Bad Things

      На заднем дворе включается охранное освещение. Яркий свет проникает сквозь открытые жалюзи в спальню Дина, будя его, потому что жизнь — та ещё сука, и ему, очевидно, не нужен сон.       Он стонет в подушку, не способный проклясть какого-нибудь конкретного человека или божество, поэтому просто посылая Вселенной обобщённое, универсальное «иди нахуй». Ему удаётся поднять голову, чтобы бросить затуманенный взгляд на будильник. Цифры под танцующим беконом говорят ему, что сейчас чуть больше трёх утра.       Блядь.       Пошарив вслепую в верхнем ящике прикроватной тумбочки, он находит то, что ищет, выпутывается из одеяла и скатывается с кровати, едва не расшибив себе голову об открытый ящик. Он рухнул в кровать менее двух часов назад, одетый в одно нижнее бельё, и теперь не утруждает себя тем, чтобы надеть что-нибудь ещё, когда осторожно выходит из спальни, заглядывая в другие комнаты, проходя мимо них. Он крадётся вниз, помня о второй ступеньке сверху, скрипучая сука.       Сердце бешено колотится о грудную клетку, и если бы в его ладони не было успокаивающей тяжести пистолета или знания о его существовании в ящике тумбочки, вполне вероятно, что он бы просто перевернулся на другой бок и снова заснул, довольный, если его убьют прямо в постели, не вынуждая просыпаться.       Он достигает нижней ступеньки и тихо пересекает столовую и гостиную, осторожно ступая по линолеуму. Того, из-за кого включилось освещение, похоже, по крайней мере нет в доме, а это уже что-то.       Он делает глубокий, ровный вдох, отпирая стеклянную дверь и открывая её наполовину, бегунки тихо скользят. Он выходит во внутренний дворик, на свежий весенний воздух, подняв пистолет и оглядывая пространство в поисках любого движения. Плитка под его ногами прохладная; странно освежает, а не обдаёт холодом.       Он щурится, чтобы разглядеть что-то за ярким светом, глаза ещё не отошли от темноты дома, поэтому он продвигается вперёд, пока не оказывается на траве, колючей и пружинистой между пальцами ног. Только тогда Дин видит чьи-то очертания, и у него перехватывает дыхание.       Дин снимает пистолет с предохранителя, чувствуя, что его ладони вспотели, и целится в тень, сидящую на столе для пикника.       — Выходи с поднятыми руками, или я пристрелю тебя прямо там, где ты стоишь… ну, сидишь.       Угроза выходит не очень, как будто он желает кому-то наступить на «Lego». Дин всё ещё работает над этим.       Силуэт движется, каждый его шаг наполнен уверенностью и плавной грацией, когда он выходит на границу света, подняв руки перед собой. Он останавливается у ослепляюще белого периметра, всё ещё частично окутанный тьмой. Дин судорожно выдыхает и опускает пистолет, снова ставя его на предохранитель.       — Кас. Какого хера ты, придурок, здесь делаешь?       Кастиэль бросает на него насмешливый взгляд, опуская руки.       — Дверь была заперта.       — Раньше тебя это никогда не останавливало, — бормочет Дин, хватая Каса за галстук и вытаскивая его на свет. Кастиэль легко подаётся ему навстречу, кладя руки на голые бёдра Дина; большие пальцы на тазобедренных косточках, прикосновения, наполненные тёплыми чувственными воспоминаниями. — Как всё прошло?       Как всегда немногословный, Кас просто отвечает:       — Хорошо, — и Дин совершенно точно не закатывает глаза.       — Да? — спрашивает Дин, пистолет теперь прижат к сердцу Каса через ткань его рубашки. — Бенни хорошо себя вёл? Ты хорошо себя вёл? Ничего не разбито? На этот раз ни одна бесценная фигурка Спауна, выпущенная ограниченным тиражом, не пострадала?       Да, он совсем не обижен из-за той фигурки.       Справедливости ради, стоит заметить, что Бенни сейчас явно не в том состоянии, чтобы что-то предпринимать, но у этого человека есть целый список совершённых им глупостей, который может посоперничать даже со списком самого Дина.       — Нет, — отвечает Кастиэль, а потом добавляет, чтобы подтвердить своё звание главного мудака. — Ни одна фигурка не пострадала, потому что мы решили не подписывать бумаги в спальне четырнадцатилетки. Или в столовой четырнадцатилетки, выдающего себя за тридцатидвухлетнего мужика.       Козёл. Та фигурка была коллекционной.       — Ты чертовски забавный, Кас.       — Угу, — соглашается Кас, опуская потемневшие глаза на губы Дина. Жар разгорается внизу его живота, и из горла вырывается тихий стон. — Всё прошло хорошо. Бистро теперь принадлежит мне… нам, так что всё кончено.       Кас многому учит Дина, но в ответ Дин пытается убедить Каса, что месть не обязательно должна включать в себя кровопролитие. Убийство Бенни было бы вполне заслуженным, но также слишком быстрым и окончательным. А вот неизбежное банкротство означало, что на все активы Бенни был наложен арест, так что ресторан был выставлен на продажу. И, конечно же, Кас — будучи мстительным мудаком, — потребовал, чтобы Бенни присутствовал на финальном этапе продажи, просто чтобы он мог получить удовольствие, наблюдая, как Бенни теряет последнее, что у него осталось.       Теперь Кас получил всё, что когда-то принадлежало Бенни: бистро, семью, Дина. Бенни ревнив, так что это испортит ему жизнь намного сильнее, чем пуля в голове.       Да, Дин правда прочувствовал эту мстительную жилку.       — Думаешь, оно принесёт нам приличную сумму денег?       Потому что, конечно же, Кас уже всё просчитал; Дин уверен в этом исходя хотя бы из первоначальных сведений о скорости оборота отмытых денег, подтверждённых счетами, к которым он получил доступ после неудачной встречи Бенни с деловой стороной пистолета Каса.       Так что да, они уничтожили Бенни, не тронув и пальцем, и это заставляет Дина чертовски гордится тем, что Кас не только поддержал его идею, но и, похоже, получил удовольствие от её воплощения.       Потому что парню правда было нужно немного расслабона в его сумасшедшей жизни.       Кастиэль издаёт довольный звук у губ Дина, когда наклоняется, быстро и целомудренно целуя, лишь дразня.       — Достаточно, даже с учётом ремонта, чтобы мы могли съездить в Диснейленд в следующем месяце. Может даже удастся снять отель.       Внезапно Дин чувствует такой огромный прилив привязанности к мужчине, который сейчас прижимается к нему, смотрит на него своими потемневшими глазами, как будто хочет съесть живьём, что он не совсем уверен, как выразить словами, как много Кас значит для него, как сильно он хочет каждый дюйм этого раздражающего, ужасающего, красивого ублюдка, сколько чувств он уже испытывает к нему… поэтому он пытается передать всё это единственным способом, который, как ему кажется, уместен сейчас; сталкивая свой рот со ртом Каса, сцеловывая слова с его губ, чувствуя вкус крепкого алкоголя и самого Каса. Стон вырывается из его горла, и Кас проглатывает его, поднимая руку к челюсти Дина, удерживая его, буквально трахая языком; есть только скользкое влажное давление ртов, тихие голодные стоны, когда они пожирают друг друга.       Кас отстраняется первым, подушечкой большого пальца стирая слюну с нижней губы Дина, и погрубевшим голосом спрашивает:       — Дети спят?       — Да, проверил их только что, — хрипло отвечает Дин, и Кас засовывает кончик большого пальца в его распухший от поцелуев рот, вкус солёный с оттенком оружейного масла, и Дин уверен, что это никогда ему не надоест, заводиться вот так, когда они говорят о делах, а затем через секунду переходят к делу. Он жадно сосёт, прикусывая, резец царапает плоть, и Кас рычит, проталкивая палец глубже, позволяя Дину сосать его по-настоящему, проводя языком по завиткам на коже, обводя контуры отпечатка.       — Тебе нравится чувствовать меня в себе, Дин?       Ответ на этот вопрос чертовски очевиден.       Дин сообщает об этом, резко прикусывая палец, прежде чем отстраниться, спускаясь ниже, целуя татуировку на шее Каса, сосредотачиваясь на его пульсе. С низким, прерывистым стоном Кас крепко прижимает Дина к себе, их тела сливаются, пуговицы его рубашки врезаются в обнажённую плоть Дина, тёплый металл пистолета между ними, ладони Каса скользят по позвоночнику Дина.       — Да, — выдыхает Дин, вжимаясь лицом в горло Каса, на коже которого блестит пот, и приятно знать, что Дин не единственный здесь, кто сходит с ума. Хотя твёрдая линия члена у бедра Дина говорит сама за себя.       Кас разворачивает их, начиная подталкивать Дина в темноту, куда не проникает свет, широкими шагами пересекая газон, его штаны задевают обнажённые бёдра Дина, дорогая ткань шуршит при каждом движении. Дин упирается в скамейку столика для пикника и падает, его задница с глухим стуком опускается на перекладины. Пистолет вылетает из его руки, ударяется о дерево и падает на траву под столом.       Никому нет до него дела.       Дин тянется к ширинке Каса и расстёгивает пуговицу и молнию.       — Чего ты хочешь, Кас?       Свет гаснет, погружая их в темноту; теперь их освещает только серебряный блеск луны, выглядывающей из-за облаков.       — Хочу, чтобы ты оседлал меня, — говорит Кас, и член Дина дёргается, выделяя каплю предсемени.       И, блядь, да, Дин определённо за. Всеми руками.       — Добавь слюны, — требует Кас, и прежде чем он успевает закончить свой приказ из двух слов, Дин уже вытаскивает его член из боксеров и штанов, наслаждаясь тем, каким большим и толстым он ощущается в его руке, бархатно-гладкой кожей, нежной головкой, его текстурой под пальцами.       Он открывает рот, мускусно-солёный запах члена так близко, он скользит по его щеке, оставляя за собой след предсемени, прежде чем Дин берёт головку в рот, обхватывает её губами, прижимая язык к щели. Кас с резким вдохом опускает руку на его плечо.       Дин рискует бросить на Каса взгляд из-под ресниц, даже в темноте замечая то, как расширились его зрачки, что посылает особо острый разряд возбуждения по его венам, его твёрдый, как камень, член болезненно дёргается между ног.       Он вбирает в себя больше Каса, позволяя члену скользить по языку, предварительно плюнув, чтобы обеспечить более плавное скольжение, пропуская его в горло, и пальцы Каса впиваются в его плоть.       — Дин…       Дин хмыкает в ответ, и Кас стонет, сжимая его плечо, прежде чем отстраниться, вытаскивая член изо рта Дина с пошлым звуком.       Происходит неловкая смена положения, но вскоре Кас оказывается сидящим на скамейке, голый ниже пояса, рубашка расстёгнута, тёмная линия тянется между грудными мышцами к животу; Дин, полностью обнажённый, седлает бёдра Каса, член упирается в расщелину его задницы, оставляя скользкую дорожку предсемени. Дин берёт два пальца в рот, обильно покрывая их слюной, и вводит один внутрь до первого сустава, морщась от сильного давления, но отчаянно желая растянуть себя для Каса.       Под ним Кас начинает дрочить себе, размазывая быстро подсыхающую слюну по всей длине, покрывая поцелуями грудь Дина, впиваясь зубами в сосок, обжигая своей щетиной чувствительную кожу. Дин откидывает голову, издавая низкий стон, и ему нужно, чтобы Кас оказался в нём как можно скорее.       — Кас, — выдыхает Дин, в нём уже два пальца почти до костяшек. — Мне нужно, чтобы ты трахнул меня.       Кас отталкивает его руку, толкаясь внутрь двумя своими пальцами, покрытыми слюной, сразу до предела, и Дин стонет, опускаясь навстречу его руке. Дин плюёт на ладонь, обхватывает член Каса, а затем переносит свой вес, упираясь в сильные бёдра, чтобы прижаться как можно ближе, головка его члена трётся о живот Каса, цепляясь за шёлк галстука. Он снова тянется к члену Каса, выпрямляется и опускается, когда Кас вытаскивает пальцы, медленно заменяя их на член.       Блядь, это больно.       Из горла Каса вырывается сдавленный, болезненный стон, когда головка его члена проталкивается сквозь тугие мышцы, Дина обжигает резкая вспышка боли, и руки Каса обхватывают его бёдра, большие пальцы упираются в кость, хватка стальная. Дин опирается о плечи Каса, впиваясь в плоть ногтями, оставляя следы в форме полумесяца, которые наливаются кровью.       Проникновение на сухую выходит медленным, и к тому времени, когда бёдра Каса оказываются над одном уровне с задницей Дина, мышцы Дина скручиваются в узлы, пальцы ног поджимаются так сильно, что икры сводит судорогой, и у основания позвоночника собирается пот, несмотря на его наготу и прохладу ночи.       Под ним Кас издаёт сдавленный стон, который переходит в рычание, и, честно говоря, Дин никогда не слышал ничего горячее.       Дин сжимается вокруг члена, просто чтобы услышать это снова, и он не разочарован, когда Кас подаётся навстречу, слегка покачивая бёдрами.       Дин почти хочет просто остаться в таком положении, с толстым членом в заднице, заполняющим его до краёв, но больше он хочет, чтобы его уже наконец трахнули, поэтому неохотно двигается, поднимаясь с члена Каса. Он упирается потным лбом в лоб Каса, они делят сбившееся дыхание, пока Дин постепенно поднимается так, чтобы только головка члена осталась внутри, мышцы бёдер горят от усилий, которые он прилагает, чтобы не свалиться, колени упираются в деревянные перекладины скамейки.       Определённо не стоит пренебрегать упражнениями на ноги.       Кас достаточно в себе, чтобы плюнуть на ладонь и размазать слюну в том месте, где соединяются их тела. Так Дину становится легче опуститься, но это всё равно сладкая агония, раскалённая добела боль, озаряющая его изнутри, синапсы дают осечку, эндорфины выбрасываются в кровь, когда мозг пытается стереть границу между болью и удовольствием.       Его член немного обмяк от дискомфорта, но Кас обхватывает его ловкими пальцами и дрочит, доводя до полной твёрдости, костяшки пальцев задевают живот Дина при каждом движении, и Дин толкается в его ладонь, снова насаживаясь на член, теперь немного легче.       Руки Каса соскальзывают с члена и бедра Дина, ладони ложатся на изгиб его задницы, разводя ягодицы, удерживая его открытым, чтобы Кас мог начать по-настоящему толкаться в него, не оставляя Дину выбора, кроме как обхватить Каса, пока тот резко врезается в него с каждый вдохом. Член Дина влажно скользит по покрытой чернилами коже Каса с каждым движением, размазывая по ней предсемя. Дорогой галстук Каса испорчен, но Дин не может даже заставить себя пожалеть об этом.       — Кас, — стонет Дин в губы Каса, опускаясь навстречу следующему толчку его бёдер, жар расползается по его телу от яичек к животу. — Боже. Думал об этом, когда впервые увидел тебя. Хотел оседлать твой член, твоё лицо.       Кас тихо усмехается, двигая бёдрами, толкаясь в Дина жёстко и быстро, заставляя всё его тело дрожать.       — Знаю. Ты не особо скрытен.       Дин крутит бёдрами, член Каса упирается прямо в простату, и блядь, это так хорошо, так интенсивно. Тепло их тел так близко друг к другу, они двигаются в тандеме, сбившееся дыхание и учащённое сердцебиение, кончики пальцев царапают, скользят по влажной от пота плоти.       — Да, но ты? Тыкал пистолетом мне в лицо, когда… блядь… когда я был почти голый? Прямо по Фрейду, Кас.       — Мгхм, — соглашается Кас, впиваясь зубами в горло Дина, рыча следующие слова в его кожу. — Увидел тебя… в том полотенце… и просто хотел сорвать его… и трахать тебя, пока ты, наконец, не заткнёшься.       Похоть накатывает на Дина головокружительной волной, нервное напряжение отдаётся в кончиках пальцев, по спине пробегают мурашки.       — Никогда не заткнусь, Кас. Никогда не перестану усложнять тебе жизнь.       — Блядь, — дыхание Каса сбивается, когда Дин встречает его на середине мощного, жёсткого толчка, задница Дина шлёпается о его бёдра, и Дин вскрикивает, когда член бьёт прямо по простате. Он тянется к галстуку Каса, обматывает его вокруг руки, дёргая Каса туда, куда хочет, их глаза так близко, что Дин может видеть, как всё, чего он хочет, отражается в зрачках Каса в десятикратном размере. — Мне начинает нравится то, как ты усложняешь мне жизнь.       И серьёзно, Дин ничего не может ответить на это, не признавшись в вечной любви, поэтому вместо этого он стискивает зубы, вжимаясь в бёдра Каса, член так глубоко внутри, растягивает его так хорошо, удовольствие настолько острое и сильное, что Дин едва может дышать.       Блядь, он близко, так чертовски близко.       — Боже, Кас. Прикоснись ко мне.       Кас не спорит, отпускает ягодицу Дина и обхватывает его член, дроча быстро и грубо в противовес рваным толчкам, и Дин вздрагивает от ощущения пальцев Каса, мышцы его живота напрягаются.       Он близко, так чертовски близко, раскалённая добела молния проходит через его позвоночник.       — Сейчас кончу, Кас, заставь меня кончить.       Кас усиливает хватку, Дин толкается в узкий туннель его ладони, насаживается обратно на член, буквально пойманный в ловушку, когда Кас проникает так глубоко, в самую сердцевину, пока Дин не чувствует себя бесполезным, не чувствует себя слабым, не чувствует себя сильным… всё сразу. Такое ощущение, что он вот-вот выпрыгнет из кожи, жгучее удовольствие настолько сильно, что его бёдра дрожат, и он кончает, почти болезненно, когда Кас захватывает его губы в поцелуе, и Дин изливается влажными струями между ними, на кулак Каса, когда тот прижимает большой палец к его головке.       — Дин. Блядь, — рука сжимает ягодицу Дина до боли, бёдра Каса дёргаются вверх, чуть не скидывая Дина, а затем он кончает в него, обжигающе-горячо, смазывая путь для последних слабых толчков, всё его тело содрогается, и бёдра, наконец, замирают.       Дин выдыхает сдавленное: «Блядь» и падает на Каса, ослабляя мёртвую хватку на его галстуке, прижимает липко-горячее лицо к его плечу, пот и сперма склеивают их во всех местах всеми самыми отвратительными способами.       Кас отпускает ягодицу Дина, кончики пальцев скользят вверх по его позвоночнику, и Дин дрожит.       Боже, блядь, Иисусе.       Утром им придётся продезинфицировать всю территорию. Возможно, даже сжечь чёртову скамейку.       — Пива? — спрашивает Дин после нескольких минут блаженной тишины, когда они оба приходят в себя, член Каса обмякает в его заднице. Он приподнимается и встаёт с Каса, сперма стекает по внутренней стороне бедра, и да, это отвратительно; нужно срочно смыть её. На этот раз никаких предложений сфотографировать и прогулок по бару.       С такого расстояния он не может разглядеть лицо Каса, но замечает быстрый утвердительный кивок.       Дин наклоняется, вслепую шаря по траве в поисках своих трусов, в процессе находя штаны Каса и швыряя их к ногам ублюдка, потому что, учитывая то, как Кас выглядит сейчас — расслабленный и разморённый, ноги широко расставлены и приглашают, локти упёрты в стол, голова запрокинута, обнажая длинную линию шеи, когда он смотрит на звёзды, — Дин испытывает искушение снова запрыгнуть на этого пони и прокатиться ещё разок.       Наконец-то, наконец-то, он находит свои боксеры возле цветочной клумбы и натягивает их на всё ещё дрожащие ноги, чуть не рухнув на бегонии, когда теряет равновесие, удерживая себя в последний момент.       Позади него Кас с трудом подавляет тихий смешок.       — Мудак, — говорит ему Дин, направляясь к дому, ослеплённый охранным освещением, которое снова включается, как только он входит в зону его досягаемости.

***

      Когда Дин возвращается — чуть более чистый благодаря тряпке с кухни, — с бутылками в руке (в одну из которых он чуть не выжал вышеупомянутую тряпку), Кас снова надел штаны, но они всё ещё расстёгнуты, мягкий член виден в вырезе ширинки, уютно лежащий на бедре. Он снял рубашку и галстук и лежит поперёк стола, поставив босые ноги на скамейку. Дина так и подмывает отпустить колкость по поводу амбаров и манер, но вместо этого он просто забирается наверх и ложится рядом с Касом, оставляя пиво на траве.       Это чертовски неудобно, и его задница адски болит, но есть что-то успокаивающее в том, чтобы просто слушать дыхание друг друга. Дин закрывает глаза, наслаждаясь слабым весенним ветерком, охлаждающим пот на его коже.       Охранное освещение гаснет.       — Знаешь, — медленно говорит Кас после нескольких минут комфортного молчания, — я всегда хотел иметь свой собственный ресторан.       У Дина это почти любимая часть секса с Касом — почти. Он всегда был намного более откровенен с Дином после оргазма, и Дин, будучи любопытным ублюдком, узнавал много такого, что обычно молчаливый гангстер держал глубоко спрятанным в своей хорошенькой головке.       Обычно они говорят о делах; Дин узнаёт о структуре организации, о том, как всё устроено, кто самые преданные люди Каса, о том, что Кас занимается благотворительностью — потому что, конечно, очевидно же, что Кас питает слабость к животным и бездомным, — обсуждает связи с другими «бизнесменами» города: Фергус Кроули в сфере азартных игр, Дик Роман в сфере собственности и недвижимости.       Они никогда не говорят о личном. Они не болтают о ерунде, как друзья. Они занимаются сексом (везде, где есть такая возможность) и довольно легко могут обсуждать бизнес, но поговорить по-настоящему? По какой-то причине их отношения ещё не достигли такого уровня близости.       Может быть, сегодня та самая ночь.       Дин тщательно подбирает слова, боясь разрушить атмосферу.       — Рад, что смог помочь воплотить твои мечты в реальность, Кас.       — Из меня так себе повар…       — Как и из меня, — бормочет Дин, сворачиваясь калачиком в тепле Каса, прижимаясь щекой к его плечу, вдыхая мускусный аромат их обоих. Он скользит бедром между ног Каса, согнув колено чуть ниже его паха.       — …но пекарь я искусный. Я мог бы печь пироги для десертного меню.       — Кас, — упрекает Дин, прижимаясь губами к его коже, — тебе не кажется, что ты и так достаточно занят? — он резко поднимает голову, когда до него доходит, что только что сказал Кас. — Пироги? Ты печёшь пироги?       — Да, — подтверждает Кас, подложив ладонь под голову. — Зачем, по твоему мнению, я был на той распродаже выпечки?       Дин бросает на него взгляд в темноте. Он уверен, что Кас понял намёк.       — Ладно, — соглашается Кас. — Могло показаться, что я преследую тебя, но это было чистое совпадение.       — Значит, ты хочешь сказать, что увидел меня, чертовски растерянного, чувствующего себя не в своей тарелке, окружённого кучей заносчивых придурков в частной школе, где учатся наши дети, и решил воспользоваться возможностью побыть мудаком?       Кажется, это довольно точная оценка большей части их отношений, если быть честным.       — Да, — говорит Кастиэль без капли стыда, и на самом деле это не должно удивлять, потому что Кас всегда наслаждался смущением и неловкостью Дина. — Твоя неспособность скрывать свои эмоции в любой ситуации довольно привлекательна.       Всё-таки стоило выжать ту грязную тряпку в его пиво.       — Ты козёл, — говорит ему Дин. — И какой пирог был твоим? Только не говори мне, что штрудель.       — С пеканом.       — Боже, — бормочет Дин. — Какой же ты мудак.       Кас смеётся, низкий рокот эхом отдаётся в теле Дина, когда он прижимается ближе, заставляет его сердце остановиться, сделать оборот вокруг своей оси и снова пойти.       — Как-нибудь приготовлю его для тебя.       — Чёрт, да.       Дин устраивается на груди Каса, слушая ровный стук его сердца. Какое-то время они молчат, наблюдая за серыми облаками, медленно проплывающими на фоне чернильной тьмы, пока Кас не прочищает горло, говоря:       — У меня есть ещё один урок для тебя.       — Да? Это не может подождать? Я тут ещё отхожу от оргазма.       — Нет.       Дин драматично вздыхает.       — Ладно. Что за урок?       — Всегда возвращай свои деньги.       Дин вспоминает первое появление Каса в его жизни.       — Уверен, что это было первым, чему ты меня научил, Кас.       Кас долго молчит, пока Дин не решает, что он не собирается вдаваться в подробности, но затем, наконец, он говорит:       — Я решил, что хочу вернуть первоначальные сто тысяч. Может, я немного поторопился, так легко отпустив тебя. Тем более, раз у меня больше нет рычага давления в виде образца ДНК твоего брата. В конце концов, ты всего лишь прокатился по городу в грузовике, и я был отвлечён другим, когда так легко списал эти деньги… — он замолкает, и Дин точно знает, о чем он думает.       Но всё же…       Дин смотрит на него в темноте, изучая его лицо в поисках каких-либо признаков сарказма или того, что он просто издевается.       — Ты же не серьёзно?       Если всё-таки серьёзно, то Дин вышвырнет его нахуй на улицу, одет он или нет.       — Очень даже серьёзно, — подтверждает Кас, сверкнув ровным рядом белых зубов. — Ты должен мне деньги с процентами. По тем расценкам, которые я предлагаю, учитывая, сколько прошло времени… Скажем, около… хм… двух миллионов.       Дин прищуривается, наклоняясь так, что его лицо оказывается прямо над лицом Каса, который приподнимается на локте навстречу.       — На отмывание такой суммы уйдёт вся моя чёртова жизнь.       Кас запускает руку в волосы Дина, притягивая его для поцелуя, и улыбается около его губ.       — Ммм, в том-то всё и дело.