***
Сама поездка не особенно примечательна, Юнги делит машину с Сокджином, который находится в полном режиме артиста перед камерами, поёт и делает всё возможное, чтобы быть интересным. Они слушают Daechwita и подпевают ей, и хотя он уже слышал готовый трек около 500 раз (и трахался под него — твоя надежда, твой ангел, моя задница), его грудь всё ещё раздувается от гордости каждый раз, когда он играет. Это было как раз вовремя: четыре года прошло с тех пор, как он выпустил Agust D, но они были заняты эти четыре года, так что он не слишком зол на себя. Он знает, что Хосок тоже всё больше и больше занят своим вторым микстейпом, и хотя их индивидуальный стиль сильно отличается, Юнги не мог не гордиться коммерческим успехом Hopeworld. С другой стороны, он также ощущает дополнительное давление, чтобы обеспечить столь же сильное или лучшее продолжение. За последнюю неделю Юнги ожидал, что уже привык к отношениям с мужчиной, которого он любил девять лет, но это всё ещё поражает его каждое раз, когда он просыпается рядом с Хосоком ранним утром. И, может быть, это на грани жуткого, но Юнги ничего так не любит, как лежать там, наблюдая, как медленно поднимается и опускается грудь его парня, как время от времени подёргиваются его веки, когда он видит сны, мягкий изгиб его рта, губы приоткрыты и время от времени выпускают небольшие вздохи. За исключением, может быть, одной вещи, которую он любит ещё больше. Потому что всякий раз, когда глаза Хосока открываются, чтобы обнаружить, что он уже проснулся и откровенно пялится, весь влюбленный и уязвимый, его губы в форме сердца растягиваются в самой милой и тёплой улыбке, а глаза искрятся счастьем и радостью. Юнги, как правило, очень строго относится к гигиене полости рта первым делом с утра, но он нарушил своё собственное правило всегда чистить зубы, прежде чем делать что-то ещё, уже три раза за последние восемь дней, чтобы нежно поцеловать своего парня в губы, будь проклято утреннее дыхание. (Он отказывается признавать тот факт, что однажды, если быть точным, в прошлый четверг, нежный поцелуй превратился в полноценный сеанс поцелуев и закончился тем, что они кончили, потираясь друг о друга, прежде чем он ступил за пределы кровати.) Их неделя снова была безумно напряжённой, встречи, касающиеся их отношений, добавились к и без того плотному графику, но каким-то образом — вероятно, благодаря силе воли — им всё же удавалось почти ежедневно набрасываться друг на друга, и хотя они не трахаются каждый раз (что, по его мнению, действительно сказалось бы на его заднице), за последнюю неделю он получил больше, чем за два месяца до этого. И секс, который уже был потрясающим, теперь вышел на совершенно новый уровень для Юнги. Он на удивление хорошо справился с сексом с мужчиной, в которого был тайно влюблён, может быть, потому, что никогда не позволял себе надеяться на что-то большее, чем то, что ему неожиданно дали в октябре 2019 года. Но теперь, с тех пор, как он позволил себе открыть своё сердце и разум, снова влюбиться в Хосока, полученное количество любви и взаимного обожания повысило восприятие Юнги сексуального удовлетворения и увеличило его в сто раз, хотя они не делали ничего сумасшедшего, даже не менялись позициями снова после того самого первого раза. Удивительно, но он всё ещё не испытывает желания это изменить. До предыдущих выходных прошло около года с тех пор, как Юнги в последний раз был сверху с парнем, и он никогда не скучал по этому после того, как начал спать с Хосоком. Есть часть Юнги, которая чувствует, что была скрыта все эти годы с тех пор, как он впервые занялся сексом, часть, которая, он всегда знал, была там, но отказывался это признавать. И частью причины, как бы пафосно это ни звучало, был Хосок. Он всегда знал, что ему понравится быть снизу, просто предчувствовал это. Он даже пару раз пытался использовать пальцы, когда был моложе, но так и не продвинулся в этом по-настоящему далеко, так как это было обременительно — сначала делить комнату с группой стажёров, а затем с шестью участниками, а затем с Сокджином. Наедине в комнате с Кимом им удалось найти компромисс между личными потребностями и избежать ненужного участия друга и коллеги в заботе об указанных потребностях. Они позволили бы другому спокойно дрочить, но у Юнги никогда не было достаточно времени (в сочетании с необходимым уровнем энергии), чтобы исследовать своё собственное тело сверх этого. В какой-то момент он, вероятно, просто отказался от углубления в эту часть своей сексуальности, потому что дрочить было легче, а трахаться было веселее. Но так или иначе, со всеми его связями, даже с Чимином, с которым он спал несколько месяцев, он никогда не чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы сделать следующий шаг. Так и не смог ощутить то доверие, которое, по его мнению, было необходимо. И да, возможно, какая-то маленькая часть его всегда надеялась поделиться этим опытом с Хосоком. Хотя в реальности он никогда не рассматривал возможность заняться сексом с Хосоком в любой момент своей жизни, поэтому, когда это внезапно произошло, совершенно неожиданно и непреднамеренно, его интуиция подсказала ему, что нужно нанести удар, и он это сделал. Он не может заставить себя сожалеть ни о чём, что произошло с тех пор, о том, что привело к тому, что они начали встречаться, и Юнги, наконец, забрал последний кусочек девственности Хосока за неделю до этого, ещё один божественный опыт, как будто сделал последний шаг, чтобы сделать их единым целым. Сейчас он так отвратительно счастлив, влюблён, рад и горд тем, что работа над его микстейпом завершена, и D-2 хорошо принят АРМИ, он почти приветствует этот вынужденный перерыв в том, чтобы быть Мин Юнги на несколько дней в пользу того, чтобы быть Шугой, потому что он чувствует, что в противном случае его собственное счастье может убежать. Он по-прежнему сможет видеть Хосока и взаимодействовать с ним каждый день, но, конечно, любое публичное проявление чувств будет строго регламентировано и смягчено. Может быть, это и хорошо, что они с самого начала привыкли не выходить за рамки дозволенного. Он не осуждает Чимина и Чонгука за то, что они иногда полагаются на персонал, чтобы отредактировать какие-либо доказательства истинной природы отношений двух айдолов, но он видел, как случались промахи, особенно когда основное внимание уделялось не паре, а другому участнику, а также сценам, которые были намеренно включены, чтобы дать фанатам повод для размышлений. Они с Хосоком сразу решили, что это не то место, где они хотят показать взаимодействия Соупов, не потому, что Юнги чувствует, что им нужно предотвратить распространение реальных слухов об их сексуальности (честно говоря, если бы он мог, он бы совершил каминг-аут пять лет назад, даже если бы только ради бесчисленных АРМИ, борющихся с принятием себя из-за их собственной ориентации), но потому, что они оба предпочитают хранить свою личную жизнь в тайне; может быть, просто для поддержания некоторого чувства уединения, по крайней мере, в этой части их жизни, когда всё остальное — от их диеты до их внешности — уже диктуется другими людьми. Так что для «In the Soop» это означало отдельные машины, отдельные кровати, не сидеть рядом друг с другом во время еды и, очевидно, никаких поцелуев, интимных объятий, рукопожатий и определённо никакого траха. Что ж, думает он, когда Сокджин начинает распевать песню рядом с ним, посмотрим, как это получится.***
Место съёмок на этот раз действительно хорошее, все они согласны с этим, когда бродят по домам и по большим открытым пространствам, чтобы исследовать их. Для них есть множество спален и других спальных мест на выбор, и все они, конечно же, оснащены камерами, чтобы запечатлеть каждое их движение. После своего дебюта Юнги и представить себе не мог, что постоянное наблюдение камерами за его жизнью в течение длительного периода времени будет чем-то, на что он охотно согласится, но в настоящее время это кажется почти нормальным, поскольку в течение многих лет конфиденциальность была близка к нулю. Он воображает, что это довольно утомительно — часами смотреть кадры, на которых они валяются в своих кроватях в поисках чего-то, что стоит показать публике, но он понимает, почему это делается с точки зрения маркетинга, хотя небольшая часть его всё ещё возмущается вторжением в его частную жизнь. Конечно, привлекательность для фанатов видеть их спящими или просто просыпающимися очевидна, и это не то чтобы незнакомая концепция для корейского телевизионного производства. Просто необходимость жертвовать его объятиями во сне немного печальна. Фанаты, вероятно, хотели бы видеть их в одной постели, размышляет он, ухмыляясь про себя, в то время как каждый выбирает предпочтительное место для сна. Когда он выбирает фургон для кемпинга в качестве своего основного места отдыха, у него есть тщетная надежда на то, что спереди будет только одна камера, хотя он не удивлён, обнаружив, что его надежды были напрасны. Может быть, просто может быть, он воображал, что найдёт возможность немного потискаться с Хосоком ночью, но сейчас очевидно, что за ним будут пристально следить в его кровати-фургоне. И даже если бы это было не так, микрофоны, установленные в гостиной, вероятно, достаточно чувствительны, чтобы уловить всё, что они скажут или сделают, если бы Хосок действительно присоединился к нему, и он не хотел бы, чтобы редакторы прослушивали частный разговор между ним и его возлюбленным. Поэтому персонал будет смотреть и слушать, как он спит в одиночестве (Юнги надеется, что без странных лиц, хотя их никогда не показывают публике), и, как бы ему это ни нравилось, предпочтительнее, чтобы куча незнакомцев не видела, как он цепляется за Хосока, как нуждающаяся маленькая коала. Они устраиваются, все весёлые и взволнованные (даже Намджун, с облегчением замечает Мин), и Юнги идёт готовить быстрый обед на свежем воздухе для группы вместе с Чонгуком. Еда, как её приготовление, так и потребление, является ключевой частью шоу, и не только по культурным соображениям. Демонстрация еды айдолов всегда создает благоприятную атмосферу и служит средством успокоения любых голосов, выражающих озабоченность по поводу управления весом в отрасли и диет айдолов в частности. Это почти смешно, зная, что после недели наслаждения всем тем, с чем им обычно приходится быть осторожными, в сочетании только с половиной количества упражнений и беготни, чем в большинство других дней, Юнги, по крайней мере, придётся сесть на более строгую диету, чтобы поддерживать свой вес. Он занят приготовлением мяса на гриле, когда его телефон внезапно вибрирует в кармане. На его лице появляется ухмылка ещё до того, как он тянется к устройству, каким-то образом уверенный в том, кто пишет ему прямо сейчас. Хосок-а ♡ Ты выглядишь так чертовски сексуально прямо сейчас 1:39 RIP я на следующие семь дней ㅜㅜ 1:39 Юнги поднимает глаза, ловя взгляд Хосока, и тот нахально подмигивает ему, прежде чем возвращается к своему телефону, набирая ещё что-то. Проходит всего несколько секунд, прежде чем Мин чувствует вибрацию на своей ноге. Хосок-а ♡ Так как я больше не могу сказать это тебе в лицо 1:40 Я люблю тебя, хён 1:41 В течение оставшегося времени приготовления еды Юнги с трудом сдерживает улыбку.***
Проходит целых четыре дня, пока терпение Хосока не рушится. Они отлично справлялись, создавали развлекательный контент с различными занятиями, готовили вместе и вообще не флиртовали, в отличие от детей, которым удавалось держаться подальше друг от друга в течение первых трёх дней, а затем, по словам Хосока, те трахались в душе общежития, которое они делят с ним, прошлой ночью, когда им пришлось вернуться в Сеул на полдня на работу. Теперь Юнги чувствует себя изголодавшимся и одиноким, но в то же время подавленным постоянным общением с другими. Юнги любит свою группу. Это правда так, если бы он не любил их, он бы не подписался ещё на семь лет с шестью сумасшедшими, которых он называет своими коллегами. Он любит свою работу и АРМИ, и, хотя Юнги обычно не любит сниматься в рекламных роликах, ему действительно нравится снимать части их шоу, таких как «Run!», тематические прямые трансляции и специальные эпизоды на праздники. Но когда дело доходит до количества энергии, которое необходимо вложить в съёмки, Юнги чувствует, что он постоянно работает на разряженной батарее. Его луч надежды во время больших постановок, таких как «In the Soop» — это магия редактирования. До тех пор, пока он показывает своё лицо несколько раз в день и пока есть приличное количество видеозаписей, на которых он участвует в различных мероприятиях, подготовленных для них, будет в порядке удалиться в фургон на несколько минут тишины и покоя. С камерами, установленными почти повсюду, все они постоянно снимаются (к счастью, не в ванной), и уединения не так много, но, по крайней мере, у них есть налаженные способы общения с командой, жесты, сигнализирующие о том, что всё, что должно произойти, является частным и не разрешается транслировать. Интимные разговоры любого рода всегда тщательно редактируются, но если разрешение явно не было отозвано, они могут и часто будут включены в окончательный вариант, предлагая больше информации о человеке, скрывающемся за сценическим образом. Менять что-то в последнюю минуту всегда утомительно, поэтому все участники должны правильно использовать инструменты коммутации. Юнги не подаёт никаких признаков того, что занят вещами, которые не должны выходить в эфир, пока возится с фургоном (сотрудники сами увидят, что он не делает ничего стоящего), но когда раздаётся стук в дверь, и Хосок засовывает голову внутрь, он не слишком удивлён, увидев, что его парень, войдя, повернулся лицом к камере и скрестил руки перед лицом, образуя крест, чтобы сообщить редакторам о частном характере его визита. В животе Юнги возникает странное покалывание, когда он смотрит, как Хосок закрывает за собой дверь, взволнованный тем фактом, что они впервые за несколько дней одни в замкнутом пространстве. Даже во время их короткого возвращения в город у них не было возможности провести ни секунды вдали от остальных, каждый оставался в своей комнате в общежитии, чтобы поспать несколько драгоценных часов, а Хосок всё равно задерживался, чтобы присутствовать на встречах вместе с Намджуном. Чего бы Юнги ни ожидал, может быть, объятия или нескольких слов, сказанных шепотом, которые предназначались только для Юнги, это определенно было не то. Прежде чем он успевает открыть рот, Хосок уже рядом с ним, хватает Юнги за талию и тащит его в единственное место, где нет камер — крошечную ванную комнату фургона. Хлипкая дверь закрывается за ним, и следующее, что он понимает — его спина прижата к ней, а губы Хосока на его губах. У него вырывается возглас протеста, хотя он тут же целует его в ответ. — Извини, — бормочет Хосок одними губами. — Я знаю, что мы не должны… но мне нужно было поцеловать тебя. Только на минутку, пожалуйста. Юнги даже не сопротивляется, позволяя своей голове откинуться назад, когда Хосок начинает почти неистово целовать его шею, нежно втягивая мягкую кожу в рот, чтобы не оставить никаких следов. Юнги никогда не питал слабости к засосам, всегда считал их слишком собственническими и, возможно, немного детскими, но прямо сейчас он не может придумать ничего более горячего, чем быть отмеченным повсюду, хочет, чтобы мир знал, что он принадлежит Хосоку и только ему. — Они нас услышат, — шепчет он, несмотря на то, как сильно он этого хочет. — Микрофоны… — Всего две минуты, мне просто нужно почувствовать тебя на секунду, хён, — шепчет Хосок в ответ, и Юнги действительно не хочет, чтобы он останавливался, поэтому притягивает его обратно и затягивает в ещё один обжигающий поцелуй. Их руки блуждают по телу друг друга, сминая одежду, они оба теряются в своей страсти, любое беспокойство Юнги, которое могло возникнуть из-за микрофонов, улавливающих влажные звуки соприкосновения их губ, испаряется под горячими прикосновениями Хосока. Только после того, как их тела выравниваются, твёрдые члены прижимаются друг к другу через четыре слоя одежды, Юнги приходит в себя от оцепенения, встряхнутый собственным подавленным стоном. — Чёрт, — выдыхает он, его рука опускается к заднице Хосока, чтобы удержать его на месте, пока он потирается об него, не в силах удержаться от погони за быстро нарастающим удовольствием. — Сок-а. — Боже, я так сильно хочу тебя, это грёбаная пытка, — Хосок утыкается лицом в шею Юнги, по-видимому, пытаясь отодвинуть бёдра и замедлить их интенсивный поцелуй, но Юнги недоволен потерей стимуляции. — Не останавливайся, — слышит он свою мольбу, а затем ещё более отчаянное: — Трахни меня. Хосок мычит ему в шею, не сбавляя скорости, очевидно, даже не удивлённый просьбой. — Я хочу, — бормочет он в ткань рубашки Юнги, зубы смыкаются вокруг его ключицы. — Я действительно чертовски хочу тебя, хён. Юнги не хранит здесь смазку. Или презервативы. Комната (если вообще можно её так назвать) крошечная, а дверь тонкая, плюс уже есть кадры, на которых они вдвоём исчезают здесь. Если они начнут трахаться, нет ни шанса, что микрофоны не смогут уловят звуки. Юнги должно это волновать. Это не так. — У меня здесь ничего нет, — шепчет он вместо этого, закрыв глаза, рука Хосока теперь у него между ног, сжимает его через ткань. От слов Юнги Чон отдёргивает руку, скользит в собственный карман, чтобы достать презерватив и пакетик смазки. Юнги фыркает, довольный, но всё равно желающий побыть немного придурком из-за этого. — Однажды ты назвал меня самонадеянным за то, что я принёс смазку и прочее в твою комнату, — дразнит он. В ответ Хосок хихикает в изгиб его горла, облизывая широкую полосу на шее: — Я не думал, что ты согласишься, но я хотел быть готовым, если ты захочешь. — Значит ты надеялся. — Да, — он отстраняется, выпрямляясь, его глаза снова встречаются с глазами Юнги. — Ты уверен? — Блять, да, давай сделаем это, — спешит сказать Юнги, каждая клеточка его тела кричит ему, чтобы он сбросил одежду и бросился на младшего. Хосок, не теряя времени, стягивает обе их рубашки через головы и бросает рядом с собой на закрытую крышку унитаза. — Здесь почти нет места, — хихикает он, и это чертовски верно, Юнги даже не знает, как они собираются это сделать. Похоже, у Хосока есть план, он вытаскивает Юнги из штанов и бесцеремонно опускается на колени. Поскольку его нижнее бельё постигло ту же участь, что и штаны, член Юнги высвобождается всего через несколько секунд, заставляя его шипеть и вздрагивать от внезапного обнажения, хотя на самом деле в комнате не холодно. Учитывая, как они близки, его член ударяет прямо по лицу его парню, и Хосок смотрит на него с тоской. — Чёрт возьми, ты не представляешь, как сильно я скучал по этому виду. Хотел бы я, чтобы у меня было время отсосать тебе как следует, — шепчет он, когда его губы касаются эрекции Юнги сбоку, проводя линию к головке, прежде чем без предисловий взять её в рот. И, чёрт, Юнги тоже скучал по этому виду, хотя прошла всего лишь пара дней вынужденного воздержания. Он удовлетворённо вздыхает, впечатываясь в алюминиевую дверь позади себя. Это неудобно, и сквозь туман возбуждения он знает, что должен вести себя тихо, не только потому, что было бы неловко, если бы персонал услышал, как ему отсасывают и как его трахают, но ещё больше, чтобы его стоны не дали знать другим участникам об их непристойном свидании. Но ощущение губ Хосока вокруг себя после того, что кажется маленькой вечностью, является достойной причиной, чтобы потерпеть. Тихое хныканье вырывается из него, когда Хосок начинает качать головой, глубоко вбирая Юнги, пока он открывает пакетик со смазкой, чтобы подготовить его. Он научился так хорошо сосать, что становится трудно поверить, что семь месяцев назад он даже ни разу толком не целовался с парнем, не говоря уже о том, чтобы быть снизу с одним. С тех пор он хорошо выучил все чувствительные точки Юнги, знает, какой темп ему нравится, какое давление нужно оказывать языком каждый раз и какими способами ласкать головку, чтобы свести Юнги с ума. Он знает, когда ускориться, когда замедлиться и когда добавить свои руки. Самое главное, что он знает — как сильно Юнги любит анальные игры, поэтому он почти никогда не ограничивается просто минетом, и этот раз не исключение. — Раздвинь ноги, — приказывает он, отрываясь, чтобы коснуться языком головки, и Юнги спешит подчиниться и расставляет ноги как можно шире в крошечном доступном пространстве. Он снова закрывает глаза, когда чувствует, как смазанные пальцы Хосока раздвигают его ягодицы и нежно потирают дырочку. На данный момент он почти уверен, что мог бы впустить Хосока без особой сопротивления, даже без всякой прелюдии, нужно просто смазать, чтобы облегчить проникновение. К этому времени он привыкнул к растяжке и имеет мышечную память, работающую в его пользу. Но прошла почти неделя с тех пор, как они трахались в последний раз (празднуя выпуск D-2), и даже с учётом ограниченного времени, которое у них сейчас есть, Юнги благодарен за нежную подготовку. Сначала Хосок вставляет только один палец, но скользит им до упора, удовлетворенно мыча вокруг члена во рту, когда Юнги глубоко дышит и сразу расслабляется вокруг пальца. Семь месяцев назад Юнги никогда раньше не был снизу. К настоящему времени он так хорошо научился открываться и принимать, что Хосок недавно трахнул его с тонким вибратором, прижатым вдоль его члена. Может быть, ему не следует втайне гордиться этим, но попробуйте засудить его за это. Второй палец быстро присоединяется к первому, Хосок разводит их внутри как ножницы и намеренно несколько раз касается простаты Юнги. Он научился этому тоже так чертовски быстро, что в это трудно поверить, но Юнги не должен удивляться. Хосок так же искусен, когда дело доходит до фингеринга, как и в танцах, он легко может заставить Юнги кончить одними пальцами. — Ах, черт возьми, вот так, — выдыхает он на третьем толчке, Хосок рычит в ответ, обхватив губами член Юнги. — Боже мой, не… ах, не останавливайся, Сок-а. Хосок отстраняется, крепко дроча ему свободной рукой. — Шшш, детка, — шепчет он, целуя Юнги в бедро. — Нужно вести себя тихо, хён. Юнги знает это, но он уже сходит с ума от возбуждения, съёживаясь, когда Хосок не унимается, посасывая кончик члена Юнги. Мину становится всё труднее и труднее сдерживать звуки, его бёдра дрожат, а тихие стоны угрожают вырваться из его горла каждый раз, когда Хосок задевает его простату. Он запускает руки в волосы Хосока, ощущая гладкие шелковистые пряди под кончиками пальцев, и слегка дёргает. — Я готов, Хосок-а, давай, — он уже умоляет, бесстыдно насаживаясь на пальцы Хосока, пока тот не убирает их, вставая с пола, чтобы потянуться за презервативом, который он принёс. — Оставайся так, — говорит ему Хосок, когда Юнги собирается повернуться, разрывая упаковку зубами и надевая презерватив одним плавным движением, в то время как Юнги поворачивается к нему лицом, предвкушение бурлит в его груди. Если он не встанет спиной к Хосоку, чтобы тот мог взять его сзади, есть только один способ сделать это, и одна мысль об этом возбуждает… Хосок улыбается ему сверкающими глазами, протягивая руки, чтобы схватить его за бёдра. — Держись за меня, хён, — шепчет он, и Юнги, возбуждённый, отчаявшийся и так сильно влюблённый, делает именно это. Его поднимают в воздух, как будто он ничего не весит, его ноги обхватывают тонкую талию Хосока, в то время как его парень поддерживает его у хлипкой двери ванной, чтобы протянуть руку между ними. — Ты готов? — Так чертовски готов, пожалуйста, — настаивает Юнги, невероятно возбуждённый демонстрацией силы. Ему всегда нравились спортивные, худые мужчины, а не крепкие парни (хотя он может абсолютно оценить время, проведённое Намджуном в спортзале), но ему нравится, когда над ним немного доминируют, и Хосок точно знает, как это сделать. Его дыхание прерывается, когда он чувствует, как кончик члена Хосока прижимается к его входу, а затем он входит, растягивая его самым восхитительным образом. — Да, — выдыхает он, чувствуя, как весь воздух выталкивается из его легких, поскольку гравитация помогает ему опускаться всё ниже и ниже на длину члена внутри него. Таким образом, Хосок вошёл невероятно глубоко, глубже, чем когда-либо за долгое время, и молчать кажется почти невозможным. Когда Хосок отступает от двери, он удерживает Юнги в воздухе, давая ему время привыкнуть к наполненности. — Ты в порядке, детка? — тихо спрашивает он, прижимаясь лбом ко лбу Юнги. — Так, так хорошо… так глубоко, — он слегка покачивает бёдрами, целуя Хосока, который улыбается ему в губы, задыхаясь от этого ощущения. — Ты можешь двигаться, — говорит ему Юнги, и — господи помилуй — Хосок делает это. Он медленно трахает Юнги, насаживая его вверх-вниз, крепко держа обеими руками Юнги за задницу, и он так глубоко внутри него, что Мин даже не может нормально стонать. Он знает, что в любом случае не должен этого делать, но невозможно сдерживать голос, и Хосок даже не пытается заставить его замолчать, скорее наоборот. Вот так, голова Юнги слегка приподнята, и Хосок смотрит на него с уважением и обожанием на лице, прикрыв глаза и тяжело дыша, когда он увеличивает скорость. — В тебе так хорошо, чёрт возьми, — шепчет он, хрипя, когда Юнги сжимается вокруг него, издавая скулёж, вырывающийся из его рта. — Ты тоже так потрясающе ощущаешься… ах, Сок-а, трахни меня сильнее, — лепечет Юнги, зажмурив глаза. Хосок кивает, делает шаг вперед, снова прижимая Юнги к раздвижной двери, и набирает скорость. С новым углом он прямо на простате Юнги, задевая её при каждом толчке, и как бы он ни старался, Юнги больше не может сдерживать своё хныканье. Юнги ничего не может сделать, кроме как держаться за Хосока, обхватив руками его шею и запрокинув голову, погружённый в нарастающее удовольствие и напряжение в паху, но Хосок чувствует, что ему нужно, и использует дверь за спиной Юнги как рычаг, чтобы отпустить его задницу одной рукой, поворачивая её, чтобы обернуть вокруг члена Юнги между их телами. Тепло охватывает внутренности Юнги, пульсируя от разных точек волнами, каждая из которых больше предыдущей, пока всё его существо не поглощается пламенем, и он кончает со вздохом, разливаясь в кулак Хосока, его голос срывается на стон, прежде чем он ловит губы Хосока в лихорадочном поцелуе, преодолевая толчки, пока Хосок не стонет и не толкается внутрь так глубоко, как только может, прежде чем собственный оргазм захватит его, и его бёдра застывают. Затем он подаётся вперёд с довольной улыбкой на лице и наклоняется, пока его губы снова не находят губы Юнги для самого нежного поцелуя, который они разделили сегодня.***
Не похоже, что они отсутствовали заметное количество времени, поэтому Юнги выходит из фургона беззаботно и полностью расслабленным, Хосок следует за ним. Это до тех пор, пока они не добираются до верхнего дома, где они натыкаются на Чимина и Тэхёна, занятых разговором шёпотом, у обоих на лицах слишком широкие и неприличные ухмылки, чтобы их игнорировать, и они прекращают говорить, как только их два хёна входят в комнату. — Что вы задумали? — спрашивает Хосок, настроенный на них и их проделки после стольких лет совместного проживания в одной комнате с одним или даже обоими из них. — Я буквально чувствую запах вашего заговора. — Да? — спрашивает Чимин, приподнимая бровь. — Ну, подойди поближе, и я, возможно, смогу почувствовать запах того, что заставило фургон трястись пару минут назад. Должно быть, прямо снаружи произошло землетрясение, — он больше ничего не говорит, но интенсивность его взгляда на них двоих почти ощущается такой же жгучей, как открытое пламя, почти горячее, чем щёки Юнги в данный момент — они горят. Удивительно, но Хосок не краснеет, косясь на Чимина с вызывающим выражением лица: — Чёрт возьми, ничто не проходит мимо тебя, не так ли, Чимин-а? — Честно говоря, хён, иногда эти землетрясения, сотрясающие лагерь, настолько громкие, что их трудно игнорировать, — тихо посмеивается Тэхён. — Я чувствую, что вокальная линия нуждается в дополнении, — размышляет Чимин с огоньком в глазах. — Я никогда не отдавал тебе должного уважения за твой певческий голос, Юнги-хён, но он действительно выдающийся. Юнги прирос к месту, думая, что, должно быть, так чувствуют себя омары, когда их варят. Хуже всего то, что он на самом деле был очень уверен, что сдержался, поэтому, если он был достаточно громким, чтобы дети заметили, даже когда он активно пытался быть тихим, с каким уровнем шума приходится мириться его соседям дома, когда он даёт себе волю? — О боже, — Хосок закатывает глаза, но теперь он тоже смеётся. — Заткнитесь, вы двое, вы заставляете хёна чувствовать себя неловко. Кроме того, Чимчим, ты не тот, кто должен об этом говорить. В следующий раз, когда я услышу землетрясение по соседству в своей квартире, я мог бы не притворяться, что ничего не слышу, и вместо этого пойти проверить, — он шевелит бровями, и, конечно же, Чимин немедленно принимает вызов. — Это угроза или обещание, хён? — невинно спрашивает он с ангельской улыбкой на лице. Хосока это не смущает, он наклоняется вперед, полностью влезая в пространство Чимина, и шепчет ему на ухо. Снаружи доносится шум от других, бездельничающих снаружи, и вдобавок ко всему хихикающий Тэ, так что Юнги не может разобрать, что говорит его парень, но что бы это ни было, лицо Чимина становится вялым, а глаза почти стеклянными. Когда Хосок выпрямляется, Чимин смотрит на Юнги, затем снова на Хосока, выражение его лица больше похоже на несчастное, как будто кто-то украл кусок торта, который он собирался съесть, прямо у него из-под носа. — Чёрт, почему ты мне не нравишься? — восклицает он почти обвиняюще, снова переводя взгляд на Юнги. — Тебе чертовски повезло, Юнги-хён. И бог свидетель, так оно и есть.