***
Статус их взаимодействий неизвестен. Они просто трахаются, когда Хонджуну плохо, или он зол, или просто приспичило. Иногда зависают на квартире, напиваются, а потом снова трахаются. Сонхва не понимает, зачем всё так? Но задать вопрос не решается, боясь услышать тот самый холод и безразличие в любимом голосе. Да, он был влюблен. Так сильно, до беспамятства, что позволял относится к себе как к вещи. Не больно? Больно, еще как. И физически, и психологически. Метки долго не сходят, поясница готова отвалится, а синяки на бедрах от слишком напористого и грубого Хонджуна дают о себе знать, стоит только задеть их. А одиночество убивает, когда Сонхва просыпается один, видит это сообщение, от которого в стену телефон кинуть хочется, но все, что ему остается делать — уткнуться в подушку, на которой спал старший и плакать, свернувшись калачиком в холодной постели. Друзья говорили, что он идиот. И Сонхва был с ними согласен, но он ничего не может сделать, он любит старшего. Их знакомство было банальным как день. Оба тогда учились в университете. Две противоположности, чёрное и белое, прилежный ученик и бунтарь. Хонджун еще и старше на пару лет. Когда Сонхва только поступил, тот был уже на третьем курсе. На пары особо не ходил, все от него шарахались, зная, что лучше с этим человеком не связываться. Даже педагоги просто корябали троечку в зачетку, лишь бы не нажить проблем от студента. И вам, и нам, как говорится. Сонхва в тот день зажали в туалете двое старшекурсников. А что? Очень даже привлекательный первокурсник, еще ничего не знает, давайте испортим ему жизнь, а? — Такой милашка, посмотрите на него, — скалился один из парней, прижимая Сонхва к кафельной стене. Тогда было страшно, не на шутку. Их было двое и оба старше и сильнее с мерзкими ухмылочками и не менее мерзкими мыслями, — Интересно, малыш, насколько ты громкий, — прошептал один из них на ухо первокурснику, облизнув мочку уха, рука второго плавно спустилась вниз, от таких действий тошнило, было отвратительно и грязно. — Давай посмотрим насколько громкий ты, — слышится голос со стороны и того, что говорил мерзкие слова оттаскивают за шкирник. Парень, вошедший в туалет, был не один, его рядом стоящий друг хватает второго и они синхронно скручивают обоих парней, — Так-так, Ли, снова малышей пугаешь, что, того, что ты сделал с последним мало? — рычит парень, — Как думаешь, что лучше, начать вам ломать пальцы или сразу ваши хуи? — Ёбаный Ким, снова ты! — шипит один из парней, которого скрутили, а в следующую минуту слышится его болезненный вой. — Ну первого пальца ты уже лишился, — говорит тот, чья фамилия Ким. — Сука, ты… ААА! — лицо парня перекашивается в гримасе боли. — Ой кажется и второго, еще твое слово и я выверну твою руку! — Ай-ай-ай, ладно-ладно, не надо пожалуйста! — начинает стонать парень, — отпусти, я понял, понял! Ким ухмыляется, чуть надавливает на чужое запястье, слыша как парень болезненно шипит. Он встряхивает его, продолжая: — Извинись сначала, перед… — тут он тушуется, чуть теряясь в словах, — Как тебя? — вопросительно смотрит на первокурсника, резко меняясь во взгляде. — С-сонхва… — пытается выдавить из себя младший и сразу видит как искренняя улыбка озарила лицо Кима. — Сонхва, красиво, — замечает он, — Извинись перед Сонхва! — его голос меняется, он снова чуть встряхивает громилу. — Ты чего, Ким, совсем с дубу рухнул, чтобы я извинялся перед перво… ААА! Блять! — раздается хруст, — Ладно! Ладно! Прости, прости пожалуйста, Сонхва, я больше не буду! — начинает болезненно стонать парень. — Что скажешь, Сонхва? Нравятся тебе его извинения? — выгибает бровь Ким. Наблюдавший за всем этим растерянный Сонхва стоит в неимоверном шоке. Не может из себя и слова выдавить, поэтому лишь кивает. — Ты уверен? Кивок. — Вот видишь, Ли, тебя помиловали, но если я еще раз увижу тебя рядом с первокурсниками знаешь, что будет? — Знаю, знаю, — быстро закивал тот. — Ну-у, вот и славненько, — голос становится детским, а милая улыбка расцветает на лице, но это секундный жест, — А теперь вали отсюда! — вновь меняет голос Ким и пинком выправляет парня из туалета, — Так, теперь ты, — он подходит ко второму, которого скрутил его друг. — Сам знаешь что делать, или попробуем снова? — спрашивает парень, чуть наклоняясь, чтобы посмотреть в глаза второму громиле. — Сонхва, прости пожалуйста, — он, громила, поднимает жалостливый взгляд на первокурсника, — Мы правда больше не будем так! — Что скажешь Сонхва? — поворачивается к нему Ким, всё это время наблюдавший за жалкими речами скрученного парня, — Поверим им? Вновь кивок. — Ладно. Первокурсник вас пожалел, но я предупредил, а теперь катитесь нахер, ироды! Минги, отпусти его, — говорит парень другу, и тот проводит почти те же махинации, выпинывая второго громилу из туалета. — Господь, Хонджун, я вообще только отлить собирался, а пришлось… — голос у парня, что звали Минги был глубоким, он скорчил лицо, открывая дверь первой попавшийся кабинки. — А пришлось сделать доброе дело, — кричит ему Ким поверх кабинки. Сам же подходит к напуганному Сонхва, — ты как? — Нормально, — тихо отвечает он, — Спасибо вам большое, — он поднимает глаза, смотря на улыбающегося ему парня. — Меня Ким Хонджун зовут, а там, в комнате счастья Сон Минги, дела делает, — улыбается старший. — Пак Сонхва, — представляется младший, — Спасибо вам обоим еще раз. Могу я как-то отблагодарить вас? — Аха… — выдыхает Хонджун запрокидывая голову, — Минги, чего бы ты хотел?! — спрашивает старший, поворачивая голову в сторону кабинки. — На данный момент я бы обошелся обычным «спасибо» и сном в своей кроватке, — тот выходит из кабинки, направляясь к раковине, — А так как благодарность я получил, пожалуй ретируюсь, с вашего позволения, отдыхайте. Он встряхивает руки и уходит. Хонджун лишь провожает его взглядом и полуулыбкой, а потом снова поворачивается к Сонхва. — А я вот бы поел, — улыбается он, на что Сонхва кивает, и они вместе выходят из туалета. Через пару недель общения они уже трахались. Хонджун стал первым и последним для Сонхва. Младший влюбился без памяти. И любит до сих пор. Они оба выросли, закончили университет, а их общение продолжалось, вот только оба изменились. Сонхва уже не такой пугливый и доверчивый, а Хонджун не такой веселый и жизнерадостный, как был вначале. Между ними осталось только одно — совместные ночи.***
Хонджун появляется на пороге квартиры через два дня. Весь помятый и разбитый в прямом смысле этого слова. Губы разбиты, на щеке ссадины, а из носа все еще идет кровь. Сонхва видит эту картину перед собой, и сердце его болезненно сжимается. Хонджун, шипя, вытирает нос, но кровь продолжает спускаться струйкой, он повторяет действия, но все тщетно. Поднимает глаза на младшего, смотрит, не решаясь говорить. На самом деле Сонхва хочет спросить, что случилось, но знает, что ответа не получит, поэтому молча отходит, пропуская старшего внутрь. Тот сначала снимает свои грубые ботинки, стягивает кожаную черно-белую (уже не белую) куртку, вешая ее на свое место. Смотрит на стоящего перед ним немного растерянного Сонхва, а потом начинает истерически смеется, запрокидывая голову и взъерошивая свои яркие огненные волосы. Младший всё ещё не понимает, что происходит со стоящим перед ним парнем, но делает попытку приблизится к нему и положить руку на плечо. Руку перехватывают, а в следующую минуту Сонхва прижат к стене с чужим языком у себя во рту и поцелуем со вкусом крови. Он сжимает ткань черной футболки на груди старшего, резко отрывая его от себя. — Подожди, — говорит Сонхва, смотря в глаза на против, — Нужно… — Я снова напугал тебя, — тихо произносит Ким, смотря в растерянные глаза, он подносит руку с разбитыми костяшками к лицу младшего, чтобы коснутся его подбородка пальцами. Сонхва лишь мягко качает головой, накрывая руку старшего своей. Сам ластится к ней, и совсем не важно, что та в крови. — Просто... Нужно обработать твои раны, – тихо говорит Сонхва, смотря прямо в глаза. На это старший лишь чуть заметно кивает, идет следом за младшим на кухню, садится на свое место. Сонхва достает небольшую аптечку, выуживает из нее антисептик, пластыри, бинты и вату, готовит теплую воду и моет руки, чтобы при дальнейшей обработке не занести инфекцию. Он становится напротив Кима, поднимает его лицо к свету, чтобы лучше разглядеть ссадины. Мягкая белоснежная марлевая тряпочка опускается в чуть теплую воду, уже через минуту она перестанет быть такой же белой. Сонхва отжимает излишки воды и аккуратно прикасается к поврежденной коже на лице Хонджуна, стирая кровь. Темные глаза наблюдают за ним, смотрят пристально прямо в упор. Старший не знает слова «смущение», а вот Сонхва буквально тает под чужим взглядом. Руки подрагивают, и иногда младший слишком сильно надавливает, чем вызывает недовольное шипение Хонджуна. Вода приобрела алый цвет, использованные ватные шарики, пропитанные антисептиком, лежали рядом, а Сонхва почти закончил перевязывать костяшки чужих рук. — Ну вот и всё, — он поднимает взгляд на старшего, наконец встречаясь с темными омутами, что наблюдали за ним все это время. Пальцы Хонджуна вплетаются в черные волосы и тянут к себе, увлекая в поцелуй. В этот раз Ким сильно не давит — себе же больнее, толкается языком в чужой рот, подхватывая язык Сонхва, прикусывая его кончик. Младшего с силой тянут на себя за запястье, заставляя сесть к себе на колени. Он слушается, седлает сразу же вплетаясь в огненные пряди. Хонджун рычит в поцелуй, сильнее стискивая тонкую талию Сонхва, чем вызывает скулеж. Поцелуй становится грубее, несмотря на боль, Хонджун продолжает. Он поднимается с места, подхватывая Сонхва под бедра, идет по уже выученному пути к двери в спальню. В этот раз старший ничего не говорил. Стоило ему отпустить Сонхва на кровать, как он разорвал ткань домашней футболки на груди младшего, и выкинул теперь уже совсем не нужную тряпку на пол. Пуговица домашних джинс выстреливает куда-то, улетая в непонятном направлении, а сам предмет одежды резко стягивается вместе с бельем. Хонджун смотрит на обнаженное тело под собой, видит все свои метки, которые еще не успели сойти. Он наклоняется к шее, втягивает кожу перекрывая старую метку новой. Ту самую, на которую надавливал в прошлый раз. Сонхва на это лишь болезненно стонет, пытаясь сжаться, но ему не дают. Рука старшего ложится на его шею, теперь полностью контролируя его действия. Хонджун зализывает теперь уже новую метку, а сам спускается дорожкой поцелуев вниз по напряженному телу, прямиком к, пожалуй своему самому любимому месту. Он отгибает колено Сонхва в сторону, припадает к внутренней стороне бедра, начиная кусать кожу, вытягивать ее в рот, а позже зализывать. Он смотрит на Сонхва исподлобья, тот зарылся лицом в изгиб локтя, не смотрит, лишь позволяет делать все, что заблагорассудится. Старший переводит взгляд на стоящий член Сонхва, выдыхает на него тепло, а потом целует под головкой. Как видите, его особо не волнует, что может чувствовать младший. Растяжка это своеобразное время затишья. В этот момент Хонджун готовит Сонхва под себя, растягивает податливые стеночки, обычно поглаживая внутреннюю сторону бедра младшего, на которой только что почти не оставил и живого места. Сонхва в эти моменты смотрит на расслабленное лицо, глаза, что наблюдают за тем, как пальцы пропадают в его теле. Он лишь иногда срывается на хриплый стон, когда пальцы внутри него задевают чувствительный комочек мышц. Хонджун знает его тело от и до, на все сто процентов и расположение того самого комочка мышц он нашел уже миллион раз. Но именно в момент растяжки, он предпочитает подразнить Сонхва и лишь иногда как бы «случайно» задевает его пальцами. Когда «затишье» прекращается в Сонхва входят с одного толчка, быстро, грубо и безжалостно. Ким срывается на бешеный темп, перехватывает запястья младшего сжимает их над его головой, так, чтобы тот не вырвался. Сам же смотрит в блестящие от слез глаза, видит, как Паку больно, видит и продолжает, целует по-прежнему податливые губы, продолжает трахать непрерывно и беспощадно, пока не чувствует, как тело под ним дрожит, а потом Сонхва выгибается и они вместе кончают оглушая комнату единым стоном. Они снова лежат, как и всегда. Сонхва трется щекой о чужую грудь, пальцы старшего вновь оглаживают его спину, а сам он выдыхает тяжелый табачный дым. Сегодня только одна сигарета, он тушит бычок в пепельницу (Сонхва никогда не курил, но ради Хонджуна приобрел ее у себя), и в этот момент младший невесомо выдает: — Я люблю тебя. Пальцы, что водили по тёплой коже вмиг замирают. Ответа Сонхва не слышит. — Хонджун? — он поднимается с груди старшего, смотря в глаза напротив, — Я люблю тебя. На повторные слова тот чуть теряется отводит взгляд. Но вновь ничего не отвечает, лишь прикасается к щеке Сонхва, ведет ладонью к уху зарываясь в чёрные пряди. А потом тянет на себя и целует, снова нависает над ним, прекрасно давая понять, что ночь длинная. Что гуляло в этот момент в мыслях Сонхва — не понятно. Почему именно сейчас, как никогда раньше, он захотел сказать, захотел признаться? Что он, собственно, хотел услышать в ответ? Те же слова? Старший никогда не говорил их и навряд ли когда-то скажет. Всё, что их связывает — секс, и младший прекрасно понимает это, но почему-то именно сейчас захотел сказать, наверное, самые важные и заветные три слова, в какой-то момент слепо понадеявшись на взаимность.***
Познакомившись с Сонхва, Хонджун поставил для себя цель — никогда не позволять этому человеку искупаться в говне, никогда не затащить его на дно за собой. Пусть бы тот плакал и ненавидел его, пусть бы он послал его в один день на все четыре стороны, лишь бы этот лучик света никогда не попробовал то, что попробовал и пробует Ким до сегодняшнего дня. Поэтому он не видится с ним, не предлагает прогулок или – того хуже – свиданий. Понимает, что каждый раз рискует, показываясь с младшим на улице. Он не сможет его защитить, если люди, которым Ким должен миллионы, и которые следят чуть ли не за каждым его шагом, увидят их вместе. Даже приходя к Сонхва поздними вечерами он сто тысяч раз пытается удостоверится, что за ним не следят. Он никогда ничего не рассказывал, когда большие глаза смотрят на него с беспокойством, а мягкий голос спрашивает: «Что случилось?». Но он просто не может позволить себе поведать страшных тайн, выпустить все свои скелеты из шкафа. Старший искренне ненавидел себя и считал самым настоящим чудовищем, когда доставлял боль, когда видел слезы в глазах напротив. Но ничего не мог с собой поделать, только так он мог показывать свои эмоции, свои чувства, втрахивая Сонхва в постель, оставляя на нем болезненные метки. А позже, уходя, винил себя за то, какое же он всё-таки животное. Услышав признание, весь внутренний мир перевернулся. Но он не мог ответить тем же. Не мог сказать те же три слова. Неуверенный в себе, своей надежности и чувствах Хонджун просто не смог ответить. Поэтому утянул в тот поцелуй, поэтому снова вытрахал, показывая свои чувства и эмоции. Он впахивает и день, и ночь, пытаясь работать на всех всевозможных работах. Очень часто раздражается, срывается на конфликты с начальством, а потом приезжает к Сонхва, чтобы снять стресс, чтобы опять показать свои чувства и эмоции. «Смотри, я делаю это ради тебя! Ради возможных будущих нас! Почувствуй это, Пак Сонхва!». Всё ради одного дня, сегодня, он накопил долг, досдаст последние два миллиона и от него наконец отстанут. Раз и навсегда. Спустя так много лет, он наконец выдохнет с облегчением. Тогда он придет к Сонхва, они обязательно поговорят и возможно из всего этого выйдет что-то похожее на отношения. Но Сонхва появился раньше. Впервые он звонит сам. Телефон вибрирует в заднем кармане джинс. Хонджун тушит бычок сигареты, принимая вызов. — Сонхва? — начинает искренне удивленный старший. — Нам нужно поговорить, Хонджун. — Я приеду к тебе вечером, поговорим, — безразличным голосом отвечает старший, нужно держать лицо до последнего. — Нет. Сейчас. Адрес скину, — телефонный разговор завершается. Старший так и не успевает ничего сказать. Он выдыхает под нос тихое «Блять», смотрит на время. До встречи с Тэёном еще два часа. Потрахаться за пятнадцать минут и приехать в приподнятом настроении на встречу, отдать сраные деньги и выдохнуть спокойно? Хонджун кивает сам себе, открывая полученную от Сонхва смс с адресом отеля, находившимся буквально в двух кварталах от старшего. Когда дверной замок номера пикает, а свет включается автоматически, старший уже толкает Сонхва к стене, чтобы не медлить, втягивает в страстный поцелуй. Одежда снова летит в стороны, в комнате раздаются громкие шлепки кожи о кожу и хриплые стоны. Хонджун подкуривает сигарету, сразу втягивая тяжелый дым в легкие. Сонхва сидит напротив него, смотрит за тем, как эстетично выглядит старший, лежащий на взбитых подушках, одно колено согнуто, а пах прикрыт тонким одеялом. Выдыхает клуб дыма, переводя взгляд на Сонхва. — Иди ко мне, — говорит старший, опуская колено, чтобы Сонхва лег на свое любимое место. — Давай разойдемся, — тихо произносит Сонхва. — Что? — голос предательски дрогнул. В этот момент внутри старшего что-то рушится и он теряется. — Давай больше не будем видеться, Хон. Мне больно. Мне надоело страдать. В ответ он слышит лишь молчание, Сонхва так и думал. Чуть заметно кивает сам себе, хлопает себя по коленям, поднимается с постели, начиная быстро одеваться. Данное решение далось ему очень сложно. Он долго думал, советовался с Уёном, и когда тот предложил окончательный расход, аргументировав это тем, что Сонхва определенно станет легче, тот согласился, думая, что так будет правильно. Он в последний раз обращает взор на смотревшего на него все это время Кима, тихо выдыхает, чтобы боль в груди не давила так сильно и направляется к двери номера. — Н... не надо, — голос старшего дрожит, готовясь сорваться. Сонхва поворачивается к нему, с чуть слышным «Что?». — Не уходи, — тихо произносит Ким, сглатывая, — Прошу. Почему-то именно в этот момент, на лодыжках Сонхва будто сковывается тяжелый груз, заставивший замереть и не дававший сдвинуться с места. Он смотрит на сидящего в постели старшего в глазах которого собрались слезы. Это первый раз, когда Сонхва видит, что тот плачет. — Не уходи, прошу, не оставляй меня, — голос срывается, а Хонджун не выдерживает, он роняет голову на свои руки, чтобы сильно надавить пястями на глаза. Младшему больно это видеть. Он хочет сейчас подойти и прижать его к себе, правда. Но внутренняя боль и обида, накопившаяся за столько времени его страданий, не дает ему сделать это. — Зачем я тебе, Хонджун? — хриплым, чуть слышным голосом произносит младший. Он понимает, что старший не ответит, его лицо спрятано глубоко от глаз Сонхва, а по запястьям текут прозрачные горячие капли. Пак продолжает. — Для чего тебе я? Ну кроме, разумеется, того, чтобы трахать, когда ты захочешь и сколько захочешь? Знаешь же, что я не смогу тебя оттолкнуть, знаешь же, что люблю тебя и пользуешься этим постоянно. Я ненавижу тебя и твою безразличность, — по щекам начинают скатываеюся крупные слезы, но Сонхва старается держать голос, продолжая, — Я ненавижу твое постоянное игнорирование, я ненавижу твои смс по утрам, я ненавижу боль, которую испытываю каждый раз, просыпаясь один. Я кукла для тебя. Такой милый Сонхва, без чувств, давай-ка я буду делать с ним всё что захочу! Нет! Мне надоело, мне больно, Хонджун, так больно каждый раз! За что ты так поступаешь? Голова старшего поднимается. Стеклянные глаза смотрят на Сонхва, а в ответ он вновь слышит молчание, Пак чуть заметно кивает и тихо выдыхает. Он ждет свой ответ примерно с минуту, но его так и не следует. Хонджун вновь опускает голову, теплые капли капают на его торс. — Я так и знал, что ты ничего не ответишь, — тихо произносит Сонхва. — Я люблю тебя, — охрипшим голосом произносит старший, поднимая голову, но Сонхва уже нет перед ним. Он ушел.***
Вернувшись в свою квартиру, Сонхва спускается по железной входной двери, захлебываясь в рыданиях. Он держал лицо, эмоции, как мог, но стоило остаться одному – как его накрыло волной слез и страха. Он думал, что станет сразу легче. Легче не стало. Сейчас ему нужно научится жить по новому. Без старшего, без звонков, без ночных приходов в его квартиру, без ночей и без ставшего уже родным запаха на подушке. Первым, что сделал Пак — написал Уёну. Друг ответил на это, что через пол часа будет и ровно через пол часа стоял на пороге квартиры Сонхва с двумя бутылками вина и сетом их любимых роллов. За это время Пак успел привести себя в более менее порядок, но, увидев Уёна вновь сорвался. — Хэй, хён, ну что ты? — младший обнимал его, пока Сонхва оставлял крупные капли слез на ткани худи Уёна. — Я правда люблю его, Ён-а, — тихо говорит Сонхва. Младший не знает, что ответить, поэтому только сильнее прижимает к себе одной рукой, второй же разливая вино по бокалам. Иногда физическая поддержка лучше словесной. В этот вечер Сонхва напивается. Его хорошо так поплывшее сознание выдает ему мысль о том, что он должен всё-таки заблокировать старшего, оставить его в прошлом. — Я же избавился от него, так ведь? — вещал (кричал на всю квартиру) шатающийся Сонхва по среди комнаты, — Дак какого хуя я тут реву? Он больше не нужен мне! Я вычеркну его из своей жизни раз и навсегда! — Правильно, — тянул пьяно улыбающийся Уён, сидевший на полу перед Сонхва и слушал все его слова, утвердительно кивая на них, — Пошли покурим, — резко подрывается он с места, от чего его заносит в сторону и он чуть ли не падает вдоль стены. «Пошли покурим» — Сонхва вспомнил пепельницу, которая в его доме принадлежала только Хонджуну и которую сейчас достает еле вставший Уён. Его снова накрывает, снова слезы, снова больно. Воспоминания поражают мозг и он опять начинает плакать. Уён в конечном итоге укладывает его спать. Заплаканного и красного. «Только не в кровать, Ён-а, прошу там все пахнет... им». На это Уён лишь кивнул и повёл пьяного Сонхва к дивану. На часах было около четырех утра и младший, уложив Сонхва и укрыв его теплым пледом опустился рядом с ним на пол. Экран телефона неприятно светит в лицо, Уён морщится, снижая яркость до минимума. Отпивает глоток из своего бокала, а сам набирает номер. После трех гудков он слышит родной голос. — Уён-и, как он? Я так волновался, почему не отвечаешь на сообщения? — голос немного заспанный, Уён знает, что разбудил. — Прости, что разбудил, — тихо шепчет он в трубку. — Как вы? Как Сонхва? Мне приехать? — Сан-а, все в порядке... ну... относительно. Он долго плакал, я только уложил его, — Уён убирает черные пряди с расслабленного лица старшего, — Найди его. — Хорошо, — голос Сана становится серьезным, конечно же, он найдет его, — не сиди долго, ложись тоже спать. — Хорошо, любимый, ты тоже ложись, — сладким голосом шепчет Уён, целуя динамик. — Жду тебя завтра дома, — зевает Сан. — Люблю тебя. — И я тебя, малыш. Уён искренне улыбается телефону, в один глоток допивает свое вино, а потом устраивается в кресле, накрыв ноги розовым пледом. Подремать он сможет, а выспится и завтра дома в объятиях своего парня.***
Утро дается тяжеловато. Сонхва спит всего четыре часа, а потом его живот скручивает, и вторая половина утра в обнимку с унитазом ему обеспечена. Всё таки перебрал он вчера сильно, а сейчас пожинает плоды. Уён на это лишь посмеивается, подкалывая шутками про возраст и «стареньким много пить нельзя, хён». — У нас разница в го… — новый порыв, и желудок чистится. — Ай-ай-я, вот как оно перечить, ладно, блюйся, пойду тебе аспиринчику наболтаю, — Уён хлопает Сонхва по плечу, а сам выходит к кухне, чтобы сделать задуманное. В этот день их обоих забирает Сан. Даже не смотря на то, что Сонхва отговаривался своим «всё в порядке, ребят, езжайте» оба парня не смогли оставить его одного, поэтому забрали к себе. Мало ли.***
Время идет. Честно, если бы не Сан с Уёном, Сонхва скорее всего правда бы загнулся в одиночестве. Хоть они с Кимом не были парой, Сонхва долгое время был влюблен (был?) и хоть немного отвязаться от человека самостоятельно не смог бы. Сейчас же лишь при упоминании чужого имени в горле оседает неприятный ком, сразу же хочется сменить тему. Но так, всё вполне даже неплохо, и Сонхва уже живет самостоятельно, без постоянных звонков и проведаний его Усанами. В этот вечер к Сонхва собирался готовить. Завтра с обеда обещала заехать мама, а вставать рано в воскресенье Сонхва не хотел. Поэтому решается убраться и приготовить еду на завтра вечером, чтобы потом спать и не о чем не думать. Как и обычно, любимый плейлист играет в колонках. Сонхва приступает к любимому занятию. Убрать ковер, пройтись валиком, потом помыть, потом снова валик, потом ковер обратно. Протереть пыль в каждом уголочке. Помыть зеркало до блеска. Проветрить комнату и вауаля. Гостиная готова. Такие же махинации с остальными комнатами и вот через пару часов Сонхва уже опускается на кресло устало выдыхая. Он позволяет себе пару минут на отдых (уходит чуть (не чуть) больше времени, даже тут тик-ток делает свое дело). Он лениво потягивается, и именно в этот момент в его голове щелкает воспоминание. Магазин. Он так увлекся, что совсем забыл про время. Все магазины совсем скоро закроются, а он так и не сходил за продуктами. Сонхва подрывается с места, быстро забегая в гардеробную. Первое попавшееся худи и джинсы, бумажник в задний карман. Выходит, вызывая лифт. На улице оказывается прохладно, всё-таки под худи нужно было что-нибудь надеть. Магазин в десяти минутах ходьбы, но замерзнуть и заболеть не хотелось бы. В конце концов Сонхва вспоминает, что до закрытия не так много времени, и мысль о возможной простуде отпускает его. У него крепкий организм, потерпит. Сонхва заходит одним из последних клиентов. Продавщица мягко указывает на то, что магазин скоро закроется, на что Сонхва извиняется и быстро принимается набирать товар. Он проходит в отдел молочных продуктов, берет любимых питьевых йогуртов, мягкие булочки и тостовый хлеб из хлебобулочного, всё необходимое для заправки курочки и, собственно, само мясо. Он решил приготовить рис с курочкой в кисло-сладком соусе. Мама очень любит это его блюдо и каждый раз чуть ли не слезно просит, чтобы сын приготовил для нее его. Довольный собой Сонхва выходит из магазина с полным пакетом, он захватил еще сладенького. Улыбка не сходит с его лица, неужели он все успеет сегодня. Сейчас он быстро придет домой, сделает курочку и поставит рис, чтобы потом разложить все по контейнерам а с утра обрадовать маму. Гениальнейший план, думает он, снова с улыбкой кивая самому себе, пока не слышит со стороны чужой хриплый голос: — Какая прелесть. Сонхва поворачивает голову, видит крупного мужчину, что стоит в проходе переулка и ухмыляется. А в следующую минуту его дергают на себя. Каменная стена очень холодная, но по видимому мужчину это не беспокоит. Пакет из рук валится, а сам Сонхва зажмуривается, когда запястья больно сжимают по обе стороны от него, а противное чужое дыхание опаляет лицо. — Такой красивый, ты потерялся? — хрипит мужчина, опускаясь к шее Сонхва. — Отпустите, — он дергает рукой, пытаясь оттолкнуть, но итогом этого становится то, что его запястья еще сильнее сжимают, грозясь переломать. — Тише, тише, будь хорошим мальчиком и тогда всё будет хорошо. Сонхва хочет закричать, но чужая огрубевшая рука зажимает его рот. Одна из рук Сонхва становится свободной и он, используя это, со всей силы толкает мужчину в противоположную стену и в качестве завершения бьет коленом в паховую зону. Сам же старается как можно быстрее схватить пакет и убежать. Но не успевает. Мужчина свирепеет, хватая его прямо на выходе из переулка. Больно вжимает в стену, заламывает руки скрещивая запястья за спиной и крепко удерживает их в своей ладони сжимая ту так, что Сонхва начинает скулить от боли. — Маленькая сучка, я же сказал стоять спокойно, ты не захотел! Теперь я не ручаюсь за нежность! — Отпусти! Помогите! — успевает выкрикнуть Сонхва, как в следующую минуту его рот накрывают грубой ладонью сжимая так сильно, что все его слова превращаются лишь в мычания. — Кричишь ты однако громко, давай послушаем как громко ты будешь стонать с моим членом у себя в заднице? — Давай послушаем как громко ты будешь стонать когда я сломаю твой член, грязный мудила, — голос со стороны слышится отчетливо и громко, а мужчину в следующую же секунду оттаскивают за воротник куртки. — Хонджун… — тихо произносит Сонхва, он узнает из тысячи до боли знакомый и любимый голос. — Какого хуя? — мужчина пытается обернуться, но не успевает, его со всей силы прикладывают о бетонную стену, и тот падает тяжелым грузом. Голова кружится, но он старается не обращать на это внимания, а пытается встать с места, чтобы разобраться с этим бессмертным, кто посмел испортить его вечер. Но вновь не успевает. Ким валит его на землю, резко распинывая его ноги в стороны. — Где там твой агрегат? А, вот он, — он силой давит носком ботинка на паховую зону мужчины, чем вызывает болезненный вскрик, — Не приахуел ли ты на молодых людей бросаться? — он давит снова, чем вызывает новый, — Знаешь, таким как ты нужно отрезать их полностью, а ты будешь более везучим. От обрезания еще никто не умирал, — цедит сквозь зубы Хонджун и жмет теперь уже всей стопой так, что мужчине приходится согнуться пополам от боли, — Я очень надеюсь, что это будет тебе уро... — Хэй, Бэн, ты нашел кого нибу... О-па-па, — в переулок заворачивают еще трое мужчин. При виде своего друга свернувшегося от боли на земле и двух парней они быстро складывают два и два, — За ними! — кричит один из них, начиная ускорять шаг. — Хва! — Хонджун берет растерянного Сонхва за руку и срывается с места. Они убегают, заворачивая везде где только можно. За спиной слышатся крики погони, которые то отдаляются, то приближаются. Хонджун заворачивает в какой-то из переулков, таща Сонхва за собой. У того уже ноги не бегут, он устал, он напуган и растерян. У младшего в голове каша, которая просто сама по себе не укладывается. Столько вопросов, и ни одного ответа. Его прижимают к стене одного из узких туннелей между улицами. Теплая рука Хонджуна накрывает его рот, чтобы младший не издал лишних звуков, а чужие глаза смотрят прямо в его. Даже в темноте Сонхва видит как они блестят. Сейчас Ким так близко, что младший может почувствовать его тепло всем телом. Он будто прикрывает его собой, создавая своеобразный щит. — Где они?! — слышится грубый голос неподалеку, спустя минуту следует продолжение, — Ай блять! Ничего-то не можете! А потом шаги удаляются и вскоре в переулке становится тихо. Хонджун выдыхает опуская руку со рта младшего. — Кажется оторвались, — усмехается он, поворачивая голову к свету, где туннель заканчивался. Сонхва ничего не говорит, он лишь смотрит на человека перед собой и пытается понять, верит ли он своим глазам, или же нет? — Как ты? — тихо говорит старший, подходя ближе, чтобы коснуться пальцами подбородка младшего, — Сильно больно? — он берет его запястья в свои руки, пытаясь разглядеть в темноте, но мало что выходит, он вновь поднимает взгляд на Сонхва, который только рот открывает, пытаясь сказать хоть что-то. — Хонджун... — всё, что получается прошептать. — Пришлось снова сделать доброе дело, да, меня зовут Ким Хонджун, и я был очень рад спасти тебя снова. Прости, в этот раз без Минги, хотя, пожалуй он бы не помешал, — говорит старший улыбаясь и смотря на проход куда убежали громилы. — Как... как ты узнал, что я тут? — тихо спрашивает Сонхва дрожащим голосом. — Скажи спасибо своим друзьям, — тихо произносит Ким, опуская голову, — Если бы не они, я боюсь представить, чтобы сейчас произошло. — Уён и Сан? А откуда они знают? — Они не знают, слава богу, если бы знали, я бы вместе с тем уродом в очереди на обрезание сидел. Всё же я немного опоздал. — Я ничего не понимаю, — хмурится Сонхва берясь за голову. — Вот потом сам у них и спросишь, пойдем, я отведу тебя домой, — произносит старший беря Сонхва за руку. В голове не укладывалось ничего. Сонхва просто бездумно шел за ведущим его домой Хонджуном и ничего не понимал. flashback Сан находит Хонджуна в его квартире, пьяного и подавленного. Младшему пришлось чуть ли не выламывать дверь, чтобы Ким наконец открыл ее. Он смотрит на поникшего друга округленными глазами, проходя внутрь квартиры. — Хён, ты как? — с сочувствием спрашивает Сан. — Лучше всех, праздную вот свою окончательную свободу! — с натянутой наигранной улыбкой произносит Ким. Он безразлично осматривает друга, а потом идет в гостиную, чтобы усесться на место где он и сидел до прихода Сана — на пол у дивана — и сделать еще один большой глоток обжигающего алкоголя. — Дружище, ты чего так? — Чхве присаживается рядом с Хонджуном, забирая из его рук открытую бутылку виски. В ответ его ожидаемо игнорируют, Хонджун смотрит перед собой стеклянными красными глазами. Он изолирован от мира и вопрос младшего не доходит до него, пока его не толкают в плечо. — Не игнорируй меня, Ким! Будем честны, ты получил заслуженно! Его слова, конечно, Хону не нравятся. Он переводит злой взгляд на него, выплевывая: — Тебя я забыл спросить. Сан лишь тяжело выдыхает. Он хлопает себя по коленям, а потом рывком встает. — Уйдешь, дверь хлопни, чтоб закрылась, и бутылку на место поставь, — смотрит на него снизу вверх Хонджун. — Мечтай, — Сан отставляет бутылку в сторону, сам же поднимает старшего за ворот. — Ты чё, ахуел? — шипит Ким, толкая младшего в бок. — Поднимай зад и приводи себя в порядок, — настала очередь холодно и безразлично отвечать Сану, — Живо в душ, иначе я сам тебя туда отнесу! — Иди нахуй, — выплевывает Ким, садясь обратно. — Я ведь не железный, хён, — по словам слышно, что Чхве на грани того, что называется адом. Злить его действительно не стоит, и Хонджун знает это, — Тебе лучше послушать меня. Но Хонджун упрямее, он выдает лишь тихое «пф» и отворачивается от Сана. — Уён сказал, что приедет через пол часа. — Что? — он поворачивается слишком резко, поднимая голову на всё еще смотрящего на него Сана. — Он сказал, что завезет Сонхва и заедет сюда, и тебе лучше привести себя в порядок и выглядеть хорошо, если ты хочешь вернуть свою «драгоценность» из-за которой сейчас тут убиваешься. — Сонхва? — повторяет имя Хонджун, вновь переводя взгляд от младшего вперед. — Ну наконец-то, доброе утро! Да, он самый. Поднимай зад и иди в душ, я пока приготовлю что-нибудь для тебя, надеюсь, что у тебя есть хотя бы лапша. Ким на это ничего не отвечает. Почему-то мысль о Сонхва дает ему сил подняться на ноги и последовать указаниям друга. Теплые капли падают на кожу. Хонджун поднимает лицо вверх, подставляя его струям воды. Сонхва сказал, что ненавидит. Сонхва сказал, что ему больно. И правильно заметил Сан — Хонджун заслужил эти слова. Он действительно ужасен. «Я кукла для тебя» — крутятся в голове слова Пака. Нет! Нет! Хонджун с силой жмурится, кулак приходится точно в кафельную стену и костяшки обдает болью. Он не хотел, чтобы Сонхва так думал! Он не хотел, чтобы всё получилось именно так. Какое же он всё-таки чудовище. С глаз капают слезы. Он заслужил. Когда он выходит из ванной с кухни уже слышатся голоса. Значит, Уён уже тут. Хонджун заходит на кухню, закидывая полотенце на плечи. — Ну здравствуй, Ромео, — смотрит на него Уён, — Твоя Джульетта уснула у нас дома. Хонджун игнорирует, он просто проходит мимо него, бросая быстрый взгляд. Вода находится на барной стойке, стоит в большом кувшине. Ким наливает в стакан, делая жадные глотки. — Грубиян, — выплевывает Уён переводя взгляд со стоящего к нему спиной Хонджуна на Сана, — Что в университете, что сейчас. Ничто в этой жизни не меняется. — Ближе к делу, — Хонджун поворачивается к ним, держа в руке свой стакан. Сан поднимает бровь, смотря на него ака «а не ахуел ли ты часом?». — Мы тут пришли к нему, спасать его отношения как два купидона, а он такой. Пошли, Сан-а, пусть сам выкарабкивается, — Уён тянет своего парня за руку, собираясь уходить. — Стоять. Что вы пришли спасать? — настала очередь Хонджуна выгибать бровь. — Блять, ты издеваешься? — Уён на пике того, чтобы бросится на друга и выцарапать ему глаза. Хонджун начинает ржать, отставляя стакан и хватаясь за живот. — Ён-а, какие отношения?! Он ненавидит меня! — хохот похож скорее на истерику, Хонджун стирает указательным пальцем наворачивающиеся слезы. — Ты, конечно, то еще чудовище, но Сонхва мне жалко. Он любит тебя, — на этих словах Уёна Хонджун замирает. Он вспоминает их с губ Сонхва и глаза снова набираются влагой, — Сколько бы там боли и страданий ты причинил ему, но даже уйдя от тебя, такого чудовища, он все равно говорит о том, как сильно любит тебя. Даже покурить мне не дал в ТВОЮ пепельницу! — Ты куришь? — Сан перебивает своего парня, округляя глаза. — Потом, Сан-а, — Уён отмахивается от слов Чхве, серьезно смотря прямо в глаза Хонджуна. Самый старший стоит как вкопанный. Ему не до смеха или шуток. В этот момент он понимает одну очень важную для себя вещь. Сонхва любил его всё это время, так сильно. Все переживания и слова, сказанные когда-то Киму из его уст были самыми искренними и правдивыми. — Хонджун-а, в этой ситуации всё исправить можешь только ты сам. Сам решай, хочешь ли ты быть с ним. Сам решай, достоин ли он настоящего счастья. И если да, меняйся ради него! Сан хлопает стоя речи Уёна, а взгляд того всё так же серьезен как и был и он продолжает смотреть на замершего Хонджуна. — Время твой главный друг и враг сейчас. Дай ему время остыть и успокоится. Но и не потеряй свое. Вдруг ты не успеешь, — на этом Уён заканчивает своё вещание, и через секунду его взгляд меняется на веселый и задорный, каким привыкли видеть его все всегда, — А сейчас я бы не отказался от чая! Очень надо! Надеюсь, хён, ты не на столько бедный, что у тебя даже нет чая. Младший по-хозяйски начинает рыться по полкам на кухне Хонджуна, находя какой-то китайский заварочный. И с громким «О, отлично!» достает маленький пузатый чайничек с верхней полки, который они с Саном и подарили как-то Хонджуну на какой-то там день рождения в общагу. Слова Уёна трогают сердце. Старший так хочет сделать сейчас многое. Но понимает, что младший сказал правильно, время. И ему и Сонхва нужно время, чтобы все продумать. А пока Ким будет просто всегда рядом, только Сонхва об этом знать не будет. end of flashback О продуктах Пак вспоминает, уже дома. Чем недовольно шипит сам на себя. Завтра придется встать рано, завтра придется пойти снова в магазин и простоять пол утра у плиты. Почему именно это его сейчас беспокоит? Сонхва и сам ответить не мог. Поднимаясь на свой этаж, он бездумно пялился в стену напротив, даже не замечая как нервничает рядом с ним старший. Он открывает дверь квартиры, заходя внутрь. Сразу стягивает грязные кеды за пятки. Пожалуй он их выкинет, в этой жизни эти ребята видели всё. Он оборачивается, непонимающе смотря на Кима, тот стоит у двери не разуваясь, и не снимая свою кожаную куртку, как делает это обычно. — Проходи? — скорее больше спрашивая, чем предлагая произносит Сонхва. — Я, пожалуй, пойду, — старший разворачивается, собираясь выходить, как голос Сонхва одергивает его. — Подожди, — он подходит чуть ближе, готовый схватиться за рукав кожанки, старший оборачивается, — Хонджун. Спасибо, за сегодня. Как я могу отблагодарить? Старший улыбается воспоминаниям. Кто бы мог подумать, что времена повторяются. Вот только желание у него совсем теперь другое. — Вернись ко мне, — тихо говорит он и уже дергает ручку двери, но не успевает совершить действие, как его резко разворачивают на себя. Теплые губы Сонхва ощущаются как-то по новому. Тот сам целует, так нежно, обхватывая шею старшего пальцами. Сильные руки ложатся на талию младшего. И тот ждет, когда те сожмут ее, чтобы прикусить губу в поцелуе, но Хонджун лишь оглаживает стройное тело, прижимая его к себе ближе. Сонхва тянет молнию черно-белой куртки, стягивая ее с плеч старшего. В следующую минуту его подхватывают под бедра. Руки Хонджуна опускаются на ягодицы, сжимая половинки. Он быстро стягивает свои ботинки ногами, как получается, оставляя их, кого где, посреди прихожей. Руки старшего поднимаются вверх по спине, заползают под худи, он осознает, что Сонхва и сам хорошо держится за него, ухватившись ногами и руками, целует, мягко сплетаясь языками в ласке. — Почему под худи ничего нет? — ради этого определенно стоило разорвать поцелуй. Старший смотрит в глаза на против, хмурясь, — Ты вообще видел сколько градусов на улице? Холодрыга! А ты... На это Сонхва лишь тихо смеется, утягивая старшего на кровать за собой. Тот нависает сверху, смотря в большие глаза младшего напротив. — И когда ты стал таким занудным? — Это я то занудный? — почти выкрикивает Ким, и руки снова лезут под худи, но не для того, чтобы огладить, а чтобы начать щекотать. Сонхва начинает громко смеяться, пытаясь убежать от прикосновений. Он дергается на кровати извиваясь во все стороны, пока худи не задирается, а старший не припадает губами к груди. Сонхва чуть жмурится, он ждет укус или болезненный засос, но кожу мягко целуют. Ким спускается нежными поцелуями к животу, оставляя их и там. Слабо прикусывает тазовую косточку. Совсем чуть-чуть, незаметно. Сонхва думает, что это сон. Он никогда не видел Кима таким. Ласковым и кажется искренним? Он изгибается в спине, с губ срывается довольный стон, когда рука старшего опускается на пах, чуть сжимая полувозбужденный член через ткань джинс. — Так вот как ты звучишь, когда тебе нравится, — тихо шепчет Ким куда-то в кожу рядом с кромкой джинс и целует это место. Руки старшего расстегивают пуговицу, происходит «вжик» молнии, и в следующую секунду теплая рука пробирается под ткань джинс, а за ней и белья. Старший касается возбужденной плоти, а сам поднимается к Сонхва, чтобы накрыть его губы своими. Младший ведет руками по чужой, но такой родной груди вверх, зарывается пальцами в оранжево-огненные волосы на затылке. Слышит довольное мычание, когда чуть сжимает их у корней. Так вот как нравится Хонджуну. Он показал! Сонхва продолжает перебирать короткие пряди, иногда чуть оттягивая их. Губами он перемещается на шею, проходится дорожкой от уха к сонной артерии, чтобы мягко прикусить кожу. А когда слышит второе довольное урчание мягко всасывает ее. У Хонджуна в этот момент глаза закатываются. Кажется, он готов кончить только от того, что губы Сонхва делают с ним. Раньше никогда не позволял такого делать, но сейчас, сейчас все по другому. Руки младшего спускаются вниз, забираясь под ткань черной футболки. Он смотрит прямо в глаза старшего, когда стягивает ее с него. Полностью предмет одежды снять не удалось, он висит на руке, что сейчас оглаживает член Сонхва в его штанах, и Хонджун точно не собирается прерываться, чтобы скинуть несчастный предмет одежды с руки. Как-нибудь потом... Младший смотрит на подтянутую грудь, проходится по ней изящными пальцами, чуть сжимая. А в следующую минуту накрывает губами сосок, втягивая его в рот. Не прерывая зрительного контакта, видит то, как глаза старшего закатились, а губы очертил влажный язык. В следующую минуту Сонхва чуть прикусывает сосок, а второй накрывает пальцами другой руки. Хонджун сдавленно стонет, закусывая свои губы. Ладонь на члене чуть сжимает его, на что Сонхва сжимает зубы еще сильнее. — Не больно? — отрываясь спрашивает он. На что старший усмехается, отрицательно мотая головой. Тогда Сонхва переходит ко второму соску выполняя с ним те же действия. Холодная смазка контрастирует с разгоряченной кожей. Сонхва дергается, но в следующую минуту на него опускаются теплые руки старшего, растирая смазку по половинкам. Первый палец погружается почти не встречая преграды. Старший вводит его и выводит несколько раз, вскоре добавляя второй. Сонхва выгибается в спине, почти ложится животом на белые простыни кровати, зарывается лицом в одеяло, приглушенно стонет, когда пальцы задевают чувствительный комок, чуть надавливая на него. Хонджун наклоняется к его уху, обхватывая младшего второй рукой по поперек талии, шепчет: — Пожалуйста не сдерживайся. И в следующую минуту из горла Сонхва вырывается громкий стон наслаждения, когда он чувствует третий палец внутри себя, и теперь давление внутри него усиливается. Хонджун на это усмехается, закусывая, а потом облизывая, мочку уха младшего. Стеночки растягиваются, а старший продолжает шептать глупости, все сильнее прижимая младшего к себе за талию. Хонджун аккуратно переворачивает младшего на спину. Придерживает его за поясницу, когда медленно входит. Он ловит чужой взгляд – глаза Сонхва закатываются, а из горла рвется немой стон. Он цепляется за плечи старшего, притягивает его к себе. Тот утыкается в шею, мягко касаясь ее губами. В следующую минуту чувствует, как изящные пальцы сжимают кожу на плечах, а короткие ногти проходятся по спине. — Больно? — шепчет Хонджун в шею, следом мягко целуя. Сонхва лишь отрицательно мотает головой, вплетая пальцы одной из рук в огненные пряди. Старший улыбается куда-то в шею, а потом мягко прихватывает кожу зубами, продолжая плавно двигаться внутри него.***
Теплые руки лежат на талии, старший нежно прижимает к себе, мягко оглаживая теплую кожу. Невесомый поцелуй приходится в лоб, теплые губы касаются, а Сонхва мило щурится, прижимаясь ближе. — Хва, — тихо шепчет Хонджун куда-то в макушку, укладываясь на нее щекой. — М? — голос Сонхва чуть хрипит, он приподнимается, чтобы посмотреть в глаза старшего. — Я хотел сказать... — он смотрит на вопросительно поднявшуюся бровь Сонхва и пытается подобрать слова, чтобы правильно выразить свои мысли, — Прости. Прости меня за всё, что я делал с тобой. Глаза Сонхва округляются, сердце внутри замирает и почему-то сейчас он хочет сказать старшему, чтобы тот не продолжал. — Я знаю, какое я чудовище. Я так плохо поступал с тобой все эти годы. На самом деле я не хотел... Я хотел, чтобы ты ничего не чувствовал, но оказался так чертовски не прав. Каждый раз, пытаясь уберечь тебя от себя, чтобы ты не чувствовал боли от меня, я делал лишь хуже, ломая тебя, — слова даются тяжко, Хонджун опускает взгляд, чувствуя как слезы собираются в уголках глаз. В этот момент рука Сонхва опустилась на его. — Хонджун... — тихо, мягким голосом произносит Сонхва, чуть сжимая холодные от волнения пальцы. — Я побывал в таком говне, Хва, — продолжает старший, собравшись с мыслями, — Я не мог допустить, чтобы ты попал туда... из-за меня... Ты слишком светлый и дорогой человек в моей темной жизни, и я не мог допустить того, чтобы ты попробовал то, что пробовал я каждый чертов день. Поэтому я ничего и никогда не говорил тебе. С глаз Сонхва начинают катится слезы, а сам он хочет заключить в самые крепкие объятия старшего. Видеть то, как и он уже на грани слез — больно, но младший понимает, речь еще не закончена. — Я прошу твоего прощения за каждое чувство боли, которое я приносил тебе, за мою грубость и равнодушие, за твои слезы, которых я не достоин. Ты каждый раз принимал меня, каким бы вымученным, злым и избитым я не пришел к тебе. Ты всегда был тут и всегда ждал меня. А я относился к этому всему так... так... — он нервно сглатывает, подбирая слово, — Будто ты игрушка! — глаза старшего поднимаются, полные слез, — Ты правильно сказал тогда. И ты должен меня ненавидеть. Но... я... я не хотел, Хва, я думал, что если между нами будет только это не будет так сложно. Но когда я услышал твои слова, — он всхлипывает, утирая слезу с щеки, — Понял, как ужасно поступал с тобой и как на самом деле между нами всё ужасно. Хва, пожалуйста, прости меня за это. Сонхва не выдерживает, он подается вперед, втягивая старшего в свои объятия, прижимает его крепко к себе. Тот обнимает его в ответ, накрывая спину младшего ладонями. — Я никогда не говорил этого. И никогда не понимал. Пока не потерял тебя в один момент. Тогда мир рухнул, я не понимал ради чего теперь существовать. Хва, я никогда не говорил, но я так люблю тебя. Теперь не выдерживает Сонхва, с губ срывается громкий всхлип он начинает плакать, утыкаясь лицом в плечо старшего. — Я обещаю, я никогда больше не причиню тебе боли. Я всегда буду с тобой, только пожалуйста не покидай меня больше, — заканчивает свою речь старший, а потом сильнее прижимает Сонхва к себе. Хонджун другой, Хонджун изменился. Больше не такой, как был. Стал другим. Он любит его. Любит. Сонхва никогда не мог подумать, что Ким способен на такое. На такие слова и действия. Он улыбается сквозь слезы, прижимаясь к любимому. — Я люблю тебя, — тихо шепчет Сонхва, чувствуя, как старший чуть всхлипывает. Хонджун кладет голову на живот младшего, поглаживая его через ткань тонкой простыни, которой прикрылся младший. Пальцы Сонхва вплетаются в его волосы, массируя кожу и уже через пять минут Пак слышит, как старший мило посапывает. Утром Сонхва проснется от мягких поцелуев в шею и теплых рук на своей талии. В первые на столько счастливый и любимый.***
С утра их сон прерывает громкий звонок телефона Сонхва. Младший тяжело выдыхает, тянется за источником из которого исходит звук любимой мелодии, но почему-то именно сейчас она так раздражает. А в следующую секунду его талию обвивают теплые руки. — Кто бы там ни был, скажи, чтобы шли нахуй, — ворчит старший, утыкаясь носом между лопаток Сонхва. Тот на это улыбается и, не глядя, берет трубку. — Да? — сонно мямлит он. — Пак Сонхва, я рожала тебя двенадцать часов в муках, чтобы сейчас стоять уже как минут сорок под твоей дверью и долбится? Вот так ты мать встречаешь?! На этих словах младший подрывается, смотря на время. Пол первого дня. — Блять! Он отбрасывает телефон, начинает быстро возится по комнате ища всю свою одежду. — Что случилось? — Хонджун приподнимается на локтях, с недоумением смотря на носившегося из стороны в сторону Сонхва. До того момента, пока в его лицо не прилетает его же черная футболка. — Моя мама, она стоит под дверью, и если сейчас она увидит тебя в таком виде, будешь объясняться сам. — Бля-ять, — тянет Хонджун. Теперь уже он подрывается с места и начинает носится из стороны в сторону в поисках своей одежды. — Я надеюсь, у тебя есть весомое оправдание тому, почему я целый час стояла под дверью, — раздраженная женщина заходит внутрь с большими сумками. Она целует сына в щеку, опуская свою ношу. В следующую минуту собственно и появляется причина, из кухни показывается Хонджун, он улыбается почёсывая затылок, а потом склоняется перед женщиной в поклоне. — Здравствуйте, тётушка. — Сонхва, а это кто? — не понимающе тыкает на Хонджуна пальцем женщина. — Это Ким Хонджун, — смущенно улыбается младший, — мой... — Парень, — разогнувшись улыбается Ким смотря на явно шокированную такой информацией женщину, — может кофе?