***
Пиво никогда не было сильной стороной Хосока, но это один из любимых алкогольных напитков Намджуна, и, вероятно, это отчасти приятно — топить свои печали после разрыва отношений, которые длились половину десятилетия. — Грёбаные пять лет, — говорит Намджун рядом с ним, глядя в никуда. — Я потратил половину своих двадцатых на эту чушь. — Не говори так, — Хосок качает головой. У него никогда не было таких долгих отношений, но он был с Юми почти три года и никогда не находил причин сожалеть о времени, проведённом с ней, несмотря на то, что у них не сложились романтические отношения. Конечно, это была другая ситуация, но всё же. — Ты посвятил часть жизни Хёджин, обрёл воспоминания и узнал так много нового о любви и о себе, тебе так не кажется? Намджун смотрит вниз, на свои колени. — Я знаю, это просто… Чёрт возьми, Сок-а. Пять лет… Я собирался сделать предложение этой женщине. Я хотел от неё детей, я! Я был готов стать долбаным отцом! Я! — Я думаю, ты был бы отличным отцом, — тихо говорит Хосок. Он всегда так думал. Каким бы неуклюжим, нахальным и немного незрелым Намджун ни был временами, он берёт на себя ответственность за свои действия и действия группы, и он хороший и добрый лидер и любящий партнёр. Это правда, что Намджун на самом деле не рассматривал идею завести ребенка до его отношений с Хёджин, но большую часть чётырех лет он видел, как расцветает его друг, когда он представлял себе жизнь, которая могла бы у него однажды быть. — Знаешь, что самое худшее? — Что? Намджун глубоко вздыхает. — Мне даже по-настоящему не грустно. В основном я злюсь на себя, потому что убедил себя, что на самом деле она бы меня не бросила. Я продолжал говорить себе, что если бы я только дал ей немного больше пространства и немного больше времени, то в конце концов всё было бы хорошо. Как чёртов дурак, я отказывался видеть правду, хотя это было очевидно! Хосок действительно не может с этим поспорить, потому что особенно в последние несколько недель ни у кого из них не осталось ни капли веры в то, что Намджун и Хёджин уладят свои разногласия. — Я думаю, это нормально, — говорит он вместо этого, зная, что его слова бессмысленны, как пустые скорлупки. — Ты действительно хотел, чтобы эти отношения продлились, и это доказывает твою верность и самоотверженность. Намджун фыркает рядом с ним, громко и с горечью. — Самоотверженностью блять, — говорит он. — Я просто худший, я… на самом деле я совсем не такой, каким ты меня представляешь. Хосок смотрит на своего друга, приподняв брови. Он знает, что Намджун винит себя в неудавшемся романе, хотя, по правде говоря, он тоже должен знать, что иногда что-то просто не получается и не у всех отношений будет счастливый конец. И всё же он не может до конца избавиться от ощущения, что это нечто большее, Намджун не просто принижает его романтические и эмоциональные способности. Под этим скрывается что-то ещё, и по тому, как Намджун извивается рядом с ним, Хосок может только предположить, что он готов выложить всё начистоту. — Что ты имеешь в виду, Джун-а? — спрашивает он в конце концов, когда молчание между ними затягивается слишком надолго, чтобы быть комфортным. Намджун замирает, прикусывая губы в раздумье. Он выглядит таким измученным, что Хосоку хочется обхватить его руками и крепко прижать к себе, но на самом деле это не те отношения, которые у них сложились, и кажется, что Намджун мог бы воспламениться, если бы к нему прикоснулись прямо сейчас. — Могу я тебя кое о чём спросить? — в конце концов говорит он. Выражение его лица не понять, на нём борьба эмоций. — Да, конечно. — Когда, эм, как… — Намджун замолкает, почёсывая затылок — Когда ты понял, что тебе нравятся парни? И-или Юнги-хён в частности? Хосок поднимает глаза и видит, что по щекам Намджуна разливается румянец. Вопрос застаёт его врасплох, но у него сразу же возникает догадка, потому что с чего бы Намджуну задаваться вопросом о чём-то подобном, если бы у него не было таких же мыслей? Поэтому вместо того, чтобы спрашивать что-то, он решает подыграть и посмотреть, к чему это приведёт. — Если быть до конца честным, — говорит он, — в детстве меня никогда не привлекали парни, но когда я впервые увидел Юнги, я подумал, что он действительно крутой, но в некотором роде милый, понимаешь? Например, то, как он улыбается, и весь его стиль эмо-бой тогда… И он был таким мрачным и проблемным артистом, понимаешь? — Да, — кивает Намджун. — Он всегда вёл себя так, будто у него на всё был ответ, и он знал всё лучше, чем даже менеджеры, что уж говорить о нас. Я терпеть это не мог. Хосок посмеивается при воспоминаниях о тех первых днях и неделях. — Совершенно верно. Вы оба мне так нравились, и меня тошнило от того, что вы постоянно ссорились из-за всего. Нас с Донхёком от этого тошнило. — Я помню. — Но я всегда равнялся на хёна, понимаешь? Не только потому, что он был старше, но и потому, что мне казалось, что он знает о жизни гораздо больше меня, он прожил гораздо больше, у него была работа на неполный рабочий день даже в 17 лет, и он уже работал дома, в Тэгу. По сравнению с ним я чувствовал себя таким ребёнком. — Ну да, учитывая, что ты был единственным из нас, кого действительно признали за выдающиеся достижения в своей области, — поддразнивает Намджун с улыбкой, и Хосок чувствует, что тоже улыбается, радуясь, что его друг ни на секунду не мрачнеет. — Ты знаешь, что я имею в виду. Мы все были в некотором роде избалованными детьми среднего класса, которым никогда по-настоящему не приходилось беспокоиться ни о чём, кроме школы и того, достаточно ли мы популярны. Даже с танцами у меня никогда не было особых проблем с родителями, мой отец довольно рано принял путь, по которому я шёл, и моя мама в любом случае очень поддерживала меня, Юнги-хён же боролся за всё, и я восхищался этим. Остальное… Я думаю, это произошло, когда мы провели вместе канун Нового года. — Я всё ещё не могу поверить, что это произошло, — говорит Намджун, качая головой. — Пока я не услышал, как ты трахаешься в соседней комнате, у меня вообще не было причин верить, что тебе нравится Юнги-хён. Как… Я имею в виду… вы, ребята, что, обоюдно решили отсосать друг другу через неделю после знакомства? Даже спустя более десяти лет при воспоминании о той ночи по его лицу пробегает жар, особенно когда он должен рассказать об этом в деталях. — С моей стороны не было особого сосания члена, даже прикосновений, если честно. — Что? Но я думал… — Юнги отсосал мне, да, но я просто вроде… положил руку ему на промежность, и он, как бы, потерся о неё? Он едва достал его из штанов, но я думаю, этого и следовало ожидать, когда вам шестнадцать и семнадцать лет и вы пытаетесь вести себя круто, дроча друг перед другом. Намджун делает глоток своего пива, приподнимая бровь. — Ты хочешь сказать, что в эти дни ты более расслаблен, когда дрочишь перед хёном? Хосок не отвечает и вместо этого сосредотачивает своё внимание на собственном пиве, чего достаточно, чтобы Намджун взорвался его рядом с ним. — Вы делаете это друг с другом?! — Это не имеет большого значения, Джун-а. Как бы он ни был смущён своими подростковыми сексуальными пристрастиями (например, его первый раз, который был довольно романтичным, пока он не заметил кровь между их телами и сильно испугался, потому что подумал, что один из них, должно быть, сильно пострадал. Юми потребовалось больше десяти минут, чтобы убедить его — и напомнить ему — что это вполне естественное явление, а затем настроение испарилось, и им потребовалось три недели, чтобы хотя бы попробовать ещё раз), Хосок действительно чувствует себя довольно уверенно в своих сексуальных начинаниях с Юнги. — Да, иногда мы дрочим друг другу, или я делаю это, наблюдая, как Юнги использует игрушку или что-то в этом роде, ну, знаешь, просто чтобы было интереснее. Намджун корчит рожу, как будто только что узнал, что кто-то плюнул ему в пиво. — Боже, я такой чертовски ванильный, Хёджин никогда не хотела делать ничего даже отдаленно извращённого. На самом деле на это нет никакого хорошего ответа, поэтому Хосок молчит, пока Намджун снова не нарушает молчание. — Хоб-а… — Да? — Мне нужно тебе кое-что сказать. Я… я кое-что сделал. Его руки возятся с бутылкой, пальцы заняты отклеиванием этикетки. Внезапно он выглядит совершенно потерянным и, что более важно, виноватым. Хосок поджимает одну ногу под себя и поворачивается на диване так, чтобы быть лицом к Намджуну, чувствуя, что они подходят к сути разговора, к которому так стремился Намджун. — Ммм, итак, — прочищая горло, Намджун снова опускает взгляд на свои колени. — Это насчет Ханыль-хёна. Хосок кивает, не доверяя сейчас своему голосу. Юнги был чертовски прав с самого начала. — Я попросил хёна посмотреть фильм со мной, и, поскольку я хотел, чтобы мне было удобно и всё такое, мы смотрели его на маленьком телевизоре в моей спальне. В общем, я вроде как заснул, прислонившись к нему, а когда проснулся, мы… обнимались? Прервавшись, он бросает быстрый взгляд на Хосока, предположительно, чтобы оценить его реакцию. — Ты меня спрашиваешь? — Нет, я… мы обнимались. Да, мы обнимались. Вернее, я был почти на нём, а он лежал распластавшись на спине, и ему некуда было деться. Ммм, и, о боже мой… — он снова замолкает, потирая своё пылающее лицо. — Когда я проснулся, моё грёбаное бедро было у него между ног и… он был твёрдым, Хосок-а. Он смотрит на Хосока с выражением, которое можно описать только как «грустное щенячье личико». — Я попросил своего лучшего друга посмотреть со мной фильм, а потом набросился на него и сделала это… как-то странно сексуальным? Хосок неуверенно моргает. — Значит… тебе было неловко из-за того, что он так на тебя отреагировал? — Нет, я имею в виду, я чувствую, что это произошло из-за меня, я стал причиной этого. Потому что это я положил туда ногу, он спал… и я… чёрт, я чувствую себя ужасно из-за того, что даже думаю о чём-то подобном… Я вроде как подумывал о том, чтобы немного пошевелить ногой, может быть? — Подвигать, как?.. — Он был возбуждён, но он всё ещё спал, и, как грёбаный хищник, я подумал о том, чтобы потереться о него ногой, чтобы посмотреть, как он отреагирует. Мне было интересно, понравится ли ему, если я прикоснусь к нему, смогу ли я заставить… заставить его стонать или что-то в этом роде. О боже, я даже не могу… я ничего не сделал, но… Я серьёзно задумался о том, как он звучит, когда кончает, чёрт возьми… Хосок не может сдержать невольный смех, который вырывается у него при виде шокированного выражения лица Намджуна. — Ладно, ладно, я понимаю, что ты был в необычно близкой ситуации с другим мужчиной, и ты… обнаружил, что это тебя заинтриговало. — Наверное, но разве это не странно? Я имею в виду, я, конечно, этого не делал, я просто убрал свою чёртову ногу, но я действительно хотел этого. Должен добавить, что пока я был в отношениях, я не только сексуально домогался своего друга и телохранителя, но и подумывал об измене своей девушке, на которой, как я утверждал, хотел жениться! Он раздражённо проводит руками по волосам. — Честно говоря, я корю себя за это уже несколько недель, я имею в виду, что за мудак так поступает? И в довершение всего, Хёджин-а уходит и бросает меня, а я звоню тебе, мешая планировать свадьбу твоей сестры, что чертовски важно, чтобы ты поддержал меня, пока я скорблю, но — и вот поворот сюжета — действительно ли я скорблю или просто сижу здесь, думая о заднице Ханыль-хёна? Закончив свою маленькую речь, он откидывается на спинку стула со стоном отвращения к самому себе, являя собой картину страдания. Хосок позволяет ему пару секунд покипеть от гнева, но достаточно скоро протягивает руку, чтобы похлопать друга по бедру. — Не будь так строг к себе. Ты умный парень, ты давно знал, по крайней мере, на подсознательном уровне, что между тобой и Хёджин-а не всё ладится. Верно? А что касается той ситуации с Ханыль-хёном, то ты проснулся в этой позе, что означает, что ты принял её, пока ещё спал, и что бы ты ни думал и ни чувствовал после этого, ты не действовал в соответствии с этим, и это то, что важно. Намджун не выглядит убеждённым, но он ничего не говорит, чтобы возразить. — У нас все время возникают самые разные мысли. Например, недавно я готовил рагу, снял кастрюлю с плиты и на какой-то странный момент задумался, насколько сильно я обожжусь, если суну руку в пламя. Сделал бы я когда-нибудь это? Конечно, нет. Это просто мысли, Намджун-а. — Но у меня никогда не было подобных мыслей, — отмечает Намджун. — Я имею в виду, очевидно, что Ханыль-хён привлекателен, он тоже мог бы легко стать актёром или певцом, но всё же… Хосок кивает, потому что это правда. Со своими большими глазами и чёткими чертами лица Ханыль довольно эффектен, а, будучи личным телохранителем, он подтянут и хорошо сложен. До сих пор во вкусе Намджуна были тонкая талия, нежные изгибы и симпатичное личико, и хотя рост Хёджин составлял около 160 см, если Хосок действительно задумается об этом, Ханыль может быть просто более высокой и несколько более широкой версией девушек, которые раньше нравились Намджуну. — Я знаю, что он объективно красивый, сексуальный парень, — продолжает Намджун. — У него хорошее тело, и его татуировки действительно классные… — Подожди, у него есть татуировки? — озадаченно спрашивает Хосок. — Да, у него на плече дракон, и одна на предплечье, это, гм, виноградные лозы и цветы. — О, вау, — невозмутимо произносит Хосок. — Думаешь, что знаешь кого-то… Намджуну это кажется немного забавным, и именно тогда Хосок замечает отблеск нежности в его глазах. — С тех пор мы пару раз ходили в спортзал, и, чёрт возьми, я чувствую себя так странно, потому что теперь я смотрю на него по-другому, но в то же время вроде как нормально отношусь к этому?.. Потому что я думаю, что он тоже разглядывает меня, я почти уверен, что пару раз ловил его взгляд на моей груди и… моей заднице. О боже, это звучит чертовски самонадеянно. — Тем более, что у тебя не такая уж большая задница, — бормочет Хосок, наклоняясь вперёд, чтобы поставить пустую бутылку на стол перед собой. Когда он откидывается на спинку стула, Намджун оскорблённо смотрит на него. — Уж не тебе так говорить! У тебя тоже абсолютно нет задницы, — дуется он. — Ошибаешься. Ты, дорогой лидер-ним, слишком часто непрошено щупал мою задницу, чтобы не знать, что она меньше, но упругая, и я знаю, как с этим работать. Это должно быть достижением — трахнуть меня, я танцор, я бы довёл тебя до забвения. Чёрт, ему действительно не следовало пить в середине дня. Намджун смотрит на него с выражением заинтригованного ужаса. — Господи Иисусе, блять, ты бы точно сделал это, не так ли? — Ну, на самом деле я не предлагал по множеству причин, но, безусловно, да. Я не очень часто снизу, но я в этом мастер. Он ожидает, что Намджун рассмеётся, и тот действительно хихикает, но в этом есть что-то такое, что сразу даёт Хосоку понять, что мысли Намджуна уже блуждают где-то в другом месте. — Как ты думаешь, Ханыль-хён больше актив или пассив в постели? Ему всегда нравились крутые парни, но я не хочу предполагать, понимаешь… И это даже не моё дело, боже милостивый, Хосок-а, почему я думаю об этом? Хосок с ухмылкой откидывается на подушки: — Я бы сказал, что у тебя небольшой бой-краш, Джун-и. Сидящий рядом с ним Намджун издаёт недовольный звук и одним глотком допивает остатки пива. — Я никогда вообще не интересовался мужчинами, как это может… я имею в виду, это не имеет смысла, верно? Я общаюсь с квир-людьми уже десять лет, очень привлекательными квир-людьми, и я никогда не испытывал ничего подобного ни к одному из них… ну, может быть, за исключением… Он замолкает с порозовевшими щеками и быстрым взглядом в сторону Хосока. — Кто, Чимин? — Нет, — усмехается Намджун. — Чимин-и, конечно, сексуален, но нет, абсолютно нет. Он всё ещё слишком сильно краснеет, и, учитывая, как сильно он извивается, ему не требуется слишком много времени, чтобы понять. — Тебе нравится Юнги! Намджун поднимает руки в знак защиты. — Он симпатичный, что я могу сказать, его личико как у милого маленького аксолотля, его улыбка чертовски прелестна, и ты должен признать, что у него отличная задница! — Я думаю, было бы странно, если бы он мне не нравился, но ты держи свои лапы подальше от задницы моего мужчины, — смеётся Хосок. — И перестань называть его аксолотлем. Ты прав, но мне не хочется это признавать. Сосредоточься на своём парне, извращенец. Намджун фыркает и трёт лицо руками. — Насколько это морально предосудительно, что вместо того, чтобы оплакивать то, что я когда-то считал любовью всей своей жизни, я сижу здесь, размышляя, могу ли я попробовать со своим горячим лучшим другом? — Ну, это не то, с чем ты обязан разбираться прямо сейчас, — говорит ему Хосок, на этот раз похлопывая его по плечу. — Я знал, что меня влечёт к Юнги, но у меня было немало внутренних кризисов, когда мы начали встречаться, и ещё один серьезный, когда я понял, что это любовь. Намджун смотрит на него, его глаза становятся круглыми, как блюдца, при упоминании о любви. — Потрать время, чтобы переварить всё, что произошло… как с Хёджин, так и в вашей дружбе с Ханыль-хёном. Я обещаю, ты достигнешь того момента, когда у тебя появится больше ясности в отношении того, чего ты действительно хочешь и что чувствуешь. Ни он, ни Юнги не должны рассказывать Намджуну о чувствах Ханыля к нему, поэтому, конечно, он этого не делает, но когда примерно пятнадцать минут спустя он покидает студию, а его друг крепко обнимает его в знак благодарности, он надеется, что Намджун будет соответствовать тому, что предполагает его IQ, и отнесётся к этому разумно. И не будет рисковать причинить боль кому-либо и, возможно, потерять что-то очень ценное.***
Несмотря на всё своё участие в свадьбе сестры, Хосок не был частью команды по подбору свадебных платьев, так что это первый раз, когда он видит Джиу в её наряде, и это абсолютно потрясающе. Ранее, прежде чем они вошли в зал как супружеская пара, его мать пролила много слез в задних комнатах, обнимая обоих своих детей, своего нового зятя и Юнги, а отец Хосока стоял рядом с ними, положив руку на плечо Хосока, заявляя, как он очень горд за своих детей. Это, по общему мнению, удивительный день. После многих бессонных ночей, бесчисленных телефонных звонков, электронных писем и срочных сообщений в семейном групповом чате посреди ночи всё складывается так, как он надеялся, и Хосок не может быть счастливее. Естественно, его семья знает Юнги уже давно. Тем не менее, учитывая их занятость, это первый раз, когда его родители встречаются с Юнги как с партнёром своего сына, а не как с другом и коллегой по работе, и у него были опасения по поводу того, насколько хорошо пройдёт эта встреча. Но точно так же, как семья Мин приняла его как мужчину в жизни их сына, его собственные родители приветствовали Юнги с широко распростёртыми объятиями. И дело не только в этом. Во время планирования свадьбы он иногда чувствовал горький привкус в горле, зная, что никогда не сможет получить ничего из этого для себя. По крайней мере, какое-то время он ходил с очень похожим образом, который Джиу создаёт сегодня, у себя в голове. Не так часто, когда он был с Юми, потому что из-за всего, что происходило в те последние несколько лет его подросткового возраста, возможная будущая свадьба была так далека, что это было похоже на будущее совсем другого человека, и не с Чимин, потому что, хотя она была весёлой, а ему было не всё равно, их отношения не достигли по-настоящему серьёзного уровня. Однако с Нари мысль о женитьбе после того, как он провёл двадцать лет в бизнесе, была привлекательной, и он часто представлял её в платье, очень похожем на то, которое сейчас надето на его сестре. Однако в течение дня, видя Юнги в его костюме, с вьющимися волосами, падающими на лоб, и улыбающимся, глубоко погруженным в разговор с матерью Хосока и его шурином, он чувствует, что всё встало на свои места. Ну и что, что он не может выйти замуж за другого мужчину? И что, если отношения с айдолами обычно заканчиваются их разрывом, и кучка фанатов обрушили бы на них свою ненависть, если бы узнали об их любви? Ничто из этого не помешало Чонгуку сделать предложение Чимину на яхте на Мальте, когда они вместе смотрели на звёзды после того, как камеры перестали вращаться, и это не помешало им объявить о своём «браке» в ту же ночь или провести неофициальную церемонию бракосочетания на пляже в Лос-Анджелесе в 2019 году, после чего Чонгук объявил его любовь к Чимину на концерте Rosebowl в том же году, что было скрыто признанием в любви к ARMY. И если это не помешало детям жить полной жизнью, съехаться, завести щенка, делать то, что делала бы любая обычная пара, Хосок не понимает, почему они с Юнги не могут делать то же самое. Уже довольно поздно, и после того, как Хосок воздерживался от алкоголя большую часть дня, теперь в приятном состоянии опьянения. Он чувствует, как пылает его лицо, а со своими платиново-светлыми волосами он, наверное, похож на электрическую лампочку. Почему он снова решил стать тем, кто станет чертовски жёлтым для выпуска Butter, он действительно не знает. Некоторые другие участники, Чимин, Чонгук и Тэхён, уже покинули место проведения свадьбы, но хён-лайн всё ещё там. Ранее они решили, что, хотя Джиу хотела, чтобы все они были там, и лично пригласила каждого участника, они не хотели привлекать внимание к себе. Сокджин и Юнги перешли в более уединённое место, посещаемое только близкими друзьями и семьёй супружеской пары, так что в главном зале остался только Намджун, сидящий за одним из столиков с Ханылем. Хосок не слышал никаких новостей о его романтических проблемах, но настроение его друга в последнее время было довольно кислым, так что он может только предполагать, что Намджун всё ещё борется со своими чувствами. Юнги тоже ничего не слышал от Ханыля, и это странно — осознавать, что у них есть взаимный интерес, и не иметь возможности поговорить об этом или по-настоящему принять участие в решении проблемы. Но прямо сейчас Ханыль говорит что-то, от чего Намджун громко смеётся, выглядя совершенно беззаботным впервые более чем за две недели, так что, где бы они ни были, это не может быть плохо. Он отваживается вернуться на поиски своего парня и по пути сталкивается с Шин Хёсобом. — Привет, — взволнованно приветствует его Хёсоб, держа в руках бокал шампанского из бара в задней части зала. Прямо сейчас он находится в разгаре своей службы и взял двухдневный отпуск, чтобы выступить на свадьбе. Они не очень хорошо знают друг друга, но Хосоку сразу понравился певец. Также приятно видеть, что приглашённые артисты могут выступать во время службы, даже несмотря на то, что это частное празднование. Он не знает, как относиться к тому, что Bangtan поступают на службу, и у них всё ещё может быть шанс выкрутиться из этого, хотя HIBE никогда бы открыто не признался, что они пытались получить «Грэмми» как средство повлиять на правительство. («Если нам придётся отслужить, мы сделаем это», — сказал ему Юнги прошлой ночью перед сном. — И, возможно, это даже к лучшему. Мы стали огромным феноменом, но под всем этим мы даже не знаем, кто мы такие на самом деле. Те вещи, над которыми я видел, как ты работал с тех пор, как мы начали встречаться, они такие разные, гораздо более зрелые, чем твои прошлые работы. Ты намного больше, детка, больше, чем та роль, которую ты играешь, и мир должен это увидеть. И как бы сильно я ни любил нашу группу, я думаю, что быть вынужденными сделать перерыв в групповой деятельности, это пойдёт нам на пользу». Как бы то ни было, Юнги, вероятно, прав, но это не избавляет Хосока от страха и беспокойства, которые он испытывает, когда думает об изменениях, с которыми им придётся столкнуться в будущем.) Теперь он искренне улыбается в ответ на улыбку Хёсоба, потому что сегодня удивительный день, и ничто не может расстроить его. — Эй, тебе весело? — Абсолютно, свадьба потрясающая, — говорит ему Хёсоб. — Я никогда не думал, что однажды буду петь перед BTS, это безумие. Однако я должен тебе кое-что сказать. — В чём дело? — спрашивает Хосок, посмеиваясь, потому что его знакомый кажется немного пьяным. Но поскольку у него впереди ещё больше года службы, он заслуживает того, чтобы ему сделали небольшую поблажку. — Послушай, в баре в задней части подают действительно хорошую выпивку. К сожалению, они также обслуживают парня, который продолжает покупать напитки Мин Юнги. — Он наклоняется к Хосоку с приподнятой бровью и взглядом, который не оставляет сомнений в значении его слов. Хосок немедленно замирает. Это не потому, что он думает, что Юнги когда-нибудь изменит ему, а скорее из-за явного подтекста его знаний об истинной природе их отношений. Хёсоб — друг Джиу, но не настолько близкий, чтобы она делилась с ним такими интимными подробностями. Половина семьи Хосока даже не знает о Юнги, а все люди, которые в курсе, подписали чёткие соглашения о неразглашении… — Извини, — быстро говорит Хёсоб. — Я ошибся дверью и мельком увидел его с тобой и твоей семьей сразу после свадьбы, так что… — Он лезет в карман и достаёт свой телефон, продолжая показывать ему фотографию женщины. Но это не просто какая-то женщина. Это явно частная фотография Джой из Red Velvet. — Это моя девушка Суён, — говорит он. — Если это тебе поможет. — О, — тупо произносит Хосок, затем кивает после того, как у него было время переварить услышанное. — Спасибо тебе, Хёсоб-ши. — Мы можем разговаривать неофициально, если хочешь, мы же теперь друзья, не так ли? — Хёсоб улыбается. — А теперь, может, мне пойти с тобой, чтобы спасти твоего мужчину от этого неуважительного мудака? Почувствовав облегчение, Хосок пытается скрыть свою улыбку за притворной суровостью на лице. — Да, пойдём, надерём этой сучке задницу, — говорит он, его язык развязывается от алкоголя, и Хёсоб громко смеётся, похлопывая его по спине, пока они идут. — Вот это мой парень, я знал, что в тебе есть тот же огонь, что и в твоей сестре.***
Хосок, честно говоря, думал, что ничто не сможет расстроить его в такой день, но он не думал о том, каково это — видеть, как Юнги разговаривает с незнакомцем, который совершенно очевидно пытается с ним флиртовать. — Вот и он, — говорит Хёсоб прямо рядом с ним, на его губах играет улыбка. — Юнги-щи всегда не осознаёт, когда к нему пристают парни? Честно говоря, Юнги, насколько может судить Хосок, совершенно не осведомлён о намерениях другого парня. Он стоит у бара спиной к нему, держа в руке стакан виски и кивая в такт тому, что говорит мужчина перед ним. Незнакомец вторгается в его личное пространство ровно настолько, чтобы это было социально приемлемо, но со стороны довольно очевидно, что он пытается флиртовать. Или, может быть, это просто впечатление Хосока, потому что он смотрит на Юнги иначе, чем кто-либо другой вокруг. Они всё ещё в паре метров друг от друга, когда мужчина, высокий и красивый, кладёт руку на плечо Юнги, говоря это, и именно тогда Юнги, кажется, тоже понимает, что происходит. Он опускает взгляд на руку парня и снова поднимает, его рот приоткрывается от удивления. И именно в эту секунду — казалось бы, из ниоткуда — Сокджин материализуется рядом с ними. — О, только посмотрите, мы не единственная спасательная команда, — замечает Хёсоб. Он всё ещё смеется, и, конечно, на самом деле это несёрьезная ситуация, но Хосок не может полностью избавиться от чувства раздражения при виде всего этого. Потому что это то, чего у него никогда не может быть. Он не может вмешаться и поставить этого парня на место, сказать ему отвалить и найти другую добычу на ночь, потому что Юнги принадлежит Хосоку и никому другому, и парень должен это знать. Вместо этого он может присоединиться к разговору только как друг Юнги и коллега по группе, и его ревности нет места. Хосок никогда не был ревнивцем, и, как у айдола, все его отношения были тайными. Но с Юнги есть дополнительный слой секретности, потому что даже если парень такой же гей, как грёбаный радужный флаг, и даже несмотря на то, что и Юнги, и Чимин когда-то приводили незнакомцев домой или встречались с ними в отелях, возможности совершить каминг-аут просто не существует. Их сообщество скрыто, чего никто не признаёт, и они не имеют права существовать в их стране за пределами Итэвона и других ещё более секретных мест для таких людей, как они, тех, кто находится в центре внимания, кому есть что скрывать. Раскрытие чьего-либо прикрытия только сделало бы их всех более уязвимыми. Итак, как бы сильно ему ни хотелось встать рядом с Юнги, обнять его и позволить обнять себя в ответ, пока он рассказывает старшему, как сногсшибательно он выглядит в своём костюме, с волосами, которые он снова отрастил и лежащими мягкими локонами, светящимся изнутри теперь, когда он исцелился от своей постоянной боли, он этого не делает. Как только они добираются до Юнги, Сокджина и незнакомца, он просто молча стоит там, пытаясь не кипеть от ревности и, вероятно, терпя неудачу. — О, привет, — говорит Сокджин слишком громко и жизнерадостно, его голос перед камерой и образ айдола — не такой уж тонкий способ дать всем понять, что он а) осознаёт надвигающийся кризис и б) чувствует необходимость напомнить Хосоку (и, вероятно, Хёсобу тоже), что всё ещё необходимо быть вежливыми. — Посмотрите на это, половина группы собралась вместе за считанные секунды, можно подумать, что мы Мстители. — Или Могучие рейнджеры, — услужливо подсказывает Юнги, на его лице появляется намёк на мягкую улыбку, когда он смотрит на Хосока. Парень напротив него, кажется, не находит слов, лучезарно улыбаясь им всем. — О боже, простите, я действительно старался не радоваться слишком сильно, но действительно здорово познакомиться со всеми вами. Он на пару лет старше их, и у Хосока есть идея о том, где он видел его раньше. — Джиён-ши — друг твоего шурина, — объясняет Юнги. — Да, со средней школы, — говорит Джиён, нетерпеливо кивая и особенно кланяясь Хосоку. Чону, вероятно, следовало бы быть лучшим хозяином и отвечать взаимной вежливостью, но его собственный поклон довольно натянутый, как и его улыбка. — Рад с вами познакомиться, — отвечает он, слова выходят тусклыми и лишёнными эмоций, что заставляет Юнги приподнять брови, но Джиён уже отвлёкся, уставившись на Хёсоба так, словно он воплощение чуда. — О боже мой, вы Crush? Я большой поклонник вашей музыки! — шёпотом кричит он, ещё больше становясь похожим на щенка, когда чуть не подпрыгивает от нетерпения. — Это я! — Хёсоб одаривает его своей самой лучезарной улыбкой, протягивая руку Джиёну. — Большое вам спасибо, так приятно познакомиться с фанатом. Технически, я на службе, но давай хоть разок повеселимся! Как насчет того, чтобы найти этой фотобудке хорошее применение, что думаешь? — Великолепная идея! — весело объявляет Сокджин, беря Джиёна за другую руку, и они вдвоём заставляют его повернуться. Джиён, кажется, вне себя, кивает с сияющими глазами и с готовностью позволяет увести себя от Юнги и Хосока, хотя он оглядывается через плечо с быстрым «Было приятно поговорить с вами!», которое, Хосок уверен, предназначено не ему. Затем они остаются одни, и Хосок сразу же замечает, что Юнги смотрит на него. — Ты в порядке, детка? — тихий вопрос следует сразу после этого, задевая так глубоко, что Хосоку кажется, что он действительно спровоцировал сцену, которую хотел ранее. — Да, я в порядке, ты? — выпаливает он в ответ, намереваясь уклониться от дальнейших расспросов, но его голос снова звучит слабо и безрадостно, и он не может заставить себя встретиться с Юнги взглядом, поэтому, конечно, зная его более десяти лет, Юнги без особых усилий видит его насквозь. Он смотрит на него, нахмурившись, всего пять секунд, прежде чем схватить Хосока за руку и оттащить от бара. — Иди за мной, — говорит он, ведя их по коридору в ту часть здания, которая используется в основном персоналом заведения. — Куда мы направляемся? — спрашивает Чон. — Поговорить наедине. — В словах Юнги есть резкость, к которой Хосок очень слаб, и его хватка на руке Хосока, хотя и достаточно нежная, чтобы не причинить ему боль, не терпит никаких противоречий. Это короткая прогулка по коридору, и Хосок следует за Юнги, пока они не достигают кладовки, в которой, похоже, хранятся запасные столы и стулья. Оказавшись внутри, он запирает дверь и поворачивается лицом к Хосоку. — Мне действительно жаль, малыш, — говорит он, полностью застигая Хосока врасплох. — Я просто тусовался в баре, когда этот парень внезапно заговорил со мной, и я знал, что он близкий друг жениха, и он не был настойчивым или что-то в этом роде, так что я не возражал. Я не понимал, что он флиртует со мной, пока он внезапно не коснулся моей руки, и примерно через секунду Джин-хён был там, а потом появился ты. Я не хотел причинить тебе боль, Хосок-а. — Я не хотел ревновать, — быстро исправляется Хосок. — У тебя есть полное право разговаривать с кем захочешь, я просто… почему-то сегодня я острее чувствую, что у нас никогда не может быть ничего из этого, понимаешь? — Он слегка пожимает плечами: — Меня никогда не беспокоило то, что я держу свою личную жизнь в секрете. Но сегодня всё, чего я хотел, — это чтобы весь мир знал, что ты мой, а я твой. Почему-то я действительно скучал по близости с тобой, хён. Произнося это вслух, он чувствует себя ещё хуже, потому что на самом деле это не должно было иметь такого большого значения, и всё же он здесь, суетится, как избалованный ребёнок. Юнги, кажется, не так сильно возражает, и, возможно, он действительно понимает его. В конце концов, он провёл годы в неразделённой любви, проходя через ситуации гораздо худше, чем маленькая истерика Хосока по поводу несправедливости мира. Склонив голову набок, Юнги смотрит на него с серьёзным выражением лица. — Но ты же знаешь, что я твой, верно? — Да, конечно, я знаю. Юнги кивает, подходя ближе. — И ты знаешь, что ты мой, верно? — Да, хён. Ещё шаг, Юнги подходит и встаёт прямо перед ним. Его взгляд потемнел, и не только потому, что комната тускло освещена. Его взгляд настолько глубок, что заставляет Хосока дрожать и чувствовать слабость в коленях. — Хорошо. Скажи, Хосок-а… Ты сделал то, о чём я просил тебя раньше? Покраснев, Хосок одобрительно хмыкает. Это далеко не самая грязная вещь в мире извращений, но Хосок почти уверен, что его сестра была бы более чем немного шокирована, если бы узнала, что её младший брат произнес проникновенную речь для неё и её мужа в своем модном костюме, тайно нося пробку в заднице. — Сделал. Улыбаясь, Юнги обнимает его, чтобы провести рукой по спине и обхватить зад. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, — выдыхает Хосок, закрывая глаза от прикосновения. — Удобно. — Да? — он снова сжимает его ягодицу, и ухмылка на лице Юнги становится дикой. — Ты мог бы сделать это и перед тренировкой, а? — Я… Я думаю да… Это приятно. Рука, которая не занята тем, что ощупывает его, тянется к его шее и ослабляет галстук. — Я могу заставить тебя чувствовать себя ещё лучше, милый, — мурлычет Юнги ему на ухо. У Хосока нет времени даже всхлипнуть, полностью осознать мгновенное возбуждение, охватившее его тело, прежде чем Юнги снова начинает двигаться. Двумя быстрыми шагами он подталкивает Хосока к стене и прижимает его к ней, ловя его губы в пламенном поцелуе. Прошло всего 15 часов с их последнего поцелуя дома, но Хосок чувствует, что изголодался по нему, с нетерпением приветствуя губы и руки Юнги по всему своему телу. Планировал ли Юнги это, когда просил его вставить пробку? Чтобы разрушить его здесь, пока семья Хосока и их друзья празднуют там? Он предполагал, что они собираются устроить небольшую приватную вечеринку дома, но он далёк от того, чтобы жаловаться на то, что получил свою долю Юнги немного раньше. Возможно, есть более удобные места, где можно трахнуться стоя, чем в кладовке, но уже поздно, и, скорее всего, никто не придёт их искать, по крайней мере, какое-то время. И Юнги выглядит чертовски привлекательно в своём костюме, который наилучшим образом подчеркивает его телосложение. Хосоку всегда нравилось, когда в нем души не чаяли, и, будучи младшим в своей семье, у него было много возможностей использовать эту черту характера, будучи ребёнком своей матери и единственным сыном своего отца. Но затем он присоединился к BigHit вместе с Юми, которая теоретически была его ровесницей, но на деле почти на год младше его, и сразу почувствовал необходимость заботиться о ней. В общежитии он сначала стал посредником, а позже — хёном, когда Чонгук присоединился к компании, всё ещё скорее ребёнком, чем подростком. В течение многих лет Хосок заботился об участниках, как связующее звено между хёнами и макнэ, как танцевальный лидер и как один из самых чистых и организованных людей в доме. Делать людей счастливыми, скрашивать их день и вызывать улыбку на их лицах всегда было для него естественным, и он никогда не был слишком удивлён, обнаружив, что его услужливая натура распространяется и на спальню. С Юнги он был ведущим долгое время, выучив наизусть все его пристрастия и антипатии, и брать на себя инициативу в интимные моменты для него так же естественно, как делать то же самое в студии. Ему редко доводится сталкиваться с ситуациями, подобными этой, когда Юнги медленно раздевает его, целуя обнажённую кожу, нежную, но жаждущую большего. Опираясь на стену позади себя в качестве опоры, он позволяет себе отдаться прикосновениям своего возлюбленного, дрожа, когда с него снимают одежду слой за слоем. Юнги не просто обнажает те части тела, к которым ему нужен доступ, он раздевает его полностью, опускаясь на колени перед Хосоком, чтобы развязать его ботинки и снять носки, затем сладко чмокает в каждую лодыжку, покрывая поцелуями все его ноги. Они дрожат к тому времени, как он достигает паха Хосока, стимуляция вкупе с образом Юнги на коленях, всё ещё полностью одетого, заставляет его чувствовать головокружение от возбуждения и любви. — Ты такой великолепный, — бормочет Юнги прямо перед тем, как провести языком по нижней стороне члена Хосока, твёрдого, готового и такого сильно обнаженного. Его рот не задерживается, но Хосок этого и не ожидал, и его дыхание прерывается, когда Юнги нежно прикусывает мягкую часть его живота, поднимаясь вверх. — Малыш, — выдыхает он, кладя руки на плечи Юнги, когда тот поднимается с пола. Он просовывает ладони под пиджак Юнги, чтобы стянуть её с его плеч. — Хочу тебя, хён. Юнги мурлычет, довольный его отзывчивостью, но не торопится и не пренебрегает ни одним местом на пути вверх по телу Хосока. Он целует младшего в подбородок, когда полностью снимает свой пиджак, бросая его на полку рядом с ними. — Почему бы нам не делать это почаще? — спрашивает он с улыбкой, дразня языком чувствительное местечко на шее Хосока. — Мне нравится заставлять тебя так скулить, это так весело. — Хм, я думаю, это потому, что ты слишком похож на принцессу подушек, — отвечает Хосок, не в силах сдержать улыбку, расползающуюся по его лицу. И снова Юнги мурлычет себе под нос, глубоко и весело, его руки опускаются к заднице Хосока, чтобы раздвинуть её. — Наверное, так оно и есть, не так ли? — Его длинные пальцы находят пробку, дважды надавливают на неё, прежде чем без усилий извлечь, и он вознаграждает Хосока за стон глубоким поцелуем. — Тогда мне действительно следует пересмотреть всё. Он не собирается этого делать, и это нормально, но всё дело в фантазии. Хосоку нравится эта сторона Юнги, вплоть до того, что он явно планировал взять Хосока здесь с самого начала, что становится очевидным, когда он снова тянется к полке, доставая неприметную пластиковую коробку, в которой, как оказывается, находятся презервативы, смазка и влажные салфетки, и в которую Юнги с застенчивым видом бросает пробку. Младший улыбается и нелепо шевелит бровями, рассматривая коробку с весёлым недоверием. Однако его смех недолгий и быстро затихает, как только Юнги заменяет пробку пальцами, тщательно растягивая его, в то время как другая его рука сжимается вокруг члена Чона, поглаживая его в такт толчкам. Через несколько минут Хосок задыхается и теперь скулит по-настоящему, звуки заглушаются ртом Юнги. Он обвивает руками шею старшего, упрямо пытаясь продолжить поцелуй, несмотря на то, что его челюсть отвисает при каждом прикосновении к простате. — Чёрт, Юнги, — стонет он особенно резко, отчего его член подёргивается от потребности в разрядке. — Ты нужен мне, пожалуйста, давай, хён. Юнги не нужно просить дважды, и, похоже, Хосок не единственный, кто сейчас немного в отчаянии, судя по скорости, с которой Юнги расстёгивает штаны, едва утруждая себя тем, чтобы спустить их. Он быстро надевает презерватив, его решимость не оставляет места для неловкости, а затем он протягивает руку, и Хосок почти ожидает, что его развернут, но Юнги снова удивляет его. Он подходит ближе, вставая прямо между ног Хосока, которые уже были раздвинуты от прикосновений, приподнимает одно из бёдер младшего, чтобы обернуть его вокруг своего бедра, и только тогда он, наконец, понимает, что Юнги намерен трахнуть его на весу. — Что ты… о боже мой… Как будто он чертово перышко, Юнги приподнимает его за бедра, просунув одну руку между ними, чтобы выровняться, и целует Хосока в шею. — Ты в порядке, детка? Так хорошо? — Это вообще грёбаный вопрос? — Хосок смеётся, затаив дыхание, и такой возбужденный. Когда врачи разрешили ему вернуться к полноценным тренировкам, Хосок понял, что Юнги хочет как можно скорее прийти в форму, и хотя прошло меньше месяца, с тех пор он прошел долгий путь. Год назад именно Хосок таскал его повсюду и прижимал к стенам и дверям, а однажды даже к своему грёбаному холодильнику. Теперь он может чувствовать, как мышцы на руках Юнги бугрятся под его пальцами, и это заставляет его чувствовать себя восхитительно маленьким и принадлежащим старшему, совершенным во всех отношениях. — Да, я в порядке, — он нетерпеливо кивает, закрывая глаза, когда чувствует, как головка члена Юнги прижимается к нему. — Нуждаюсь в тебе. Юнги улыбается, мило и счастливо, и это совершенно не сочетается с тем, как он держит его, они обмениваются ещё одним поцелуем, затем Юнги медленно прижимается, сила тяжести помогает Хосоку опуститься на всю длину его члена. Чёрт, они делают это недостаточно часто, решает он тут же, когда его тело медленно раздвигается, освобождая место для Юнги, его голова откидывается к стене. Невесомый и с до краёв наполненными телом и сердцем, он чувствует, как слёзы подступают к его векам. — Чёрт, детка, — шепчет он, весь воздух выбит из него размером и хваткой Юнги. — Ты заставляешь меня чувствовать себя так чертовски хорошо, что я… — Да? Прижавшись губами к его рту, Юнги прикусывает губу, прерывисто выдыхая от блаженства, которое он редко испытывает. — Скажи мне ещё раз, почему мы не делаем это чаще… — просит он при первом робком толчке, Хосок только что снова открыл глаза. Сквозь блеск слёз взгляд Юнги горит чистым огнем. — Я… не знаю… — скулит он, сгибая пальцы, когда Юнги задает ритм толчков, оставаясь глубоко внутри. — Я не знаю. Ах, чёрт возьми, не останавливайся, детка, пожалуйста… — Хорошо? Вот так? Теперь он двигается плавно, отчего это выглядит так легко, но Хосок сам делал это так много раз, что очень хорошо знает, сколько сил это отнимает. И он никогда не считал Юнги мягким, слабым и хрупким, но видеть, насколько на самом деле силен его хён, возбуждает больше, чем он мог когда-либо предположить, и он чувствует, что уже близок, хотя они только начали. — Я в порядке, это… ты можешь быть жёстче, — умоляет Хосок, задыхаясь и нуждаясь в большем, большей скорости, большей стимуляции, большем количестве Юнги. — Я могу это вынести, сильнее, пожалуйста. Юнги даёт ему это, поднимая его ещё выше и толкаясь глубже, заставляя Хосока стонать от удовольствия, слишком громко для того, кто не хочет, чтобы его обнаружили. — О боже мой, хён… Пожалуйста… — У тебя такой милый голос, когда ты умоляешь об этом, — выдыхает Юнги ему в шею, быстро двигая бёдрами и ударяясь о простату Хосока при каждом толчке, заставляя его глаза закатиться. — Знаешь что? — Что? — шепчет он с огромным усилием, и Юнги хихикает, облизывая его горло. — Мне нравится, что я единственный, о чьём члене ты когда-либо умолял, — говорит он в конце концов, поднимая его выше, когда его потная кожа начинает скользить в руках Юнги, Хосок становится полностью податливым в его объятиях. — Единственный, о ком ты когда-либо снова будешь умолять. — Б-блядь… да. И-и… и наоборот. — Да. Он чувствует, как губы Юнги растягиваются в улыбке у его шеи, и, несмотря на то, что узел в его животе становится всё туже и туже, а голова кружится от всепоглощающего удовольствия, Хосок тоже начинает широко улыбаться. Может быть, они и не смогут пожениться, как Джиу, но их любовь — пусть даже только в пределах их собственной маленькой вселенной — это самое настоящее, что Хосок когда-либо чувствовал. Он принадлежит Юнги, и Юнги принадлежит ему, и это всё, что ему когда-либо действительно нужно было. Менее чем через минуту он кончает с тихим криком экстаза, его ноги дрожат, а тело подёргивается, белый шум наполняет его голову. Движения Юнги становятся беспорядочными, растягивая оргазм до тех пор, пока он не перестаёт чувствовать ничего, кроме Юнги, его присутствие завладевает всеми его чувствами во всех отношениях, а затем обе его руки поднимаются над головой, где Юнги держит их, одной рукой прижимаясь к его запястью, а другую протягивая под колено. Он прижимает его к своей груди, пока он наполовину не прижимается к стене, Юнги проникает в него глубже, чем когда-либо прежде. Ещё одна волна накатывает на него, заставляя вскрикнуть с такой громкостью, что любому проходящему мимо было бы трудно не заметить, и его это никогда не волновало меньше, не тогда, когда он занят тем, что дрожит в объятиях Юнги, в то время как его парень напрягается, издавая стон, а затем падает на него, едва удерживая их когда они переводят дыхание. Несмотря на то, что он голый, Хосок понимает, что он весь в поту, когда его спина начинает неловко сползать по стене, и он издаёт звук дискомфорта, из-за чего Юнги отстраняется от его шеи и осторожно опускает его, пока Чон снова не встаёт на ноги, немного пошатываясь, как новорождённый теленок, после того как его держали добрых пятнадцать минут. Белая рубашка Юнги тоже промокла, и он явно недостаточно сильно приспустил брюки, спереди на них теперь виднеется несколько подозрительных пятен. Кажется, он осознаёт то же самое, когда идёт снимать презерватив, глядя на Хосока с ухмылкой, которая в равной степени грязная и застенчивая. — Упс, — Хосок хихикает при виде того, как Юнги завязывает презерватив, его член все ещё торчит наружу, а костюм от Диор покрыт спермой и смазкой. — У тебя там что-то есть… — О, правда? — замечает Юнги притворно строгим голосом, прямо перед тем, как они разражаются хихиканьем, как пара малолеток при мысли о поцелуях, а не как двое взрослых, которые только что трахнулись по полной программе в кладовке на семейной свадьбе.***
Им требуется целая вечность, чтобы собраться, Юнги настаивает на том, чтобы вымыть живот и грудь Хосока влажными салфетками, которые он принёс, а затем почистить его штаны (на удивление успешная попытка, по мнению Хосока), но в конце концов они выходят из комнаты, бросив несколько осторожных взглядов в коридор. Там, откуда они пришли, есть небольшая группа людей, поэтому они переходят на другую сторону и оказываются недалеко от входа в здание, где натыкаются на Намджуна и Ханыля. Даже с расстояния в пару метров видно, что Намджун пьян до полусмерти, по тому, как он покачивается в ту секунду, когда Ханыль отпускает его руку, и это становится очевидно, когда они приближаются. — Юнги-хён, Хоб-а… Ханыль-хён заставляет меня уйти, а я не хочу… — Мне жаль, — говорит Ханыль, едва успевая поймать Намджуна, когда тот спотыкается о собственные ноги в попытке встретить их на полпути. — Я отвезу его домой. Он отпускает руку Намджуна и поворачивается, чтобы взять куртку у одного из сотрудников, и Намджун немедленно пользуется возможностью и бросается бежать, снова спотыкаясь всего через несколько шагов, так что Хосоку приходится броситься вперёд, чтобы поймать его, и они вдвоём чуть не падают на пол. — Блять, как, чёрт возьми, ты умудрился так напиться за час, когда я видел тебя в последний раз, ты был в полном порядке! Он морщится, пытаясь поднять Намджуна на ноги, у его пьяного друга кружится голова, и он не оказывает никакой помощи в том, чтобы принять вертикальное положение. — Я хотел выпить шоты с тела хён-и, но он сказал «нет», потому что ему нужно вести машину, так чтооо… — он прерывается ещё одним веселым смешком, размахивая конечностями, когда Хосок и Юнги поднимают его — …Я выпил их все сам, — заканчивает он с гордостью, как будто выполнил особенно трудную задачу. — Шоты с тела? — Юнги смеётся, Ханыль закатывает глаза, пока они поднимают Намджуна на ноги. — Да, даже не спрашивай. Он подошёл ко мне с шестью рюмками, и когда я сказал ему, что это я отвезу его домой, он прямо посмотрел мне в глаза и сказал: «Тогда отвези меня домой, детка», и выпил их все залпом, одну за другой. Намджун кивает с лукавой улыбкой. — Да, я это сделал. — Да, ты сделал это, большой мальчик, теперь пошли. Обняв его, он жестом приглашает Намджуна следовать за ним. — Как насчёт того, чтобы я отвёз тебя домой, и мы уложим тебя в постель, а? — Боже, он в усмерть пьян, завтра он ничего не вспомнит, — говорит Юнги, с нежностью качая головой, но Намджун не слушает его, вместо этого он почти бросается в сторону Ханыля, что лично он, вероятно, считает крутым и соблазнительный. — Или… — начинает он, не обращая внимания на их коллективный смех, — …ты ляжешь со мной в постель и… позволишь мне отсосать у тебя. Рот Юнги захлопывается как раз в тот момент, когда рот Ханыля открывается, их хихиканье мгновенно замирает, и снова реакция, которую Намджун, похоже, вообще не понимает, в то время как он занят тем, что безрезультатно лапает плечи и грудь Ханыля. Юнги усмехается рядом с Хосоком, они обмениваются быстрым взглядом, прежде чем снова повернуться к Ханылю, который всё ещё немного шокирован, хотя и не может скрыть весёлую улыбку, тронувшую уголки его рта. — О, вау. Он всегда был таким обаятельным? — Дай ему передохнуть, — пытается внести свою лепту Хосок. — Он не флиртовал уже много лет и никогда не отличался утончённостью. — Очевидно, что нет. Пожалуйста, воздержитесь от того, чтобы лапать меня, хорошо, сэр? Изображая раздражение, Ханыль немного отстраняется от Намджуна, хотя и не отпускает его, потому что очевидно, что в одиночку он далеко не уйдёт. Хосок видел Намджуна таким пьяным всего несколько раз до этого, поскольку он не такой заядлый выпивоха, как Чимин и Юнги, и не выбирает тщательно, какими напитками он может наслаждаться в больших дозах, как Хосок и Сокджин, поэтому его беспомощность одновременно и привлекательна, и немного беспокоит, особенно с учётом того, что у них есть график, к которому они возвращаются со следующего дня. — Ладно, сейчас я потащу эту задницу домой. — С тобой всё будет в порядке? — спрашивает Хосок, наклоняясь к тому месту, где Намджун начал обвисать в объятиях Ханыля, всё ещё глядя на него так, словно он самое чудесное произведение искусства, которое он когда-либо видел. Ханыль с улыбкой отмахивается от них, закатывая глаза в сторону Намджуна. — О да, конечно. Поверь мне, он даже сам не снимет штанов, не говоря уже о моих. Наверное, просто чертовски возбуждён, эта маленькая шлюшка весь последний месяц сходила с ума, но он не спал ни с одной девушкой больше недели. — Прекрати называть меня шлюхой, — скулит Намджун, его речь настолько невнятна, что её вообще едва можно разобрать. Он начинает выглядеть немного бледным, и Хосок сочувствует ему, несмотря на его отношение, зная, что Намджун будет по-королевски страдать, как только у него начнется похмелье. — Я встретился примерно с двумя людьми… — Четыре, Джун-и, и мне действительно не понравилось, что я вытащил эту последнюю из твоего дома, прежде чем она смогла убить тебя. Она была чертовски сумасшедшей, — говорит он Хосоку и Юнги, медленно поворачиваясь, чтобы вывести Намджуна на улицу. — Пойдем, Джун-а, немного свежего воздуха пойдёт тебе на пользу. Пока они стоят и смотрят, как эти двое покидают здание, Юнги глубоко вздыхает. — Я понятия не имел, что он спит со всеми подряд. — Я тоже, — говорит Хосок, качая головой. — Бедный Ханыль-хён, прямо у него под носом. — Да… ты думаешь, он имел в виду всё то, что только что сказал? Хосок в ответ пожимает плечами: — Это соответствовало бы тому, что он сказал мне после расставания, но я действительно не знаю. Я думаю, он пытается разобраться в себе. — Что ж, — говорит Юнги, его рука касается затылка Хосока, когда они поворачиваются, чтобы вернуться на вечеринку. — Надеюсь, он скоро во всём разберётся, прежде чем Ханыль пострадает по-настоящему. — Он бросает зловещий взгляд в сторону Хосока. — Если он не примет решения до нашего камбэка, возможно, нам следует подумать о вмешательстве. — Но это всего лишь несколько недель! — указывает Хосок. — Он только что пережил что-то действительно серьёзное, и я понимаю, что он некоторое время думал о Ханыль-хёне таким образом, но всё же… достаточно ли двух месяцев для полноценного каминг-аута? Юнги выглядит так, будто обдумывает это замечание, но в конце концов качает головой. — Эй, если он был готов напасть на Ханыля пьяным сейчас, ему следовало бы выяснить, хочет ли он сделать это трезвым в течение следующего месяца, тебе не кажется? А теперь давай, детка, здесь осталось не так много людей, и я действительно хочу потанцевать с тобой. Широко улыбаясь, Хосок позволяет затащить себя на танцпол, потому что кто он такой, чтобы отклонять приглашение на танец от своего любимого хёна? Он может только надеяться, что Намджун и Ханыль во всём разберутся, но если они этого не сделают, вмешательство — это задача, о которой должны беспокоиться будущие Юнги и Хосок.