Не смотрите на меня, Глазки поломаете, Я не с вашего села И вы меня не знаете!
Чуть в одну я не влюбился, Ей в любви я объяснился, Говорил: «Ich liebe sie!» А она: «Не лебези!»
Равнодушие. Убийственное, показательное, безоговорочное равнодушие. Вот единственная награда, которую он от неё получит. Спасительное, исцеляющее равнодушие, которое ей так необходимо, чтоб прямо сейчас не броситься и не разбить ему голову этой чёртовой шестернёй, на которой ещё не успела просохнуть кровь Дикаря. Это ложь, что он спасал её. Страшно представить, что было бы с ними со всеми, если б не Роб со своим пистолетом. Он тоже спасал не её. Не стал бы спасать после того, что она позволила с ним сделать. Он просто защищался от этой твари, которая опрокинула бы целый грузовик, не то, что этот допотопный фургон, который и машиной-то назвать язык не поворачивается. Проходящие мимо драяды кто со страхом, а кто и уже с плохо скрываемым любопытством глазел на опрокинутую вершину человеческого прогресса с перебитыми стёклами, почерневшую груду падали, ещё минуту назад вселявшую в них ужас и перепуганную недопринцессу посреди всего этого хаоса. Никто не хотел спасать её. Никто из подданных этой чёртовой Долины, которой ей предстоит управлять. Мэри? В её взволнованном лице промелькнул испуг, но не забота. Пожалуй, заволнуешься, когда поставили отвечать за сохранность принцессы, а тут такое. Отправить её безо всякой охраны с одной придворной дамой в обществе троих мужчин из враждебного королевства. Браво, король Винс, весь мир восхищается вашей невероятной мудростью! Сквозь зубы вырвался короткий, рваный вздох. Так лучше. Так намного, намного лучше. Селена прикрыла глаза, выдыхая собственное бешенство. Насмешка над старым монархом отвлекла в тот самый момент, когда ей больше всего на свете нужно было перевести внимание на что-то ещё, иначе она бы точно приложила Деймона его же оружием или расплакалась бы, как последняя идиотка. Никогда, никогда больше она не станет плакать перед мужчиной. Никогда в жизни, даже если её будут распиливать на кусочки. Никогда, слышишь?.. Виновник этого данного когда-то себе самой обещания ещё не успел обернуться в её сторону, рассматривая убитого Дикаря. Как будто это и не он пару минут назад с такой наглостью глядел ей в глаза и втирал какую-то чушь про добрососедские отношения их королевств. В душе поднималась волна ненависти. Как бы глупым и нелепым ни казался разворачивающийся вокруг неё цирк, какой бы дурой она не чувствовала себя сама в этом принцессьем платье из подростковых фэнтези, девушка всё больше соглашалась с настроениями королевы Маргарет. Ничего, ничего хорошего нельзя ждать от этих чужаков. Странно было, даже как-то неправильно считать чужаками подобных себе и признавать своими каких-то несуществующих эльфов, но Селена всегда владела умением приноравливаться к ситуации, как бы сама к ней ни относилась. Словно в насмешку над ней, Таролог поместил её, взрослую, серьёзную женщину в эту дурацкую сказочку с королями и принцессами – и пусть. Она и из сказочки сумеет выйти с честью, если так, станет, дьявол её возьми, самой могущественной властительницей в этом выдуманном мире! Не слишком-то долгожданная подданными этого мира принцесса дёрнулась, почувствовав, как её пальцы оказались во власти чужой, явно мужской руки. За долю секунды до того, как взвинченные нервы Селены явили себя миру, их хозяйка успела скосить глазом в сторону. Советник её (кого? любимого? мучителя? соседа? союзника? врага? коллеги по трону, господи прости?) сжимал её ладонь и придерживал под локоть, помогая подняться. А, это тот фанатеющий по техническому прогрессу, который прогудел им все уши про достоинство парового транспорта, которого в Долине Наваждения, по его словам, нет и никогда не будет. И вообще, как она заметила, погудеть этот товарищ любил. Ну, если он, тогда всё в порядке. Почти всё! Только сейчас взрослая и серьёзная Селена поняла, что возлежит, как римлянка, на дверце перевернувшейся машины, протирая своим принцессьим платьем (для полноты картины Амели ещё и позаботилась, чтоб платье было розовым) дорожную пыль и вымощенную камнями улицу, причём край злополучного платья ухитрился задраться, открывая всему населению драядской столицы лучший вид на ноги и только по большой удаче не колени будущей королевы. «Доездилась. Платьем теперь можно мыть полы. В первый день в роли принцессы. Просто мечта моего приютского детства». С трудом подавив желание упереться свободной ладонью о камни, Селена попыталась максимально бодро встать под умеренно обеспокоенное «Вы в порядке, Ваше Высочество?» Мэри, но бодро у неё не получилось. Пятясь от Дикаря, она ушиблась при падении и, чтоб встать, ей пришлось бы подняться на четвереньки, а это даже по меркам её приютского детства было не очень по-принцессьи. Пожалуй, она могла б и наплевать на условности этого мира, но ничто так не способствует желанию держать лицо, как подбадривающие крики «Самозванка!» со всех сторон. Поддерживающий её Рэймунд, точно следуя замечанию Роба о том, что перед чужой принцессой можно не лебезить, обернулся на это безобразие, так что ей пришлось, высвободив указательный палец, слегка постучать его по ладони, привлекая к себе внимание. Поймав на себе взгляд советника, Селена незаметно приподняла брови, кивнула, скосила глазами, но это было не лучше, чем пробивать горохом стену. «Мужчины все такие непонятливые или через одного? Или это я такая везучая?..» – Руку, руку вторую дай, – одними губами зашептала уже начинающая приходить в отчаяние (то есть уже почти согласная и встать на четвереньки) принцесса. Загладить неловкую ситуацию она попыталась, поднявшись так красиво, как могла, то есть перенесла весь свой вес на руки Рэймунда. А что такого, он сам к ней ломанулся! Получилось очень грациозно, хотя и с фирменным для Селены кислым выражением лица. – А пошустрее нельзя было? – ничего необычного, это один из самых вежливых видов благодарности в лексиконе будущей королевы. Спросите Амели, если не верите. Впрочем, никакой реакции её претензия не произвела, потонув в новой волне оваций, видимо, обеспеченных ей на ближайшие годы правления. Действительно хуже любых Дикарей. Селена как никогда была солидарна с предложением своей советницы вернуться. Подальше от этих криков, которых она не боится. Правда вот только ехать им не на чем. Любой художник-шаржист пришёл бы в восторг от страдальческой гримасы, с которой новоявленная принцесса окинула то, что осталось от дребезжащей рухляди, не рассыпавшейся ещё раньше по дороге только каким-то чудом, но ей самой совсем было не до смеха. Она не боится, ей... стыдно их слушать. Да, вот такое малоприменимое к ней слово. Надраивать полы в отеле Жозефины стыдно не было. Работа заслуживает уважения. А стоять в королевском платье и откликаться на «Ваше Высочество» – стыдно. Стыдно потому, что на неё смотрят те, кто знал её самовластной, дерзкой на язык Лилит в Тотспеле и особенно тот, кто знал и не помнил, должно быть, ту, настоящую Селену. Порой ей очень хотелось, чтоб ту юную Селену не помнил вообще никто. Знали бы только, что ей не на кого было рассчитывать, и своему креслу начальницы она обязана только ежедневному труду, но чтоб никто бы никогда не мог вспомнить, как с десяток лет назад директор Бридж Корпорейшн подносил им двойной капучино с корицей без сахара на миндальном молоке. И ещё с пенкой. Пожалуйста, побольше пенки. Вопрос Мэри бесцеремонно и спасительно вырвал её из воспоминаний о карьере баристы, но с ответом Селена не замедлила. – С кем? С вами, конечно, – она повторила вопрос, открыто, почти нахально глядя в лицо королю Альтергроу и, мотнув головой, обернулась через плечо на его сподвижника, продемонстрировав Его Величеству затылок, обильно населённый розочками. – Если не изменяет память, господин советник что-то уточнял по поводу последнего торгового соглашения между драядами и людьми, когда нас прервали. Мне хотелось бы уточнить ряд деталей, – обращалась она к Мэри, стараясь избегать взгляда главнокомандующего. «Роб, не смотри на меня так, тебя я вообще больше всех боюсь. С тех самых пор, как тебя... неважно. Достаточно, что об этом никогда не забуду я». Не подавая виду, Селена нарочито сцепила руки на груди, остановившись перед лошадью одного из гвардейцев, которую, по-видимому, предназначили ей. Вот только в седло она не полезет. Во всяком случае, пока ей не помогут. Второго падения ни она, ни платье точно не переживут, и отношения её с лошадьми... скажем так, оставляли желать лучшего. К тому же, именно Рэймунд громче всех рекламировал тот паровой катафалк, вот пусть он теперь и громоздит её на лошадь. В качестве компенсации. Говоря откровенно, советник и сам готов был усомниться, такой ли уж великой чести он удостоился. Его Величество так старательно выискивал повод подтрунить над ним («ну конечно, сказывается крестьянская кровь» – брюзжал он иногда про себя), но теперь-то точно будет доволен, когда на глазах и его, и всего города Рэймунд старательно усаживал принцессу в седло, а принцесса, видимо, с целью унизить их перед драядами, не менее старательно изображала мешок с песком, заваливаясь то на одну сторону, то на другую, лихорадочно хватаясь попеременно за луку седла или за его плечо (иногда одновременно), и путалась широченной юбкой в стременах. Если б отсюда и до самого дворца ему пришлось тащить её на руках, он вспотел бы меньше, честное слово! Усевшись кое-как, Селена успела окинуть взглядом оставляемых ей попутчиков прежде, чем тронуть поводья. Довольно по-свински, конечно, бросать тут Мэри, единственную из приставленных к ней драяд во-первых и советницу королевы во-вторых, предпочтя ей советника из мира людей, но, при всём уважении, не станет ведь Мэри тягать её с лошади и обратно. Правильно, конечно, всё дело в лошадях, а не в том, что эта Калиостро в юбке творила с Бертом в Тотспеле. Естественно, она не могла доверять ей до конца! Кроме того, в голосовании Мэри единственная до конца стояла за карету (её голос просто потонул, заглушённый тремя мужчинами и одной принцессой, для которой слово «машина» значило примерно «мерседес»), и наверняка теперь на неё дулась. Селена гордо выпрямилась, первый раз в жизни поглядев на Деймона сверху вниз, но толкнула каблуками бока своей лошади, торопясь скрыться из виду. Они оба не светились от счастья (одна только её кобылка, почуяв на себе вместо грузного гвардейца стройную девушку, весело всхрапнула и пустилась бодрой рысцой, отгоняя хвостом мошкару), но Роб улыбался, провожая взглядом самоуверенную принцессу, живой и здоровый, совсем не похожий на призрака со стеклянными глазами, которыми смотрел на неё ещё поутру, и Селена сжала зубы, прогоняя подступающие к горлу слёзы. Пытаясь не уронить достоинство, она ехала впереди, высоко держа увенчанную розами голову, решительно не имея представления, куда ехать, и, когда они скрылись из виду, оглянулась на своего попутчика, приглашая держаться с ней рядом. Странное это было зрелище, почти вызывающее. Будто в насмешку над драядами, приплясывающая под некоронованной самозванкой лошадь выписывала какие-то немыслимые зигзаги, то и дело взбрыкивая задом, пока сама самозванка, растрёпанная, розовощёкая, неприлично здоровая по отношению к бедной Маргарет, шипя под нос ругательства в адрес «мразотной скотины», с чисто плебейским хамством осматривала свои владения – ещё и в компании человека (коротко остриженные волосы Рэймунда не оставляли никаких сомнений в его происхождении). – Лошадей, говорите, терзать не нужно? – сжимая коленями бока своего Буцефала, девушка то и дело привставала на стременах, стараясь удержать животное в повиновении, которое, выбравшись из города в лес, окончательно почувствовало себя на воле и теперь таскало всадницу кругами, встряхивая головой. – Как мне показалось, в машине Вашему Высочеству сиделось удобнее, – вынужденный то и дело поворачивать свою лошадь из стороны в сторону, пока Селена носилась вокруг него, советник хмыкнул, то ли улыбнулся, то ли подавил недовольство, но помощь предлагать не торопился. Поймёшь их, драяд, что ли – а эта мало того, что гордячка, так ещё и сумасбродка. Где её, в самом деле, воспитывали? – Удобнее, – Селена потянула повод на себя, но остановиться у неё не вышло. – А вам понравилось бы планировать союз двух государств, когда эта зверюга мотает тебя как в центрифуге? Ну, в смысле, как это, как его... – Селена изо всех сил пыталась срочно вспомнить что-то вертящееся, что было бы ему понятно, пока не ляпнула, наконец, «как на веретене». Хорошая из неё принцесса всё-таки, и примеры интересные. Нос у неё тут же покраснел вместе с кончиками ушей. В недостатке интеллекта её обычно не обвиняли, но сегодня она старалась как никогда. – Верховой езде в Valle Deliria меня тоже не учили, поэтому могу ошибиться, но вот у нас, у людей, – прозвучало очень двусмысленно, как будто Рэймунд учтиво издевался над ней, – когда сдерживают лошадь, обычно не встают на стремена, а наоборот, садятся поглубже и отклоняются назад. Конечно, не настаиваю, просто допускаю, что Вашему Высочеству может понравиться этот способ. Нет, поводья тоже натяните. Да, вот так. Не сочтите за лесть, но у вас получилось очень изящно. Я бы сказал, даже изысканно. Селена догадалась, что он лукавил, и драяды правили лошадью так же, как и люди, но верхом она ехала всё-таки впервые. Притормозить она смогла, так действительно было легче говорить, но не могла не усмехнуться такой бесстыжей лести. – А Роб всё рвался мне доказывать, что люди прямолинейны, – зелёные глаза драяды задорно искрили. Он, правда, не видел в ней ни драяду, ни человека, лишь титул. Титул, титул, титул. Разговаривал с титулом и пытался расположить в свою пользу этот титул. Им выгоден этот союз, принятие которого зависит от неё, и ради дела она может выжать из него всё, заплатив одним призрачным «Посмотрим». Хотя бы на то время, пока они наедине. Из каких-то курсов Селена вынесла, что деньги не всегда являются лучшей стимуляцией, и вот теперь жизнь на пару с Тарологом подкидывали ей сторонника, причём абсолютно бесплатно. «Почту за честь» и всё такое. Сейчас они были на расстоянии вытянутой руки друг от друга. На совершенно непроницаемое лицо мужчины была натянута дежурная улыбка, но в изгибе его губ читалась такая же расчётливая надежда на выгодную сделку, целые потоки серебра, купленные так дёшево – не отломится же у него язык, если обмазать её самолюбие мёдом с ног до головы и приправить обильной порцией масла, чтоб раздобрить? Сейчас она гениально остановила лошадь, через минуту гениально ослабит поводья, ещё через какое-то время, вероятно, гениально поправит розу в волосах. Совершенно необразованна, ничего не смыслит в политике и не понимает, что делать со свалившимся на неё королевством, но щепетильна и самовластна... Возможность выгодная в высшей степени. Расчёт и выгода – как в глубине души она желала подняться выше этого, достичь того влияния, которое может не считаться с ними, и каким дорогим и близким казались они ей сейчас. Словоохотливый плут говорил на её языке, больше для красоты прибавляя «Ваше Высочество», и измученная бесконечными язвами чужих душ Селена ухватилась за него, как за стакан лимонада в июльскую жару. – Говорите, люди считают драяд своими друзьями? Тогда давайте побольше советов неопытной принцессе и не прогадаете, Рэй-мунд. Последнее слово она потянула, как ириску и сверкнула двумя рядами не менее острых, чем её язычок, жемчужин. – Ваше Высочество может положиться на меня как на преданного своего друга. Как вы сказали – подробности последнего торгового соглашения?.. Да-да, «почту за честь, не сомневайтесь во мне, ваш слуга, ваш покорнейший раб» и что там дальше по списку. Ммм, даже преданного? Интересно... Теперь уже он описал дугу вокруг неё, чтоб перехватить и поднести к губам её руку. Почему-то Селена была убеждена, что мысль поцеловать у неё ноготь указательного пальца пришла ему в голову чуть раньше, чем секунду назад. «Так, ну он мой. На ближайшие полчаса точно мой. Что я могу сделать? Могу попробовать вызнать, за каким чёртом они сюда припёрлись. Официальную версию услышали, спасибо. Господи, целых полчаса без чьих-то страданий. Надеюсь». – Вас же ничто не гнетёт и не терзает? – единственное, что волновало саму Селену, так это шевелившаяся под ней лошадь. Не совсем уверенная, что сможет удержать повод одной рукой, девушка осторожно высвободилась. – Разумеется, кроме гибели несчастных торговцев в Риверсоул, – нет, обойтись без иронии было нельзя. – Потому что я бы хотела расспросить вас, чтоб не занимать потом времени на собрании. «Ничто, кроме того, что я уже двадцать минут имею счастье находиться в вашем обществе, и до сих пор не подобрал пружины, за которую вас можно было бы дёрнуть. Вы не представляете, как сильно это меня терзает, принцесса». Но, разумеется, вслух Рэймунд сказал совсем другое. Повторив его движения, Селена тронула поводья. Лошадь её почти успокоилась, и только изредка потряхивала головой, чувствуя неумелость правящей руки. – Людей – нас – часто называют бездушными, но это не так, – он будто старался убедить её в том, что люди не такие уж чудовища, как это пишут в старых сказаниях. Селена незаметно прикусила губы. Людям она симпатизировала слишком, непозволительно сильно для драяды. – Мы прежде всего желаем видеть окрестные земли процветающими и руководствуемся самыми светлыми намереньями (чувствуя перчинку на её язычке, он не стал давать ей повод для иронии и не сказал «благими»). О нашей тяге к удобству вас, вероятно, уведомляли, но, как правило, при этом упускают одну небольшую деталь. Как вами руководит вера в силы природы, нами – такая же пламенная вера во всесилие человеческого разума. Сожалею, кстати, что плоды этой веры пришлось показывать в таких неприятных обстоятельствах, – советник сложил пальцы наподобие пистолета и изобразил движение, каким взводят курок. – Раздор между нашими государствами был ошибкой, равно невыгодной обеим сторонам. Нет, Ваше Высочество слишком зажимают поводья в кулаке, если позволите... вот эту петлю пропустите через мизинец... а теперь выпустите у большого пальца... восхитительно. Да – и здравый смысл подсказывает нам необходимость в мире с драядами. Принцесса, – ему не пришлось даже оборачиваться, так близко они ехали (возможно, в нём погиб неплохой инструктор, но Селене больше льстила мысль, что он ищет повод дотронуться до её руки), – вы женщина чрезвычайного ума – на сей раз совершенно искренне, правда – ведь вы не можете не верить, что разумность законов могла бы ограничить произвол отдельных лиц и охранять вверенные им народы. Наши предрассудки обходятся слишком дорого. Ваше Высочество спрашивали моего совета – но, разумеется, только вы вправе решать, прислушаться к нему или нет. «Разумно», «здраво», «выгодно», «дорого» – Рэймунд так и сыпал этими словечками. Наклонив голову, принцесса слушала его, мечтательно прищуривая колдовские глазки, кивала в такт словам и думала о том, что та ярмарка, после которой всё и случилось, очень хорошо показала, что без толкового менеджера отдела продаж сейчас никуда и что, если её теория по поводу заточения всех, кто был тогда на празднике, подтвердится, у неё есть шанс это исправить. Пожалуй... пожалуй, Рэймунда она назначила бы даже ведущим, только бы он её вспомнил. Она уже знала, что у всех драяд сверкающие глаза, и теперь тренировалась, то поднимая, то опуская ресницы. Смотри на меня, смотри... запоминай... мне оч-чень-очень нужен ведущий менеджер, поэтому ты рассказывай, я тебя слушаю, но вернёмся мы не раньше, чем ты пересчитаешь все веснушки у меня на лице. Король может и подождать. Мой тоже. Ничего с ними, с королями, не случится, а у нас мало времени и много дел. Впервые за долгое время Селена чувствовала себя не связанной по рукам и ногам. Как маленькая хулиганка, которую нарядили как куклу, а она всё сбросила и в одной рубашке убежала купаться. Общество этого вряд ли доброжелательно настроенного к драядам человека вселяло в неё то подзабытое уже чувство свободы. Почему? Если бы её спросили об этом, она не задумалась бы ни на минуту. Всё просто. Они взахлёб козыряли друг перед другом своим цинизмом, не состязаясь, а почти заигрывая. Обоим это очень нравилось. – Вы так рассказываете, что сложно не поверить, – смертоносные жемчужины вновь показались из-под бархатных губ, отвечая такой же лукавой ухмылке советника, привалившегося на шею лошади, чтоб удобнее было поглядывать на свою визави. – Но если мне предстоит править этой страной, я должна лучше представлять наших соседей (слова «союзников» девушка избежала так же нарочно) из Альтергроу. Для вас, как я могла понять, природы в широком смысле не существует. Она слишком эфемерна. В вашем сознании она оживает только когда вы ласкаете свою собаку и срываете с ветки яблоко – когда она полностью принадлежит вашему миру, украшает его, вы восхищаетесь ей; стоит ей начать превосходить ваши человеческие масштабы, вы теряетесь, она уже не восхищает, а страшит вас, как страшит всё, что ещё не успело подчиниться вашим рукам. Но для вас это только вопрос времени. Вы оглядываетесь на прошлое только чтоб посетовать на его несовершенство и полюбоваться плодами вашего ума. Вы не сомневаетесь в блестящем будущем, но ради этого сражаетесь со всем миром, доверяя только собственной мудрости. Драяды – это такая же девственная природа, то есть нераспаханные земли, если по-вашему, но природа одушевлённая, с которой можно попытаться договориться – люди ведь дорожат своим удобством, а с войной оно – вот незадача – не очень совместимо. Селене несложно было описывать людей – она пересказывала собственные ощущения, как будто пыталась взглянуть со стороны, выдавая себя одной только задумчивой складочкой меж бровей, и чем дольше она продолжала, тем больше спадала с лица советника игривая заинтересованность – он разом выпрямился, затеребил усы, даже как-то содрогнулся и сделался чуть бледнее, пробормотав под конец «Я потрясён» уже в совершенном замешательстве. Будущая королева драяд, а ещё пару дней назад – какая-то безвестная девушка, спрашивающая о простейших вещах, чувствовала людей так хорошо, что это... это даже немного пугало. Но, разумеется, ничуть не убавляло ей привлекательности. – Я бы попросила вас поправить меня, если ошибаюсь, – его обескураженность обнадёжила её, позволяя продолжить уже развязнее, – но, судя по вашему удивлению, я права. Теперь ваша очередь сказать мне, как принцессе, чего стоит ожидать Долине от союза с вами. Какую выгоду получим моя страна и я? Кроме, разумеется, счастья от доставленного вам удовольствия. Без последнего можно было и обойтись, но Селене совсем не нужно было, чтоб он что-то переменил в обращении с ней, и ей хотелось хоть немного утешить своего спутника. Придётся признать, что с утешением она переборщила – раздумывая, что ей ответить, Рэймунд одновременно прикидывал, что можно вытрясти из своего короля за этот разговор. Пожалуй, это должен быть земельный надел. Да, так будет лучше всего. Он уже заприметил прелестное местечко как раз на границе с Долиной, где, как он разнюхал, расположились отличные виноградники. И, пожалуй, титул – совсем не обременительный для королевской казны, что-нибудь совсем простенькое, вроде барона. Титул, конечно, разумелся сам собой, но если вдруг, то он совсем не горд и с удовольствием напомнит – во время дороги принцесса даже не глядела в их сторону, явно показывая неудовольствие, по возвращении же во дворец она уже готова подписать этот договор, уже расспрашивает о деталях, то есть по-настоящему решение уже принято... разве после такого даже у Роба останутся сомнения в его незаменимости? Хотя как в принципе можно обижаться на человека, который не сомневается только в неисчерпаемости своей пороховницы? – Вы очень красиво говорите о мире, советник, но вы ведь завоеватели, – даже в пять лет Селена считала себя слишком взрослой, чтоб чирикать таким сладеньким голосочком, но сейчас она нарочно убрала всю свою привычную жёсткость, прерывая его розовые мечты. – Приехать на переговоры о заключении союза с главнокомандующим – это чтоб показать ему красоты Долины, верно? – уступать Селена всё-таки не привыкла, и не хотела упускать возможности выбить из него больше информации, чем скажут всему собранию, поэтому на дорогу посматривала лишь изредка и даже не так уже мучилась с поводьями, целиком занятая обществом советника. – Ну что вы, абсолютно наоборот; наводить порядок на завоёванных территориях – это же самое неблагодарное занятие на свете. Потом, ваш народ – я так говорю, почему что кроме Вашего Высочества нас никто не слышит – дорожит своей свободой. Слишком даже дорожит, – он заговорщически подкашлянул, давая понять, что на этом стоит сделать акцент. – Король Альтергроу желает первым сделать шаг к сближению, уповая на благоразумие, которым всегда славилась правящая династия Valle Deliria, избавив драяд от необходимости принимать... гхм, в смысле, преодолевать муки выбора между доводами рассудка и данью традиции. Подумайте, принцесса – перемены ждут всё на свете, зиму ведь тоже сменяет весна. И – верьте моему слову – постоянство не всегда вознаграждается в конце. «Твои бы советы да десять лет назад. Только я б и тогда их слушать не стала. Видишь ли, Рэймунд – истиной, купленной ценой заблуждений, дорожат больше чужой учёности». Занятую своими мыслями принцессу его слова даже не задели. Ей казалось, что до дворца они доберутся как-то само собой, как привыкла она добираться в своём мире, пешком или в такси – это не важно. Мысли у неё вечно занимало какое-то неотложное дело, встреча или планирование рабочей недели, ноги сами несли её по городу, и чаще всего дорога пролетала для Селены в одно мгновение. Задумалась она лишь когда вновь поймала себя на том, что поминутно оборачивается на своего спутника, прежде ехавшего так близко, что пару раз помогал ей править: лесная тропа сузилась, и проехать по ней вдвоём становилось уже невозможно. – Похоже, мы с вами увлеклись, – это фирменное движение сводимых в ниточку губ всегда казалось Амели чем-то вроде открытия, что кочка, по которой пытался перейти реку вброд, на самом деле голова крокодила, – и нас занесло куда-то подальше дворца. Может быть, покажете мне в таком случае мост через Риверсоул? Возможно, от него что-то ещё осталось, я бы хотела посмотреть. – Да, воевать с вами было бы чистым безумием, – хотя Рэймунд и отвечал со смешком, но привычки разглагольствовать безо всякой цели за ним всё-таки не водилось, и вряд ли о войне он вспомнил просто так. Селена была права – как почти все люди, он не замечал окружающей природы и только сейчас обводил рассеянным взглядом чернеющий впереди лес с вознесёнными ввысь стволами в пару обхватов. – В такой чащобе сам чёрт ногу сломит. Вспомнить бы ещё дорогу... Поразительно, сама природа как будто хочет убедить, что все творения человеческих рук бессильны перед противостоянием её силам. Скорее всего, драяды размышляют так же. Я понимаю нежелание королевы, изменить убеждениям после стольких лет, это непросто, но Ваааше Высоооочество... – услышав про злополучный мост, он заметно повеселел и, мысленно уже сунув договор к себе в карман, выдохнул её имя почти с вожделением. – Но Моему Высочеству иметь убеждений ещё не подобает? – Селена не сочла даже нужным скрывать, как нравится ей вся эта игрушечная политика. В самом деле, что такое это её королевство с эльфами? Она поглядела, кстати, на гвардейцев, выучки которых не хватило даже прийти на помощь королю, пусть даже чужому. Они ещё вооружены средневековыми мечами – даже не саблей или палашом – когда презираемый ими человек на их же глазах одним выстрелом уложил громадное страшилище. И сейчас, поворачивая назад (какая всё-таки мука управляться с лошадью!) вслед за ним, она очень, очень сильно надеялась, что шанс встретить в лесу ещё одно подобное страшилище стремится к нулю. Ну как она может серьёзно относиться к существам, так легкомысленно взирающим на соседей с паровыми машинами и огнестрельным оружием? Она никак и не относилась, просто играла в навязанную ей колоду как в картинки из детской книжки – дама бубён варила бульон и жарила десять котлет, десятка бубён украла бульон, котлеты украл валет. Всё отличие между ними состояло в интересе и, пока принцесса скучающе раскладывала вальтов, королей и дам, советник с видом заправского шулера призывно пощёлкивал колодой, в которой (как она уже догадывалась) у него с десяток тузов. Как и полагается шулеру, с ответом он не замедлил: – Напротив, я хотел сказать, что Ваше Высочество выше любых убеждений! – не любя суеты вообще, в роли принцессы Селена невольно подражала размеренным жестам королевы Маргарет, чем не преминул воспользоваться её спутник, перехватив её руку и приложившись к ней губами в тот момент, когда она хотела поправить сбившиеся набок складки платья. Какие там десять! – пятьдесят два, и все козырные. – Я говорил уже Его Величеству, но не могу не повторить вновь – это Ваше Высочество оказывают Долине честь, принимая её под свою власть, а не драяды вам, называя Ваше Высочество своей королевой. – Драяды не делают мне никакой чести и, как вы имели случай убедиться, не признают меня своей королевой. – Вас удручает это? – Мне... – Селена пожала плечами, – да как-то по барабану, если честно. Безразлично. Быть королём – это же не восседать на троне и выслушивать дифирамбы, – выщипанные бумерангом брови игриво скакнули, уже откровенно намекнув лукавому царедворцу, – это нести ответственность за весь народ, и не только при жизни. «Надеюсь, конечно, что до конца жизни меня тут не оставят и судить о моём правлении будет некому». – Такой груз нелегко вынести на закате жизни, – плутая в поисках дороги, которую не знали ни тот, ни другая, Рэймунд сворачивал наугад, всё больше посматривая на принцессу, справедливо ожидая, что она лучше знает родные земли. Что, разумеется, от истины было далековато, – а возлагать его на плечи в молодости, когда разум порывист и непостоянен... пожалуй, даже и опасно. – Вы это про меня или про вашего короля? – почему-то по тону его голоса она опять вспомнила о Деймоне и невольно нахмурилась. Даже здесь, даже в фэнтезийном мире он ухитрился обогнать её. Неужели эта гонка, это завоевание ради показного безразличия никогда не прекратится? Советник задержался на её лице долгим взглядом, пересчитывая веснушки, с минуту помедлил и заключил с непривычной для него откровенностью: – Про обоих. До реки они добирались уже почти безо всяких разговоров о политике, то отыскивая лесную тропу, то возвращаясь на примеченный перекрёсток. После пятой или шестой неудачи они даже поругались (как и почему, Селена не помнила, помнила только, как в сердцах крикнула «Казнить вас мало!», а потом галопом неслась от него, не разбирая дороги, пока он преследовал её, пытаясь выпытать, за что именно) – громко, со знанием дела, так что если б даже кто из её будущих подданных и мог их услышать, то всё равно бы не поверил, что принцессы так хорошо разбираются в заклинаниях, угрожая, что «крутили баранку» какого-то «кадиллака эскалейд», да ещё и со «штатной навигацией», которая якобы и придумана специально для таких, как он, кто даже «со своим допотопным драндулетом на «вы», и потому нечего «скипидарить ей мозг», когда она быстрее сориентируется собственными усилиями. Ловя себя на мысли, что уже давно (за исключением некоторых не самых приятных воспоминаний) не чувствовала себя так легко и свободно, Селена почему-то была ужасно горда, что заставила его прикусить язык безо всякого принуждения, а прикусить было отчего. Рэймунд сорок шесть лет прожил с уверенностью, что ни по ту, ни по эту сторону Риверсоул не сыщется человек и тем более драяд, способный заткнуть советника короля Альтергроу, и за сегодняшний день его подвергли этому унижению дважды! Причём если в первый раз инициатива исходила непосредственно от Его Величества, что ещё, скрепя сердце, можно было выдержать, то во второй это сделала ещё вчера никому не известная принцессочка, которая даже в седло сесть не умеет, но, ад и сера, крыть ему было абсолютно нечем! И что ещё хуже, она смерила его таким надменным взором (ехала она уже впереди, разбирая местность), как будто и впрямь имела все основания обезглавить его, а ему не только не приходила на ум ни одна из тех спасительных колкостей, за которые могут одарить по-королевски, а могут и отправить на плаху, но он будто вовсе проглотил язык. Проскипидарить мозги у живого человека! Какой ворожей до этого додумается?.. Как добираться от устья Риверсоул до дворца Селена уже запомнила, и рассуждала, что ехать против течения реки им будет легче, нежели блуждать по лесу. Небо ещё было ясным, но не так, как в полдень – какой-нибудь час, и на Долину будет опускаться вечер, к тому же, девушка чувствовала себя ужасно проголодавшейся, а, как почти все дети каменных джунглей, она понятия не имела, чем подкрепиться в лесу – тем более эльфийском. Ещё издали завидев берег, она не удержалась от торжествующего «Ну, и кто тут молодец?», на радостях покрепче вдарив лошадь каблуками. Предчувствуя близость цели и скорый отдых, та всхрапнула и понеслась к воде. Обеих очень порадовала смена пейзажа, Селена не отказалась бы даже заехать в воду и позволить себе охладиться, и, скорее всего, она даже не задумалась бы о платье (в конце концов, оно и так уже порядочно собрало пыли на улице), если бы не её спутник, о котором она почти забыла. Она ещё не успела обернуться на летящее ей в спину «Куда?..», как в поле зрения в нескольких шагах от неё тёмным пятном мелькнула его лошадь, а ещё через пару мгновений, настигнув, он с немыслимым неуважением вырвал у Её Высочества повод и силой оттащил её лошадь от берега – удила так больно впились ей в нёбо, что где-нибудь в другом мире его бы непременно упрекнули в жестоком обращении с животными. Ничего умнее, чем бросить повод, Селена не догадалась, но такой горячности от обычно безучастного ко всякого рода катастрофам советника, благоразумно отсидевшегося в сторонке, пока его король размахивал своим импровизированным оружием, она ожидать не могла. – Там же течение, дно ещё каменистое, тут на моей только памяти десятка два лодок свой конец находили. Это не шутка, к слову сказать, вы правда могли погибнуть. Между прочим, окажись здесь Роб на моём месте, он не то, что поводья – он ещё б и оплеухой вас угостил. Крайне – крайне необдуманный шаг, Ваше Высочество. Могли бы, кстати, и обо мне подумать – тут и удар хватить может, и так не восемнадцать – и уже очень давно. Одно Селена знала точно – если бы он журил в таком духе обитателей приюта, его засмеяла бы даже пятилетняя глупышка Лесли. Ей было сложно с презрением не поджимать губ, слушая Рэймунда, который не то возмущался, не то оправдывался за своё поведение, но желания освободиться из кольца его рук она не испытывала. Слишком много у них было общего, и то, что Селена презирала его за лесть, нисколько не роняло его в её глазах – себя саму она презирала порой с гораздо большим рвением. В его компании её не ждало ничего возвышающего, ничего задушевного, только практичный, осязаемый комфорт. Перенервничав после такой погони, привалиться на него было очень удобно, да и сам он был весь сговорчивый, оборотистый, так что и подступаться не надо. – Хорошо, я поступила необдуманно. Хотя эта живность виновата больше меня. Её тоже надо бы отчитать, – отвернув от себя резной браслет у него на руке, который раздражал её постоянным стремлением зацепиться за ткань платья, девушка с минуту ещё подумала, изучая взглядом поток воды и словно невзначай добавила. – Доберёмся пешком до моста, так целее будем. «Доберёмся пешком», естественно, означало «так, заканчиваем возню, слазьте немедленно и давайте вместе пробовать спустить меня с этого чёртового седла». На этот раз советник, впрочем, догадался, что она имела в виду и, спрыгнув на землю, с готовностью подставил ей руки. – Нет, я так не слезу, подойдите ближе. Ещё. Да нет, встаньте сюда. А сейчас ничего не надо говорить... вы только держите... – не сильно заморачиваясь тонкостями этикета, она свесилась с лошади и обхватила его за шею, – Гадское платье! Перекидывая ногу через холку своей лошади, Селена, конечно, сделала то, чего надеялась не сделать, то есть сначала задела каблуком её шею, а потом зацепилась подолом за переднюю луку (именно по этой причине платье стало у неё «гадским»). Испуганное животное дёрнулось, но пусть будет стыдно тому, кто усомнится в династии Valle Deliria – подпрыгнув от толчка, принцесса в долю секунды спланировала с седла на руки своего попутчика – следует сказать, что при этом правой ногой она сделала такой блистательный выпад, точно это была шпага, а она по меньшей мере капитаном королевских мушкетёров, продемонстрировав неплохую растяжку (курс «йога для начинающих» не прошёл даром). Завершило этот великолепный прыжок бесконечно гордое ими обоими «Советник, я в вас верила!». Такие трюки никому не даются просто так, и Селена радовалась не только возможности наконец-то слезть с неудобного седла (с которого она дважды чуть не свалилась). Минутное воодушевление сменилось глубокой убеждённостью и ещё каким-то непонятным чувством, напоминающим доверие, но неприемлемым к постороннему мужчине. Приходилось признать, что этот посторонний мужчина поднимал её на руки третий раз за один день. Интересно, считается ли советник при бывшем возлюбленном и нынешнем противнике, который не помнит её, посторонним? Скорее да, чем нет. – Нет, правда спасибо. Эта лошадь с самого начала пыталась убить меня, и без вас у неё бы точно получилось. К слову, её успехов в вольтижировке Рэймунд не оценил. В его понимании единственное, что удавалось Селене блистательно, так это исполнять роль мешка с песком. Причём мешка, имеющего склонность постоянно на него падать. Держа принцессу на руках, почти в объятиях, касаясь подбородком роз в её волосах, в сочетании с пронизывающим ароматом гардении с эстрагоном и тонким, но дразнящим шлейфом дымка, делавшимся почти дурманящим, он думал не столько о том, что этот шлейф уже затянул на нём петлю, сколько о том, что где-то слухи ошиблись – принцесса не могла воспитываться вдали от дворца и от политики, и если в придачу к её уму не иметь притом и сердца, то ей не нужно учиться быть великой властительницей, и не Долине, а Альтергроу пора задуматься о будущем. «... без вас у неё бы точно получилось» – она попыталась изогнуть, как обычно, губы в чисто мефистофелевском глумлении, но как будто что-то вспомнила и крепче сжала ему локоть. «А я предлагал ехать со мной, сейчас бы ехали не спеша, без суеты, без споров, куда нам теперь повернуть, без беготни этой... но дуля же мне с маслом, Вашему Высочеству до зарезу пофорсить нужно! Хоть без моста давайте обойдёмся, ну на что там смотреть? Развалины одни». – А то место, где мост стоял, вы мне всё-таки покажите, – ничего эти драяды не смыслят в политике. Какая она Винсу дочь? Ясно, у королевы шашня какая-нибудь по молодости вышла, только престиж ронять не хотелось. А воспитывала её сама – даже вон в мысли, как мать, заглядывать умеет. – Хочу знать, велики ли ваши торговые барки, чтоб под ним проходить. К его удивлению, опоры, оставшиеся после разрушенного моста и теперь торчащие поперёк течения, она увидела сама, увидела первой, хотя уверяла его, пока они тянулись вдоль реки, что ничего не слышала даже об этом. Но это же не самое главное. Перед глазами Селены уже существовали одни эти каменные балки посреди воды, и даже про Рэймунда она вспоминала уже лишь тогда, когда ей нужно было к нему обратиться. В голове стучали слова Берта – «... потом мост разрушили». Разрушить шедевр инженерной мысли и отрезать от мира тысячи людей! Она бы хотела посмотреть на отдавшего такой приказ только для того, чтоб бросить ему в глаза всё, что о нём думает. Но, скорее всего, этого ей уже не удастся – судя по грубой облицовке, пилоны Риверсоул разменяли уже не одну сотню лет. – Это известняк? Вопрос застал советника за привязыванием лошадей, которым тоже стоило дать отдых, и показался ему неуместным. Эти драяды настолько носятся со своей природой, что с такого расстояния отличают одну глыбу от другой? Говоря откровенно, он не отличил бы куска сахара от песчаника, даже если б их сунули ему под нос. – Откуда же мне знать? Ваять я разве что государственные дела умею. Не очень вежливо получилось. Мужчина поморщился от обиды на самого себя. Как теперь с договором-то подступишься? А жаль, так ведь всё хорошо начиналось... – Нет, Рэймунд, вы не поняли. Я жду вашего совета по самому что ни на есть государственному делу. Чтоб заставить его встрепенуться, ей было достаточно обратиться к нему по имени, ну а уж услышав про государственное дело, он вспыхнул как еретик на суде инквизиции. – Я ваш и жду ваших распоряжений, – последнее слово он выдохнул ей в ухо, пожалуй, излишне пылко, но ему не терпелось загладить свою резкость. К великому его сожалению, Селена позвала его лишь затем, чтоб он придерживал полёт её мысли, уже грозивший взволноваться настолько, что Риверсоул выйдет из берегов. Ибо возможность настоящих, осязаемых результатов своего труда опьяняла её. «Так, во дворце вы захлёбывались от восторга, нахваливая эту вашу колымагу. Значит, это что-то новенькое даже для вас. Напрогрессировали вы там уже явно настолько, чтоб точно не возвращаться к известняку. Почти уверена, что это он. Значит, ездили по этому мосту максимум на повозках. В принципе, он мог быть даже деревянным. Опоры всё равно невысокие, тут максимум прогулочная яхта или лодка какая-нибудь влезет. А если река, как вы выразились, бывает беспощадной, значит, эти наводнения надо было как-то выдерживать. Прямой пролёт мог бы не выдержать, это ж не из бетона. Значит, балочный отпадает, остаются только арки. Одна... две... шесть арок. Жутко неудобно, наверное, вот так сигать вверх-вниз. Если он был деревянным, в принципе, мог начать разрушаться и течением или там какими-нибудь паводками по весне, а доломать уже могли эти придурки – в смысле, мой народ – во время войны. Ну так всегда, где ни окажись, везде найдутся желающие всё разгрохать, особенно то, что сами построить не сумеют. Что с дикарей, кроме анализов, возьмёшь? – Слушайте меня, Рэймунд, – даже не обернувшись на него, Селена наощупь поискала его руку и провела вдоль жилы, привлекая внимание. Саму её так захватил вид наводящих уныние полуразрушенных опор давно не существующего моста, что она казалась почти счастливой. – Если Альтергроу выступает с миром, пусть покажет, на что годится ваша хвалёная техника. Требовать проложить тахеометрический ход, как я понимаю, бесполезно, – она обернулась на него только затем, чтоб убедиться, что на такие запросы он мог только руками развести, – но без полевых работ всё равно не годится. Рельеф местности, погодные условия, уровень вод – без этого всего нельзя, ну вы и сами понимаете. Потом, кто и как будет через него переправляться – это нагрузка, тем более при движении, это тоже нужно рассчитать, чтоб не повторять ошибок прошлого – вы же об этом так настойчиво толковали мне? Содействие в возведении я вам обещаю. Но при одном условии. Хотя бы теоретическая возможность приложить руку к строительству моста грела сердечко жёсткой и самовластной бизнес-леди так жарко, как может согревать лишь встреча рассвета на крыше вдвоём в пятнадцать лет. Нет, даже больше. Селена невольно начинала желать трона, до которого ещё час назад ей не было никакого дела и даже... привыкать к своим подданным, подарившим ей возможность этого проекта. Пусть даже не в том материале и объёме, к которому она привыкла. Великий боже, что делалось с этой равнодушной ко всему брюзгой – у неё разгорелись щёки, засверкали глаза, кажется, до него доносилось отрывистое биение её сердца – неужели оно у неё правда есть?.. От охватившего его волнения сам советник едва переводил дух, ещё не веря до конца, ещё боясь спугнуть этот волшебный мираж, но ветер с дьявольской реки трепал увитые розами кудри принцессы, задувал их ему в лицо, опьяняя этой похожей на колдовство надеждой. Это было слишком, невыносимо хорошо, чтоб быть правдой! Значит, это действительно мираж, пустая мечта, которая сейчас рассеется. Но раз ей всё равно суждено рассеяться... – Ваше Высочество может выдвинуть любые условия. Это собственное пожелание Его Величества в знак чистоты его намерений и надежды на продолжительный союз, – вьющиеся волоски на самом краешке затылка колыхнулись от горячего мужского дыхания. Терпко-сладкий, почти хмельной вкус гардении обволакивал её неприступную, словно уже увенчанную короной голову, грозил задурманить, отнять разум, что для человека его должности равносильно гибели, но можно ли выдумать столь сладкую грёзу, с которой не совладает трезвый, расчётливый интерес заматеревшего на службе сановника? Это уж скорее вы первой собьётесь, принцесса... Делая вид, будто что-то также выглядывает в старых развалинах (было б на что там смотреть!) и бормоча под нос какие-то детали, из которых можно было разобрать, что в прежние времена число желающих переправляться на тот берег с целью получения прибыли была не в пример выше нынешнего, когда торговля с Долиной сделалась смертельной опасностью, Рэймунд указал в противоположную сторону, показывая брод реки, и в это время приложился браслетом к вырезу платья между обнажённых лопаток. Колючий узор металла оставил чуть заметные царапинки на коже. – Король Альтергроу примет план моста, который предложу я и не будет вмешиваться в строительство, вся работа будет проходить под моим надзором и все изменения – только после моего прямого указания. Я знаю, что в полной мере оценить этот план смогут только люди, и в ваших же интересах не начинать мост без меня. Его выходке она почти не придала значения, но, подождав, когда он снова наклонится к ней, легонечко стукнула ему плечом в подбородок. Тот стушевался, но не разобрал, в шутку это или всерьёз. – Могу я спросить Ваше Высочество о причине столь... пристального внимания? – Да. Вы так не построите, – просто и спокойно кивнула Селена, точно ни о чём, кроме дела, они и не толковали. – Вам нужен хороший архитектор, а таких, судя по этим валунам, у вас не появлялось уже давно. Давайте я вам лучше изображу. Есть у вас карандаш или, может, кусочек графита? – Обижаете, Ваше Высочество, – её невозмутимость успокоила опасения советника, он рассмеялся, нащупывая что-то в кармане, настолько широком, что в него можно было сунуть целую готовальню, и протянул ей грифельный карандаш, очень мягкий, точно для набросков. – И что-нибудь, на чём можно начертить. – Вы б ещё чернильцу попросили, – как бы то ни было, Рэймунд очень не любил попадать в ситуации, когда у него чего-то не оказывалось (особенно что сказать), и норовил скрыть замешательство за смешком. Эта привычка мимировать уже перерезала ему складками весь лоб, но советник нимало о том не печалился – чтоб придать себе вид мудреца, ему стоило только придать физиономии глубокомысленное выражение, то есть, попросту говоря, слегка насупиться и поскрести бородку. – Где ж мне в лесу бумаги взять? – Коры оторвать можно. На худой конец, камень взять – везти с собой, может, неудобно, но явно уж не тяжелее меня, – на минуту Селена отвела глаза, ещё раз мысленно перекидывая мост через реку и медленно подняла на него вопросительный и более чем серьёзный взгляд. Обычно он ещё сопровождался «Амели, я жду», но сейчас всё было ещё серьёзнее. – Так, а во что вы миндальные колечки под столом за обедом заворачивали? Советник не стал ни придавать лицу изумлённое выражение, ни переспрашивать, ни отнекиваться. Короли вообще не любят, когда им врут не слишком искусно. Простительные человеческие слабости порой вызывают у них даже сострадание... точнее, ту разновидность самомнения, которую укрепляют несовершенства простых смертных. Он спросил только: – Кто видел ещё? – Прима. Мелкая такая засранка, лет четырнадцати, которая возле меня сидела. – Точно, значит, сестра. Нет, а посущественнее? Гхм, в частности, король. – Винс? Выдумали, он в полуметре от себя не видит. – Да нет, меня заботит больше мой король. – Он... он не смотрел в вашу сторону. Он один только раз обернулся к Мэри, и почти всё время пытался разговорить королеву, а потом ещё Винс отвлёк его, спросил, что это за новое поветрие – выбирать себе королей. Похоже, он был слишком воодушевлён, чтоб заметить, даже если б смотрел на вас. «Потому что больше всего он смотрел в мою сторону. Поесть нормально не дал». «О, так вы там с Его Величества глаз, смотрю, не спускали. Не хотел бы я под таким прицелом столоваться, аппетит весь отшибёт». – Надеюсь, я могу рассчитывать... – Разумеется. За одно... нет, два колечка. И бумажный кулёк. Селене никогда бы не пришло в голову спросить себя, как так получилось, что директор «Бридж Корпорейшн» уже битый час стоит, уперевшись в какое-то дерево и, лениво перекатывая во рту шестое миндальное колечко, делает какие-то наброски (ствол дерева выполнял в данном случае роль стола) на куске мятой бумаги из-под этих самых колечек. К чести сказать, бумага была гербовой и очень плотной (на обратной её стороне красовалось донесение на какую-то важную шишку, обвиняемую, кажется, в неповиновении воле короля), а в набросках уже угадывались очертания стройных пилонов и основного пролёта с возвышающейся над всем центральной мачтой. «Заодно поглядим, хватит у вас на это навыков или придумать вам что попроще. Так-то конструкция мне нравится, для подвесного места маловато, но если осилите, для драяд будет паршиво, значит, они от вас отстают веков так на... пять? шесть? Короче, так себе расклад». – Ну-ка гляньте. Понимаете что-нибудь или рассказать? Ясно, поясняю. Вот эта высокая штука называется мачтой. На неё крепятся тросы – вдоль и поперёк. На этих тросах потом будет лежать полотно моста. Но это потом, пока на таких тросах закрепляются вспомогательные пролёты. У нас таких два. Потом на эту же мачту натягиваются ванты – перекрученная такая проволока из стали – можно ярусами, можно из одного основания – «веером» называется. Вот этот большой треугольник – это оттяжный трос, потому что центральный пролёт сначала крепится на отдельных тросах, потом, понятно, соединяется всё полотно. В принципе, возводить не очень сложно. Видите, линия получается совершенно прямая – ладно, у меня тут просто палец соскочил – и не провисает, как у подвесных мостов. Так ехать удобнее. И вот здесь высота побольше, чтоб барки могли спокойно проходить. Что скажете? – Скажу, что Ваше Высочество слишком добры и совсем переутомились, – душок того почтительного бесстыдства, с которым к ней обращался Рэймунд, послышался совсем близко, и, когда он заглянул ей через плечо, Селена на мгновенье ощутила на себе тёплые мужские ладони (теплее, чем она ожидала), и её спину накрыло тяжеловатое, но плотное сукно. Мельком глянув на него в ожидании более вразумительного ответа, девушка заметила, что без епанчи сутуловатость её попутчика сильнее бросается в глаза. – И рискуют замёрзнуть в таком лёгком платье, – ну не признаваться же, что из знакомых слов услышал только «мачту», «полотно» и «веер» и уже пять минут безуспешно прикидывал, как из этого набора получить мост, а заполнять так надолго затянувшуюся паузу стоило чем-то посущественнее глубокомысленного мычания. – Это мне? Вот спасибо, очень кстати, и руки не занимает, – Селене хотелось напомнить ему, что она ещё не придумала причину, по которой его следовало бы казнить, но такое невнимание к словам принцессы очень его не красит, но он опять опередил и обезоружил заботливым жестом раньше, чем она успела на него рассердиться. – Слушайте, я не жду от вас проявления фантазии, просто повторите Де... Его Величеству то, что я сказала. Если вдруг нужно, называется такой мост вантовым. Немного похож на подвесной, но удобнее в ремонте – всегда легче заменить отдельный трос, и никаким обрушением его поломка не грозит. Да, не забудьте – тросы не из чугуна, а из прессованной стали. Это важно. Можете не благодарить, это моя работа (дежурная фраза выдалась сама собой, и сообразить, насколько бредово звучала она в устах принцессы, Селена просто не успела). Дарю. Нет, подождите, – ни на что не рассчитывая, она поставила на самом краешке листа короткое «Селена Ферворт», невольно вздохнув так тихо, как сдунула бы головку одуванчика. Ли... Лилит Ферворт. Опять. И здесь ничего не переменилось. – Постарайтесь запомнить. – Кто это – Селена Ферворт? – у неё в горле перевернулся комок от того, с какой лёгкостью, даже небрежностью советник произнёс её имя, точно ему это не стоило никаких усилий, а между тем у неё отнимался язык каждый раз, как она пыталась его повторить и каждый раз у неё выходило «Лилит». Самое страшное, что оно уже перестало казаться ей таким неприятным, и она даже как-то притерпелась откликаться на него, хотя и не без неприязни. Конечно, Рэймунд не мог даже предполагать этого, но она ценила, что он ни разу не задел её этим именем и даже почти не царапал ехидным «принцесса», насквозь пропахшим Деймоном, называя только «Вашим Высочеством». Таких льстецов, конечно, ещё поискать, но в его лести таилась какая-то амбровая пряность. – Девочка, которую я знала. Расскажу когда-нибудь, почему попросила запомнить, – не глядя ему в лицо, Селена перечеркнула своё имя. Кто знает, что там подумает этот ваш – кто, король? – даже здесь ухитрился перегнать её – если увидит. Конечно, правды она не скажет. Здесь это, она уже знала, бесполезно, да и если в то, что это всё не по-настоящему, не поверил даже чуткий к каждому колебанию воздуха Лиам, что ей ответит этот государственный муж, который даже проявляет участие только потому, что это ему ничего не стоит? – Если Его Величество спросит, передайте, что в его снисхождении драяды не нуждаются. Даже если интеллектуально кажутся ему незрелыми, как маленькие дети, – слова «снисхождение» и «маленькие» она проговорила с неприкрытой агрессией. – Именно в таких выражениях, он поймёт. – Ваше Высочество жаждет свершений. Прекрасное качество для монарха, – она ясно ощутила, как, принимая у неё бумагу, Рэймунд тихо жмёт кончики её пальцев. – Но выбирать, под каким соусом подавать реляции моему королю (увы, Селена не знала значения этого слова, иначе догадалась бы, как у него в голосе что-то хрустнуло) – это не ремесло, а наука. Ни в каких «таких» выражениях он, ясное дело, передавать не будет. Ради чего, спрашивается, с утра здесь распинались? Наоборот, он ещё подчеркнёт, с каким вниманием, с какой серьёзностью говорила будущая королева Долины! – Тогда подкармливать голодающих принцесс колечками тоже наука? – ей хотелось его урезонить, но вышло не слишком величественно. Ухитрялся он как-то разгонять тучи. Нечего сказать, хороша серьёзность. Ах ты волчья ягодка... – Лично Ваше Высочество я ещё и подпою, – при взгляде на её лицо советник прыснул со смеху. Такая пугающая откровенность от человека его круга неизменно разила её свидетеля наповал. В подтверждение своих слов, он вновь нырнул в бездонный карман галифе и, переворошив, очевидно, не менее полусотни предметов, извлёк, наконец, серебряную фляжку. После шоколадного миндаля пить хотелось ещё сильнее, и Селена, в очередной раз поразившись его готовности буквально ко всему, подцепила ногтем горлышко фляги... При внимательном рассмотрении чертёж подъёмного механизма пролётов начал казаться Рэймунду выполненным совсем не так уж по-эльфийски. Во всяком случае, умеющий логически мыслить человек мог, если дать ему время, разобраться. Благо, времени у него было предостаточно. Подняв голову, советник бросил сочувственный взгляд на захлёбывающуюся рыданиями принцессу. Всегда сдержанно-надменное – чисто королевское – её лицо приобрело какой-то не встречающийся в природе карминно-багровый оттенок рубиново-пунцовой брусники с примесью кровавой марсальской киновари. Она никак не могла продышаться от приступа кашля, смешанного со слезами, точно он заставил её выпить подожжённый порох, но даже в таком состоянии её выдержки хватило на то, чтоб прикрыть лицо, хоть руки у неё и дрожали так же, как выбившиеся из причёски завитки волос. Украдкой наблюдая за происходящим и в полной мере слушая её тошнотные хрипы, Рэймунд изо всех сил сочувствовал бедняжке всё то время, что не был занят разглядыванием плана моста, но не трогал её, давая прийти в себя. Беспокойство промелькнуло в его фигуре лишь когда Селена, поднявшись совершенно без посторонней помощи, подбежала к берегу и, наклонившись над водой, жадно напилась из пригоршни и умылась. – Советник, я вас уничтожу, – это было первое, что она выдала, как только ей удалось прокашляться. Собираясь с силами, она даже не обернулась в его сторону, вперив взгляд куда-то вдаль, к тому невидимому берегу, где, как ей рассказывали, скрывается та, другая страна – Альтергроу, где не знают гармонии ни с природой, ни с самим собой, где бесконечно ищут истину, всё больше отдаляясь от неё, где почитают себя мудрее всех на свете и копят мудрость, ещё не придумав, как её применять. – Сделайте одолжение; только Ваше Высочество мне ещё на лошадь садить, – непринуждённо подсев к не торопившейся вставать принцессе, обхватив колено, Рэймунд взял её за обе руки, волей-неволей вынуждая смотреть ему в глаза. – Грешен, да, не подумал, что покажется вам таким крепким. Простите, ну, простите же! – выкрикнул он почти грубо, поочерёдно прижимая к губам запястья. Кажется, он нарочно подсунул ей эту смесь её расплавленных грехов с примесью серы, чтоб потом остервенело, почти с азартом заглаживать это прегрешение. – Оно ещё и сладкое... с мускатом... и корицей!.. – Селена скривилась так, как будто вместо этой адской смеси она проглотила лимон вместе с кожурой. Уж её-то он не проведёт, она два года взбивала пенку для капучино с мускатным орехом! – Гадость какая! – В своё оправдание осмелюсь заметить, что джина, эля и хереса с лимонным соком здесь гораздо больше. Да, чуть не забыл, ещё десяток яиц. А, вот почему адское пойло показалось ей таким калорийным. Ну вообще, если подумать... Покрыв его ещё десятком ласковых, то есть примерно пятой частью ежедневной порции Амели – то есть уже почти успокоившись – Селена, тем не менее, не отняла у него руки и, подгадав момент, чтоб он не смотрел на неё, отхлебнула ещё глоток. В этот раз, к собственному удивлению, она разве что сморщила нос. – Вы отвратительный человек. Хуже меня, – по некотором молчании заключила она. Вернув ему фляжку, поспешила спрятать руку под епанчу – уже вечерело и становилось прохладнее. Как она могла столько часов пробыть в обществе настолько отвратительного человека – ещё похуже её? Даже и не скажешь, грубость это или комплимент. – Стараюсь, – по тому, в какой довольной улыбке он расплылся, иного мнения быть не могло – сомневалась тут одна Селена. Что ещё ей оставалось делать, как не с презрением отвернуться? – Да нет, вы не подумайте, я б в жизни не рискнул предложить... Я не знаю, я, может быть, сошёл с ума – у Вашего Высочества в глазах было написано: «вам – можно». Если б я не решился сейчас, я б жалел об этом следующие сорок лет своей жизни! Природе ещё неизвестны такие скорые перемены в лице, но драядская принцесса ясно услышала, как из брусничной киновари её лицо перекрашивается в дымчатый алебастр. Абсурдность ситуации только убеждала в чистосердечности его признания. Жизнь не готовила её ни к затерянным в позапрошлом веке городам, ни тем более к эльфийским королевствам, но меньше всего она ожидала, что уже почти назначенный ей претендент на должность ведущего менеджера по продажам будет припадать перед ней на одно колено и с благоговением целовать край её платья, а её при столь непредвиденных обстоятельствах охватит такое чувство, будто её окунули в гигантский бокал мартини. Она вся напряглась, выпрямилась, как натянутая струна, стараясь не дышать, пока он бесконечно поправлял складки епанчи у неё на спине, почти не касаясь и томясь желанием это сделать. – Мне приятно... можете продолжать, – второй раз за один день Селену поразил неприятный скрип в собственном голосе. Как ужасно это прозвучало! Точно их в любой момент могли прервать, Рэймунд, едва успев дослушать, порывисто сдавил её плечи, припав губами к лопаткам. С каким-то мучительным упоением он целовал изгиб её спины, накрытый своим же плащом, не пытаясь сбросить его, а только больше кутал её, точно прикосновение к принцессе без этой тонкой преграды оскорбляло её безупречность. По-прежнему не видя его, она могла лишь ощущать сквозь жёсткую ткань, как ещё поутру незнакомый ей мужчина сжимает её в объятиях, приникая к ней с жадной, восторженной лаской мастера, потрясённого совершенством античной статуи и досадующего, что она выточена не его резцом. Странным образом, укутанная его епанчой, Селена не ощущала собственной плоти, ей казалось, что у неё заостряется каждый позвонок спины, лишённый телесной оболочки и взбудораженный поцелуями. В попытке хоть чем-то загладить впечатление, девушка отвела руку, ощупью отыскивая его, и вздрогнула, как он вцепился в неё. Срывающиеся, торопливые поцелуи до кости выжигали ей ладонь, словно впитав в себя весь жар и всю горечь томившего его обожания, какого-то лихорадочного признания... её равной... или даже превосходящей его. И сложно было не ощущать своей силы, глубоко выдыхая сдавленной кольцом мужских рук талией и каким-то несвойственным ей жестом пропуская меж пальцев неровные пряди тёмных волос. С тех самых пор, как началось это хождение по мукам (а может быть, даже и ещё раньше) Селене не дышалось так свободно, как в эту минуту, когда он сжал её так крепко, что казавшиеся беспощадным исчадием Тотспела корсетные косточки могли бы прикурить в сторонке. – Расставляете приоритеты, советник? – Селена надеялась, что он не заметит, как у неё дрогнула рука, когда, с восхищением прижимая к губам кончики её пальцев, Рэймунд шепнул «Будь моё сердце пучиной Риверсоул, я бы утопил вас». Лихорадку его как рукой сняло, только рваное дыхание и удовлетворённая улыбка напоминали о недавнем порыве. – Короли могут позволить себе роскошь, недоступную простым смертным. А совесть первого королевского приближённого должна быть чиста как хрусталь. – Не сомневаюсь, что вы договорились бы и с ней, – чуть капризно поджимая губы, в глубине души Селена была довольна. Пусть это выглядело глупо, но сегодня ей было хорошо. Правда хорошо. Она даже забыла, что собиралась выведать у него цель визита из Альтергроу, понадеявшись на его словоохотливость. Переводить разговор на такую, в сущности, скучную тему, зная, что минут через пятнадцать-двадцать эта тема станет единственно возможной, не было никакого желания, и, не скрывая такой редкой на её губах улыбки, по дороге до дворца девушка развлекалась его остротами, почти обязательно начинающимися со слов «Мы с главнокомандующим, конечно, не специально, но...». Рэймунд даже не догадывался, какую услугу оказывает сейчас принцессе, отпуская шутки в адрес того заключённого в картину призрака с его обречённой покорностью в стеклянных глазах, который и здесь не даёт ей покоя. Селена казалась очень оживлённой, и только перед самыми воротами с благодарностью сжала ему руку. Мэри уже ждала их, и принцесса предпочла не задаваться вопросом, сколько времени ей уже пришлось провести на улице, чтоб не портить дорожное приключение угрызениями совести. – Ничего не нужно, просто перебросьте вторую ножку и соедините колени, как если бы Ваше Высочество сидели на троне. Всё остальное – забота сопровождающего вас мужчины. Знаете, принцесса, в седле всё как в политике – подниматься труднее, чем спускаться. Всё позади, опасаться больше нечего, но почему же блестящие глаза драяды так напряжённо всматриваются в спешивающихся всадников? Она совершила ошибку, что не настояла и отпустила принцессу с этим человеком. Принцесса не кажется утомлённой, но платье у неё всё в дорожной пыли, розы в волосах подвяли, к тому же, верхом она ездить не привыкла. Нужно будет заняться этим пробелом в её воспитании. Сидит она неуверенно, не ждёт с достоинством, когда тот человек поможет ей сойти с лошади, а хватается за него, как будто тонет. Держит он аккуратно, бережно, но опять занимает слух принцессы праздными речами. Мэри их, людей, насквозь видит – падкий человек, своего не упустит. Хитрый – рот широкий, а губы тонкие. И глаза у него ненадёжные, посажены глубоко, веки подприпухшие. Не хочется до этого доводить, но всё-таки придётся устроить Её Высочеству расспрос. Прежде всего почему так долго, конечно, и в какое болото нужно было влезть, чтоб так выпачкать подол. – До свидания, чем скорее – тем лучше, – донеслось до чуткого слуха советницы, но по тону Селены никак нельзя было понять, что имела она в виду, а пышность тяжёлого платья не позволили бдительной придворной даме приблизиться раньше, чем Рэймунд успел раскланяться и с лисьей улыбочкой поблагодарить Её Высочество за оказанную ему честь, которой он, само собой разумеется, ничем не заслужил, но льстит себя надеждой («льстит» тут, точно, было словом ключевым) в скором времени оправдать оказанное доверие и возыметь счастье быть полезным Её Высочеству по мере своих слабых сил, и прочее, и прочее. Принцесса ответила улыбкой, что также было неоправданно, во-первых, потому что доверять тут абсолютно нечему, во-вторых, выдавало непривычность принцессы к принятым при дворе правилам общения. «Поверь мне, Мэри, через мои руки прошла не одна сотня договоров и деловых предложений, я знаю, что такое этикетные формулировки и как изложить на двадцати страницах то, что спокойно поместится на одной, ты просто не слышала, в каких выражениях он изъяснялся мне в нежных чувствах» – скучающе кивала она в такт распекавшей её на все корки Мэри, пока Амели, не переставая ворковать над самым ухом, возилась с её окончательно взлохмаченной причёской. Маргарет точно решила, видимо, не надеясь на свои силы, отдать её на растерзание советнице. С её утончёнными чертами, ниспадающими иссиня-чёрными кудрями, Мэри точно была самым обворожительным ментором на свете, но вся эта красота насквозь принадлежала Долине Наваждения, была плотью от плоти этого фантастического мира, и Селене нелегко было держать в памяти образ той Мэри, которую она знала – искреннюю и исполненную надежд. Всё маячила перед глазами, пусть и невольно, та коварная дама из Тотспела с её дурманами и красивым страданием. Только угождающая, как ей и положено, Амели вселяла надежду, что всё ещё образумится и всё ещё может быть так, как должно... А сегодняшнее происшествие, к тому же, ясно указывало, что кое-какие вылазки домой, в реальный мир возможны даже в эльфийском королевстве. Особенно если подберётся подходящая компания. – Вам нравится, Ваше Высочество? – улыбка принцессы в зеркале не осталась незамеченной, и торжественную обстановку покоев ультразвуком прорезал восторженный щебет. На тоненьких косах, завязанных по местной моде (со времён Тотспела ничего не изменилось, что Берт носит, то и модно) по обеим сторонам от лица, на концах покачивались резные малахиты, кокетливо подрагивающие над вырезом платья. Жаль, что главная зрительница не заметила такой красоты. – Да, Амели. Мне нравится всё, – голос начальницы, едва ли заметившей проделанную работу и пока не нашедшей, к чему придраться, всегда звучал так безучастно, как будто вечно поглощённая отчётами и планами Селена витала в облаках. «Намерения самые светлые, Ваше Высочество!» Махинатор бесстыжий. Ну не всё же самой с инвесторами договариваться. «До свидания, чем скорее, тем лучше» – интересно, что эта феерическая женщина имела в виду?.. До свидания, чем скорее вы избавите меня, наконец, от своего общества, тем лучше – или – до свидания, и чем скорее оно состоится вновь, тем лучше? Это чёрт знает что такое, от такой умственной нагрузки, того и гляди, голова с натуги лопнет. – Ну хорошо, предположим, там был бы не Дикарь. Предположим, что вам бы встретился секач. Обыкновенный секач. Вот так, как обычно ты ходишь, то есть, считай, голый. Меня под рукой нет, браунинга тоже. Только ты и Её Высочество. Твои дальнейшие действия? – Шпоры под бока и галопом, чего ты ещё хочешь услышать? При хорошей лошади за час я миль десять покрою – если государственная важность, то все пятнадцать. Зачем мне браунинг? – Если, как ты, с двенадцати шагов попадать в ветряную мельницу – при условии, что она не будет вертеться – тогда, конечно, низачем. Но сегодняшнее должно заставить тебя задуматься. И мы по-прежнему в чужой стране. – Я уже третий час в раздумьях, Роб. Думаю, через сколько лет смогу сказать, что девятнадцать из двадцати винных подвалов Его Величества занимают вина из моих виноградников, потому что то славное местечко, которое я тебе показывал, теперь уже точно останется за мной. Жаль, что нельзя заняться этим уже сейчас, но по моим подсчётам, когда мир будет заключён, как раз начнёт поспевать, так что на праздник сбора винограда жду к себе. – Рассуждаешь так, как будто договор уже подписан и король распоряжается землями Долины. – Он и будет. Женится на принцессе и объединит оба королевства. Не веришь? Ну хорошо, бьюсь об заклад, что сегодня на совете Её Высочество будет стоять за перемирие. – Согласен, на что бьёшься? – На пятьдесят тысяч серебром и бочку молодого вина впридачу. – Не жирно будет? Отпираться же потом будешь. – А вот на совете и посмотришь.***
Поднявшись из-за стола, Селена невольно вздёрнула подбородок, стоило ей встретиться взглядом с королём Альтергроу, когда-то бывшим для неё прекрасным принцем. Прекрасным принцем Сибиллы Вэйн, не задетого крылом времени. Та же юношеская мягкость черт, те же янтарные глаза, те же растрёпанные весенним ветром русые волны без единого седого волоска, тот же разящий мертвенный холод от прекрасного лица, точно скованного ледяным бесстрастием в обмен на вечную молодость. Она поднялась, чтоб быть выше его, и, взяв слово, ни разу не посмотрела на него, переводя глаза то на Винса (язык не поворачивался назвать его отцом, разве что только в шутку), то на собравшихся драяд, но на поверхности стола остались капельки пота с кончиков пальцев принцессы. – Быть может, мне недостаёт опыта в принятии государственных решений, но, заключая договор, всегда полезно присмотреться к будущему союзнику. Я знаю людей. Они сидят за столом и на блюде перед ними вместе с кушаньем лежит их честолюбие. Настоящий человек не остановится никогда. Остановиться, отказаться от свершений, почивать на лаврах – это медленная смерть для людского ума. Они никогда не будут удовлетворены до конца. Они научились ездить в повозке без лошадей и бороздить моря – поверьте, они не остановятся до тех пор, пока не научатся летать по небу и спускаться на дно морское. Несовершенство их природы – вот единственное, что сдерживает их. Для них жить – это преодолевать, каждый день выходить на бой. Они называют это подвигом и не поступаются ничем ради подвигов. Гармония – вот главный их мираж. Они говорят, что стремятся к ней, ищут её, но нет ничего более различного их натуре, чем неизменная, вечно пребывающая гармония. Если у них нет врагов, они выдумают их сами. Людское счастье длится одно мгновенье, пока их разум вновь не застилают новое, ещё более дерзкое намеренье. Они всегда будут называть их самыми благими и светлыми. О, да, они прекрасны, как может быть прекрасно всякое оружие. Сейчас они окидывают своим дерзким взором земли Долины, любуются ей и признают её великолепие, но люди хвалят так, как хвалит развесистое дерево лесоруб. Они уже знают, чего хотят добиться этим договором, и пеняют на торговлю, которая будет полезна обеим сторонам, но нам нельзя забывать, что дружеское согласие бывает долгим лишь между равными – а люди всегда заглядывали наперёд, и, когда им показалось мало собственных глаз, взялись за подзорную трубу. Королева Маргарет всегда дорожила благополучием Долины больше всего на свете. Она никогда бы не подписала такого соглашения. Если Ваше Величество спрашивает моего мнения, на той же доскональности настаиваю и я. Поначалу робея, с каждой минутой Селена всё больше распалялась, задетая, она уже не пыталась отмолчаться. В её словах сквозило восхищение, почти панегирик беспокойному, вечно ищущему Человеку, и чем привлекательнее выходил его портрет, тем больше опасности нёс он безмятежной жизни Valle Deliria. Пусть что будет, то будет, но она сказала своё слово. Она заставила их слушать себя, этих не признававших её драядских снобов, кричавших ей в лицо «Самозванка!», а сейчас они, не отрываясь, смотрят на неё, желающие и неспособные возразить на её тираду. С крайнего конца стола вдруг послышался спёртый кашель, и Деймон и Селена, не сговариваясь, одновременно повернулись в сторону поперхнувшегося советника. Зажимая перехватившее горло, Рэймунд перегнулся через стол, словно пытаясь остановить её свободной рукой, но в этом бессильном жесте не было ни борьбы, ни даже ярости, лишь оторопелая, обиженная растерянность. – Вы, кажется, не совсем довольны? Уверяю, решение не принималось поспешно, – в отличие от короля, принцесса открыто улыбнулась, с насмешкой подбадривая советника, сразу поникшего так, как может поникнуть лишь тот, кто в одночасье лишился земельного надела, пятидесяти тысяч серебром и девятнадцати винных подвалов. – Я дала слово заслужить уважение своего народа, и следовать наказам королевы Маргарет, насколько это в моих силах. «Прости, дорогой. Я не отказываюсь от идеи насчёт ведущего менеджера по продажам, но когда Амели в очередной раз пролила кофе на документы, мне пришлось добавить к требованиям приёма пункт о стрессоустойчивости». Как будущая королева, до поры она ничего не говорила, заметив по дороге, что несколько раз он проговорился, и взяла себе на вооружение. Перед советом у неё было время подумать, и то, что в глазах присутствующих выглядело как экспромт, Селена обмыслила заранее, только не решив до конца, когда и в каких именно выражениях она всё скажет. Взгляд бывшего возлюбленного только подтолкнул её к этому слову. Она не выступает против его предложения, но не даст повода пользоваться неискушённостью своего народа, если теперь это её народ. С искренним расположением, почти с симпатией она наблюдала только за потрясённым её женским коварством Рэймундом, счетшего своей непременной обязанностью надуться, как будто её слова задевали его не как человека, а как мужчину. За ужином он отчаянно набивал себе цену – демонстративно сожалел, что королева Маргарет не может почтить их своим присутствием, в выборе между её колдовскими очами и паштетом из утиной печени неизменно бросал нежные взоры на последний, удостоив её ответом всего раз, и то с таким безразличием, точно любоваться собой ему позволяла не принцесса, а младшая судомойка, а под конец, стоило кому-то из приближённых короля упомянуть о драядских шелках, превосходнейший из которых пошёл на платье Её Высочества, не произнёс ничего лучше, чем «Может быть». Ах, значит, всего лишь «может быть»... Он почувствовал не сразу, как более проворная рука девушки будто бы ненароком задела край его рукава и принял скрученную тоненькой трубочкой записку скорее инстинктивно, только в самом конце дня обратив внимание, что острый край бумаги оцарапал ему палец, уже потом припомнив, как в долю секунды накрыл её руку ладонью и скользящим движением отправил таинственное послание за манжет. «Не думала, что столь опытный сановник также может заблуждаться, путая дела необходимые с делами приятными, но тем самым я ещё раз убедилась, что мы с вами говорим на одном языке даже вопреки политике. Как говорит ваш король, из двух зол выбирают то, которое нравится больше. Не заставляйте меня пожалеть о своём выборе. Лилит. P. S. Не забудьте, что я говорила вам насчёт чугунных оттяжек». Покачав головой, советник хмыкнул себе в усы, перечитывая послание. Феерическая женщина, с такой ухо надо востро держать. «Посмотрим, посмотрим», – огонёк свечи чуть дрогнул и заплясал, перемахнув на скрученную трубочкой записку, и лишь когда пламя уже почти обожгло ему руку, Рэймунд позволил догорающей бумаге упасть на блюдце. Странно, если подумают, что он курил. С тех пор, как Роб забросил эту мерзкую привычку, они даже стали меньше пререкаться, хотя прежде фраза «Вы двое – скажете, когда закончите» не сходила с уст Его Величества. Оставлять такую улику советнику не хотелось, но стряхнуть за окно пепел записки, написанной рукой принцессы, ему не хватило духа. Ли-лит, Лилит, волчья ягодка... Эта венценосная чертовка ему положительно нравится! Непозволительно сильно для человека его возраста, положения и особенно уровня презрения к драядам. Хорошо б всё-таки Его Величеству такую кралечку не упустить. Это и союзу на пользу пойдёт, и земли Долины под рукой будут, и, что греха таить, больно уж не хочется огорчать такую чаровницу дурными вестями – а как им не быть, если драяды опять своё гундосить будут? Нет, тут рассуждать нечего – тут руки просить надо и не ломаться. Сам не женится – тоже плакать не будем, как-нибудь сами женим. А ревность... да что такое ревность?.. Всё какое-то развлечение – лунный серп на волнах, шёпот, робкое дыханье, трели соловья – ревность в этом перечне игрушек поставим посередине, куда-нибудь между «страстными лобзаниями» и «огненными очами». Насмешка над глупыми юнцами пришлась как раз вовремя, чтоб вернуть ему трезвый ум – приложившись к фляге, советник сделал несколько глотков, но вкус ромфастиана показался ему слаще обычного. Да и как не быть сладкой смеси эля, хереса и джина, когда до неё дотрагивались губы драядской принцессы? Это она назвала её адским пойлом, но перед тем, как вернуть ему фляжку, украдкой слизнула каплю алкоголя с ямочки над верхней губой. Это было не очень благовоспитанно, но невыразимо пленительно.