* * *
Когда боль наконец-то отступает, Криденсу кажется, что весь мир обратился для него в бархатистый мрак, сквозь который, точно призраки, проступают ощущения. Он чувствует свежесть воздуха, мягкость постели, чью-то руку – сильную и бережную. Она поправляет одеяло, касается его лба, поддерживает ему затылок и тогда он также чувствует во рту то странные привкусы зелий, то сытное тепло жидкой еды. Эти ощущения Криденсу особенно приятны, ведь за дни своего одиночества он особенно истосковался по заботе. Чья-то забота – это символ того, что ты кому-то нужен. Не значит ли это, что он больше не одинок? Эта мысль заставляет юношу вздрогнуть и открыть глаза. Первое, что он видит – это ту самую руку, что окружала его заботой. Она покоится поверх мягкого темно-коричневого пледа – красивая, с длинными пальцами, обрамленная белым манжетом рубашки. Скользнув взглядом по запонкам, Криденс изучает рукав голубоватой домашней мантии, затем мужское плечо и наконец – лицо обладателя чуткой ладони… увидев же, кому она принадлежит, он невольно вздрагивает снова. – Очнулся? – интересуется Грин-де-Вальд, внимательно вглядываясь в глаза юноши. Опешив, Криденс отвешивает робкий кивок. Молча темный маг берет его за плечи и усаживает, подперев ему спину подушкой. Теперь от прикосновения этих пусть и бережных рук по телу юноши пробегает дрожь. Очевидно, Грин-де-Вальд это замечает: – Не бойся, я не сделаю тебе больно. Конечно, лечить я тебя буду – ты еще не выздоровел до конца. – А что…, – начинает Криденс, вспомнив события страшной ночи, – что со мной случилось? – Из тебя вышли остатки обскура, – поясняет темный маг, – твой обскур был очень сильным, и твое человеческое тело не могло вывести его сразу. Рано или поздно должна была случиться еще одна «вспышка» – вроде той, что была вызвана ловушкой. Я должен был дать тебе снадобье, чтобы она прошла не столь болезненно, но забыл это сделать, – в последних словах Грин-де-Вальда звучит сожаление. С изумлением Криденс всматривается в его аристократичное лицо. В разномастных глазах волшебника он замечает нечто, чего никогда не видел ранее. Некую мягкость, соседствующую с глубокой задумчивостью. – А у меня еще будут такие «вспышки»? – зачем-то спрашивает он. Грин-де-Вальд качает головой: – Нет. С обскуром покончено – теперь ты полноценный сквиб. – Если я сквиб, а не магл, значит, я смогу видеть призраков? – Сможешь. Привидений, дементоров, различные виды духов – твоей зачаточной магической энергии хватит, чтобы пробудить «третье око». Но о колдовстве, боюсь, придется забыть. Боюсь… это слово отзывается в сердце юноши странным щемящим чувством. Он вдруг ловит себя на мысли, что ему хочется и дальше беседовать с темным магом, слушать его спокойный, чуть грустный голос. Как назло Грин-де-Вальд поднимается с колен: – Как думаешь, ты сможешь поесть? – осведомляется он, поправив ногой прикроватный коврик. – Наверное… – Я распоряжусь, чтобы тебе принесли еду. С кровати лучше не вставай… видишь тот колокольчик на тумбочке? Если тебе что-то понадобиться, позвони в него. Перед тобой появится Гунни – она домовой эльф и твоя сиделка. Просто скажи ей, что тебе нужно, по-английски она понимает достаточно хорошо. Шелестя мантией, темный маг скрывается за дверью. С его уходом Криденс чувствует себя опустошенным… странно: похожее чувство владело им, когда он осознал смерть Персиваля. Грин-де-Вальд убил Перси – не оскверняет ли он тем самым память о нем? Почему он так легко смирился со смертью любимого человека и не питает ненависти к его убийце? Наверное, все потому, что виновником в ней он считает себя. Его ярость побудила Грин-де-Вальда к мщению, она же и погубила Персиваля. С этой безрадостной мыслью к Криденсу возвращается и внезапная надежда: теперь, когда и сам темный маг не питает к нему ненависть, он мог бы обратиться к нему с новой просьбой. С нетерпением он ждет обещанную еду, но к его великому разочарованию ее приносит не Грин-де-Вальд, а пара домовиков в холстах-тогах. Что-то прощебетав, они заколдовывают столовые приборы и стакан с соком, так что все, что юноше остается – это открывать рот. Вместе с пустым подносом эльфы испаряются. Оставшись в одиночестве, Криденс оглядывает свое новое жилье – уютную комнату с высоким окном и роскошной, но не вычурной мебелью. Почувствовав силы, он пренебрегает советом Грин-де-Вальда и ползком добирается до книжного шкафа. После стольких дней бездействия чтение кажется ему особенно занимательным. Пару раз Криденс звонит в колокольчик и вызывает Гунни – больше из интереса, нежели по делу. Вечером его навещают уже знакомые домовики – на языке жестов он кое-как втолковывает им, что с ужином вполне управится самостоятельно. Ночь проходит для юноши в размышлениях и тревоге. Зато утром он чувствует, что боль окончательно отступила, а силы полностью к нему вернулись. Живо покружив по комнате, Криденс решает прогуляться по замку. Еще рассвет – в это время коридоры пустуют. Подскочив к двери, он хочет было нажать на червонную ручку. Но его опережают. Дверь отворяется, и на пороге вырастает статная фигура Грин-де-Вальда. Криденс вздрагивает: на сей раз темный маг облачен в синюю мантию, а загадочная грусть в его глазах соседствует с решимостью. Неожиданно растерявшись, Криденс так и замирает с вытянутой рукой. Новая перемена в облике чародея его пугает. Первым молчание нарушает Грин-де-Вальд: – Здравствуй, Криденс. Вижу, тебе лучше? – спрашивает он более твердым, чем вчера, голосом. – Да, сэр, – отзывается юноша, опуская-таки руку. – В таком случае я могу с тобой поговорить? Об очень важных и серьезных вещах? – Да, сэр… конечно. Взмахом ладони Грин-де-Вальд выдвигает на середину комнаты один из стульев и спокойным, но повелительным жестом указывает на него. Сам он продолжает стоять. Когда же Криденс присаживается, он заходит ему за спину и чуть хмурит брови, словно бы обдумывая начало разговора. На деле же за этим жестом кроется нечто большее: как и другие великие маги, Геллерт Грин-де-Вальд не пренебрегал искусством легилименции. Он не является гением в этой области магии, но его умения достаточно, чтобы отличить ложь от истины. Далеко не каждый волшебник сможет лгать ему в лицо, и уж тем более не юноша-сквиб. Спустя несколько секунд он точно бы настраивает свое сознание на ту же «волну», что и у Криденса… что ж, теперь можно начинать: – Я хочу задать тебе пару вопросов, Криденс… скажи, у тебя хорошее воображение? – Да, сэр, – честно отвечает юноша. – В таком случае попробуй представить следующее: представь, что завра утром, проснувшись, ты узнаешь, что снова стал обскуром, и что к тебе вернулась вся та мощь, что некогда у тебя была… скажи мне, Криденс, что ты тогда будешь делать? Руки юноши вцепляются друг в друга, но в его «волне» не гремит ярость. Скорее – некая тоска. – Я бы улетел… нашел бы какое-то место в горах и поселился там. Прожил бы там всю жизнь. – И все? – Все, – подтверждает Криденс. На этот раз в его «волне» Грин-де-Вальд улавливает неприятные колебания. Он напрягается, но уже в следующее мгновение юноша развеивает его подозрения: – И еще – если, конечно, это возможно, – неуверенно добавляет он, – я бы забрал с собой тело Персиваля. Я бы хотел, чтобы его могила была рядом… – А мстить за его смерть ты мне будешь? – напрямую спрашивает чародей. Не раздумывая, Криденс качает головой: – Нет. Один раз я уже мстил вам – и вот к чему это привело. К тому же… наверное, мстить тоже надо уметь. Я этого точно не умею. – Значит, даже если ты станешь таким же могущественным как прежде, то жить как прежде ты не будешь? – подытоживает темный маг, – ты не вернешься в Нью-Йорк? Не станешь причинять вред моим сторонникам? – Нет. Никогда. Как Грин-де-Вальд не концентрирует свое сознание, уловить фальшь в словах юноши ему не удается. Это может означать только одно: Криденс Бэрбоун сказал ему правду. Обойдя стул, темный маг опускает ладонь на дрожащее юношеское плечо – мягче, чем намеревался: – Что ж, Криденс… мне понравились твои ответы. Еще рано – советую тебе поспать. Если ты чувствуешь себя лучше, на завтрак можешь спуститься в столовую. Ругать тебя за это никто не будет. На слова волшебника юноша отвечает робким кивком. Когда же Грин-де-Вальд нажимает на дверную ручку, он, решившись, вскакивает со своего стула: – Сэр! – Да, Криденс? – чародей оборачивается. Сдавленно сглотнув, юноша потупляет глаза в пол: – Сэр, скажите, если… если я буду хорошо себя вести, вы свозите меня на могилу к Персивалю? Криденс не поднимает взгляд. Потому он не видит, что прежде чем ответить, Грин-де-Вальд делает глубокий вдох: – Я отвезу тебя к нему, как только ты поправишься. Оказавшись по ту сторону двери, темный маг дает волю чувствам, позволяя радости отобразится на своем строгом лице. Наконец-то война в его душе сменяется миром: последние искры ненависти потухли. Все акты его мести отыграны – остался только эпилог. Уже после завтрака (в столовую Криденс не спустился), в своем личном кабинете Грин-де-Вальд неожиданно понимает одну вещь: на самом деле жалость уже давно одержала верх. И как он не понял этого раньше? Именно жалость руководила его последними действиями, меняя сценарий мщения. Он жалел Криденса, хотел пожалеть его. Именно поэтому внутри у него все сжималось, когда он допрашивал его, «вооружившись» легилиментационными чарами – он боялся уловить ту самую фальшь, что вновь разожгла бы в нем гневное пламя. Поэтому ему было тяжело видеть страдания юноши и его одиночество. Поэтому он вырвал Криденса из когтей Хьюго Монтье. Поэтому Персиваль Грейвс все еще жив. Это был розыгрыш и бессовестная попытка переложить всю ответственность на судьбу. Он погрузил ненавистного мракоборца в кому, чтобы все же отыграть последний акт. Судьба Персиваля зависела от того, как Криденс воспримет столь тяжкое горе. Если бы юноша опять опустился до ярости, он бы просто сделал так, чтобы мракоборец не проснулся и похоронил обоих… но теперь нет нужды рыть могилы: Криденс выдержал испытание и, сам того не подозревая, спас любимого человека от смерти. Сейчас Персиваль находится в коттедже на окраине ближайшего магловского селения. Пока он лежит без сознания, и по его приказу один из колдомедиков поддерживает в нем жизнь… что ж, настало время избавить его от нудной работы. «Спящей красавице» пора проснуться. Вечером темный маг велит запрячь ему карету и отправляется «будить» мракоборца. Ему требуется целый час на то, чтобы все тому растолковать: где он, почему он жив и главное – благодаря кому. Вслед за этим Грин-де-Вальд предлагает Персивалю следующее: в его распоряжении будет этот коттедж и относительная свобода. Он сможет перемещаться по селению, но не покидать его – разумеется, если его не вынудят к этому форс-мажорные обстоятельства. Также ему запрещается поддерживать какую-либо связь с Министерством – в противном случае его «клетка» станет значительно теснее. С друзьями он может как переписываться, так и встречаться, но только заранее предупредив об этом. Если у него есть какие-то важные вещи в нью-йоркском жилище, ему их доставят. Также ему вернут его волшебную палочку. Взамен же он должен поклясться в том, что поставит крест на карьере мракоборца и посвятит свою жизнь одному человеку – тому самому, благодаря которому он все еще находится на этом свете. Персиваль Грейвс выслушивает темного мага с немым изумлением. Когда же тот упоминает просьбу Криденса, на глаза ему наворачиваются слезы… не раздумывая, он приносит клятву. Отдав слугам кое-какие распоряжение насчет благоустройства коттеджа, Грин-де-Вальд возвращается в замок. К тому времени уже наступает ночь: по традиции он прогуливается по лоджии, после чего заглядывает в комнату Криденса. Он застает юношу в постели: грудь его мерно вздымается под коричневым пледом, руки тоскливо обнимают подушку… спокойной ночи, мистер Бэрбоун! Завтра все ваши горести будут позади!* * *
Когда в окна замка заглядывают первые солнечные лучи, чья-то сильная рука помогает Криденсу вынырнуть из сновидения. Проснувшись, он видит над собой темного мага, а на стуле вблизи своей кровати – чистую дорожную одежду. Догадавшись, что Грин-де-Вальд намерен выполнить его просьбу, юноша чувствует, как сердце его наполняется горькой радостью. Быстро одевшись, он спускается вместе с чародеем на завтрак. Затем, воспользовавшись тем, что Грин-де-Вальд задерживается, Криденс выбегает в сад и нарывает букет цветов. Для Перси. В тени одной из башен его и темного мага поджидает карета, запряженная шестью фестралами. На ее козлах стоят два охранника в вороных мантиях. Роль возницы исполняет Хьюго, облаченный в плащ из красноватых драконьих чешуек. Развернув юношу к себе, Грин-де-Вальд завязывает ему глаза непроницаемым темным шарфом. Затем помогает ему взобраться в карету и сесть на обитое бархатом сиденье. Как и тогда, в полубессознательном состоянии, Криденсу кажется, что весь мир обратился для него в ощущения, звуки и запахи. Он слышит, как кричит Хьюго, подстегивая фестралов, чувствует, как карета проезжает по площади, а затем, угрожающе качнувшись, взмывает ввысь. Лицо ему ласкает горный воздух, врывающийся в открытое окно, а его правый бок греет мантия сидящего по соседству темного мага. Они летят довольно долго. Постепенно воздух меняется, теряя свою свежесть, ноздри щекочут новые запахи. После карета с гулким стуком приземляется и, чуть прогрохотав по утоптанной земляной дороге, замирает. Глаза Криденсу развязывают: выглянув в окно, он видит, как охранники распрягают фестралов и запрягают на их место обыкновенных лошадей. Уже пешим ходом карета взбирается на вершину холма, с которого открывается вид на небольшой магловский город. На середине спуска Криденс замечает на его окраине какие-то точки, располагающиеся ровными рядами. Когда карета приближается к ним, он догадывается, что это – надгробия… вот где похоронен его Перси. Когда-нибудь и он сам будет лежать под таким же серым камнем. Спустившись с холма, карета начинает пересекать кладбище. Когда позади остается несколько поворотов, ведущие в его глубь, Криденс чувствует недоумение. Еще большее недоумение он испытывает, когда кладбище остается позади, и Хьюго направляет лошадей к дальним холмам. Проехав по бездорожью, карета выезжает на новую дорогу – не столь утоптанную, частично заросшую травой. Вдали, на невысоком холме вырисовывается коттедж, окруженный кованой изгородью. Вскоре становится ясно, что он и являются целью путешествия. Остановив карету напротив калитки, Хьюго спрыгивает на землю. Один из охранников открывает дверцу и помогает пассажирам спуститься, второй достает из кармана мантии пачку папирос. Медленным, но уверенным шагом Грин-де-Вальд направляется к коттеджу. Спотыкаясь, Криденс следует за ним, взволнованно теребя пальцами цветочный букет… что они здесь делают? Какое отношение это место может иметь к Персивалю? Вблизи коттеджа темный маг останавливается и оглядывается по сторонам. Затем, жестом подозвав отставшего юношу, он кивает на маленький сарайчик в тени старых яблонь. Криденс вздрагивает: около него копошится какая-то фигура. – Иди, – велит Грин-де-Вальд, указывая на нее ладонью. Вконец сбитый с толку, Криденс направляется к сараю, оставляя темного мага позади. Сгорбившаяся фигура принадлежит мужчине – судя по всему, волшебнику. Он облачен в простую «рабочую» мантию, довольно высок и статен. Выглядит он не старым и не молодым: волосы у него темные, но на висках уже начали седеть и… Из груди у юноши вырывается вздох изумления. Заслышав его, волшебник выпрямляется… Его глаза, его лицо! Выронив букет, Криденс подносит ладонь ко рту. Веки его распахиваются, темно-карие глаза жадно вглядываются в черты любимого человека. Его Перси – исхудавший, бледный, но он не призрак, он живой! Или не живой? Быть может, это мираж? Может, он попросту сходит с ума? Ведь он видел его мертвым, чувствовал могильный холод, исходящий от его остывшего тела… Встретившись с неверующим взглядом своего спасителя, Персиваль Грейвс пытается улыбнуться. Затем, с безрадостной улыбкой и со слезами на глазах, он подступает к дрожащему юноше: – Это я, Криденс. Его простые слова действует на юношу, как удар грома. Со стоном он срывается с места и, подскочив к мракоборцу, обнимает его поперек груди. Внутри у него все трепещет, когда он ощущает живое тепло – его тепло, вновь слышит биение любимого сердца. Не выдержав, он содрогается всем телом и плачет, но теперь уже от счастья. Ведь ему больше ничего не нужно, самая простая жизнь будет для него отрадой, если он сможет слышать это сердце, каждый день видеть это лицо… Обняв Криденса левой рукой, Персиваль гладит его по встрепанным волосам, то и дело роняя в них слезы. Это не просто ласковые прикосновения – это мольба о прощении, беззвучные слова принесенной клятвы. Когда-то все его желания сводились к тому, чтобы получить высший пост в Министерстве. Грин-де-Вальд лишил его этой возможности, но взамен дал нечто иное – возможность искупить свое предательство. И сейчас, прижимая к груди это трепещущее тельце, он ему за это почти благодарен… Слуха Криденса достигает мягкий шорох мантии. Позабыв о безумном счастье, он оборачивается и встречается с разномастными глазами темного мага. Подступив к своим бывшим узникам, Грин-де-Вальд смеряет мракоборца строгим взглядом: – Вы помните наш уговор, мистер Грейвс? Утвердительно кивнув, Персиваль разжимает объятия. Он замечает, как блеснули глаза чародея, когда юноша приблизился к нему, все еще пошатываясь от пережитого волнения. Секунду-другую Криденс не сводит с Грин-де-Вальда недоумевающего благодарного взора: – Но как…, – выдыхает он с радостным изумлением, – как это возможно?! – Напиток Живой смерти, – поясняет чародей, – он погружает человека в глубочайший сон, делая его неотличимым от умершего. Персиваль был жив, когда ты с ним прощался – он просто спал. Это было твое наказание… и испытание – я хотел проверить, насколько ты изменился. Теперь я вижу, Криденс, что с момента нашей встречи на площади Нью-Йорка ты стал совсем другим человеком. Поэтому теперь твое заключение будет не столь тяжким: твоей камерой будет этот дом, тюрьмой – то поселение… и Персиваль больше никогда тебя не покинет. Последние слова еще сильнее разжигают юношеское счастье. Решившись, Криденс подходит к Грин-де-Вальду вплотную и осторожно обнимает его поперек мантии. Пару мгновений темный маг медлит, после чего опускает на спину юноши свою широкую ладонь. Его прикосновение робкое и в нем еще проскальзывает былой холод, но для Криденса оно значит не меньше, чем объятия Персиваля: – Я еще увижу вас? – спрашивает он, высвободив лицо из синей мантии. – Мы увидимся, если будет нужно, – отвечает Грин-де-Вальд. Отстранив юношу, он поднимает правую ладонь, безмолвно прощаясь с мракоборцем. Затем несколько тяжелой походкой Грин-де-Вальд огибает коттедж. Вновь обнявшись, Криденс и Персивиаль провожают его взглядом – он чувствует его, и на душе у него становится одновременно и светло, и горько. Охранники отдыхают, сидя на козлах. Хьюго Монтье поджидает своего господина у кованой калитки. В его серых, уже более не отливающих сталью глазах Грин-де-Вальд читает уважение: – Вы очень милосердны, сэр! – Это не милосердие, Хьюго, – отрицает темный маг, – милосердие – это когда ты отпускаешь свою жертву, ничего не требуя с нее взамен. Не знаю, существует ли оно – временами мне кажется, что милосердие такая же иллюзия, как и невинность. То, что сделал я – всего только жалость. – Вы могли убить их, но не сделали этого… – Убить? – Грин-де-Вальд безрадостно улыбается, – а я и убил их, Хьюго. Того Криденса и того Персиваля, которых мы так ненавидели, больше не существует. Те двое, что ты видел, совсем другие люди… что ж, я не умею быть милосердным, но кое за что я все-таки могу себя похвалить: я умею мстить. Умею заставлять своих жертв задумываться и смотреть на вещи под другим углом. Тогда, в камере, Криденс прочувствовал все то же, что и я – мое отчаяние, одиночество, бесцельное, потерявшее смысл существование. Твои чувства тоже не остались в стороне, Хьюго, не забывай: пусть смерть Персиваля не была настоящей, но та боль, которую испытал Криденс – да… хочешь я раскрою тебе один секрет? Несколько ошеломленный, слуга отвешивает утвердительный кивок. – Самая страшная боль – та, которую приносит раскаяние. Заставь своих жертв раскаяться в содеянном, и ты накажешь их сполна. Важно лишь помнить, что месть – это пламя, и она навсегда оставит в твоей душе след. Лошади трогаются с места, испуганные окликом возницы. Карета устремляется в зеленую даль, за которой, точно белые призраки, высятся альпийские вершины. Выглянув в окно, Геллерт Грин-де-Вальд провожает одинокий коттедж задумчивым взглядом. И когда тот совсем скрывается из виду, он неожиданно понимает: однажды он туда вернется. Просто для того, чтобы побыть гостем.