Цена брошенной вечности

Он ненавидел утро. Тратить время на сон, казалось самой большой глупостью всего человечества. Он мог бы работать, раскрывать дела и находиться в состоянии вечного двигателя, без единой ошибки. Но он просто спал. А еще ночь делала его слабее, когда мозг находился на грани расчетов и сновидений, будто сходил с ума. И тогда в чертоги разума лезли самые странные мысли, обвивали его, будто плющ и полностью связывали, бросая в темноту. Так было каждую ночь. С недавних пор все изменилось. Теперь Шерлок как то тупо и бессвязно проживал день, ожидая вечера. Хотя все и было как обычно, он ездил в морг, посещал Лестрейда и медленно изучал личность консультанта. Однако все это было лишь ширмой, чем то воздушным и искусственным. Настоящая жизнь начиналась ночью, теперь он засыпал быстро почти добровольно бросался в непонятные грезы своего ума. Каждый раз это было что то новое: живописный лес, туманная улица, заброшенный дом. И все это объединяло лишь одно женский силуэт за которым Холмс следил. Всегда далекая и будто призрачная, а он оставался позади нее как бы не бежал, как бы не звал всегда видел лишь ее спину. Иногда незнакомка пыталась что то сказать в ответ, но он не слышал, ведь вдруг начиналась песчаная буря, обрушивался дом или же она падала со скалы в море. Шерлок быстро лениво вскинул руку, нажимая на курок, тут же раздался очередной выстрел в стену. Было бесполезно отрицать принадлежность его мыслей к Вивьен. И к своему сожалению, он вынужден был признать слова Джона. Детектив не мог признаться, что скучал по ней даже себе. Но зато честно говорил, что его работоспособность снижается, а тревожность растет. И нет, как бы он не изучал этот вопрос, каждый раз лишь убеждался, что проблема в голове, физическое воздействие подруги никак не влияет. Просто было неправильно, что теперь нигде не было разбросанных туфель и сережек, никто больше его не звал прогуляться и послушать “уморительную” историю с работы. А еще оказалось, что никакой “дружеской тактильности” не существует. Для него стали привычными, легкие толчки от Джонс, когда она была недовольна или когда она уставшая клала свою голову, на его плечо, тихо засыпая. Но когда же Шерлок попытался подобное провернуть с Джоном, мужчина странно на него посмотрел, сказав что вообще никогда о таком не слышал. Недовольно застонав, мужчина укутался сильнее в фирменный халат и запрокинув кисть, прицелился в стену. Выстрел. Детектив никак не мог решить эту задачку, очевидно Вивьен стала маленькой шестеренкой в его большой машине жизни, вроде редких сигарет или наркотиков. Но даже ломка была приятнее, чем это ужасное состояние прострации и прокрастинации. О и конечно, он думал о том чтобы вернуть ее – это самый быстрый ответ. Хотя вряд ли кто то позволит ему это сделать, начиная с самой женщины, заканчивая Майкрофтом. Очередной выстрел не остался незамеченным, в комнату почти сразу вбежал возмущенный доктор. Он резко оглядел комнату и подняв бровь, спросил, – Шерлок, какого черта? Шторы были плотно задернуты, погружая маленькую гостиную в тусклые цвета, в воздухе висел знакомый цветочный аромат смешанный с кофе. На журнальном столике стоял малиновый блеск, свежая выпечка и мигающий телефон. А сам детектив нетерпеливо барабанил пальцами и прожигал взглядом смартфон. – Думаю. – О ну да отлично, а все вот это, – покрутил он пальцем над столом, – помогает тебе? – Вполне. – Я серьезно, что все это значит. Шерлок повернул голову к другу и недовольное выражение лица сменилось на более задумчивое. Он быстро отвернулся, но Джон был готов поклясться, что видел легкий румянец на его скулах. – Пытаюсь избавиться от последствий эксперимента. – А чуть поточнее. – Мне необходима Вивьен для работы и нашел два пути решения этого вопроса. Сначала я пытался создать иллюзию ее нахождения здесь, – мужчина медленно выдохнул, чувствуя как родной аромат оседает в легких, мешая ясно объяснять, – Это не помогло, поэтому я считаю вероятность успеха моего сообщения. – Подожди сообщение Вивьен? Ватсон стремительно взял телефон, не обращая внимания на протесты и хмуро протянул, – Даже не думай. Тем более, что еще за : “ Срочно приезжай! Ситуация критическая.” Ты не при смерти Шерлок. – А кажется, что именно так. Ватсон быстро обогнул стол и приложил ладонь к его холодному лбу, – Определено ты здоров. Просто паясничаешь и строишь из себя королеву драмы. – Хорошо, тогда просто убей кого нибудь или ограбь банк, в ином случае мой мозг умрет без работы. Но друг лишь закатывая глаза, выхватил пистолет, – Я уверен в тебе заговорила совесть, отправь в дом Майкрофта цветы с извинениями и все. Резко подскочив, детектив принялся ходить кругами по комнате, – Совесть? Я не имею понятия, что это. Единственное, что меня сейчас волнует, это работа и мешающие ей аспекты. И пока, у тебя Джон, не появиться достойных предложений не отвлекай меня от рассуждений. – Я серьезно извинись перед ней. Холмс остановился и посмотрел на друга, будто на умалишенного. Но мужчина кажется ни капли не шутил, он внимательно разглядывал его, редко хмурясь и приоткрывая рот, будто желая что то сказать. В конце концов он сдался и промолчав, кинул другу маленький кусок листа, – Лучше купи продуктов. Холмс даже не успел ответить, как доктор уже исчез. Оглянувшись, он быстро схватил пальто и небрежно накинул его, выходя на улицу. Странная для столицы Великобритании погода, быстро заставила его зажмуриться. Сегодня светило солнце. Но несмотря на это все еще было холодно, да и ветер забирался будто под кожу останавливая кровь и заставляя ее течь медленнее. Повсюду стоял легкий туман и все незнакомцы казались лишь бесформенными куклами, без лиц и души. А их непрекращающиеся голоса сплетались в единый грохот в котором просто невозможно было разобрать хотя бы словечко. Мужчина быстро поднял ворот темного пальто и двинулся к дороге, теряясь в толпе вечно торопящихся людей. Он раздраженно сжал губы, ожидая сигнала светофора. Шерлок и без вечных напоминаний знал, что должен был делать. И он прекрасно понимал что повел себя излишне… неправильно и жестоко, хотя Джон нашел всему этому более простое описание : “Ты был полной скотиной, Шерлок!” Извинения не были проблемой, за продолжительное время проживания с тремя довольно нежными людьми, Холмс научился уже на автомате просить прощения. Но в этот раз все было иначе, в этот раз он не мог даже написать это простое слово. В этот раз извинения казались чем то чересчур сентиментальным и личным. Хотя возможно он просто не знал, что будет дальше? Что будет когда вновь увидит эти полные разочарования и слез зеленые глаза? Он не знал. Она рушила в нем все и пусть была всегда открытой и доброжелательной, оставалась главной нераскрытой загадкой. Так он думал все это время, но теперь лишь смеялся над самим собой. Было весело изучать новую знакомую, разговаривать с ней о человеческих эмоциях и изучать ее, как маленькую мышку в лаборатории. Наверняка Вивьен покинула его с такими мыслями, знала бы она, как долго он врал сам себе. Кажется только сейчас, он наконец нашел ошибку. Это произошло в октябре. Он увлеченной новым расследованием и Ирен Адлер, взял паузу на эксперименте 26. И вот очередным холодным вечером, детектив разбирал бумаги из Скотланд - Ярда, когда его прекрасный объект влетел в гостиную в пожалуй, слишком неприличным хохотом и более неприличным видом. Ее лицо было покрасневшим, глаза блестящими, а на губах играла глупая улыбка. Очевидно она решила выпить, такое уже бывало. Если бы не легкая блузка, с слишком открытым вырезом и слишком короткая, до ужаса обтягивающая юбка на ее разгоряченном теле. Весь этот довольно развязный, но это того не менее подходящий ей наряд был лишь половиной беды. Ее хрупкое тело держал другой мужчина и пластичную талию обвивали чужие руки. Тогда Холмсу понадобилось пару минут, чтобы успокоить внезапное раздражение и спокойно все обдумать. Его Вивьен обнимал чужой мужчина. Высокий, в идеальном белом костюме и со светлыми глазами. Можно подумать, что перед ним была чертова сцена из какого нибудь дешевого ромкома, что смотрела миссис Хадсон. На удивление Джон позже отметил, что даже в пьяном угаре эта парочка смотрелась мило. Эта “модель”, как уже успел окрестить его Шерлок быстро представился, заботливо укладывая женщину на диван. Он оказался Лоренсом Брауном, руководителем кофейни в которой работала Джонс. Мистер Браун улыбаясь, тут же объяснился и сказал, что они праздновали его день рождения и каплю перебрали с алкоголем. Ну конечно, могли ли они подумать о другом? На прощание он, пожал руку Джону и ему, странно ухмыляясь и даже успел поцеловать кисть миссис Хадсон, извиняясь за позднее вторжение. Тогда Шерлок провел возле заснувшей Вивьен всю ночь, держа за руку и изредка взглядывая на сонную улыбку. Он был ужасно зол и ждал ответов, но отчего то продолжал терпеливо ждать ее пробуждения в конце концов умолчав, о том как она добралась домой. Это и стало первой ошибкой. После этого все стало слишком сложным, Шерлок чувствовал себя ужасным собственником, постоянно спрашивая где она была и рассчитывая по минутам, когда она вернется. Просто было правильно восхищаться ей вблизи, чувствовать ее и жить зная, что она всегда рядом. Пропали ярлыки соседей, друзей. Шерлок не знал кто она для него. И списать все эти сантименты, все эти странности на углубленный интерес к эксперименту, было самым верным решением. Было ли? Раздраженно выпустив пару горячих облачков пара изо рта, он качнул головой со странной печалью, осознавая, что снова оказался здесь. Ее кафе. Немного подумав, детектив все же сдался, заходя в уже знакомое до малейшей детали место. Здесь всегда были люди, было тепло и пахло чем то сладко-горьким. А еще здесь он всегда чувствовал, что она рядом. Закрывал глаза и точно ощущал ее маленькие руки на своих плечах. – Шерлок рад тебя видеть. Недовольно раскрыв глаза, он почти тут же их закатил. Ну конечно он будет здесь. Светловолосый мужчина в коричневой рубашке и темном фартуке, радостно махал ему, подзывая к себе. – Помниться я просил называть себя мистер Холмс. – Как я могу, так холодно обращаться к своему постоянному клиенту? – Я не… Просто сделай все как обычно. – Ну конечно. Капучино и фисташковый круассан, для нашего любимого мистера Холмса, – крикнул Лоренс и пару работниц усмехнувшись, принялись за заказ. – И долго ты будешь продолжать этот цирк, Браун, – прошипел Шерлок, наклоняясь ближе. Этот мужчина его ужаса раздражал, пожалуй даже больше чем Андерсон, тот был просто идиотом. Лоренс Браун же был не просто идиотом, самодовольным идиотом с манерной улыбочкой. – Что поделать Холмс, ты мой любимый клиент, это правда. – Отлично, потому что я питаю к тебе только ненавистные чувства. Мужчина театрально вздохнул, отворачиваясь и медленно вручая ему заказ, – Ты ужасно жесток. Но кажется детектив его совсем не слышал, он быстро достал выпечку, пробуя и замирая будто чего то ожидая. Нет. Надеясь. Вот уже двадцать шесть дней он заходил сюда, двадцать шесть раз покупал чертов круассан, двадцать шесть разочаровался в приторной сладости чужих рук. Первый раз он забрел сюда случайно, они зашли сюда вместе с Джоном и неосознанно его взгляд упал на знакомые названия десертов. Второй и третий был будто в тумане, он просто оказывался здесь, недовольно покупая лишь одно. На десятый раз Холмс точно мог отличить кто сегодня работал на кухне. Была ли это молодая студентка с филологического факультета, подрабатывающая здесь – тесто у нее почти никогда не получалось достаточно воздушным и хрустящим, скорее отвратительно пропитанным и мокрым. Или же низкая и чуть полноватая рыжая кухарка, что смущенно прятала глаза почти от всех посетителей, готовила она едва ли лучше первой – крем и карамель были слишком вязкими. Сегодня все было по другому, двадцать седьмой раз был другим. Ему хватило пяти секунд понять, что она здесь. Потому что только она раскатывала тесто нежно и до тончайших пластов, только она добавляла немного гвоздики сверху и только она не делала их до ужаса приторными. Он постарался вдохнуть, но сердце продолжало стучать, будто бешенное. Ухватившись за еду, будто это было самым драгоценным сокровищем в мире, главной уликой всего дела, мужчина быстро продвигался в темный коридор кухни. Его совершенно не волновал ни удивленный взгляд посетителей, ни потускневший взгляд Брауна, который и не пытался его остановить. Сейчас им управлял лишь азарт, приятное волнение и легкая дрожь в теле от осознания чего то нового и запутанного. Тут было светло, пожалуй слишком. Яркие лампы с оранжевым отливом, большая печь пылали, окатывая стены в лучи света, смешанного с паром от плиты. Везде валялись венчики, глубокие миски, наполненные масляным кремом, стаканы с мукой и пудрой. Тысячи запахов чего то пряного, цветочного, молочного и ягодного боролись между собой, в конце концов проникая и пропадая в друг друге. Ему вдруг стало ужасно жарко, чуть приоткрыв рот Холмс тут же усмехнулся, чувствуя кислую сладость на губах, которой буквально был пропитан воздух. Но она в этом приторном хаусе была все такой же, прекрасной и величественной. Пластичная фигура пропадала в привычном длинном платье, песочного цвета и белоснежном фартуке. Мягкие волосы на этот раз были крепко завязаны в французскую косу, хотя пару прядок небрежно спадали на полуприкрытая глаза. И о ее глаза, ее прекрасные зеленые глаза, манящие его повсюду и тянущие куда то в пучину печали и бесконечности. Вивьен была родной и чудесной, точна до малейших деталей, что и в его снах. Все те же мягкие и как помнил Холмс, сладкие губы и утомленный вид, в которым был виновен он один. – Лиза, – шепчет он и будто весь мир застывает от ее имени, на его губах. Все застывает, когда она вздрагивает, громко выдыхая и оборачивается. Глядя туманно, интимно, пусто. Не может вымолвить не слова, пытается вдохнуть, но выходит как то рвано, надломлено. И ей вновь кажется, что она где то под капельницей в теплых простынях особняка Холмса старшего, видит его в своих грезах, фантазиях. Но он слишком реален, слишком близок. Голова опустела, но как бы она хотела наброситься на него, разорвать, накричать и ударить пару раз. Или же промолчать и уйти, оставить в неведении, снова солгать себе. Выходит все совсем иначе, женщина будто и не помнит, как болезненно прикусывает губу до крови, как из глаз текут такие ненужные слезы и срывается к нему. Близко. Смертельно близко. Он не дышит, бояться уже нечего. Одним своим видом Холмс приносит ей лишь беды и боль и вновь она плачет, но все смотрит на него таким нежным взглядом. Он забывает все, забывает что хотел сказать, забывает все расчеты и написанные строчки. И будто реальность уходит, вместе с жизнью, когда хватает ее горячие руки, сплетая со своими. Этого недостаточно слишком далеко. Осторожно, будто боясь разбить ее, как маленькую фарфоровую статуэтку, обнимает и наконец чувствует дрожь ее сердца и громкий стук своего. – Уходи, – шепчет она еле слышно. Нет, он был готов принять ее удары, громкие крики, но только не смиренность и разочарованность. Всего одного слово, больнее любой пощечины, больнее удара по голове, что когда то оставил Джон. И Шерлок не веря сжимает ее сильнее, кажется впервые он узнал, что такое неподдельный ужас. Приоткрывает глаза и обводит взглядом свои бледные руки, омерзительные и противные. Это он сделал с ней это. Он убил ее ночью, на рассвете растоптал и выбросил в один из дождливых вечеров. Отталкивает его и пытаясь вытереть слезы, вскрикивает, – Уходи, Шерлок! Сейчас же. Вивьен делала все только бы не смотреть на него. Не видеть прекрасных синих глаз, утопая в мертвом море. Не видеть такой непривычный разбитый вид, опущенные брови и растерянный взгляд. Черные кудри, черная рубашка и брюки, черное пальто – парадно для него и будто похоронно для нее. О да, женщина знала, что еще пару мгновений и она сдастся, поплывет к нему, кусая желанные губы, раствориться в сладких речах и захлопнет крышку собственного гроба. И все начнется вновь, по кругу, ее слезы, его внимательный взгляд, обеспокоенные пальцы на теле, грязные стены. Это продолжалось бы вечность, они по очереди брали бы веревки, вязали петли, кололи ножом и закапывали друг друга. Вечность. Не оставив даже после смерти. Джонс медленно вздыхает, собирая осколки разума, – Я серьезно, уходи Шерлок. Между нами ничего и не было, ты знаешь это лучше меня. Я, глупая, велась на твои улыбки, а ты заинтересованно меня изучал. На этом все. Больше ничего. – Нет… Лиза прости. Я правда не понимал, что делаю, но все что было. Все было искренним и реальным. Она поникла и рассмеялась, облокотившись на столешницу, прикрывает глаза и молчит. Сердце не стучит, возбужденно и громко, кончики пальцев не немеют в радости. Лишь тяжелая волна усталости проходиться по всему телу и ей вдруг стало невыносимо больно. Женщина не злилась, не радовалась, даже слезы закончились. Она потерялась. Потерялась в его словах, в своих мыслях и чувствах. Детектив быстро сбрасывает пальто, подходит непозволительно близко, но Вивьен даже не вздрагивает. Наверняка он сейчас ее обнимет, погладит по плечам и будет изучать своими темными глазами. Но мужчина присаживается на колени, будто опьяненный, мягко прижимается к ней, даже не думая взглянуть. Наоборот будто беспомощно, прикрывает глаза опускаясь в темноту. – Я не чертов эксперимент… Я человек, в отличии от тебя. Джонс сказала это случайно, даже не раздумывая и тут же обомлела. Она вдруг осознала, что в этой комнате простыми словами и искусственным сердцем был лишь он. Она яркая, живущая жизнь с наслаждением, ищет везде прекрасное во всех лицах, в сером небе и каплях дождя на асфальте. Она плакала если грустно, страстно целовалась, если была влюблена . Ей не было бы жалко умереть в любой момент, ведь она точно знала, что она прожила жизнь. Шерлок же прятался в бумагах, медицинских заключениях и расчетах. Все дни похожие на один рабочий конвейер : загадка, расследование и итог. Вся эта опасность, сигареты не были расслаблением для мыслей, лишь неосознанной попыткой почувствовать на грамм больше, чем простые вычисления. Он не знал как обращаться с друзьями, как гулять по вечерам, болтая обо всем. Он не умел любить и быть любимым. Шерлок сам эксперимент своего разума. Не человек. Вычислительная машина. – Вернись, – Шепчет он, чувствуя как дышать становиться в сотни раз тяжелее. – Даже если ненавижу? – Даже если меня.