За спиной с грохотом распахнулась дверь. Чарльз обернулся, перехватывая застывший взгляд Эрика. «Не лезь, Ксавье» Лэншерр не понимал, что происходило, и не желал признавать себе, что Чарльз готовился продать его в обмен на свою безопасность. «Эрик, остановись» Но тот уже не слышал. Ему было плевать на Азазеля, в чьих руках блеснул клинок, однажды оставивший на его теле рубец, на Эмму, которая в одно мгновение приняла свой алмазный облик. В этот момент ему было плевать даже на Чарльза. Цепочка на шее натянулась и оттащила его в сторону. Шоу был и оставался единственной целью Лэншерра. — Ты совсем не изменился, мой мальчик, — усмехнулся Себастьян, не чувствуя ни малейшего страха перед тем, кто посвятил жизнь его поиску. Чарльз пытался остановить Эрика, потому что знал, что тот не справится. Его огромная сила питалась от ярости и безудержного желания пролить кровь того, кто превратил его жизнь в ад и лишил всего, во что он верил. Как в своем сне, Эрик поднял ладонь, и, блеснув яркой вспышкой, к лицу Шоу устремился тот самый скальпель, что дал ему Чарльз. Эмма вскинула руку перед лицом Себастьяна, и лезвие отскочило от её алмазной кожи. — Самое время тебе вмешаться, Ксавье, — Шоу даже не сдвинулся с места. — Иначе он сам себя убьёт. Ярость, захлестнувшая Лэншерра, была губительна для него самого, она вырывала из него последние силы. Себастьян это знал и сохранял спокойствие, предлагая Чарльзу помешать Лэншерру уничтожить самого себя. По крайней мере, пока тот был нужен Шоу. Чарльз собирался остановить его. Но не так, как планировал Себастьян. Ломая защиту, выставленную Эммой, Ксавье вторгся в сознание Шоу и сковал его тело. Он видел через его остекленевшие глаза самого себя и Эрика, чувствовал бесплодные попытки Эммы пробиться сквозь ментальный щит. Шоу боялся телепатии и искал способы от нее закрыться. Через него проходили десятки сильных мутантов, но он оставил рядом именно Эмму, чьей силы просто не хватило бы, чтобы подчинить себе его волю. Даже несмотря на то, что она допустила непростительную ошибку. «Держи его» Эта мысль долетела до Ксавье через несколько чужих разумов и сперва показалась ничьей, случайно возникшей из ниоткуда. Эрик поднял руку и сжал кулак, поворачивая что-то невидимое в воздухе. Себастьяна скрутило невероятной болью, какой он не чувствовал с тех самых пор, как покинул лабораторию. Много лет назад, пожав руку полковнику Страйкеру и согласившись на них работать, Шоу решил, что избавился от неё навсегда. Но Эрик сумел подчинить металл в его крови. Вот почему Себастьян не пришёл к ним обоим сразу. С каждым из них в отдельности он легко мог справиться, но вдвоём они были намного сильнее его. «Стой, Эрик, хватит», — повторял Чарльз, оглушенный чужой агонией. Его выламывало, он никогда в своей жизни не знал подобной боли, и теперь, попав в сознание Шоу, транслируя на самого себя его ощущения, оказался в ловушке. Эрик не слышал его, Эрик хотел убить Шоу, не зная, что вместе с ним умирал Ксавье. Он смог сделать единственное, на что хватило концентрации — отыскать Азазеля и послать ему простой импульс. В ту же секунду Чарльза отшвырнуло в сторону. Сильный удар в солнечное сплетение сбил концентрацию и разорвал телепатический контакт — он тяжело рухнул на землю, приложившись головой о камень. Но теперь Ксавье чувствовал только себя и свой ноющий затылок. Магнитное поле вокруг зашкаливало. Лэншерр тратил всю силу без остатка, ему почти удалось убить Шоу. Ещё немного, верил он, ещё немного, и всё закончится. Он просто не понимал, что этого было недостаточно. С надсадным скрипом согнулся фонарный столб, задребезжали оконные рамы. Эрику было наплевать, что случится потом. Шоу было плохо, он едва держался на ногах, но этого было недостаточно, чтобы убить его. — Эрик, хватит! — Чарльз вскочил на ноги и кинулся к нему, пытаясь удержать. «Отпусти его, Эрик, ты погибнешь», — он хотел его остановить, но понимал, что уже опоздал. Эрик задыхался. На этот раз он нарушил последнюю границу и перешёл точку невозвращения. Все его чувства, все мысли были направлены на месть, и он больше не замечал, что происходило с ним самим. — Стой! — захрипел Эрик, когда Азазель появился за спинами Шоу и Фрост и схватил их за плечи. Они исчезли в огненной вспышке, и в Лэншерре оборвалось что-то, что ещё держало его на зашкаливавшем адреналине. «Успокойся, Эрик» Ксавье крепче обхватил его и прижал к себе, но тот уже не сопротивлялся. «Я держу тебя», — тихо повторял Чарльз, уткнувшись лбом ему в шею. Ничего другого ему не оставалось. Он держал, не давая закрыться его глазам. Он заставлял сердце Эрика биться, по секундам отсчитывая каждый удар, который оно должно было сделать, заставлял его лёгкие втягивать и выталкивать воздух. — Я упустил его, — прохрипел Эрик, не открывая глаз. Чарльз не смотрел на него, но чувствовал каждую клетку его тела. Вдох, Эрик. Выдох. Вот так, тебе просто нужно пережить этот приступ. Металл в твоей крови вскипел и начал прожигать твои вены. Ничего страшного не происходит. Всё в порядке, Эрик, я держу тебя. — Он был здесь, зачем ты удержал меня? Удар, второй, ещё один, — считал про себя Чарльз его пульс, чувствуя под пальцами взмокшую спину и не веря, что теперь это тепло стало обманчиво. Это была лихорадка, после которой приходило окоченение. — Ты бы не выдержал, Эрик. Лэншерр развернулся, и Чарльзу пришлось отступить. Эрика шатало, словно он был пьяный. Отраву в крови его мозг воспринимал как источник жизни — Чарльз приказал ему так чувствовать, чтобы Эрик пожил ещё немного. Его организм разрушался, и ни человеческие силы, ни улучшенная регенерация клеток мутанта уже не могли ничего сделать. «Вдохни, Эрик. Выдохни. Сделай шаг. Не думай о том, как тебе холодно» Лэншерр бросил на него последний быстрый взгляд и направился обратно к дому. Чарльз следовал за ним, он держал его за плечо, и тот словно был под гипнозом, но каждый шаг Эрика истощал Чарльза, и внутри у него образовывалось звенящее отчаянье — рано или поздно силы кончатся, и Эрик просто умрёт. Никто больше не прикажет его сердцу биться, а лёгким — перегонять через себя бесполезный воздух. Когда Лэншерр дошёл до гостиной, у Чарльза начала кружиться голова. Его мозг был на пределе, но он продолжал диктовать телу Эрика условия, словно от этого зависела его собственная жизнь. Он готов был поклясться, что зависела. «Иди дальше, в восточном крыле дома теплее, там горит камин», — Лэншерр слышал его мысли и признавал их как свои. Это был тот самый контроль, которого добивался Шоу — лёгкий и незаметный, какой не могла предложить ему Эмма. Эрик слушался, потому что думал, что хочет этого сам, и управлять им было на удивление естественно. Только когда они дошли до комнаты, он наконец понял, как сильно устал. Чарльз убрал руку с плеча Эрика, но не отпустил его сознание. «Сядь, Эрик, так будет легче», — указал он, не добавив, что так будет легче самому Чарльзу держать его. И держаться самому. Ксавье сел на кровать и закрыл глаза. Он пытался засечь приближение Шоу заранее, если тот вернётся, но не чувствовал никого на мили вокруг. Здесь был только он и Эрик. «Ради бога, сядь и успокойся», — мысленно повторил Чарльз, не открывая глаза, потому что всё ещё чувствовал его кипящее сознание и ничего не мог с этим поделать. Собственную голову ломило, до смерти хотелось лечь и проснуться от этого кошмара, но он не мог себе этого позволить. Вместе с кошмаром уйдёт и Лэншерр, как главный его участник. То, что предложил ему Шоу, было логично и жестоко. Убить своими руками — руками Эрика — большую часть мутантов, чтобы освободить остальных, казалось единственным выходом в мире, где их, как животных, загоняли на скотобойни. Мутанты, которые уничтожат колонии, умрут, но позволят десятой доле вырваться на свободу. По мнению Себастьяна, они были достаточной жертвой для установления нового мира. Всё выглядело лёгким и понятным, за исключением одного «но». Только наивный идиот подумает, что Шоу старается для общего блага. Ему не было и нет дела до того, кто умрёт, а кто выживет в этой войне. Себастьян просто не хотел быть на побегушках и определил себя новым богом, решив всё за них так же, как делали люди. Эрик был его оружием, а Чарльз — способом управления этим оружием. Установкой наведения. Всё должно было работать без сбоев, но Шоу забыл одну единственную деталь, без которой механизм невозможно запустить. Чарльз не выдержал и открыл глаза. Лэншерр стоял перед ним, глядя почти в упор. — Сядь. Он сказал это вслух и передал мысленно, приказывая подсознанию Лэншерра подчиниться, однако тот продолжал стоять, не двигаясь. А потом сделал шаг вперёд. «Отойди», — приказал ему Чарльз, но Эрик больше не подчинялся. Всё пошло не так, как планировалось, и никто из них не был уверен в своих силах. Чарльз поднял голову, заставляя себя сидеть ровно, когда Лэншерр подошёл совсем близко. Отступать было некуда. Он и так отступал все эти дни. «Сделай вдох и медленно выдохни, — повторил Чарльз. Он больше не мог сдерживать эмоции Лэншерра, которые теперь кипели в них обоих. — Пожалуйста, Эрик, успокойся, потому что мне сложно тебя держать» — А меня не надо держать, Ксавье, — спокойно произнёс Лэншерр. Непонятно было, что скрывалось за этим, но лезть в голову Эрику сейчас было — всё равно, что броситься в бурлящую реку, чтобы проверить температуру воды. — Если я не буду держать, ты умрёшь, Эрик. Всполох злости пробил брешь в неразрушимой преграде, которой Чарльз пытался сдержать поток. Ещё шаг, и колени Эрика коснулись его колен. — Ничего подобного, Ксавье, я полон сил и живой как никогда. Это обман, — хотелось сказать ему. — Ты чувствуешь себя хорошо только потому что я сказал твоему мозгу так чувствовать. Твое сердце ещё бьется, потому что я не могу его отпустить. Но я не знаю, почему оно колотится так сильно. Не спрашивай меня, я не смогу объяснить. Но тот не спрашивал. Он знал и так. Лэншерр толкнул его колено, заставляя Чарльза развести ноги. — Эрик, — Ксавье резко поднялся, оказываясь с ним лицом к лицу. Тот не отступил, хотя должен был. Чарльз знал, что это был бы естественный рефлекс, но законы не действовали на того, кто никогда не жил в том обществе, что их придумало. — Что тебе нужно? — Чарльз едва держался, заставляя себя смотреть ему прямо в глаза. Всё это уже было. И закончилось ничем, потому что оба они задумались, к чему это может привести. «Мне нужно всё, Ксавье», — прозвучали в голове его слова. Каменная стена рушилась, Лэншерр получал свободу, которую давно хотел. Его сердце дрогнуло против ритма, который задавал ему Ксавье, и вдруг забилось само. Чарльз вскочил на ноги, но Эрик не отошёл, и они оказались нос к носу. — Дай пройти. — Ты больше не можешь мне приказывать, Чарльз. От телепатии остался пустой звук. Телепатия, черт её дери, сломалась, как сам Чарльз, и Эрик легко это понял. Чувств у Лэншерра было больше, чем могло показаться, и именно они помогали ему жить. — Думал, сотрёшь мне память, а я не замечу? Он был так близко, что Чарльз ощущал через одежду его жар. Эрик правда был жив как никогда. Чарльз передал ему слишком много сил, и Эрик загорелся жаждой жизни. Это сам Ксавье оказался ходячим мертвецом. — Ты можешь стереть всё. Как меня зовут, сколько лет я был в колонии, — продолжил Лэншерр, словно ничего не было. Сильнее был тот, кто использовал всю свою силу по полно, а не тот, кто тратил половину на притворство. — Сотри оттуда Шоу. И вчерашний вечер. Сотри вообще всё про себя, — предложил он, признавая то, что Чарльз не мог сказать вслух. — Только я этого не забуду. Теперь они дышали в унисон, и больше не нужно было заставлять Эрика — тот хотел этого сам. — Сядь, — сказал Лэншерр, и в его голосе проступила уверенность, которой не могло быть у того, кто только что упустил свою цель, кому осталось от силы пара дней, у кого ничего не было и уже не будет. — У меня будет, Ксавье, — выдохнул Эрик ему на ухо. — Не думай у меня в голове так громко. — Я... — Не думай, — повторил он. Лэншерр не двигался, и время замерло, но сердце Ксавье стучало всё быстрее. «Сядь» — звучал в его голове приказ, которому он не мог сопротивляться. Он не знал, что случилось потом, только понял, что первым качнулся назад, опускаясь на кровать. А остальное Лэншерр сделал сам. Тот толкнул его, резко и жёстко, его пальцы потянулись к рубашке, путаясь в пуговицах, отталкивая руки Чарльза. Тот пытался помочь, но только мешал. — Подожди, — торопливо прошептал Чарльз, когда Эрик дёрнул его за ремень. — Подожди, — повторил он, перехватывая его руку. Ему нужно было время, чтобы осознать новое положение дел. Цепочка вокруг горла притянула его к кровати, не давая двинуться. Чарльз ухватился за нее, взгляд его в панике метнулся к Эрику, который всё так же смотрел на него, медленно расстегивая на нем ремень, наслаждаясь тем, как тело Чарльза сводило под ним от страха. — Отпусти, — прохрипел Чарльз. Горло жгло, он еле дышал, и на этот раз ему было больно. — Это ты меня отпусти, Ксавье. Чарльз перевёл на него взгляд, через панику пытаясь понять смысл этих слов. Не я тебя сейчас держу, — хотел сказать он, но понял, что Эрик был прав. Такая же невидимая цепь была на горле Лэншерра всё это время. Когда Чарльзу было удобно, он тянул за неё, пытаясь переделать его, как ему больше нравилось. Эрик не двигался, смотрел на него, прижатого к кровати, и боялся поверить точно так же, как сам Чарльз. Они не стали друзьями, это нельзя было назвать даже подобием дружбы, но Лэншерр мог предложить ему гораздо больше. — Тебе нравится, что я тебя так таскаю, — понял Эрик, и Чарльз почувствовал возбуждение, прокатившееся по позвоночнику. Первая реакция. Всегда самая верная. — Иначе ты бы её давно снял. Да, понял Чарльз. Он легко мог расстегнуть замок и спрятать цепочку в доме. — Нет, — солгал Чарльз, потому что признаться было трудно. Серые глаза Эрика следили за тем, как он бесполезно держал цепочку, не позволяя ей затянуться туже и задушить его. Хотя сам он душил Лэншерра сильнее. — Ты хотел контроля, — усмехнулся Эрик, наблюдая, как хватка Чарльза слабела и тело под ним становилось податливым. Послушным. — Но только от того, кому ты доверяешь. Эрик говорил не про него, — внезапно понял Чарльз, — он говорил про них обоих. Все, чего они хотели — доверия. Они хотели ослабить друг на друге ошейники, но кто-то должен был сделать это первым. Чарльз кивнул, разжимая пальцы. И отпустил Лэншерра. Он ожидал чего угодно — что сопротивляющаяся цепочка вопьётся в горло, что Эрик подомнёт его под себя, не желая больше ждать, но тот продолжал смотреть на него, не двигаясь. Чарльз чувствовал, как его сила, получив свободу, не хлынула бешеной волной во все стороны, а внезапно успокоилась и просто мягко заполнила пространство. Чарльз чувствовал их обоих, он слышал их мысли, он понимал Эрика так, как не понимал прежде. — Перевернись, — сказал ему Лэншерр, и Чарльз послушно подставил спину. — Встань на колени, — приказал Эрик, и Чарльз медленно поднялся. Он никогда не делал такого раньше. Это было дико, странно, но от каждого слова Лэншерра внутри проходила волна возбуждения. Бёдра Эрика прижались к его собственным, тот наклонился над ним и стащил с Чарльза через голову рубашку, срывая пуговицы. У Ксавье сбилось дыхание, когда Лэншерр прикоснулся к его спине сначала пальцами, а потом языком, поцеловал лопатку, вдыхая запах кожи. Эрик тянул, ждал, пока Чарльз попросит сам. Прикажет. — Давай, — прошептал Чарльз, с наслаждением чувствуя, как Эрик надавил ему на шею, заставляя вжаться лицом в простыни. — Давай, как тебе хочется, — простонал он, когда пальцы прошлись по его голым бедрам, а Эрик с шипением выдохнул, вжимаясь вставшим членом между ними. Лэншерр толкнул его, заставляя опуститься на кровать, и накрыл собой. Он тяжело дышал ему в его волосы, весь горячий, взмокший. Чарльзу нравилось это ограничение. Он не мог ни приподняться, ни даже развести или собрать ноги. Эрик так долго этого ждал, что давал себе возможность насладиться обретённым, прежде, чем начать что-то делать. Ему так мало принадлежало в жизни, что он боялся потерять хоть что-то. «Я здесь, — повторял Чарльз, — Я здесь, я никуда не денусь, я буду здесь столько, сколько захочешь» «Я могу дать тебе всё, Ксавье», — кипело в сознании Лэншерра, когда он целовал его спину. Уже дал всё, что мог. После него Чарльз был весь в синяках, из-за Эрика он потерял репутацию, за ним охотилось правительство, а только что здесь была главная ищейка закона. Но Чарльз верил, теперь — верил, его словам, мыслям, даже его рукам, безжалостно и грубо его тискающим. «Но я хочу всё взамен, Чарльз. Всё, что ты можешь мне предложить». Всё, что попросишь. Чарльз слушал своё резкое дыхание и шорох одежды Лэншерра, собственное сердцебиение и шелест ткани, пока рука Эрика, гладившая его член, терлась о простынь. — Раздвинь ноги, — прошипел Лэншерр ему в висок, скаля зубы. Его член уперся между ног, и Чарльз неосознанно дёрнулся, но Эрик схватил его за горло и удержал. Подмял под себя, решая за него. — Оближи, — пальцы надавили ему на губы. — Медленнее, — выдохнул Чарльз, поднимая бёдра ему навстречу. Это было ослепительно больно, но Чарльз спасался, вцепившись в ощущения Эрика. Он видел, как поплыло у того перед глазами, когда мышцы плотно обхватили его член, не давая войти глубже. — Разведи шире, — сорвано выдохнув, приказал Лэншерр. Слюны было слишком мало. Когда Эрик качнулся назад, чтобы выйти и толкнуться ещё глубже, он едва мог двинуться внутри. Сквозь шум в ушах Лэншерр услышал, как застонал его имя Чарльз. Он больше не понимал, чьё это было удовольствие, чья была боль, кто из них сейчас прошептал тихое «боже», а кто выругался, он не сумел понять, кто двинулся первым — Эрик, который готов был кончить в ту же самую секунду, или сам Чарльз, который судорожно сжимал его бедро, заведя руку за себя, пытаясь не то остановить его, не то прижать сильнее. Всё слилось в одно, всё было не так, как он себе представлял, боль отползла на дальний план, а удовольствия изголодавшегося Эрика оказалось слишком много даже разделённым двоих. Рывок вперёд, и Чарльз застонал под ним, выгнулся, запрокидывая голову. — Как же ты стонешь, Ксавье, — услышал он хриплый шепот Лэншерра. Ещё рывок. Тяжелый, медленный. — Стони, — прошипел тот, резко двинув бедрами. — Стони всё время, пока я тебя трахаю, — прорычал Эрик ему в волосы. Рывок, ещё, ещё резче, и на один из таких Чарльз дёрнулся вверх и резко подался назад, прижимаясь потными ягодицами к бедрам Лэншерра. Он больше не мог держаться и застонал, громко, откровенно, так, как никогда не сумел бы раньше. — Еще, давай ещё, — просил он, вжимаясь лицом в помятые простыни. Чарльз потянулся рукой между ног, но Лэншерр грубо отпихнул эту руку в сторону, сам обхватывая его член. Эрик двигался внутри быстро, жестко, было ещё больно, но теперь давящее удовольствие и боль стали неразрывными, их общими. Чарльз стонал, лежа грудью на кровати и стоя на коленях, подставляясь ему, пока Лэншерр то прижимался к самой его спине, двигаясь быстро и мелко, то трахал его размашисто и широко, придерживая за шею. В какой-то момент Эрик рывком вошёл до конца, плотно вжимаясь в него бедрами, и Чарльз больше не смог терпеть. Он кончил в его руку, чувствуя, как тот продолжает двигаться в нём, как стонет ему свои мысли, как шепчет их ему в затылок, как его руки цепляются за Чарльза, подтаскивая под себя, на его член, чтобы он не смог ни вылезти, ни сжать ноги, даже если бы захотел. Но Чарльз не хотел, и оргазм Эрика нагнал его собственный секундами позже, накрывая плотным душным одеялом. Лэншерр навалился сверху, и им обоим показалось, что из них выкачали все силы и чувства. Чарльз ничего не видел, у него в висках пульсировало, а дышать ровно он не мог. Вокруг было пусто и хорошо. В этом покое только лучше чувствовалась тяжесть тела сверху, мокрая горячая кожа, его запах. В комнате стало тихо, в этой тишине отчётливо различалось только дыхание Эрика. Пока Чарльз слышал его, он мог думать. Этот рваный ритм заставлял его собственное сердце биться. Двигаться не хотелось, но время шло, удовольствие растворялось, и на смену ему приходила неловкость. — Эрик, — первым попросил Чарльз, пытаясь подняться, и тот нехотя двинулся, садясь на постели. Лэншерр был вымотан, его кожа блестела от пота, а глаза смотрели с непонятной усталостью, в которой Чарльз так и не сумел различить кое-что ещё. — Я в душ, — словно оправдываясь, бросил Ксавье и поднялся с постели. Он чувствовал взгляд в спину, но не обернулся, когда вышел в коридор. Только когда он дошёл до ванной и включил воду, то понял, насколько глупо было оставлять Лэншерра там ради чёртовой гигиены, которая, может, и не была ему сейчас нужна, потому что он не знал, проснется ли завтра утром. Но причина была не в этом. Чарльз попросту не знал, что скажет ему, когда Лэншерр спросит. Какой статус теперь ему даст, потому что «друг» уже не подходило, «братом» он не мог быть по определению, а для «знакомых» они прошли слишком много. Но Лэншерр был за пределами этих понятий с самого момента их встречи. Он был никем для Чарльза и одновременно стал для него всем. Лэншерр добился того, о чем говорил. Чарльз выключил воду и ступил на холодный пол. Он накинул рубашку, на которой теперь не хватало двух пуговиц, и пошёл обратно, но когда вернулся, Эрика уже не было. Чарльз подавил неразумный страх, который заставил сердце заколотиться. Мог Лэншерр уйти после того, что случилось? Чарльз был уверен, что мог — его цель всё ещё была важнее. Едва выпадет шанс, как Эрик выберет то, за чем охотился всю жизнь. Не его. Не этот дом. Не то, что мог дать ему Чарльз. Ксавье опоздал всего на каких-то семнадцать лет. Он собрался с мыслями, понимая, что произошло то, чего он так боялся — зависимость от Лэншерра выматывала его и одновременно давала ему цель. Он закрыл глаза и попытался почувствовать его поблизости, рядом, где-то в особняке... Резкий неприятный звонок мобильного телефона разорвал тишину. Чарльз открыл глаза и поднял трубку, глядя на знакомое имя на экране. — Мойра, — вымученно попытался улыбнуться он. — Прости за тот вечер, я... — Повод не тот, — если бы Чарльз не чувствовал МакТаггерт, он бы не узнал её. — Они вышли на тебя. Ксавье пытался запомнить голос Мойры, потому что знал — это был их последний разговор. — Страйкер? — Нет. К нему приходил Себастьян Шоу. Он должен был догадаться и понять сразу, что передышка, которую дал им Шоу, была лишь затишьем. — Ты его знаешь? Чарльз молчал, не зная, что ответить. Знал ли он его? Едва ли. Зато Шоу знал о нём много. Как и полковник Страйкер, который пришёл к Чарльзу в дом, уже всё прекрасно понимая. — Чарльз? — Да, — наконец рассеянно ответил он, потирая лоб. — Его показания проверяют, но это просто вопрос времени. Вопрос времени. Этот вопрос преследовал их постоянно. Вопрос времени, сколько проживёт Эрик. Вопрос времени, как долго теперь протянет Чарльз. — Сколько? — спросил он, хотя уже знал ответ. — Они могут приехать завтра вечером, — ответила Мойра. Она больше не волновалась, в её голосе не было эмоций — ни одной кроме глухого, жгучего разочарования, причиной которого был Ксавье. И его выбор. — Это всё, что я слышала, — продолжала она. — Тебе надо уезжать как можно быстрее. — Спасибо, — произнёс Чарльз совсем не то, что собирался. Он хотел сказать намного больше, но Мойра не хотела слушать. Она, в отличии от Чарльза, не загоняла себя в тупик. Она молчала, но не вешала трубку. — Я бы хотел отблагодарить тебя, но не уверен, что когда-нибудь смогу. На линии повисла долгая, мучительная пауза. — Брось эту затею и избавься от него, Чарльз, — услышал он то, что говорил себе сам до этого дня. — Ты же знаешь, скоро всё закончится. В любом случае. Когда звонок разъединился, Чарльз выключил телефон — в нём больше не было нужды, потому что не осталось никого, кому он мог позвонить и кто мог ему ответить. Лэншерр так и не пришёл — ни тогда, ни через пару минут, ни через полчаса, когда Чарльз уже перестал ждать. Он был здесь один, как будто ничего не случилось, и только запах Эрика на простынях выдавал, что всё это не было сном. Ксавье лёг и закрыл глаза, вслушиваясь в тишину, которую не нарушал даже ветер. На улице застыла абсолютно мертвая ночь. Фонари не горели, но если приглядеться, можно было увидеть, что снова пошёл редкий слабый снег. Чарльз не помнил, сколько времени прошло перед тем, как в пустынном коридоре снова послышались шаги, выдававшие себя только слабым скрипом половиц. Щёлкнул замок двери, и она открылась, впуская Эрика обратно в комнату. Если бы Чарльз умел, он бы запер его здесь и приварил металлокинезом щеколду намертво, но он не мог и только лежал, слушая, как тот подходит ближе. Кровать рядом с ним промялась, и Чарльз вдруг почувствовал, как Эрик лег, прижимаясь к его спине. Он был мокрый и чертовски холодный, словно только что вернулся с улицы. Лэншерр успокоился и тихо дышал ему в затылок, обхватив рукой поперёк живота. Эрик знал, что Чарльз не спит, но молчал, потому что никакие слова ему были не нужны. Сейчас он был собой, находился в той самой точке между яростью, с которой он начал, и бесконечной апатией, которая сидела у него в душе всю жизнь. Чарльз чувствовал его силу. Сейчас тот смог бы сделать всё, что захотел. Здесь и сейчас его способности были безграничны. Эрик закрыл глаза, и напряжение, которое казалось частью его натуры, вдруг отступило и ушло. Прошла ещё минута, а может и, час, перед тем, как Чарльз закрыл глаза. Приближалось утро. В сознании Эрика был покой, и сны наконец покинули его. Лэншерр спал тихо, и только пальцы на животе Чарльза иногда подрагивали, давая понять, что тело продолжало бороться и проигрывало. Лэншерр спал так, словно больше не собирался открывать глаза.